– Да-а-а… Предполагать можно многое, уважаемый сыщик, но что Вы предлагаете?
– Я сегодня же отправлю агента проследить за сторожем этой церкви, он кажется мне очень подозрительным – во всех этих событиях. Потом следует как можно быстрее навести справки обо всех наследниках покойного барона, и ещё мне нужен адрес его приёмной дочери Марии Жозефины.
Инспектор с готовностью закивал головой, всем своим видом выражая готовность помочь Игнатиусу:
– Завтра же все данные будут у Вас на столе!
Поллаки вернулся в своё бюро, чтобы узнать, как продвигаются текущие дела. Но чтобы он ни делал, мысли о стороже не покидали его. К вечеру, взяв с собой толкового хорошего агента Джимми Фоксхолла, Поллаки вернулся к церкви.
Приказав агенту вести наблюдение неподалёку от сторожки Джорджа Патнелла, сам Поллаки подошёл к ней и постучал в массивную дверь. Сторож не спеша открыл её, с явным недовольством глядя на настырного сыщика. Он с кислой миной уставился на стоящего перед ним джентельмена и даже не потрудился скрыть своё недовольство при виде незваного посетителя. Однако на вежливое приветствие Игнатиуса ему всё-таки пришлось ответить:
– Добрый вечер, мистер Поллаки, – сквозь зубы произнёс Патнелл. – Мне тут сказали, что Вы снова хотите встретиться со мной. Только я уже всё рассказал и мне нечего к этому добавить.
С этими словами сторож вышел из своего домика и встал перед Поллаки, притворив за собой дверь и не приглашая его войти внутрь. Но Игнатиус не стал заострять на этом внимание. В конце концов, он не в гости к Патнеллу пришёл, а задать несколько вопросов можно и здесь, стоя на свежем воздухе, а не в прокуренной закупоренной комнате:
– Добрый вечер, мистер Патнелл! У меня будет к Вам несколько вопросов, связанных с убийством Генри Косборна. Вы найдёте время поговорить со мной?
Сторож нехотя кивнул с кривой «улыбкой», что означало – так уж и быть, найду для тебя немного времени, задавай свои вопросы, прилипала!
– Тогда ещё раз расскажите мне подробно, с самого начала, – как Вы обнаружили мёртвое тело?
– Было два часа ночи. Шёл дождь. Я, как обычно, сидел в своей сторожке, когда внезапно услышал звук выстрела. Затем прозвучал второй выстрел. Я накинул плащ от дождя, взял фонарь и вышел. Сквозь шум дождя я расслышал удаляющийся лошадиный топот и скрип колёс. Я заспешил туда и крикнул: «Кто там?» Но мне никто не отозвался. Когда я подошёл ближе, то увидел лежащего на спине молодого человека с раскинутыми в стороны руками. Я сразу понял, что он мёртв, так как можно было видеть на его груди след от выстрела, и пуля прошла прямо в сердце. Убедившись в этом, я отправился на поиски ближайшего констебля, чтобы доложить об убийстве. Вот, собственно говоря, и всё. Больше мне рассказывать нечего.
– Благодарю Вас, мистер Патнелл. Постарайтесь вспомнить, – в ту дождливую ночь Вам не послышались какие-либо голоса, женские, или мужские? Или, может быть, Вы хотя бы мельком видели какого-либо человека? Или нескольких людей?
– Нет, сэр. Шум дождя и ветра заглушал все звуки. Только утром мне стало известно, что пропала церковная реликвия, знаменитый бриллиант. Все решили, что парень, которого я нашёл убитым, во время вечерей службы спрятался где-то в церкви, а когда всё стихло, он спокойно забрал бриллиант и выбрался на крышу, чтобы уйти незамеченным. Вероятно, он был не один. Кто-то заранее подготовил повозку и уже ждал его с добычей, а дождавшись – застрелил воришку, забрал бриллиант и поспешно скрылся с места преступления.
– Да, пожалуй, в этом Вы правы, мистер Патнелл. Кто-то неизвестный намеренно убил парня.
Виноватый взгляд сторожа на мгновение вильнул в сторону, но для Поллаки этого мгновения было достаточно, и он снова почувствовал сильное недоверие к словам сторожа. Да, Генри Косборн был застрелен, но инспектор Джон Уизли уже проверил наличие оружия в церкви и ничего не обнаружил. А поскольку никакого оружия ни в церкви, ни в часовне, ни в сторожке Патнелла найдено не было, то и предъявить сторожу обвинение в убийстве было невозможно. Прибывший на место преступления дежурный констебль Марио Андреас первым осмотрел убитого и место убийства. И он со всей ответственностью уверял, что сторож в данном случае – вне подозрений, так как труп ещё не остыл, когда Патнелл его обнаружил. Ещё инспектор установил, что выстрелы были сделаны с очень близкого расстояния, почти в упор. Да и с какой стати сторожу убивать совершенно незнакомого ему Генри Косборна? Уже было установлено, что между ними не существовало никакой связи.
Поллаки поблагодарил сторожа и распрощался с ним. Но теперь все его предположения относительно Джорджа Патнелла переросли в твёрдую уверенность, что сторож очень даже замешан во всём этом деле. Осталось только выяснить, каким образом!
Теперь предстоял следующий этап работа – надо начинать разбираться с семейством барона Барлетта и всеми загадочными историями, связанными с этим непростым, по-видимому, семейством. Поллаки не очень любил дела, все участники которых уже переселились в мир иной. Он считал это неблагодарной работой, хотя при надобности приходится выполнять любые действия, независимо от того, нравится тебе это или нет. Но что поделаешь – Игнатиусу куда интереснее было иметь дело с живыми людьми!
Следующий день оказался для сыщика более плодотворным – пришло донесение от инспектора Уизли и была получена копия завещания покойного викария Джемса Кримвода.
Поллаки несколько раз внимательнейшим образом прочёл завещание. Из текста следовало, что с бриллиантом, полученным им в дар от Марии Жозефины и состоящим из трёх частей, он поступил следующим образом: одну часть он завещает церкви, а две другие передаёт постоянному церковному благотворителю и его жене, супругам Фреду и Эвелине Дрей.
Про семью барона написано было немного. Барон Роберт Генри Барлетт имел троих детей: дочь Изабеллу, 1782—1812, Лондон; сына Вильяма Джеймса, 1784—1842, Лондон; дочь Джесси, 1785—1853, Лондон, и приёмную дочь Марию Жозефину, 1787 года рождения, дата смерти не установлена, так как никаких свидетельств о её смерти найдено не было. Все дети барона умерли бездетными.
Про троих детей барона Поллаки не узнал из этого донесения ничего нового, так как даты рождения и смерти всех троих уже записал сам, когда побывал в склепе. А вот Мария Жозефина начинала интересовать его всё больше…
Получалось, что все потомки барона умерли в результате болезней, и в живых в настоящее время могла остаться только Мария Жозефина, которой сейчас должно быть семьдесят пять лет. Но её место жительства выяснить ничего не удалось, поскольку об этом просто не нашлось ни одного документа. Ещё удалось установить, что после смерти приёмного отца в октябре 1840 года Мария Жозефина отказалась от своей доли наследства в пользу родной дочери барона Джесси, которая на тот момент оставалась единственной живой из всех троих родных детей Барлетта, и сразу же после этого уехала в неизвестном направлении. Дальнейшие её следы затерялись. Инспектор Уизли Осборн обещал немедленно заняться поисками этой загадочной женщины.
Игнатиус задумался и по многолетней привычке начал зарисовывать схему родословной семейства Барлетт, перемежая её краткими, одному ему понятными записями. И не переставал размышлять о похищенной ценности. А картина складывалась такая, что неизвестный пока преступник, заполучив благополучно одну часть бриллианта, непременно постарается завладеть и оставшимися двумя, тем более что обе они находятся в одном месте. Требовалось немедленно связаться с семейством четы Дрей, чтобы предупредить их о возможной опасности и постараться оградить их от нападения.
Мистер Поллаки уведомил их о своём визите и сейчас ожидал ответа, нетерпеливо прохаживаясь по своему кабинету. Ему было известно, что супруги Дрей находятся в очень преклонном возрасте: главе семьи Фреду Дрей уже исполнилось восемьдесят шесть лет, а его жене Эвелин шёл восемьдесят четвёртый год. Так что неизвестно, чего можно ожидать от людей, находящихся в таких почтенных годах. Но ничего, встреча покажет, что к чему! Очень скоро прибыл посыльный и доставил Поллаки ответ. В короткой записке говорилось, что мистер Фред рад будет видеть у себя сыщика завтра утром и с радостью готов оказать любую посильную помощь. Ну что же, для начала всё складывалось весьма благоприятно!
Вечером в бюро неожиданно пришёл Эдвард Хорсни. Поллаки сразу же пригласил его присесть и предложил чашку чая.
– Добрый вечер, мистер Поллаки, – сдержанно поздоровался Эдвард.
– Добрый вечер, Эдвард. Ты принёс какие-то новости? – Поллаки с ожиданием смотрел на сосредоточенного мальчика.
– Не знаю, сэр. Может быть, это совсем не имеет отношения к делу, но я нашёл в кармане старого пиджака Генри Косборна вот этот сложенный листок. Посмотрите! – и Эдвард протянул Игнатиусу небольшой листочек, слегка помятый и затёртый на сгибе от долгого пребывания в кармане.
– А ты сам читал его?
– Да, сэр.
– И что ты об этом думаешь?
– Я думаю, сэр, что это план какого-то здания. Отдельно Генри зарисовал дорогу к этому зданию. Только непонятно, зачем. Но самое интересное и странное то, что на этом листке указана дата, – причём, это дата следующего дня после смерти Генри!
– Ты правильно сделал, Эдвард, что принёс мне эту находку. Я немедленно обследую указанное тут место. Я даже, кажется, догадываюсь, где оно находится. И это не совсем далеко, хоть и не очень близко.
– Хорошо, сэр. Тогда я пошёл?
– Да, Эдвард. Благодарю тебя.
– Может, ещё что-нибудь нужно узнать, мистер Поллаки? – уточнил Эдвард на прощание.
– Да, Эдвард, нам необходимо разыскать ту девушку, что была с Генри в последний вечер.
– Понял, сэр. Я постараюсь сделать всё возможное! – Эдвард, простившись с мистером Поллаки, вышел из конторы.
Для изучения местности Поллаки взял с собой двух расторопных агентов. Сначала они отправились на вокзал и на поезде поехали до конечной станции Восточного Лондона. Через час они были уже на месте. Изображенное на рисунке Генри здание было маленькой церковью периода раннего христианства. Когда-то это, по-видимому, была красивая изящная постройка, стоявшая высоко на холме и хорошо видная со всех сторон. А теперь от былого великолепия остались только остатки полуразвалившихся каменных стен, почти незаметных в острых скалах. Не без труда добравшись до развалин, все трое вошли в квадратный холл древней постройки. Вот тут-то и обнаружили они много интересного! Сразу бросалось в глаза недавнее присутствие людей на этом месте. Всё указывало на определённого рода действия! Посреди холла стоял стол из грубо обтёсанной каменной глыбы. А на полу вокруг этого примитивного стола чернели пятна и высохшие лужицы, происхождение которых не вызывало ни малейшего сомнения, – это была пролитая кровь! Получалось, что перед ними стоял не просто каменный стол, – это был жертвенник, которым пользовались совсем недавно! Через одну из обвалившихся стен, – где был когда-то дверной проём, выходивший на внутренний дворик, вымощенный камнем, – просматривался хорошо сохранившийся след от недавно горевшего тут большого костра, на котором, надо полагать, было сожжено тело жертвы. Все трое подумали об одном и том же и всем троим стало не по себе…
Игнатиус и оба его помощника молча собирали остатки обгоревших костей. Им уже, в общем-то, стало понятно, что здесь зарезали и принесли в жертву то ли быка, то ли корову. И они испытывали огромное облегчение оттого, что здесь не был убит человек. Затем они ещё раз тщательно заглянули во все уголки этого неприятного места, но ничего интересного обнаружить больше не удалось. Завершив работу, Поллаки с одним из агентов отправились в обратный путь, забрав с собой найденные «трофеи», а другого агента оставил наблюдать за развалинами до тех пор, пока он не пришлёт кого-нибудь на смену. Возникла мысль, что маленький Роберт Трантер мог быть убит здесь же, – только почему его не сожгли, как это жертвенное животное? На этот вопрос непроизвольно приходил один ответ: ищите женщину…
А на старом кладбище уже два дня агенты сменяли друг друга, но всё было бесполезно: ничего подозрительного за сторожем обнаружить не удавалось. Время уходило, и Поллаки чувствовал, что начинает нервничать. Он постарался взять себя в руки, сосредоточиться и подготовится к предстоящему утром визиту в дом четы Дрей.
Семья Дрей занимала двухэтажный особняк викторианской эпохи. Вместе со стариками Фредом и Эвелин в доме проживали две их дочери, которые обе к настоящему времени уже овдовели, и четверо внуков – по двое от каждой дочери. Ещё в доме жила уже много лет дальняя родственница миссис Дрей, шестидесятисемилетняя чопорная сухопарая дама, одинокая мисс Вэй. А также практически на правах родственницы проживала в этом семействе пожилая кухарка, имеющая юную помощницу, и лакей, почти одного возраста с хозяином. Получалось, что в общей сложности в особняке постоянно находилось двенадцать человек.
Мистер Дрей сам встретил мистера Поллаки. Приветливый старичок прямо-таки излучал доброжелательность и сразу предложил Игнатиусу подняться наверх. И Поллаки с удовольствием последовал за радушным хозяином по широким удобным ступеням. Гостеприимство хозяина ощущалось буквально во всём, и Поллаки было очень приятно находиться в этом доме. Мистер Дрей предложил сыщику остаться на утренний кофе, и Игнатиус не смог отказать добродушному хозяину. Бодрый старичок пригласил гостя поудобнее устраиваться в кресле и подвинул к нему коробку с сигарами, от чего Поллаки вежливо отказался, так как был некурящим. И вот, наконец-то, не спеша, оперируя известными фактами, Поллаки изложил цель своего визита.
Мистер Дрей выслушал всё, не перебивая и не задавая никаких вопросов. А затем с самым спокойным и благодушным видом ответил:
– По правде говоря, мистер Поллаки, все эти годы у нас не было проблем подобного рода. Оба подаренные нам бриллианты до сих пор хранятся в сейфе, – мистер Дрей подошёл к старинному бюро, выдвинул какой-то ящичек и стал искать нужные ключи. – Сейчас Вы сами сможете на них полюбоваться!
– Проблем не было, мистер Дрей, до кражи из церкви третьей части бриллианта. И я полагаю, что не одному только епископу известно о хранении у вас двух других частей реликвии покойного викария. Поэтому я попросил бы Вас проверить сохранность бриллиантов и постараться обезопасить себя, насколько это возможно.
Мистер Дрей открыл дверцу в стене и довольно долго старался открыть свой тайник. Наконец замки щёлкнули, и хозяин дома сначала выдвинул оттуда маленькую шкатулку, затем вынул из неё обшитую бархатом коробочку и медленным движением снял с коробочки крышку. Радужное сияние и искрящиеся переливы, исходящие из коробочки, как сказочное чудо вспыхнули в солнечном луче. Мистер Фред осторожно вытащил бриллианты из бархатного ложа и протянул Поллаки.
– Вот, смотрите!
При виде этой красоты Поллаки почувствовал некое смятение. Уж каких только драгоценностей не довелось ему повидать за все годы работы, но подобное он видел – впервые! Так и хотелось сказать, – воссиял Свет Божий… Поллаки, как зачарованный, всё смотрел и смотрел на это чудо! Всё смотрел и никак не мог отвести глаза, – словно неожиданный пронизывающий взгляд неоконченного лика Христа проходил сквозь всю его душу. Прекрасно творение Господа и Сына Его в славе…
Мистер Дрей стоял рядом и молча смотрел на замершего от восхищения сыщика. Он прекрасно понимал, что творится сейчас в душе этого человека! Затем он тихо произнёс:
– Это, мистер Поллаки, уникальная реликвия…
– Да, мистер Дрей, – Поллаки с усилием взял себя в руки и постарался придать своему лицу бесстрастное выражение, – просто я даже и вообразить не мог, насколько она прекрасна. Я пытался представить себе её стоимость, но она поистине бесценна.
Мистер Дрей аккуратно уложил бриллианты на прежнее место и тщательно запер сейф, говоря при этом:
– Очень редко и мало кому показывал я это сокровище, но то были чрезвычайные ситуации.
– Расскажите мне о них, мистер Дрей? – заинтересовался услышанным Поллаки.
Хозяин с готовностью согласился:
– Просто любопытным – я никогда не показывал Христа! Но были в моей жизни случаи, когда требовалась вера – для спасения жизни и исцеления, для уверовавших и раскаявшихся людей. Вы только что убедились, что в бриллианте заключена особая сила, – как если бы сам Иисус стоит рядом с тобой и исцеляет, обнимая тебя своей бесконечной любовью.
Поллаки слушал рассказ хозяина с огромным любопытством. При этом ему вспомнилось, как пару лет назад ему довелось расследовать преступление по факту кражи святынь из собора. И тогда он слышал почти такие же слова от расстроенного архиепископа, – и об исцелениях, и об оскорблённом чувстве верующих и о силе пропавших святынь, – но занятый исключительно только расследованием, он не вникал глубоко в эти слова. Сейчас же – в его душе что-то всколыхнулось, перевернулось и изменилось, – и Поллаки с трудом вернулся к своим вопросам, кое-как собравшись с мыслями.
– Мистер Дрей, Вы не могли бы рассказать мне об авторе этого дивного произведения искусства?
Мистер Дрей не спеша обрезал сигару, закурил и задумался, погрузившись в далёкие воспоминания.
– Вам это очень важно?
Поллаки лишь молча кивнул.
– Это произведение искусства – дело рук Марии Жозефины Барлетт, приёмной дочери покойного барона Барлетта. Именно она создала это уникальное изделие и подарила викарию в знак признательности за постоянную заботу о ней, за всю их многолетнюю дружбу… Могу сказать, что викарий Джемс Кримвод был и моим другом тоже. И он хорошо знал, что этот бриллиант многим может помочь обрести веру в Христа, но не многие придут за исцелением в церковь. Он очень сокрушался по этому поводу! А я в ту пору работал капелланом при англиканской церкви Святой Марии и регулярно посещал многие религиозные организации, больницы тюрьмы и приюты. Вот тогда-то я и познакомился с Марией Жозефиной. А несколько позже это знакомство переросло в хорошие приятельские отношения, хотя она очень трудно сходилась с посторонними людьми.
Бывший капеллан замолчал, улыбнулся, и глаза его заблестели, – в них вспыхнула искра. Так случается, когда в памяти встают счастливые воспоминания давно прошедших дней! Теперь Поллаки решил уточнить детали и постарался незаметно перевести разговор в более конкретное русло:
– Простите, сэр, но не известно ли Вам, – где сейчас живёт Мария Жозефина?
– Нет, мистер Поллаки, – с сожалением отозвался мистер Дрей, – после смерти своего отца она исчезла, и я больше никогда о ней не слышал.
Поллаки кивнул головой и продолжил тему:
– А Вы не можете сказать, – почему её связывала такая близкая дружба с викарием?
– Джеймс Кримвод умел хранить секреты, мистер Поллаки! Но мне доподлинно известно, что он сам крестил эту девочку, и что она приёмная дочь барона. Хотя когда барон удочерил Марию Жозефину, у него к тому времени уже было трое своих детей. Мать её похоронена на том же кладбище, а об отце никому ничего не известно. – Мистер Дрей развёл руками, – Вот и всё, что я знаю!
– А какой Вам запомнилась Мария Жозефина?
Мистер Дрей немного помолчал, обдумывая ответ.
– Она была необычной девушкой, – не такой, каких мы видим повсюду. Пожалуй, её нельзя было назвать красавицей с классическими чертами лица, но в ней была просто бездна обаяния невероятной силы! В её лице улавливалась иногда какая-то асимметрия, некая аномалия – если можно так выразиться, – но затем это видение моментально ускользало, и Вы чувствовали, что просто невозможно противиться силе, исходящей от неё: она увлекала Вас и целиком подчиняла себе, и Вам от этого становилось приятно и радостно! Она была очень обворожительной девушкой!
Внешне она выглядела неброско, – хорошего телосложения, но худощавая, невысокого роста. Одета всегда была просто, без вычурности, хотя средства барона позволяли ей иметь более роскошные наряды. Барон для неё денег не жалел, – нет, не подумайте, ничего такого не было, – просто ей самой это было не нужно. Иногда, пообщавшись с ней, я ловил себя на какой-то крамольной мысли, что Мария Жозефина – почти не человеческое творение. Вот такая она была, эта девушка…
– А где-нибудь сохранились её портреты?
– Нет, сэр! Когда-то барон хотел заказать её миниатюрный портрет, но из этой затеи ничего не вышло. Она категорически запретила рисовать её! Так что не существует ни хороших портретов, ни лёгких набросков, – ничего этого нет! Даже и не ищите, всё равно не найдёте!
В дверь тихонько постучали, в комнату вошла миссис Дрей и с приветливой улыбкой пригласила всех к столу. Стол был накрыт для традиционного английского чаепития: яблочный пирог, булочки с корицей, молоко и, конечно же, изысканные сорта чая. Видимо, старички любили побаловать себя.
К столу вышли обе дочери пожилых супругов. Обе они были похожи на мать. Только старшая из сестёр, Сьюзен, казалась несколько щепетильной, сдержанной, и манерами напоминала тётушку мисс Вэй, а младшая, Джейн, выглядела более общительной, открытой и сразу становилось понятно, как выглядела миссис Дрей, когда была моложе на несколько десятков лет. Младшее поколение этого семейства, – два молодых человека и две девушки, в возрасте от двадцати двух до двадцати восьми лет, – вели себя безукоризненно, и было видно, что все они очень любят бабушку с дедом. Это явствовало из ласковых взглядов, из заботливых жестов, это чувствовалось по интонации, с которой они обращались к старикам.
За столом прислуживала старая кухарка, сухонькая опрятная Элизабет Кромвелл, а помогал ей камердинер хозяина, восьмидесятидвухлетний Оливер Шервуд. Они уже столько лет жили в этом доме, что все относились к ним, как к членам семьи. А уж их преданность любому из домочадцев не подлежала ни малейшему сомнению! Камердинеру пришлось сегодня помогать кухарке, потому что по причине болезни отсутствовала её молодая помощница, Элис Хадсон. О ней все хорошо отзывались, – умная, расторопная, услужливая девушка с неизменно хорошим настроением, – но сейчас она лежала в своей комнате, так как её сильно лихорадило.
Находясь в семейном кругу и сидя за столом с этими милыми людьми, Поллаки, разумеется, принимал участие в общей беседе, но одновременно всё старался подметить, осмыслить и проанализировать.
Вернувшись в свою контору, Игнатиус распорядился первым делом установить круглосуточное наблюдение за домом семьи Дрей, поскольку бриллиант находился в доме, и Поллаки понимал, что всем членам этого дружного приветливого семейства грозит реальная опасность. Хотя, в общем-то, давнишнее наличие бриллианта в доме не было большой тайной для окружающих. Но теперь ситуация изменилась! Наверняка похититель скоро заявится сюда, – ведь не для того была выкрадена одна часть бриллиантовой реликвии, чтобы не попытаться завладеть и двумя другими! И если ради этого уже совершено одно убийство, то ясно, что никто не сможет стать для преступника преградой! Да, жизнь всех обитателей дома ставилась под угрозу. Во что бы то ни стало надо защитить Дреев от нападения, – и Поллаки разработал новый план…
Вернулся с суточного дежурства агент Джимми Фоксхолл. Ему удалось проследить за сторожем утром, когда тот, отработав ночь, отправился в местный паб. Там он сначала немного выпил, а потом встретился с каким-то человеком. Похоже, что это был его приятель. Сторож называл его Роем, или дорогим «мистером Смитом».
Фоксхолл расположился рядом с ними, поэтому хорошо слышал всю их беседу. Из дальнейшего разговора агент понял, что приятель сторожа хвалился своей новой работой у какого-то старьевщика-еврея на Холливелстрит. Старьевщик даже жильё ему предоставил за небольшую плату, он отвёл ему место на чердаке, – так что теперь Рою было, где отоспаться ночью, а днём он помогал хозяину разгребать горы пропылённых, изгрызенных мышами башмаков, кучи старых поношенных вещей и прочего домашнего скарба. Так что сейчас Рой был очень доволен своей жизнью, однако его вид – бегающие глазки и порывистые жесты – не вызывал у Джимми Фоксхолла ни малейшего доверия. Своё донесение агент закончил тем, что про этого Роя необходимо навести справки.
Поллаки сразу же послал телеграмму с запросом в центральное управление, и оттуда довольно быстро ответили, что у них на Роя Смита нет никакого компромата. Однако Игнатиуса в который раз посетила мысль, что почему-то в этой истории все дороги ведут на кладбище. Складывалось впечатление, что сторож просто выждал пару дней, пока уляжется вся суматоха, и спокойно встретился со своим приятелем. И не исключено, что этот Смит тоже замешан в происходящих делах. Поллаки всегда доверял своей интуиции, но, конечно, связь между всеми этими событиями ещё требовалось доказать! Но чего же выжидал сторож? Что и зачем ему было скрывать, если Рой такой же бедняк, каких везде полно?
И снова Поллаки перенёсся мысленно в старую церковь и попытался представить, как совершалось преступление. Вот Генри Косборн ловко спрятался в церкви… вот наступила ночь, и он с бьющимся сердцем полез за бриллиантом – ведь до сих пор он был честным малым, он не был вором… вот, наконец, он выбирается на крышу со стороны разрушенной стены аббатства, всем сердцем желая поскорее покончить со всем этим… вот он уже перебрался на крышу часовни… На этом моменте мысли Поллаки споткнулись, – а вот здесь возникала некоторая странность! Дело в том, что оттуда слишком трудно было упасть, практически невозможно, – потому что крыша часовни была достаточно широкая и совершенно плоская. Тем не менее, Генри упал с относительно небольшой высоты и сломал при падении ногу. Это было установлено при осмотре тела. Итак, что же было дальше? C открытым переломом ноги, превозмогая адскую боль, ползёт он к поджидавшему его экипажу, – и тут вдруг кто-то стреляет в него в упор. Кто? Генри убит, бриллиант исчез, а дождь полностью уничтожил все следы. Вcё, точка!