Шоумен. Король и Злой Горбун

– В таком случае я настаиваю на взаимовыгодном участии в прибылях друг друга, – сказал я. – Мы отдаем часть акций своей компании, взамен получаем пропорциональную часть акций «Стар ТВ».

– Об этом не может быть и речи.

Боголюбов даже поджал губы, отчего его лицо приобрело не то надменное, не то обиженное выражение. «Ты меня хочешь надуть», – как бы говорил он своим видом.

Я не очень понимал, почему он упорствовал. Новые программы мы предлагали под своей фирменной маркой. Затраты были готовы нести поровну. И даже на прайм-тайм поначалу, если честно, не очень-то претендовали, понимая, что сначала надо попробовать, а дальше будет видно. И все, совершенно все вопросы можно было обсуждать. В том числе и долю расходов каждой стороны, и делёж предполагаемой прибыли. Так обычно и делается: стороны объявляют свои позиции, зачастую взаимоисключающие, а потом путем долгих переговоров идут к компромиссу, какому-то решению, удовлетворяющему всех. Сейчас же этого не было. Никаких переговоров: Боголюбов сразу объявил, что на уступки он не пойдёт. Отказ – так это называется.

– Конечно, мы можем обратиться и в другую телекомпанию, – сказал я. – Но мне всё-таки интересно: неужели «Стар ТВ» не видит здесь своей выгоды?

– Видит, – признал Боголюбов и по-птичьи склонил голову, разглядывая меня. – Так что, когда надумаешь, приходи. Мы всегда открыты к сотрудничеству.

Подразумевалось, что на их условиях. Откуда у Боголюбова такая уверенность в собственном всесилии?

Я поднялся из-за стола. Боголюбов – тоже. Он даже проводил меня до дверей.

– Заходи, – предложил он. – Всегда буду рад тебя видеть.

Доброжелательный взгляд. Лёгкая улыбка. И рукопожатие – такое холодное, что после него кажется, будто льдинку в ладони подержал.

8

Гончаров позвонил мне через пару дней. У него был тусклый, с незнакомыми мне интонациями голос, так что я поначалу его и не узнал.

– Это я, – сказал мой собеседник.

– Кто?

– Гончаров Сергей Андреевич.

Вот тогда я и понял, что он звонит неспроста.

– Что-то случилось?

– Нет, ничего.

А сам говорит так, будто у него только что умерла любимая бабушка.

– И всё-таки?

– Меня уволили с работы.

– За что? – удивился я.

Почему-то единственное, что пришло мне в голову в эти минуты – Гончарова уволили за прогулы. Или за выпивку.

– За тот случай.

– За какой случай? – не понял я.

– Ну, за съёмки те. За удостоверение. Ни за что, в общем.

Он явно был расстроен. Не хватало ещё, чтобы с ним что-то стряслось. Если что случится – вроде как мы будем виноваты.

– Приезжайте, – предложил я. – Прямо сейчас. Я вас встречу внизу. Договорились?

– Да.

Даже не обрадовался.

Он и приехал таким, каким я ожидал его увидеть – с мрачным выражением лица, с печалью во взгляде. Я провёл его наверх. В кабинете сидели Светлана и Дёмин. Светлана поздоровалась с Гончаровым доброжелательно и с участием, женское сердце отзывчиво к чужим несчастьям, зато Дёмин лишь буркнул что-то нечленораздельное и даже не подал руки.

За пару минут Гончаров поведал нам приключившуюся с ним историю. Люди из ФСБ добрались-таки до него и целый день, девять часов без перерыва, допрашивали его на Лубянке, всё из-за того злополучного удостоверения. Гончаров предусмотрительно всё отрицал, и даже сделанная нами видеозапись не сдвинула его со спасительной позиции – он продолжал уверять своих собеседников в том, что удостоверение было никакое не эфэсбэшное, а так, писулька какая-то, и актёру Баранову, которого он, Гончаров, с помощью этой писульки разыграл, со страху что-то примерещилось. Поскольку по видеозаписи трудно было сказать, что за удостоверение он показывал, гончаровская позиция была единственно верной. Не было поддельного удостоверения – нет и ответственности за подлог. Не добившись ничего, эфэсбэшники всё-таки для острастки заехали на работу к Гончарову, в овощной магазин, устроили там форменный обыск и здорово напугали его немногочисленный персонал и ничего не понявшего директора. Понять директор ничего не понял, кроме одного: гости пожаловали с Лубянки и причина этому жуткому событию не кто иной, как грузчик Гончаров. И едва эфэсбэшники уехали, в следующие шестьдесят секунд Гончаров вылетел с работы. На всякий случай, для профилактики. Если какой помидор в корзинке подгнил, его лучше выбросить сразу, пока и остальные не подпортились. Такая, наверное, была логика.

– Вот, – печально заключил Гончаров. – Такие дела.

Светлана смотрела на него с нескрываемым состраданием. Лично у меня эмоций было поменьше, но Гончарова я жалел. И один только Дёмин с демонстративной невозмутимостью таращился в окно, всем своим видом показывая, что этого грузчика-проныру он видит насквозь.

Я позвонил Касаткину.

– Это Колодин, – сказал я. – Мы сможем с вами встретиться?

– По какому делу?

– По неотложному.

Я услышал, как Касаткин вздохнул. У него каждый день – по три тысячи дел, и все без исключения неотложные.

– Это очень важно, – упорствовал я.

– Хорошо, жду.

Я положил трубку.

– Оставайтесь здесь, – сказал я. – Переговорю с Касаткиным и вернусь.

Касаткин встретил меня в коридоре, у двери собственной приёмной, из чего я заключил, что у него в кабинете гости, наверное, очень важные, и он вышел мне навстречу специально, потому что никак иначе не мог бы со мной переговорить.

– Женя! – с чувством сказал он и выразительно посмотрел на часы. – У меня одна минута на беседу с тобой!

В отведённое мне время я уложился. За пятьдесят секунд рассказал Касаткину о злоключениях бедного Гончарова, ещё десять секунд у Касаткина ушло на то, чтобы всё осмыслить.

– И – что? – спросил он.

– Вы должны вмешаться!

– Должен? – Касаткин приподнял бровь.

Настоящий чиновник! Всегда очень четко расставляет акценты. Я был вынужден дать задний ход.

– Нет, вы лично ничего, конечно, не должны …

– И на том спасибо.

– Но у вас связи, Николай Вадимович! Позвоните кому следует, пусть от Гончарова отстанут!

– Кто отстанет?

– ФСБ.

– Женя! Ты всерьёз думаешь, что я могу что-то указывать этим людям?

– Но ведь это нелепость!

– Ну почему же? Пусть его проверят. Этого, как его …

– Гончарова, – подсказал я.

– Вот именно, Гончарова. Он всё-таки чего-то там начудил.

– Но ведь это нелепость! – повторил я.

И опять Касаткин невозмутимо повторил:

– Ну почему же? Эта история с удостоверением …

– Вы сами в это верите?

– Во что?

– В то, что всё это – серьёзно!

Касаткин задумчиво посмотрел на меня. Я его понимал. Ему не хотелось ни во что вмешиваться, тем более что Гончаров, по большому счёту, подставился сам, но несоизмеримость гончаровского розыгрыша и последовавших вслед за этим событий настолько меня поразила, что я уже не мог остановиться. Мне бы возраст Касаткина, его житейский и чиновничий опыт – и я бы, возможно, отнёсся ко всему этому спокойнее. Но я был тем, кем я был, и не собирался отступать.

Касаткин, наверное, это понял.

– И что я должен, по-твоему, делать? – со вздохом осведомился он. – Сражаться за восстановление твоего протеже на работе?

– Я прошу вас защитить его от преследований.

И опять Касаткин вздохнул.

– А разве кто-то его преследует?

Делал вид, что ничего не понимает.

– Да ведь с ним пытаются расправиться! – не выдержал я. – Ничего не могут доказать и потому мстят!

Касаткин недовольно поморщился.

– Мстят! – упрямо повторил я. – И нет никакой гарантии, что они не состряпают какое-нибудь дельце …

– Хорошо, – с усилием сказал Касаткин. – Я попробую что-нибудь предпринять.

Похоже, сейчас он готов был пообещать что угодно, лишь бы я от него отвязался. Но я знал, что если он что-то пообещал – сделает. Хотя бы попытается. Это вселяло надежду.

– Спасибо! – совершенно искренне сказал я.

Касаткин неопределённо махнул рукой и скрылся за дверью. Я отнял у него целую кучу времени.

Я возвращался в наш офис и думал о Гончарове. По большому счёту, он не так уж был и виноват. Его разыгрывали, он разыграл – и что же тут такого? А все шишки достались ему. И Служба безопасности обложила со всех сторон, и с работы вот выгнали. С этими мыслями я и вошёл в кабинет. При моем появлении Гончаров встрепенулся и с надеждой посмотрел на меня.

– Колесо завертелось, – сообщил я. – Думаю, все обойдётся.

– На работе восстановят? – уточнил Гончаров.

Об этом он, оказывается, пёкся более всего. А вот как раз по поводу работы ничего конкретного я не мог ему сказать.

– С работой пока не ясно.

Это сообщение его расстроило.

– Я поговорю с вашим директором, – пообещал я.

– Бесполезно. Идиот, каких мало.

– Может быть, пойдёт навстречу.

– И не надейтесь.

Помолчали.

– Да вы не расстраивайтесь, – сказал Гончаров. – Я у вас могу поработать. Вы ведь своим артистам деньги платите?

Это было настолько неожиданно, что я в первый момент даже не нашёлся, что ответить. И не я один пребывал в таком состоянии. Дёмин, например, даже в лице изменился.

– Поработаю у вас, – продолжал Гончаров, не замечающий нашего состояния, – а там видно будет.

– Ну это уж дудки! – очнулся Дёмин.

– Почему? – совершенно искренне изумился Гончаров.

– Потому! – огрызнулся Илья.

Он всё ещё не мог простить этому человеку сорванную съёмку.

– А что здесь такого? – сказал Гончаров. – Мы же с вами договорились.

Он обернулся ко мне, призывая меня в свидетели.

– Будем моих школьных друзей разыгрывать. Ведь было? Говорили с вами об этом?

– Было, – подтвердил я.

Я уже всё обдумал. Хотя предложение Гончарова поработать у нас было полной неожиданностью, при ближайшем рассмотрении всё выглядело не так уж плохо. Если быть честным перед самим собой, то легко признать, что Гончаров пострадал и по нашей, так сказать, вине. Не будь нас, нашей программы и нашего розыгрыша в ресторане, его не выгнали бы с работы. И если уж он попал в такую вот переделку, то почему бы нам ему не помочь? Ведь мы можем снять с ним несколько программ.

– Ни за что! – жёстко сказал Илья, будто прочитав мои мысли.

Но меня уже трудно было переубедить.

– А что здесь такого? – повторил я гончаровскую фразу.

– Я сумею, – сказал Дёмину Гончаров. – У меня получится.

Дёмин в ответ только хмыкнул.

– У вас сомнения? – будто удивился Гончаров. – Думаете, я напортачу?

Он задумался на мгновение, будто решая, каким образом может быстро и убедительно доказать Дёмину его неправоту.

– Я прямо сейчас могу кого угодно разыграть, – предложил Гончаров. – Хотите? Позовите сюда кого-нибудь …

– Да кто же вам поверит? – усмехнулся Дёмин. – В этой-то комнате. У нас дурная репутация, нам уже никто не верит. Все боятся розыгрыша.

– Хорошо, не здесь, – не сдавался Гончаров. – В другом каком кабинете.

– А в буфете, – предложила молчавшая до сих пор Светлана. – Там народ всякий бывает. И если мы сядем отдельно от товарища …

Я уже понял. И Светкина идея мне понравилась. Мы объяснили Гончарову, где буфет, и пообещали, что придём туда через несколько минут после него. Надо было, чтобы мы появились по отдельности, дабы никто не заподозрил розыгрыша. О характере розыгрыша с Гончаровым не условливались намеренно – пусть импровизирует и покажет всё, на что способен. Сам ведь напросился. Это будет что-то вроде экзамена. Сдал – не сдал.

Гончаров вышел из кабинета.

– Я бы не связывался, – сообщил Дёмин, едва за Гончаровым закрылась дверь.

– Почему? – спросила Светлана.

Она любила, чтобы всё было разложено по полочкам.

– Авантюрист и выскочка, – дал Дёмин оценку нашему гостю.

– Не самый большой грех, – признала рассудительная Светлана.

– Одну съёмку он нам уже угробил …

– Ну почему угробил? – не согласилась Светлана. – Сыграл он превосходно. Мы и понять ничего не успели, при нашем-то опыте в подобных вещах.

– Актёр из него неплохой, – подтвердил я. – И если мы напишем хороший сценарий …

– Плевать он хотел на наши сценарии! У него, кажется, на все случаи жизни – свои заготовки!

Дёмина, похоже, более всего выводила из себя непредсказуемость Гончарова.

– Обсудим позже! – подвёл я промежуточный итог дискуссии. – Нам пора.

В буфете было малолюдно. Ребята из информационной службы новостей, парочка операторов и ещё несколько человек, которых лично я видел впервые. К одному из этих незнакомцев и подсел Гончаров. Сергей Андреевич взял себе сосиски и кофе, и теперь вершил трапезу с достоинством обитателя монарших палат. Он был так задумчив, что, казалось, даже не заметил нашего появления. Его сосед по столу, молодой человек неполных тридцати лет, допил свой кофе и потянулся за салфеткой.

– Я хотел с вами поговорить, – неожиданно произнёс Гончаров.

Рука молодого человека задержалась на полпути к салфетке.

– Я намеренно выбрал для разговора именно это место, – продолжал Гончаров. – Потому что лишние уши нам с вами ни к чему.

Сделал паузу.

– Как вам ваша работа – нравится?

Ничего не понимающий парень механически кивнул в ответ. Его явно сбивал с толку вид собеседника: дорогая, не нашего пошива, одежда, хорошая стрижка, благородная седина на висках, волевое и выразительное лицо собеседника.

– Мы навели о вас справки, – сообщил Гончаров. – Всё у вас в порядке на работе. И анкета такая, что просто залюбуешься. Вот только с перспективами – никак.

– Почему? – опешил гончаровский собеседник.

– Роста не предвидится. А вы, как я понял, изучая оперативные данные, не из тех, кто готов всю жизнь просидеть на одном месте. Я прав?

– Да, – подтвердил парень.

Мне показалось, что он сделал это не очень уверенно. Был сбит с толку и не знал, как себя вести.

– Мы хотели предложить вам другую работу.

– Мы – это кто?

Гончаров ответил не сразу. Некоторое время сидел молча, глядя на собеседника значительно и строго, потом сказал:

– Есть такая профессия – защищать Родину.

Брови на лице парня поползли вверх. Он не был готов к подобному. Но Гончаров уже вошёл во вкус и продолжал стремительно развивать наступление.

– Мы бы хотели, чтобы вы, сохраняя свою нынешнюю специальность, поработали на нас.

– Это вряд ли возможно.

– Не здесь, естественно, – ни на секунду не сбавлял темпа Гончаров. – За границей.

Вот здесь он сделал паузу. Я скосил глаза. Гончаровский собеседник вконец растерялся и замер.

– Нам нужны специалисты вашего профиля, – сообщил Гончаров вкрадчивым голосом. – У нас нехватка квалифицированных кадров. Мы устроим контракт с зарубежной фирмой. Там вы будете выполнять ту же самую работу, что и здесь. Обживётесь, осмотритесь, а там уж мы выйдем на контакт, и вы будете снабжать нас информацией.

– О чём? – дрогнувшим голосом спросил парень.

– Обо всём, что нас интересует. Вы будете агентом под прикрытием.

– Это как?

– У вас же есть специальность?

– Есть.

– Вот вы по этой специальности и будете трудиться. Это ваше прикрытие. А параллельно, по отдельному контракту, будете работать на нас. По специальности будете зарабатывать тысячи три да у нас семь, итого – десять тысяч долларов.

– В год?

– В месяц, – ласково сказал Гончаров. – Мы свою агентуру не обижаем.

Степень растерянности молодого человека достигла пика. Обнаружив это, проницательный Гончаров понял, что взял слишком круто и надо бы дать собеседнику возможность немного расслабиться.

– Я понимаю, решиться на подобное непросто, – признал он и отпил полуостывший кофе. – Я сам, помнится, не сразу согласился, когда мне предложили то же самое. По специальности-то я учитель средней школы.

Парень недоверчиво посмотрел на Гончарова – очень уж не вязался его внешний вид с привычным образом учителя.

– Да, да, – с мягкой улыбкой подтвердил Гончаров. – Я в школе физику преподавал. И когда мне предложили, я подумал – ну зачем мне это? Жил себе спокойно и дальше проживу. Не получилось. Как раз осложнилась международная обстановка, и мне говорят: не время отсиживаться дома. Вот так я и оказался на агентурной работе. Пошло-поехало – Париж, Лондон, Цюрих. Потом, конечно, Нью-Йорк, его никто из наших не может обойти стороной. Хочешь не хочешь – а поезжай. Там я три года провёл. Дальше был Брюссель и снова Париж. Я, кстати, из Парижа и прилетел. Сегодня утром.

Гончаров задумчиво посмотрел на своего соседа по столику.

– И я тоже? – недоверчиво спросил тот.

– Что – «тоже»?

– В Париж.

– Конечно, – подтвердил Гончаров. – Но не сразу. Через годик, я думаю.

– А до Парижа что?

– До Парижа – Африка. Место вам уже определено, будете работать в Конго. Годик там поживёте, пообвыкнетесь, и тогда вам открыта дорога в Европу. Африка – это как подготовительный класс.

Парень с готовностью кивнул.

– Это надо было снимать, – едва слышно пробормотала Светлана.

Я был с нею согласен. То, что сейчас происходило на наших глазах, запросто могло бы пойти в эфир. Безо всякой предварительной подготовки, прямо с порога, как говорится, Гончаров взял в оборот незнакомого ему человека и теперь успешно его дожимал. Тот был готов поработать на разведку, и оставалось только уточнить некоторые детали.

– И ещё, – сказал Гончаров. – Это очень важно: Африка нужна для успешного старта в Европу. Там вы должны легализоваться.

– В Африке?

– Да.

– А как?

– Вы ведь не можете приехать в Европу как российский агент. Правильно? Нужна биография. Хорошая легенда. Вот в Африке она у вас и будет создаваться. Вы станете там своим. Одним из многих. Коренным африканцем, словом.

– Коренным? – не поверил гончаровский собеседник.

– Ну конечно! – опрометчиво подтвердил забывший об осторожности Гончаров.

– Там же негры! А я белый!

Слышавшая всё Светлана прыснула в ладошку. Да. Гончаров подставился классически. Слишком уж заигрался.

– Белый, – сказал Гончаров. – Но это только пока. Внешность вам поменяют.

Я, уже не таясь, посмотрел на парня. Я ничем не рисковал, как оказалось. Потому что бедолага потерял способность что-либо замечать вокруг. Довольный произведённым эффектом, Гончаров не стал церемониться.

– Цвет кожи придется поменять.

– Это что же – я негром буду? – спросил потрясённый кандидат в нелегалы.

– Да. Ситуация как с Майклом Джексоном. Только наоборот …

– Я не хочу … наоборот …

– А придётся, – веско сказал бессердечный Гончаров.

– Я отказываюсь!

Парень, кажется, начал прозревать. Перспектива превратиться в негра его отрезвила.

– Ты всерьёз решил, что после нашей беседы у тебя ещё есть право на отказ? – предупредительно перешел на «ты» Гончаров, и голос его приобрёл зловещий оттенок. – Нет, милый. И раз уж у нас пошёл мужской разговор …

Каким сделался его взгляд в эту минуту! Как посуровело лицо!

– Не думай, что мы в бирюльки играем!

Парень стремительно бледнел. Кажется, уже понял, что выбор у него невелик: либо он становится негром, либо его ждёт ужасная кара.

– Мы не звери, – смягчился Гончаров. – Но в интересах Родины …

Он откинулся на спинку стула и строго посмотрел на собеседника. Я взглянул на Дёмина и вопросительно приподнял бровь. Он в ответ неопределенно пожал плечами.

– Едем прямо сейчас, – сказал Гончаров.

– Куда?

– К нам, на Лубянку.

Парень на глазах уменьшался в росте.

– Из здания выходим по одному. Сначала ты, потом я. Жди меня у выезда с автостоянки. И еще …

Пауза. Парень уже спёкся.

– Не вздумай мудрить. Этих людей видишь?

Я в последний миг понял, что Гончаров говорит про нас, и успел отвернуться – мою-то физиономию кандидат на нелегальную агентурную работу узнал бы сразу. Зато Дёмин не стал прятаться. Он топорщил усы и имел довольно суровый вид.

– Это наши люди, – услышал я за спиной гончаровский голос. – Достанут тебя из любой щели в случае чего. Понял? Ладно, иди.

Звук отодвигаемого стула. Парень проплыл мимо нас, словно лунатик. Когда он скрылся, Дёмин признал:

– Впечатляюще.

– Неплохо, – подтвердила Светлана. – А кто это? Кто-нибудь знает беднягу?

Никто не знал. Гончаров с невозмутимым видом допивал свой остывший кофе.

– У вас талант, – сказал я ему.

– Ничего особенного, – пожал плечами Гончаров.

– Но он поверил! Мы все это видели.

– Ничего особенного, – повторил Гончаров. – Если наши люди верят в исцеление по телевизору, то уж байки про Лубянку тем более идут на ура.

Что правда, то правда.

А о том парне мы сразу же навели справки. Он был механиком по лифтам и работал здесь же, в телецентре. Ещё бы ему не мечтать о работе за границей! По таким «бесценным» кадрам скучают все разведки мира.

9

Фамилия директора овощного магазина была Колпаков. На вид ему можно было дать лет сорок, едва ли больше, но его сильно старил взгляд – настороженный, исподлобья, как будто перед вами не мужчина в расцвете лет, а умудрённый, многократно битый жизнью старик. Колпаков смотрел на меня так, словно силился вспомнить, где он мог меня видеть.

– Я Колодин, – представился я. – Из программы «Вот так история!».

Я подумал, что он принял меня за одного из гостей с Лубянки, и поэтому поспешил раскрыть карты. Но Колпакова это не слишком удивило.

– Вижу, – сказал он, не меняя выражения лица. – Чем обязан?

Настороженность – это в нём, наверное, природное. Родовая черта всех директоров овощных магазинов.

– Я по поводу Гончарова.

Он ещё более насупился.

– Мы обратились в ФСБ, – сообщил я. – Выяснилось, что Сергей Андреевич Гончаров ни в чём не виноват.

Колпаков смотрел на меня, не мигая, и невозможно было понять, о чём он в данный момент думает.

– По всей видимости, в ближайшее время Гончарову будут принесены официальные извинения.

Все это было, конечно, полной чепухой. Касаткин, по моим сведениям, занимался гончаровским делом, но пока не добился никаких результатов. Ему, как я понял, не отвечали ни «да», ни «нет», и в этом чувствовалось стремление спустить дело на тормозах, но, по крайней мере, это давало надежду на то, что от Гончарова уже отстали. Потрепали ему нервы и, удовлетворившись нехитрой местью, оставили в покое. Извинений, конечно, не будет, но и репрессий, как мне верилось, тоже. И поэтому я сейчас рассказывал Колпакову сказки с совершенно чистым сердцем.

– Произошла ошибка, – сказал я. – Такое бывает, вы ведь знаете. И меня попросили сообщить вам об этом. Эти люди не любят признаваться в своих оплошностях лично. Вы понимаете? И они обратились ко мне.

Подразумевалось, что речь идет об эфэсбэшниках. Колпаков слушал меня с каменным выражением лица. Здорово его всё-таки напугал тот обыск.

– И теперь, – уверенно заключил я, – остался последний шаг – восстановление Гончарова на работе.

Я замолчал и выразительно посмотрел на своего немногословного собеседника, подвигая его на ожидаемый поступок.

– Вы, извините, кто? – неожиданно спросил Колпаков.

– Я Колодин, – опешил я.

– Это я понял. Вы от кого пришли?

Сказать, что от ФСБ, было бы слишком большой наглостью. От коллектива телевизионных работников – глупо. От Гончарова – ещё глупее.

– Сам от себя, – сообщил я и на всякий случай добавил:

– И от имени некоторых высокопоставленных товарищей.

Колпаков вздохнул, и его лицо мгновенно вместо выражения настороженности приобрело оттенок печальной задумчивости.

– Гончаров был хорошим работником, – признал он. – Но исправить уже ничего нельзя.

– Вам нечего бояться …

– Я и не боюсь. Дело не в страхе. Просто на место Сергея Андреевича уже принят другой человек.

Колпаков повернул голову и крикнул:

– Миша! Зайди!

За тоненькой фанерной переборкой его призыв был услышан. Очень скоро в крохотный колпаковский кабинет ввалился здоровенный розовощёкий парень. Обладатель розовых щёк что-то жевал, и от него не очень приятно пахло дурно сделанной колбасой.

– Это Миша, – представил его Колпаков. – Наш новый грузчик.

Миша смотрел на меня ленивым и бестрепетным взглядом. Вот его-то уж точно не уволят. Не смогут. В случае чего, он упрётся и как дважды два докажет, что не имеют права.

– Хороший работник, – дал ему оценку Колпаков. – Справляется.

За что же его увольнять? – как будто хотел спросить он у меня. А может, набег эфэсбэшников оказался для Колпакова всего лишь поводом? Допустим, он давно хотел расстаться с Гончаровым. Причина может быть какая угодно. Вот Мишу этого принять на работу, например. А вакансий нет. Или просто они с Гончаровым не сошлись характерами. Идиот, каких мало. Так отзывался Гончаров о своем бывшем шефе. Значит, отношения у них были – не сахар. И как только подвернулся подходящий случай, Гончарова уволили. Просто вышвырнули. И глупо было бы надеяться, что что-то можно поправить. Гончаров знал об этом сразу, потому и выглядел столь расстроенным. А я убедился только сейчас.