Итихаса. Священные горы. Книга 1

Глава 1. Тараган

«Земля аратов большая. Две луны надо, чтобы с Восхода на Закат пересечь. От границ земли Хатой до земель Нартулии тянется. До самого Тёплого моря доходит. Разрослось племя за века, раздвинуло границы. И на Ворот-звезду ушли сыновья со всем народом своим, и на Полдень уходили. Тесно стало в Священных Горах, на Восход да на Закат люди подались. Да там и осели. Кто мечом дорогу прокладывал, а кто и толковищем уладил. Сплелись с племенами дикими, тёмными. В лесах да болотах народу много живёт. Научили их пахать-сеять, тайгу корчевать да лосих приручать. Те и рады. Молока-то лосиного отродясь не пробовали. А уж коровьего да кобыльего и того паче. А про лепёшки и брюкву слыхом не слыхивали. Слилась кровь, взбурлила. Сильные дети поднялись в землях тех да на крыло встали. Девки все как одна – глаз не оторвёшь, одно загляденье. А наследки, те в пятнадцать годков, что твои великаны, из земли полунощной. Одной рукой ухватив коня за гриву, на землю его укладывают. А от племён диких им удаль передалась. Выйдут с топорами длинными да вострыми, встанут в ряд – широкими спинами стойбище закроют. Подходи, вражина, отведай. Редко кто рискнёт рать на них наслать. Ни к чему это. Ратников-то и так не сыщешь днём с огнём. А под их топоры народ на погибель гнать только по глупости великой можно. Лучше уж сторонкой обойти да людей своих сохранить. Хорошо жили. Трудились до потов солёных, богов славили, Прародительницу не забывали. Все споры толковищем решали. По законам предков, со Священных Гор принесённых. Но, как говорится, память народная коротка. Замывает её Времён-Река, как песком заносит. Далеко от Гор Священных да от Хранителей ушли. А может, и время такое настало. Да только объявились повсюду разбойничьи люди. Кто награбил много – ханом[1] себя назвал. И отары свои заставил пасти тех, у кого он их же и отнял. Треснула земля аратов, раскололась. Всяк за себя стал. Озлобились люди, возненавидели друг друга. Дошло до того, что начали биться насмерть меж собой. Каждому хочется ханом быть. А жугани – вот они, тут как тут. Долго выглядывали из пустынь своих да облизывались. Не пускали их араты в землю свою, потому что те людей в жертву приносят богам своим поганым. Да ещё и человечиной питаются. Потому и зовут их детьми Чёрной Птицы. Как только Великий Ильхегул может смотреть на это? Словно Чёрная Птица с бронзовым клювом накрыла своими чёрными крыльями земли аратов. Так шли жугани. Зажужжали над стойбищами да над городищами чеканы жуганьские, зашипели стрелы над частоколами. Завыли бабы над полями сгоревшими. Полилась кровь аратская на землю. И одолели бы араты врага. Да злоба сильней оказалась. Не стали они друг другу помогать. А то и вредить начали, чтобы под чекан жуганьский обидчика старого подставить. Вот и добились своего: сегодня у соседа стойбище в огне, а завтра и у самого дочь за волосья по ограде волокут. Так и стала земля аратов жуганьской. По глупости людской да по злобе. А теперь и скот врагу отдавай и мыто[2] плати. И детей своих отдавай на погибель страшную да на утеху. Если же голову поднимешь, враз стойбище выжгут. И весь род вырежут. Своего-то живота не жалко за детей отдать, а вот род жалко. Кончится род, где потом родишься? Кто тебя в землю свою, в семью примет? Вот и живут араты с опущенной головой. А у самих внутри всё кипит, вот-вот разорвёт. И разрывает порой. Ринется мужик на жуганей, зарычит, как медведь раненый, задушит голыми руками нескольких, да и сам рядом с ними ляжет. Только чекан в воздухе прожужжит и всё – голова надвое. А этим нелюдям всё одно – тут же есть начинают, причмокивая. Для них мозги человечьи – что лосиное молоко для дикарей. И эти тати уже до Священных Гор добрались, рыщут там в поисках Хранителей. Не будет Хранителей, не будет народа. Сила народа – в знаниях, веками накопленных, да в словах божьих, предкам когда-то переданных. Они подсказывают, как участь свою людскую при жизни очистить да через Бездны Нави после смерти проскочить. Но про то лишь Хранители ведают. Никто не знает, где они сейчас. В ущельях да горах схоронились. Только легенды да пророчества народ спасают. Душу греют. Про Хранителей пророчества, про Героев да про Золотого Всадника, который сломает Чёрной Птице её бронзовый клюв…

Месяц малой жары, год кабана.

28608 год от сотворения мира».

Из летописей Тёплой Обители.

Книга летописей «О веках древних»

Река Карасуу, зажатая хребтами, бурно несется по уступам. Склоны хребтов покрывает тайга. Кое-где над макушками кедров высятся каменные утёсы серого известняка, задевая вершинами облака. Над утёсами парят соколы, охраняя свои гнёзда и высматривая добычу. Северный склон одного из хребтов каменной стеной обрывается к реке, и только у самого подножия виднеется небольшая полоска земли, по которой вьётся тропка, выбитая косулями и маралами. Расширяющееся книзу ущелье покрыто кустами маральника и колючего зайчатника. Ветер то и дело поднимает над лесом облака кедровой пыльцы, перемешивая и разнося вокруг запахи тайги. Над цветами усердно трудятся пчёлы, собирая нектар и опыляя растения. Ниже по течению реки виднеются небольшие поляны, поросшие горным разнотравьем. На одной из них стоит большой восьмиугольный курень из добротных кедровых брёвен с конусной крышей, покрытой корой. Из отверстия на крыше струится дымок, разнося вокруг запах горящих сучьев и печёного мяса.

В сумерках со стороны леса показался всадник на вороном жеребце. Усталый запыленный конь осторожно ступал по каменистой тропе, изредка мотая головой и всхрапывая. Всадник не торопил его, видимо, жалея. А может, и хотел убедиться, что около куреня никого нет, зорким глазом осматривая лес. Никому не хочется напороться на засаду жуганей. Уж лучше в бою погибнуть, чем к ним в полон попасть. Они не посмотрят ни на твой выбритый череп и косу из макушки, ни на татуировки на плечах. Им что воин, что пастух, всё одно. Для них люди Священных Гор все одинаковые. Все чужие. Или еда, или раб. Да и ханские слуги не будут спрашивать, кто ты да откуда. Так поймут, что не свой. У ханских слуг войлочные плащи новые да чистые. Стирать есть кому. И сустуги[3] на груди блестят. Щиты деревянные под бронзой к седлу приторочены. Да и не ездят они по одному. Всегда дюжина, две, и обязательно со стягом, чтобы жугани да разбойничьи люди не трогали. Если ты пастух, скорее всего, они не тронут. А если у тебя череп выбрит, коса тугая от макушки до пояса спускается да ещё и меч под плащом, значит ты или разведчик чей, или убийца наёмный. Накинут сеть, потом пытать станут. А там пока разберутся, неизвестно чем всё закончится. Про разбойничьих же людей вообще говорить нечего. Того и гляди, на плечи кто-нибудь прыгнет или стрела из зарослей прилетит. Плащ, хоть старый и грязный, да от ветра и холода спасает. Кожаные доспехи с сустугами на груди тоже денег стоят. А конь да меч в разбойничьем хозяйстве обязательно пригодятся. Вот и не торопился всадник. Кусты осматривал, лес слушал. Подъехал к коновязи, спешился, привязал жеребца и, ещё раз оглядевшись, направился к двери жилища. Спустившись по земляным ступенькам вниз, незнакомец открыл дверь и вошёл в просторное помещение. Хозяин дома, коренастый старик с абсолютно белой редкой бородкой, сидел у круглого каменного очага на стуле из куска бревна лицом к двери и курил длинную деревянную трубку с каменным чубуком, пуская в отверстие крыши сизые облачка дыма. Его голубые глаза щурились от дыма. На безволосом темени плясали красные блики. Заплетённые в косичку волосы у него не были седыми. Они оказались белого цвета. Абсолютно белого. Без единого оттенка. Что странно выглядело на фоне загоревшего, с глубокими морщинами лица. Несмотря на возраст, старик сидел прямо, а в его глазах светились несгибаемая воля и сила, отличающие воина от простого пастуха или охотника.

– Входи, входи, Равар[4]. Тараган[5] давно ждёт тебя, – старик встал, приветствуя гостя рукопожатием и указывая ему на один из обрубков бревна, – снимай свой плащ и присаживайся к огню.

Он подложил в очаг несколько сосновых веток. Те немного подымили и дружно загорелись. Весёлые языки пламени заплясали на стенах жилища. Гость затворил за собой дверь, снял плащ и сел у очага, скрестив под собой ноги. Огонь осветил суровое обветренное лицо и голубые глаза, смотревшие приветливо на старика.

– Давно Выпрыгивающий Из Земли не навещал старика Тарагана, – хозяин протянул гостю трубку, держа её обеими руками.

Гость принял драгоценный предмет, на мгновение замер в поклоне, обращённом в пространство, прошептал краткую молитву, затем так же с поклоном, держа обеими руками трубку, вернул её хозяину. Тараган взял трубку и, пустив облачко дыма, задумался. Тишину нарушало лишь потрескивание веток в очаге. Гостя не удивило такое поведение старика. Он замер, с пониманием глядя на Тарагана и стараясь не мешать. Кто знает, может, старик в этот момент с духами разговаривает, а может, видит что-то незримое. Не к погонщику верблюдов ведь на званый ужин зашёл. Есть в мире дела поважней гостеприимства и человеческих предрассудков. Особенно когда тебя призывает к себе отшельник. Да ещё сокола за тобой посылает. А может, он вовсе шаман? Вполне может быть. Тогда про обычные человеческие отношения надо вообще забыть. Здесь другие ценности. Зная старика уже четыре года, Равар так и не понял, кто он, поэтому сидел тихо и ждал. Ждал чего-то важного. Первый раз за все время Тараган сокола послал. Значит торопился. Быстрее сокола лишь ветер. Наконец, хозяин вышел из оцепенения и пододвинул гостю большое бронзовое блюдо с печёным мясом.

– Угощайся, Тараган ждал Выпрыгивающего Из Земли, поэтому приготовил кабаргу, – старик вынул трубку изо рта, – поешь, наверное, целый день не слезал с лошади. Пыли на твоём плаще в два пальца. Только сначала пригубим этот божественный напиток, – сказал он, протянув гостю маленькую пиалу с прозрачной жидкостью.

– Мир и счастье всем существам, – он обмакнул палец в свою пиалу, брызнул через плечо в огонь, выпил содержимое и вновь взял трубку в рот.

– Тараган ещё помнит, какое имя дали Равару в далёкой полунощной земле пастухи оленей? – гость улыбнулся, отрывая зубами кусок мяса, пахнущего костром.

– Тараган помнит, – глаза старика потеплели. Улыбка тронула губы, – такое не скоро забудешь. Лесные Шатуны тоже до сих пор помнят. Мало кто из них тогда от стойбища ушёл. До сих пор стороной обходят то место.

На некоторое время в доме вновь воцарилось молчание. Тараган курил трубку, а гость с аппетитом уплетал мясо, украдкой посматривая на хозяина и слизывая горячий жир с пальцев и губ. Он был явно голоден.

– Как поживаешь, как здоровье? – Равар, наконец, нарушил тишину, доедая последний кусок мяса.

Старик ответил не сразу, глядя в пространство.

– На здоровье и жизнь жаловаться не пристало, слава Великим Духам. А вот ум Тарагана тёмен.

– Что случилось, уважаемый Тараган? – прищурился Равар. Он внимательно следил за стариком, не переставая жевать, но тревожные нотки в голосе Тарагана насторожили воина.

– Тараган разговаривал со странствующими гарипами[6], – старик прямо смотрел перед собой, – они предрекают приход Белого Карлика и конец какого-то света. Они не те, за кого себя выдают. Белый Карлик всегда жил в этих горах. Мои предки оставляли для него на перевалах сыр, кобылье молоко и араку. Белый Карлик – хозяин этих мест. Правда, народ сейчас забыл не только о подношениях духам гор и духам предков, но и о самих предках. Плохие времена, – старик вновь пыхнул трубкой.

– А жрецы? – Равар отложил обглоданные кости и вытер губы рукой. – Чем они занимаются? – удивился он.

Тараган взглянул на него. В глазах его мелькнуло презрение.

– Жрецы вконец обезумели! Золотой Змей сожрал их умы!

– Но они и так, по-моему, неплохо жили, – ещё больше удивился Равар и развёл руками.

– Им слепит глаза блеск застёжек на одежде жрецов Чёрной Птицы, – старик подался вперёд. Лицо его исказила гримаса презрения, – они уже переняли обычаи жречества. С народом разговаривают только за подарки, имеют целое войско охраны и рабов. Настроили большие дома из брёвен, завели наложниц и захватили безграничную власть. Они даже начали носить золотые украшения! Как бабы! Это не жрецы, это рядовичи, торговцы! Народ потянулся к колдунам, выдающим себя за шаманов, которые проводят кровавые ритуалы в горах. Плохо, очень плохо. Ещё эти гарипы! Как будто все сговорились! Эти люди ходят по деревням, рассказывают всякую чушь, а народ верит им на слово. Это тоже плохо. Тараган знает, гарипы пришли сюда с Заката, от Тёплого моря. Они из Нартулии. Люди, живущие у подножия Священных Гор, слишком наивны, чтобы придумать такую чушь.

– Что они рассказывают? – гость подался вперёд, ковыряя в зубах щепкой. Лицо его стало серьёзным, голос изменился.

– Они говорят, что скоро придут люди в чёрных одеждах, – старик изредка указывал трубкой в пространство, – которые прогонят злого Чёрного Ильхегула, спасая от него людей, и создадут здесь царство нового доброго бога Лучезарного Дарителя Жизни. Богов много. А духи – помощники их. Тараган слышал о разных народах. Но там, где люди делят богов на плохих и хороших, всегда льётся кровь. Брат поднимает руку на брата, а сын на отца. Бог, или Великий Дух, не может быть хорошим или плохим. Он не может приказывать убивать друг друга из-за того, каким именем народ называет бога. Такой бред может придумать только человек. Ложь и подлая хитрость – вот оружие тех, кто всё это задумал. Вслед за ложью сюда придёт зло. То зло, которое, как грязь, течёт во все стороны и поселяется в умах людей постепенно, поколение за поколением, превращая их в животных. Тогда брат поднимает руку на брата, а сын – на отца из-за золота или клочка земли.

– Этого не может быть! – в голубых глазах Равара промелькнуло недоверие, – не может сын поднять руку на отца из-за золота!

– Ещё как может, – повысил голос старик – и даже не из-за золота, а из-за одного тажуура[7] араки. Тараган слышал о людях, которые убивали своих родителей, когда те становились немощными!

Старик замолчал. Он смотрел прямо перед собой и глаза его метали молнии.

– Что они называют «царством нового доброго бога»? – прервал гость тишину. Беспокойство плескалось в его глазах. Казалось, он только сейчас ощутил всю серьёзность слов Тарагана.

– Какую-то ерунду, в которой трудно разобраться, – лицо старика вновь исказила гримаса презрения, – враньё на вранье. Одно понятно, что людей от кого-то спасать собрались.

Старик замолчал, куря трубку, потом продолжал уже спокойнее:

– И это не всё. В селениях на большой реке пропадают люди, и все они из горных стойбищ. В роду хана Шонкора[8] пропало уже двенадцать молодых девушек и среди них его дочь Чечек. Шонкор хочет начать войну с жуганями. Если это случится, погибнет весь его род. Когда-то очень давно жугани пошли на аратов войной. Была великая битва, и многие погибли, защищая свой очаг. Оставшиеся в живых ушли в горы, и сейчас араты платят дань жуганям. А те только и ждут, чтобы начать новую войну и истребить весь народ.

Тараган снова задумался, пуская облачко дыма. Ничто не нарушало тишину, лишь потрескивание углей в очаге, да фырканье коня на поляне, отгоняющего хвостом оводов.

– У аратов есть пророчество, – прервал тишину старик, – о приходе Золотого Всадника, который освободит народ от гнёта. Он разобьёт войско Чёрной Птицы здесь в горах и будет гнать его до самой их цитадели. А там он спросит с них за всё. Но это лишь пророчество. Нам придётся драться самим. Начинается война.

Старик замолчал. Гостю передалось его настроение. Последнее слово старика прозвучало как гром и зависло в воздухе. Равар изменился в лице. Он больше не улыбался, глаза его стали бесстрастными и холодными.

– Шонкор собирается штурмовать городище Куюс. Разведчики доложили, что где-то там обрываются следы похищенных. Но у него мало воинов, способных вести осаду. Да ещё под стенами городища стоит рать Тёгюнчи кагана[9]. Люди Шонкора полягут все ещё на поле, не дойдя даже до кольев ограды.

– Но есть другие способы войны, – Равар с нетерпением подался вперёд, – для того чтобы победить, не обязательно биться лоб в лоб.

– Тараган знает, но сотники Шонкора не знают, – старик смотрел в огонь. Зрачки его беспокойно двигались. Наконец, он взглянул воину в глаза, – Равар изучал способы ведения войны с детства, поэтому хану без него не обойтись. Равар ввяжется в это ради чужого для него народа?

– Неужели у Тарагана совсем потемнело сознание, и он хочет пойти на славную битву один, а своего друга Равара бросить одного в тайге? – холодно спросил воин, не отрывая взгляда от лица старика. Он сделал жест рукой от левого плеча вниз наискосок, – и народ этот мне не чужой! Тараган зря говорит такие слова!

Глаза его потемнели. Он смотрел на собеседника и, казалось, не узнавал его.

– Тараган, конечно, не прав, – старик в глубине души корил себя за неловкие слова. Он несколько раз кивнул головой. Губы его тронула виноватая улыбка, – но Тараган всё-таки рад решению Равара.

– Тогда ближе к делу. Что ещё известно о пропавших людях, где они или зачем их похитили? – Равар постарался поскорее сменить тему разговора.

Он чувствовал себя неловко. Повышать голос на старших среди воинов считалось неприличным. А сейчас своими словами он заставил старика оправдываться. Равар склонил голову и отвёл взгляд, чтобы Тараган не увидел, как он краснеет.

Старик еле заметно улыбнулся, приняв молчаливое извинение и услышав смягчившийся голос друга. Ему всегда нравился этот юноша с голубыми, чистыми глазами и сердцем льва, который, когда нужно, мог внезапно превратиться в беспощадного демона и изрубить в куски десятерых. О его силе и ловкости ходили легенды. Но сам по себе он был добр и скромен. Тараган выбил пепел из трубки, засунул её в специальный карман на длинном, выше колен сапоге из шкуры оленя.

– Тараган встречался с Белым Карликом. Белый Карлик поведал Тарагану, что все пропавшие люди в большой опасности. Девушек принесут в жертву в пещере под озером Каракёль.

– Кому и зачем это нужно!? – Равар подался вперёд. Губы его плотно сжались. В глазах вспыхнул беспощадный огонь.

– Где они сейчас, Белый Карлик не знает, – старик смотрел в пространство и, казалось, пытался найти ответ, – и Тараган не знает. Знает только, что они там, где много народа, и что их скрывает кто-то очень могущественный. Если жертва будет принесена, скала, запирающая озеро, лопнет, и вода из него упадёт в ущелье, смывая все стойбища на своём пути до самой реки Катын. Земля будет трястись и камни сыпаться с гор, а к реке прикатится огромный вал грязи и перекроет её.

– Кому и зачем это нужно?! В этом нет никакого смысла! – почти закричал Равар и заёрзал от негодования. Глаза его метали молнии, ноздри нервно раздувались.

– Белый Карлик поведал Тарагану, что на дне озера лежит древняя реликвия, – старик говорил, медленно подбирая слова, – её охраняет вода. Кто-то хочет спустить воду и завладеть этой реликвией. Тогда мир перевернётся и станет совсем другим. Равновесие добра и зла нарушится. Это нужно остановить. Выпрыгивающий Из Земли ещё не разучился выпрыгивать из земли? – старик снова набил трубку, зажёг её. Получив утвердительный ответ, он кивнул головой.

– Шонкор ждёт и без нас не начнёт, потому что в городище Куюс что-то нечисто. Там есть большой дом – заезжий двор для очень богатых купцов и гарипов. Построили его лет пять-шесть назад и о нём идёт дурная слава. Говорят, что гарипы эти иногда пропадают, а их лошадей и товары продают на местном торжище. Эх! – старик ударил себя по колену, – когда Тараган был молодым, мы такие городища брали в один день! Мы уничтожали места, откуда по земле вслед за ложью и подлой хитростью течёт зло! Тьфу! – старик сплюнул в сердцах.

Прошло много времени, прежде чем он вновь заговорил, дополняя рассказ соответствующими жестами:

– Каменная крепость, высотой с гору. Осаду начали на рассвете, а к середине дня уже пали ворота. К закату солнца всё было кончено. И хозяин погиб и все, у кого было оружие в руках. Мы никого не оставили в живых. Когда уходили, народ из стойбищ провожал нас с поклонами. Хозяин этого замка очень уж лютым был, магией занимался какой-то древней, с человеческими жертвоприношениями и всякими кровавыми оргиями. Даже местный правитель его боялся. В подвале замка всякая нежить пряталась. Тарагану пришлось всю ночь там с ними возиться. Только к утру удалось связать их за хвосты и похоронить под каменной плитой. С тех пор волосы Тарагана стали белыми, как снег на вершинах гор.

– Где это Тараган научился таким вещам? – с недоверием спросил Равар, пристально глядя на старика.

– Далеко отсюда, очень далеко, – старик смотрел на огонь и, казалось, находился где-то далеко, в какой-то неизвестной стране, затерянной в воспоминаниях, – когда Тарагану было пять лет, он попал в плен и его увезли в далёкую страну, где продали в рабство. Через два года Тараган сбежал и, двигаясь на юг, дошёл до гор. В горах легче выжить. Тараган тогда уже неплохо стрелял из лука. Прячась в горах и постоянно передвигаясь, Тараган обнаружил каменный город. Он находился очень высоко, там, где, казалось, никто жить не может. В этом городе жили люди, похожие на Тарагана. Они разводили скот и торговали с теми, кто обитал в долинах. Тараган прожил в городе несколько лет, помогая одному местному ведуну собирать в окрестных горах целебные травы и готовить из них зелья. Однажды Тараган, собирая лишайники с камней далеко от города, у самых снегов, встретил старика, сидящего прямо на холодном камне. Из одежды на нём была только старая ветхая накидка, кое-как обмотанная вокруг торса. Он сидел, скрестив ноги и сложив ладони рук на уровне живота. Глаза у него были закрыты. Тараган подумал, что человек умер и замёрз, но потом с ужасом обнаружил, что снег таял вокруг старика, открывая всё новые и новые камни. Тараган едва не умер со страху, когда старик приветливо улыбнулся и открыл глаза. Это был местный жрец-отшельник. Пятнадцать лет Тараган учился у старика разным диковинным вещам, овладевая очень странным искусством, о котором здесь и в странах далеко на Закат никто ничего не знает. Однако Тараган не смог постичь главного.

Старик вытряхнул пепел из трубки.

– Чего? – нетерпеливо переспросил гость с широко открытыми глазами.

– Ничего, – хозяин пожал плечами и, виновато улыбаясь, развёл руками.

– Что это значит? – нахмурил брови собеседник, пытаясь понять, куда клонит старик.

– Значит ничего и одновременно всё. ЭТО нельзя назвать никаким словом, – сказал Тараган предельно серьёзно, боясь, что воин не поверит ему, – в языке у людей нет такого слова. Некоторые народы называют это Прародителем Неба и Земли, некоторые – верховным богом, давая ему имя. Наш народ называет его Создателем. Древние араты называли его Кангый[10]. Если Млечный Путь это хребет Великой Вселенной, то Кангый – её кровь.

– Не понимаю! – потёр рукой лоб Равар. Взгляд его, устремленный в пространство, блуждал в поисках ответов. Но ответы не находились.

– Так вот и Тараган не понимает! – ещё раз развёл руками старик, – Тараган знает только одно: кто постигнет ЭТО, у того откроются глаза. А мы все здесь просто слепые котята, которые ползают в поисках материнского соска, создавая друг другу и себе всевозможные трудности.

– Да, чего только на свете не бывает! – заметил Равар, глядя на угли в очаге. Воспоминания уносили его в непроходимые джунгли далёкой страны Хатой. Почему-то именно их вызвал у него рассказ старика.

«… Страх заглушает всё. Стань мёртвым, и тогда ты услышишь, о чём думает лучник, стоящий за деревом и целящийся в тебя, – говорил маленький старичок с длинной седой бородой, нанося Равару удары палкой.

Воин, балансируя на краю пропасти, на дне которой бушевала вода, увёртывался, подпрыгивал, когда палка пролетала снизу, отбивал удары руками, всеми силами цепляясь за жизнь. Смерть была за спиной, ревущая и бездонная. Равар пропускал удары один за другим, один или два раза едва не сорвался в пропасть, когда пятка оказалась в воздухе, и он потерял равновесие. Спина его покрылась холодным липким потом. Вдруг старичок сломал палку о колено пополам и отбросил её в сторону. Достав из-за спины бронзовый меч, он крикнул:

– У тебя остался один выход – умереть, – он резко выбросил руку с мечом вперёд, целясь в середину туловища, – так сделай же это!

В одно мгновение в Раваре словно что-то обрушилось. Оковы, связывающие, казалось, уже тысячи лет его тело и сознание, рассыпались в прах, и какая-то неведомая ему сила рванула его тело вверх. Всё происходило очень медленно. Пока старичок вытягивал руку, Равар успел перевернуться в воздухе над ним и приземлиться сзади. Казалось, он мог беспрепятственно наносить удары по спине и затылку своего учителя, но старик молниеносно развернулся и нанёс ему удар по ногам, припав при этом к земле. Меч со свистом разрезал пустое пространство. Равар прыгнул вверх и приземлился там, где лежали половинки сломанной палки. Взяв их за концы, он принял одну из поз, позволяющих сражаться с вооружённым мечом противником. Равару понравилась эта игра, игра сущности, живущей на скале. Он летел вверх, переворачиваясь несколько раз в воздухе, приземлялся, отбивал удары, наносил свои, катился с бешеной скоростью по земле, догоняя противника, снова наносил удары, снова прыгал и летел в воздухе…»