Поводок

«Если бы я знал, то никогда не нажал бы на курок…»

Если бы тогда я все знал, то не нажал бы на курок пистолета. Так я себя утешаю почти полгода. Целых полгода мне приходится обманывать себя, чтобы не возвращаться к полупустому стакану. Полгода прошло, как моя жизнь перестала подкидывать неожиданные солнечные лучи. Только серые грезы, сплошная тьма, беспробудная тишина. Находясь дома, меня ждут только пыльные полки, разбросанная грязная одежда, оборванные фотографии… до сих пор мне так трудно подобрать один даже самый маленький обрывок из моей прошлой жизни. Глаза становятся сразу мутными от одного только взгляда на ту счастливую, самую дорогую мне улыбку. Эмма так светилась в тот день. Помню, как она уговаривала меня встать возле праздничного дерева с подарком в руках, поправляла быстрыми движениями замятый воротник рубашки, поцеловала кротко, но так насыщенно. На одном из клочков я не смотрю в камеру. Я завороженно наблюдаю за ней, за той, кого больше не могу позвать из дальней комнаты. Я не могу увидеть ее отражения в зеркале ванной, не могу больше злиться, когда она случайно пачкает наш любимый диван или что-то забывает…

…

Полгода назад до трагедии я жил рутиной, изо дня в день окунался с головой в работу, приходил домой к любимой жене, ужинал и отправлялся в кровать. Наверное, для кого-то покажется, что человек я скучный и обреченный. Но на самом деле это не так. Только на первый взгляд кажется, что мой день ничуть не отличается от другого. Лица все те же, пейзаж не меняется вот уже на протяжении нескольких лет, да и в общем нет ничего, что могло как-то взбудоражить запекшуюся кровь. По правде говоря, моя жизнь самая непредсказуемая. Именно так я мог бы ее описать. Изо дня в день я действительно окунался в работу, но при этом каждый раз подвергал себя опасности. Быть копом-означает отдавать судьбу в руки неизвестности. Согласен, каждый человек подвержен не меньшему риску, чем я. Но, к сожалению, вероятность моей удачи уменьшается с каждым приветствием в кабинете. Безусловно, бывают дни, когда я просто протираю дырку в штанах, но даже в такие моменты я остаюсь непоколебим вере в свою разнообразную и яркую жизнь. Ведь дома меня ждет она- моя Эмма. Любимая, добросовестная, до невозможности нежная, необыкновенная женщина. Конечно, строптивая, и характер у нее хоть котлы разжигай дома, но это мне в ней всегда и нравилось. Никогда не было скучно рядом с ней. Обязательно что-нибудь придумает, отгонит лень и изменит твою жизнь за считанные секунды. Возможно, все дело в том, что энтузиазмом она старается скрыть свои болячки. О них мы говорим не так часто, а точнее никогда. Пытаясь поддержать ее, я случайно становлюсь заложником ее коварной улыбки и более не пытаюсь предпринять какие-либо действия, хотя не могу порой не замечать, как тихо она плачет, переключая детские каналы. Тонкая рука дрожит от количества связанных за выходные игрушки. Эмма никогда не оставляла их у нас. Все медвежата с кроликами находили свой дом у сирот или в детских садах. Мою помощь в доставке она никогда не принимала. Благодарила за предложение, но всегда занималась этим сама. То ли это было упорство, то ли хотела таким образом остаться одна, наедине с солеными каплями горькой печали.

– Сегодня мы будем готовить праздничный пирог, который ты так сильно любишь, – с радостной улыбкой на лице Эмма решила закончить мой марафон новогодних фильмов. С хрупких плеч тонкими струями стекали голубые бусинки. Белая юбка волнами огибала стройные ноги, а ярко-красный фартук лишь слегка скрывал голубую полупрозрачную футболку. Она была прекрасна в тот вечер, как и во все остальные. Об этом я никогда не говорил ей. Но похоже ей и не нужна была гласность. Мое лицо всегда выдавало все эмоции, и не нужно было даже как-то напрягаться, чтобы показать свое восхищение.

– Тот самый с ягодами? – принявший поражение, я откинул пульт на дальних угол дивана и со скрипом встал напротив Эммы, – только давай договоримся, что на этот раз я выберу станцию на радио!

Тонкий нос несколько секунд хмурился, даже брови неестественно собрались домиком. Я лишь хотел подшутить, но видно моя жена была настроена очень серьезно и не спешила отвечать своим условием. Выбор станции на радио был для нее одним из самых любимых моментов. Звучит, конечно, как-то уж слишком странно и необычно, но в этом была вся Эмма. Помимо этого она занималась в теплый сезон выращиванием цветов, даже посадила когда-то помидоры, но потом тут же пожалела и отложила затею с овощами в сторонку.

– Ладно, я согласна! Ну а ты тогда будешь полностью слушаться меня. И не надейся, что я спущу тебе с рук пару съеденных ягод,– игриво и даже по-детски розовые ноготки щелкнули меня по носу и даже пригрозили небольшим кулачком.

Меня окатила волна смущения, когда грубые пальцы пытались изо всех сил отыскать что-то получше станции для дачников. Не знаю, почему Эмме она так нравилась, но по мне так она могла спокойно входить в рейтинг самых скучных и неинтересных волн во всем мире. Но мое мнение перестало иметь какой-то вес, когда я все же забрел на нужную станцию и увидел яркий огонек в глазах Эммы.

– Ты завтра на дежурстве?

– Да, мой начальник решил тем самым отплатить мне за все годы службы. Буду сидеть у телефона, пока все мои сослуживцы сидят у телевизора с бокалом шампанского в руках.

– Может с ним можно как-то договориться?

– К сожалению, этот вариант был отметен сразу же. Я успел только заикнуться про отгул, как мне тут же пригрозили лишением премии. Так что мне теперь придется отмечать Новый год в компании протертого до пружин кресла, грязного от вечного беспорядка стола и…

– Можешь не продолжать. А-то мне уже становится жалко тебя,– и громкий смех залил светлую комнату. Белоснежные зубы развеяли всю тоску, отодвинув несправедливое негодование на задний план.

– И после этого ты у меня будешь спрашивать, почему я так долго тянул с предложением? – обнимая ее со спины, я чувствовал, как мурашки прокатились по ее коже. Она улыбалась, хоть я и не видел ее полностью. Запах ванили стал ее естественным ароматом. Я даже время от времени сравнивал ее с печеньем или ванильной вафлей, которую она терпеть не могла, а я уплетал почти каждое утро.

В тот вечер была сделана фотография. Пока запекался пирог, нам ничего не оставалось, кроме как запечатлеть этот момент- самый счастливый и болезненный. Сколько раз я просил вернуть меня в этот день, заставить еще раз взглянуть ей в глаза, закружить в танце под музыку из радио, заключить покрепче в объятия и запомнить самый маловажный момент. Потом, когда эти воспоминания стали для меня бесценными, я возненавидел себя за свою невнимательность. Я мог побыть рядом с Эммой подольше, мог мешать ей ложиться спать, или наоборот прижаться так сильно, насколько позволяло тело. Наверное, глупо взрослому мужчине жалеть о подобных вещах. Но больше меня не заботят глупости предрассудков и непонимание со стороны.

Если бы в ту секунду я знал, что произойдет через несколько недель, я бы никогда не нажал на курок…

«Я хотел подняться, но силы были только чтобы выключить свет…»

Дверь за спиной тихо заскрипела, но ключ не смог оставить мой уход незамеченным. Рано утром мне пришлось собрать все нужные вещи, положить подарок Эммы под елку и написать записку на холодильнике. Днем должна была прийти моя младшая сестра. В ее доме уже как год идет ремонт, и ей вечно нужен какой-то инструмент. Идти в магазин не выгодно, когда есть брат, который никогда не сможет отказать в помощи. И ведь я действительно не возражал, даже под угрозой быть ужасно использованным. Но это даже смешно звучит. Эмма обожала всю мою родню, даже порой больше, чем я сам. И с искренним гостеприимством всегда ждала их в гостях. Не знаю, как ей удается так широко показывать белоснежные зубы. Мне бы точно наскучило постоянно быть со всеми добряком. Но ей похоже действительно суждено быть той самой медовой ложкой.

– Уехал и даже не попрощался со мной! Знаешь же, как я это ненавижу,– это сообщение прислала Эмма, когда я не успел даже залезть в машину. А все дело было в маленьком щенке, который стоял возле нашего зимнего сада. В его грязных лапках была палка, хотя сейчас от нее оставались лишь небольшие щепки. Он смотрел на меня черными бусинками и провожал взглядом до самой железной махины.

Эмма наблюдала за мной из окна, гневно держа край бежевой занавески в руке. Я знал, что доказывать свои любящие доводы по телефону было довольно бессмысленно. И мне осталось только отправить ярко-красное сердце.

Обычно дорога на работу встречает меня жуткими пробками. Все хотят не опоздать, еле успевают соблюдать дорожные правила, совсем забывают об остальных людях. Дорога- это настоящая проверка закалки и эмоционального опыта. Я сам столько нервов потратил в разборках, попытках усмирить гневных автомобилистов, но теперь пытаюсь сбавлять обороты. Хотя иногда из-за какого-нибудь недоумка из крайнего ряда хочется просто разнести железного жеребца.

– Сегодня погода порадует всех горожан ясным небом и небольшим снегопадом под самый Новый год. Приятный бонус к семейному застолью, не так ли? – передавало радио для дачников. Я и сам не особо понимал, как так случайно получилось забрести именно на эту станцию. Да и как-то потом стало без разницы, что слушать. Я уже почти подъезжал к зданию и начинал мысленно проклинать свой десятилетний выбор.

– Артур, доброго дня! – ни один день не начинался без приветствия моего старого друга Роджера. Он был главным любителем набить живот в нашем офисе. Обычно его привлекали к мелким кражам и самым незначительным делам. Я бы на его месте давно бы перестал терзать себя утренним подъемом на работу, где и так без меня могут справиться остальные служащие. Но Роджеру нравилась своя отведенная роль, и я ни разу не слышал, как он жалуется и ноет.

– Привет! Что сегодня с начальником?

– Выговор двум недоумкам и еще видно семейные проблемы… так что лучше не злить его сегодня, – друг похлопал по плечу и показал на коробку с только купленными ванильными вафлями, – с Новым годом тебя! Это тебе от меня. Надеюсь, что сегодняшняя ночь будет не такой печальной, какой ты себе ее представляешь.

Попал он в точку. Предоставления были действительно самыми ужасными. И ведь все со мной согласятся. Кому захочется провести новогоднюю ночь в старом служебном офисе полиции? Хотя скорее всего ответ стоял прямо напротив меня.

Мне стало так тепло на душе от мысли, что мой добропорядочный друг решил незатейливо поднять мне настроение моим любимым угощением. Потом на смену радости пришла горечь и волна стыда. Ведь я даже не подумала о подарке для Роджера, как-то заработался, забегался или просто забыл без какой-либо на то веской причины. Слегка изогнув линию губ, я было хотел извиниться перед ним, но теплая жилистая рука тут же коснулась плеча.

– Ничего не говори! И даже не думай дарить мне что-то в ответ. Лучше просто угости своими вафлями. Я их чуть не съел пока нес из магазина.

До самого вечера мы провели за столом, попивая чай с белыми брикетами и занимательными историями. Я узнал, что мой друг собирается праздновать наконец-то в компании девушки, которую долго скрывал от всего отдела. Он был поистине счастлив такому подарку и с детской радостью выбегал из офиса, чуть не забыв темно-синюю фуражку.

– С Новым годом! – успел крикнуть бас и завел тут же мотор, оставляя меня в одиночестве наблюдать еще несколько минут, как растворяется его присутствие в пространстве.

Часы пробили десять часов, ударяя молотком по нужной цифре. Мне словно только что подписали договор, который я не смею нарушить до завтрашнего утра. Я был каторжником, заложником с кандалами на руках. Ведь даже выйти на улицу у меня не было возможности. Все время должно пройти в четырех стенах, душной комнате, на ободранном диване. Я мог бы позвонить Эмме. Да, этот вариант устраивал меня до тех пор, пока рука не дрогнула над зеленым кружком. Она не должна узнать, что сейчас мне ужасно грустно и мне хочется с кем-то поговорить. Пусть она спокойно посидит, доделает ту самую игрушку в новогоднем костюме, потом сядет за стол, зажжет свечи…

Блуждая по коридору, я поймал себя на мысли, что непрерывно думаю о самом ужасном дне в моей жизни. Ничто не может по сей день сравниться с ним. Три года назад… сейчас кажется, что было это только вчера, но на самом деле время уже успело пробить немало дней. То была зима, самая прекрасная пора на моей памяти. Деревья в нашем саду, подобно великанам, возвышались к нему. Божественной красоты снежные бугры благоухали ароматом свежего воздуха, зноя холодного ветра. Краски яркими пятнами падали на дома, добавляя в них жизнь и счастье. И ведь в нашем доме они тоже горели в уютном очаге. Мы ждали ребенка. Эмма была на последнем сроке, вот-вот должна была родить нашего долгожданного сына. Ведь до этого нам приходилось терпеть сплошные неудачи. А тут судьба оказалась на нашей стороне. Все складывалось, как никогда прекрасно, даже любая сказка могла позавидовать нашему счастью. Но как и хорошая сторона, в любой истории должна быть темная пропасть, которая и становится главным знаменателем, как бы не хотелось помнить только о счастье. Уже в больнице после серии схваток, долгих родов и осмотра врачей, родился наш малыш. Да вот только жизнь его длилась всего несколько часовых оборотов. Организм был слишком слаб, и никто не мог ничего сделать. Так говорили нам врачи и все беспокоящиеся родственники. Но мы не нуждались в их сочувствии, точнее Эмма ничуть не желала их слушать. Когда ей сказали о смерти ребенка, а в последствии о невозможности иметь детей, как сейчас помню, она совсем ничего не сказала, не пыталась ругаться с врачами, искать виноватого в трагедии. На ее лице в первый и последний раз застыло выражение ужаса, материнского горя, непосильной ноши. В очередной раз она показала свою стойкость и силу. Казалось бы, она должна была потом совсем разочароваться в жизни, перестать верить в ее смысл, обречь себя на разрушение. Но она собралась сразу после выписки и заняла себя всевозможными делами. Так у нее не осталось времени для слез, приносила пользу и себе и окружающим людям. Каждый день она улыбается, но за этой стеной прячется что-то поистине душераздирающее и пронизывающее до самой глубины.

На другом конце коридора, в моем кабинете, зазвонил телефон. Постучав, как дурак, несколько раз по карманам, я побежал в обратную сторону, чтобы успеть нажать на зеленый круг. На мое счастье, я не опоздал и успел в последний момент.

– Алло?

– Арти, ты не откроешь мне дверь? – и карамельный голос повесил трубку. В одно мгновение меня окутал жар, холод, напряжение в мышцах и душевное расслабление. И более не тратя золотое время, я так же быстро, как и прибежал в кабинет, вылетел в сторону выхода.

Какое же было мое удивление видеть изящную фигуру на пороге полицейского офиса. Чёрный, расстегнутый на несколько верних пуговиц, плащ прикрывал длинное белое платье. Его я видел лишь однажды, когда делал предложение. Наверное, она хранила его столько лет, чтобы в один момент удивить. И ведь ей удалось это сделать. Наверное, я выглядел совсем не по-мужски, пытаясь удержать свисающую челюсть. Да и ключи как-то выпадали из рук. Но снова взглянув на лаковые красные туфли, я оставил позади детские игры и с открытыми объятиями пошел навстречу к ней.

– Что ты тут делаешь? Я думал, ты сейчас сидишь уже за столом и смотришь новогоднюю программу, попивая игристое шампанское, – взглянув на электронные часы, я ужаснулся увидеть цифру. Оставалось всего лишь полчаса до двенадцати, —поезжай домой и отпразднуй этот вечер, как все нормальные люди.

– Ты хочешь, чтобы я ушла? Вот так сразу?

– Ну конечно же нет. Я просто не хочу, чтобы ты опоздала к…

– Да что же не так с тобой? Неужели ты посмел подумать, что я оставлю тебя одного в этом старом офисе? Не думала, что за десять лет ты меня совсем не узнал, – я еле смог сдержать улыбку при виде обидчивого лица Эммы. Подражая маленькой девочке, она задевала мои чувствительные струны, из-за чего я обмякал, как сухой лист в растаявшей зимой луже. Со всем теплом ладони сжали худые плечи. Я с облегчением вздохнул и жестом пригласил нежданную гостью внутрь.

– Прости, я не хотел тебя обидеть. Я просто действительно никого не ожидал сегодня увидеть. Бродил тут себе по коридорам, а тут ты пролила свет своим появлением.

– Как же хорошо, что до сих пор тебя можно чем-то удивить. Ну показывай, куда можно положить еду со свечами.

Теперь, конечно, ни о какой печали и речи быть не могло. Эмма в одно мгновение разложила новогодние фигурки на подоконник, поставила на стол контейнеры с ароматной едой, даже где-то смогла откопать небольшую искусственную елку, которая тоже стала декором нашего праздничного стола. Наверное, моя жена была настоящей волшебницей, иначе я не могу объяснить, как быстро весь беспорядок мог исчезнуть. Преобразился наш ободранный диван, пол избавился от грязных пятен, и даже свет стал как-то ярче светить. Хотя я даже не успел разложить полностью еду из пакета. И ведь она была права, когда говорила, что меня все еще можно чем-то удивить.

Она спасла меня сегодня от самого моего ужасного кошмара. Я ненавидел одиночество. Мне так сложно было всегда находиться наедине с собой, что я готов был пойти на все что угодно, только не слышать потоки мыслей. Желание отказаться от дежурства было вызвано по больше степени не из-за праздника. Ключевым моментом стала моя аллергия к самому себе. Я не смог убежать от страхов, но обрел тем самым что-то по-настоящему невероятное. Никогда прежде я не был так рад Новому году. Он действительно сближает людей, доказывает их полноценность, родство. Я мог видеть Эмму не просто в голове, а наяву. Потрогать ее тонкие пальцы, закружить в танце, посмотреть в экран маленького телевизора. Будь я один, я бы точно нашел в этом антикварном предмете что-то раздражающее. Но в данный момент я любил все, что окружало нашу гармонию.

«Моей мечтой стало переступить порог ее мыслей…»

Прошло несколько дней после того праздничного вечера. Эмма осталась со мной до самого утра, хотя все же пришлось уехать за полчаса до прихода моих коллег. Никто даже не заметил ее присутствия, хотя, возможно, моя улыбка могла вызвать подозрение. Но мне сошел с рук мой секрет и даже потом не перестал нести за собой никакое таинство.

Оказавшись дома после рабочего дня, меня ждало только сообщение на стикере. Эмма поехала развозить игрушки и вернется только через два часа. Благо, мне нужно было поехать к сестре помочь с ремонтом. Это отвлечет от назойливого одиночества и как-то разбавит ожидание. Да и я успел соскучиться по Тиффани за столько времени. Она, наверное, тоже будет рада меня видеть и обязательно пошутит над моим уставшим видом.

С погодой дела обстояли неладные. Хмурые тучи покрыли землю тонким слоем мокрого снега, холода, серости. Настроение как-то из-за этого не могло подняться до нужного уровня. Даже шутки на комедийном радио, которые всегда смешили меня, не стали таблеткой от печали. Хотя может дело было в том, что ровно через неделю в наш дом постучится не праздник, а нависшее горе. Вот уже три года в этот день мы пытаемся не сидеть дома. Оба берем выходной, едем в парк или кафе, с головой уходим в разговор о наших планах на лето, погоде, новых идеях Эммы для самодельных игрушек. Время всегда проходит незаметно, но эти проклятые минуты перед сном никогда не проходили незамеченными. Холодная дрожь застывала на зеркале, когда рука почти не держала голубую зубную щетку. Равновесие покидало тело, и я даже мог сесть на край белоснежной ванны. Страх одиночества был братом близнецом страху пролить слезы. Я ненавидел ни то, ни другое. Но в эти минуты я считал их своими лучшими друзьями. Не знаю, что бы сделала Эмма, если бы увидела меня в слезах, сидящим на краю ванны в попытках почистить зубы. Наверное, она бы села рядом и громко вздохнула. Но даже при таком раскладе я попытался бы что-нибудь придумать, чтобы не волновать Эмму еще больше.

– Тебе же только тридцать семь, почему ты выглядишь, как старик? – Тиффани никогда не отличалась особой любезностью. Даже иногда родителям могло достаться от нее. Отец всегда говорил, что мне стоит поучиться твердому характеру у младшей сестры. Как будто мы поменялись телами, и это она должна была быть мной. Странно звучит, не правда ли? Но я никогда не обижался на него. В этом была доля правды, ведь не могу же я сам не замечать, как иногда я проявляю мягкость именно в те секунды, когда это совершенно не нужно. Но ничего с собой поделать не могу.

– И тебе привет, Тиф! Давай, поскорее покажи мне, где у тебя тут проблемы, и я пойду.

– Если тебе не хочется, можешь не помогать. Сама как-нибудь разберусь.

При этом обои с грохотом обвалились с широкой стены. Тиф, принявшая поражение, слегка улыбнулась и указательным жестом подозвала меня в гостиную, где ожидал меня ужаснейший беспорядок. Валики с краской разливались реками на деревянном полу. Пыль оседала на мебельной пленке, выравнивала все неровные углы. Грязная одежда висела на двери шкафа, который по своему виду не вызывал особого доверия. Он мог в любую секунду обвалиться тяжелыми деревянными досками, но видно это мою сестру никак не волновало.

– А где твой жених? Он что, тебе совсем не помогает? – взявшись за работу, меня начали мучить вопросы о том молодом человеке, который иногда захаживал к моей сестре. Как она говорила, это был всего лишь мимолетный роман, который длился каких-то два года. Они обрекали себя на мучения, то сходились, то расставались, ссорились на пустом месте, даже доходило дело до рукоприкладства. Хорошо, что я жил неподалеку и мог приехать по любому звонку Тиф. Делала она это не всегда, думала, что таким образом показывает слабость. Но в какой-то момент даже для нее ситуация зашла далеко. В одну из таких ссор, когда вновь кулаки обоих пошли в ход, она упала и разбила висок. Тогда всем стало безумно страшно за ее здоровье, и я, как полицейский, должен был уже на веских основаниях ввязаться в это дело. Много раз приходилось разговаривать с Тиф, убеждать ее в том, что такие отношения не смогут сделать ее нормальным счастливым человеком. Она так разрушает себя и свою жизнь. Но она никогда не слушала. Любовь была главной причиной оставаться рядом с тем мужчиной. Хотя все же он смог пересмотреть свои взгляды и перестал резко реагировать на эмоциональные всплески Тиффани. Закончились на их пути драки, скандалы и ругани. А всего-то нужно было моей бойкой сестре попасть в больницу…

– Он сейчас работает. А я хочу сделать ему небольшой сюрприз. Представляешь, как он удивится, когда я скажу, что сама смогла поклеить обои и покрасить стены? Я вот даже не представляю выражение его лица.

Хотя все же наблюдая за ней, как она светится и радуется мелочам, связанных с ее возлюбленным, я был рад, что тогда она не послушала меня. Конечно, никто не может дать гарантию, что больше в жизни не всплывут ошибки прошлого. Но когда ты смотришь на счастливого человека, как он искренне хочет что-то сделать для другого любящего сердца, то начинаешь верить в чудо и сказочную сторону бытия.

– Значит ты ему скажешь, что одна сделала все это? И он тебе поверит?

– Конечно поверит. А ты будешь молчать, если он вдруг начнет спрашивать что-то у тебя. И если ты предашь меня, тогда я расскажу Эмме… – тут на светлом лице загорелась детская озорная улыбка. Она знала, что моя совесть перед женой была чиста, даже можно сказать отполированна до блеска. И нет ничего, что могла бы знать одна моя копия, – Арт, ну вот почему ты такой белый и пушистый? Тебя даже шантажировать невозможно!

Дело шло быстро. За два часа мы успели сделать все, что нужно было и даже заварили чай. И все было как ни странно хорошо, и даже очень. Мне как-то стало не по себе, что мы наконец смогли к моим тридцати семи найти общий язык. Тиф рассказала, где хочет провести медовый месяц, как устроит шикарную свадьбу в родительском доме, как будет обустраивать квартиру под интерьер тихой дружной семьи. Помнится, когда нам было не больше пятнадцати, мы оба не хотели связывать себя с кем-то узами брака. Тогда казалось это слишком бессмысленной и обречённой на провал затеей. И если бы мы тогда посмотрели на себя в это время, мы бы скорее всего просто рассмеялись.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.