А это, ты слышишь? – это плещется тишь,
Румянит просторы.
Тернистая даль и тенистая тишь – это точки опоры,
Без них не взлетишь.
Можно смотреть, как пурпур плавится в сини,
Можно петь псалмы и гимны на тополином,
Можно читать следы гусениц на вьюнке.
Но мы просто идём в дали и тиши – рука в руке.
Если тебе хорошо…
Нет, так не бывает, но если вдруг хорошо —
Ты пьян, умер, сошёл с ума или спишь,
Ты – сомнамбула, на твоей голове мешок,
А ты идёшь прямо к небу тропою крыш.
Но думаешь всё же: а может… да, может быть, ты влюблён?
И продолжаешь цепляться за это, уже понимая, что мёртв и пьян, и всё это сон.
И ищешь дверь, чтоб выпасть куда-нибудь из себя.
И пытаешься разбить лоб, но стена избегает лба.
И, словно Садко, выпускаешь на волю свору оскаленных злобных му-му,
Они рвут окружающий мир клыками, не разделяя на свет и тьму.
А ты целишь в небо из своей истлевшей тщеты,
У тебя остаётся лишь одно колесо, чтоб доехать до ближайшей беды.
И здесь снегири становятся гуще снегов.
Значит, сейчас выйдет из леса кто-нибудь из бесов или богов,
Но выходят ангелы и Господь,
И Он говорит: Вот тебе в одну руку закат, в другую – восход.
А ты восклицаешь: Давай! Но всё это – чушь и пустяк!
Он улыбается: Ладно, пусть будет так.
А ты Ему снова – громко: Знаешь, а мне плевать, что жизнь коротка!..
Он смеётся. И снимает тебя с поводка.
Накануне
Государство вчера
Загрузило себя на корабль.
Взяло 33 топора,
Ворох сабель.
Словом, всё оружие и зверя 666-е число.
И унесло. Вознеслось куда-то в иные сферы.
Начинаем отсчёт новой эры.
Право слово, не знаю… иной раз оно бывало, в общем-то, славным.
Даже немного жаль.
А вот теперь, и оно, и другие страны
Умчали вдаль.
Мы подметаем осколки,
Смотрим, как по небу течёт клубничное масло июня.
Ты шепчешь: Давай полюбуется… Это всё ненадолго.
Стоим обнявшись. Ты права: это всё накануне.
И пойду раздавать по миру
Как домой прихожу,
Так – на чердак.
Там у меня инструментарий, верстак.
Повожу пальцем по чертежу,
