Наука, любовь и наши Отечества

«Едем с докладами на научную конференцию»

Итак, мы едем. В двухместном купе международного вагона. Поезд Москва – Белград. Мы с Верочкой вдвоем. Рядом через тонкую перегородку Модянов и Самохин, а Петр Васильевич и Юлия Исааковна по отдельности. Кроме нас в этом же вагоне двое военных, до Будапешта едут. И всё. А в других, говорят, и того меньше людей. Пустые вагоны. Жалко, что прямо в окна дождина хлещет и ничего толком не видать. А мы уже по Венгрии катим.

В Будапеште мы решили пойти погулять. Больше двух часов стоит поезд. Обменяли по десятку рублей на форинты. Полные карманы форинтов! Петр Васильевич решил нас с Верочкой в ресторанчик сводить. По-летнему распахнуты двери (совсем уже тепло в Будапеште!). Горшочки с цветами на столиках, белые скатерти, накрахмаленные салфетки, в черном с белым, похожие на пингвинов, официанты. Приглушенная музыка.

Жестом бывалого Петр Васильевич подозвал официанта, по-немецки объяснил, что бы хотел от него. Через полминуты на столе появились какие-то изделия вроде наших пирожных, бокалы для воды и вина и две бутылки – одна с минеральной, другая с венгерским вином. Официант ловко вскрыл их обе, а Петр Васильевич уже схватил ту стройненькую, что искрила. Хотел разлить вино по бокалам. Но тут официант, который было отошел, вдруг быстро вернулся и сунул Петру Васильевичу счет. Мы сначала не поняли, цифра чуть ли не пятизначная. Наш профессор шарь-шарь по карманам. Нагреб кучу форинтов. «Хватит?» – спросил по-русски. Официант головой мотает, мол, нет. И ждет. Тогда мы с Верочкой свои все сумочки да карманчики повывернули. «На, подавись», – думаем. А официанту и этого мало. Петр Васильевич тогда снял часы свои; на, мол, забирай. И уже не говорит по-немецки, а, как и мы, жестами объясняется: мол, больше нету, вот, гляди, кошелек вывернул. Из кошелька какие-то крошки старые посыпались и муха сухая. Мы с Верочкой друг на дружку смотрим и со смеху чуть не лопаемся. А к столику еще один «пингвин» причалил. Петр Васильевич молча на них смотрит. Глаза у него и всё выражение морщинистого и узкого с облегченным подбородком лица так по детски невинны и недоуменны, что оба «пингвина» махнули рукой и крепко, по-русски ругнувшись, собрали всё, ими принесенное, оставив нам кучу наших же форинтов, которые мы, раз так, решили не оставлять и все до единого собрали. А на вокзале купили на эти форинты мороженого и еще каждому очки против солнца. Настроение после ресторана у нас у всех троих было взбудораженно веселое. А Петр Васильевич еще и дальше старался нас веселить, рассказывал забавнейшие истории про самого себя. У него сейчас четвертая жена. А до нее было еще три. И от каждой дети, по трое-четверо. А теперь уж и внуки. И не сосчитать, сколько. Ну, внуков-то хорошо, не надо в анкеты писать. А вот детей… А он их вечно путает, имена, кто когда родился… Бывает, что и вовсе кого-нибудь пропустит. А органы-то бдят. Почему скрыл? Мы с Верочкой смеялись до животиков.

Потом еще и Самохин с Модяновым натискались к нам в купе, мол, что тут у вас веселенького? А это лишь Петр Васильевич про жизнь свою рассказывает. Меньше года прошло, как оперировали его. Отвезли на скорой помощи с болями в животе. Определили – желчный пузырь. Будем, говорят, резать. – Режьте! Располосовали, а там все порядочком, ничего порченого. Зашили. Только уж хотели выписывать – снова боли. Желудок растяпнули – чисто. И в двенадцатиперстной кишке ничего не нашли. Снова упихали всю требуху, да зашили. Только-только рубцы зажили, опять боли закрючили. И не понять, где болит. «Ну, это уж точно аппендицит, – радуется хирург, – нетипичный!» Снова распластали. На этот раз отрезали кишку слепую. Хоть она и здоровая была. Но без нее, сказали, жить можно, а, мол, нам, хирургам, для отчету пойдет. – Мы со смеху покатывались, а Петр Васильевич для достоверности стал и «факты» показывать: заголил свой тощий исполосованный живот, на котором еще довольно свежи следы усердной работы хирургов. Три (один из них длиннющий, поперек живота) рубца.

Мы, однако, не успокаивались: «А как же боли? Отчего приключались они с вами?» – «И тому причину нашли: не умел свои газы выпускать. Теперь уж знаю. Как подступят боли, после капусты, например, – кабинет запру и становлюсь на все четыре конечности. И собачкой по кабинету своему прохаживаюсь. Еще лучше – на воле, на травке. И рядышком чтоб никого». – Мы хохочем. А Петр Васильевич и рад. Рассказывает, как однажды вот так же пригласили на симпозиум по кормлению. В Германию. Там у него такое в отеле случилось. Заходит горничная. Что-то велели ей «для хэра профессора передать». А хэр профессор на четвереньках и характерные звуки из него вылетают…

Пришел даже проводник: что же мы так ржем и куда едем? Мы сказали, что едем со своими научными докладами на международную конференцию. И он заржал тоже: «Вот шутники!»

А поезд несся, как бешеный. Наконец примчал нас в Белград. Встретил Косанович. Сказал, что в Нови-Сад завтра, а нынче в Белграде ночуем, в гостинице, которая в центре. Вечером сводил нас в ресторан, сказал, чтобы не стеснялись заказывать, потому что деньги на это ему отпущены и надо их тратить. Поели, как боги. И потом еще долго с Верочкой любовались огнями города из окошка. Хоть и ночь, а воздух теплый, здесь у них лето уже! А окно горничная посоветовала закрыть, потому как ночью смог поднимается от машин.

В Новом Саде

Мы в Новом Саде, в гостинице, которая в центре города и в то же время вся окружена зеленью, будто в парке. Да и весь город в садах и палисадниках, где буйно розы цветут. А дома невысокие, все светлых мягких тонов.

Ничем не выделяется и почти не виден с улицы, окруженный кустами с расцветшими розами, Институт за сточарство, т. е. животноводства. Три этажа, устланные светло-серыми дорожками, удивительно тихие коридоры. Народ работает в лабораториях. Самая большая лаборатория – кормления сельскохозяйственных животных, и Милош Косанович – заведующий, к тому же еще и заместитель директора института. А сам директор, Сречкович, приземистый, с бугристо-красноватой кожей лица, чем-то похожего на жабье, и восторженно-зовущим взглядом очень живых, чуть навыкате глаз. Оба друг друга хорошо дополняют: Косанович – воплощение порядка, ума и рассудительности, Сречкович – сгусток неистовой активности.

Накануне конференции участникам раздали красивые, под кожу, папки с блокнотами, календарем и двумя ручками, а нам ещё и выдали деньги – более шести тысяч новых динаров каждому, по здешним ценам, если покупать шмотки, совсем немалые. А на еду, Косанович сказал, тратиться мы не будем, институт нас кормит и за гостиницу платит. Так что, когда сказали нам, что можно с городом ознакомиться, мы от провожатых отказались и рванули по магазинам. Ангелина права была: столько всего можно купить на эти тридцать пять настоящих рублей. Мы с Верочкой ходили, а к нам еще и Самохин пристал и всё подзывал: «Ой, девочки, гляньте вон на эту вещицу. Как вы думаете, пойдет моей Розе?» Мы говорили, что пойдет, а он, еще чуть потетёшкав отобранный было жене подарочек, снова клал его на место, видимо, на нас глядя. А мы решили ничего не покупать, пока все не пройдем. А магазинов здесь – не то, что у нас. Весь город в магазинах.

Ходили много часов кряду. А магазинам все конца не было. Но поняли мы одно: если хочешь подешевле, то заходи в самый плохонький, где ни красивых витрин, ни разодетых манекенов. Товар по полкам упихан прямо чохом. Я всем своим, и себе тоже, купила по кофте из шерсти чистейшей. У нас бы каждая такая сорок, а то и пятьдесят бы стоила, а тут за шесть штук – не полных двадцать наших рублей. Настоящих, конечно, которыми дипломатам нашим платят. А потом еще купили мы с Верочкой по десятку мотков мохера. На две больших кофты хватит. Мохер сейчас модный. В Москве его и задорого не сыщешь.

В гостиницу приволоклись уже под вечер, полные руки пакетов с покупками. Запехтюрили всё в чемоданы, благо у меня он с ремнями, может по надобности и втрое раздаться, а потом сошли вниз к ужину. Там уже Косанович нас ожидал. Спросил, довольны ли мы и как Дунай понравился. Мы сказали, что довольны очень-очень, но признались, что Дуная за магазинами еще и не видали.

Зато наутро сразу к нему побежали. Дунай, словно живая рыбина, взблескивал на утреннем солнышке. А поперек – легкий с виду, «летящий» в зелень высокого противоположного берега мост. Вдоль реки – песчаные дорожки с кустами роз – красных, кремовых, желтых, белых… Солнышко припекало, несмотря на утро, так что даже в летнем костюмчике было жарко.

В большущем конференц-зале здешнего университета гудели сотни три приглушенных голосов. Аудитория уходит, расширяясь, вверх. А внизу профессорская кафедра и еще длинный стол для президиума.

На местах – для каждой из делегаций определено флажками, куда садиться, и уже разложены «Тезисы». Это увесистая книжка на атласно-белой бумаге.

Работы печатали на том языке, на котором их прислали: русском, английском, немецком или сербском. И докладывать можно тоже на любом из этих четырех языков. На столах для каждого участника наушники: будет синхронный перевод. Сразу же нашли свои работы. Но больше на русском никого. Много чехословаков: из Праги, Брно, Нитры… Знакомые фамилии: Соммер, Лизал, Новый. Знаю их по литературе, ну а Нового Ярослава помню еще с Тимирязевки. Кандидат наук, профессор. Каким стал теперь? Глазами ищу по всему залу огромному и не нахожу его. Потом, наконец, отыскиваю чехословацкую делегацию. Они в свободных светлых теннисках и светлых брюках. У Ярослава на этой конференции два доклада, но сам он быть не смог, за него Соммер. Сказал мне, что живут Яраслав и Зина хорошо. Их все любят. Дочка их, Дуня, красивая стала, рослая, настоящая слечна, т. е. девушка…

А конференция шла своим чередом. Выступал представитель министерства, потом директор Нови-Садовского института Сречкович, потом еще из министерства с довольно длинным докладом, из которого я только одно поняла, что здесь, в Югославии, самая большая проблема у животноводов – это как свой товар сбыть… У нас об этом и думать не думают. У нас только хватило бы на всех! После каждого выступления дружно хлопали.

С обеда пошли сообщения исследовательские, и ко мне пришвартовался мой чешский коллега по биологически активным веществам в животноводстве Франтишек Лизал. Он у себя в Рапотине завотделом работает. Дал мне целый ворох своих печатных работ и даже еще не напечатанную.

– А что, если я переведу это для журнала «Животноводство» в Москве?

– Буду весьма рад!

Доверительно по-чешски спросила его про обстановку в Чехословакии.

– Успокоилось, устоялось. Вроде бы даже и в магазинах чуточку стало получше. Нет, конечно же, не как здесь. Купить захочешь – набегаешься. Но всё же неплохо. А было бы и еще лучше, если бы… скорей бы уж уходили ваши! И, кажется, тогда бы и совсем хорошо стало в Чехии…

Вечером объявили, что и завтра в этом же зале докладывать будут, но так как нас много, то очень строгий регламент: не больше пяти минут.

Интересно выступил голландец, молоденький, светловолосый и с очень приятно-свежим лицом по фамилии Сибесма. У него работа на поросятах. Изучал влияние стресса на качество продукции. Его сразу же поздравлять окружили. Я тоже. Он говорил по-английски и по-немецки, но я, как назло, все слова перезабыла. Спрашивает меня о чем-то, а я будто немая. Он смеется, и я тоже. И все силюсь вспомнить ну хотя бы как попросить его по-английски говорить помедленнее. Или по-немецки… Вертится в голове, а не вспомню никак. А глаза мои в него уперлись: он мне всё что-то говорит и улыбается. А я всё молчу… И уже все смотрят на нас. И тоже улыбаются. Верочка подошла и дерг за руку: «Пошли, а то внимание привлекаешь». А голландец – за нами. И в автобусе встал рядышком. А мы с Верочкой молча сидели. Когда из автобуса выходили, он мне руку подает и Верочке тоже. И снова что-то говорит, говорит. А я ну хоть бы одно слово по-английски. А ведь целые статьи переводила и почти без словаря. «Пошли скорей! Ну его! – тянет меня Верочка. – Вон, погляди на наших, стоят и пялятся на тебя с этим голландцем». Махнула ему рукой и пошли мы к себе. Засели доклады репетировать. По часам. Наконец ужали так, чтобы пяти минут хватило.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

1

За предоставленный мне материал благодарю шеф-редактора замечательного еженедельника Асtualně CZ Йозефа Паздерку.