? А ты тут чего трешься? – грозно сказал он Архипу. ? Всё подстрекаешь? Ступал бы лучше работать! Розг на вас, бездельников, не напасёшься! Ну, дай срок – я с вами ешо управлюсь!
Экипаж Митрофана Спиридоновича резко помчался вперёд, оставляя за собой клубы пыли. А Архип, презрительно сузив глаза, только плюнул ему вслед да язвительно прошипел:
? Рыжий пёс!
Путь от Воронежа до Богоявленского по тряской, ухабистой дороге составлял долгих четыре часа. Почти всё это время Митрофан Спиридонович, погруженный в свои мысли, молчал. Домой он возвращался черней ночи.
? Что, Митрофан Спиридоныч, плохи дела? – с неподдельной озабоченностью спросил Тишка.
? Ничего-ничего! – словно проснувшись, ответил тот. ? Бог даст, на энтот год оправимся. Как приедем, ко мне зайди – я тебе сахару дам.
? Благодарствуем, Митрофан Спиридоныч! ? поблагодарил Тишка, погоняя лошадей. ? Я надысь слыхал, кубыть, в кубанских станицах взялись французские трахтуры покупать, ? завел Тишка новый разговор, чтобы отвлечь хозяина от невесёлых мыслей. ? Вот так купят на четыре семьи и пашут поля вместе. Быстро выходит да ладно.
– Хм, видать, богатеют казачки наши, ? ответил Митрофан Спиридонович.
? А я вот как умствую, ? продолжил Тишка. – От энтаких трахтуров вреда более, чем пользы. Энто ведь какая штуковина тяжеленная! Она же всю землицу затопчет. А землица, она дышать должна. Нет, лучше коня ничто землицу не вспашет.
Из всех своих многочисленных работников Митрофан Спиридонович имел странную для себя привязанность к одному только Тихону Попову – Тишке. Тот же, в свою очередь, никогда не искал дружбы с Митрофаном Спиридоновичем и не стремился к его расположению. Он просто работал на него. А работал Тишка не разгибая спины, потому что знал: за хорошую работу Митрофан Мищенко щедро платит. Тунеядцам в его хозяйстве места не было. А трудолюбивый Тишка был ещё и предельно честным человеком, оттого-то Митрофан Спиридонович не боялся пускать его ни в свое личное хозяйство, ни в свой дом. А со временем и вовсе так привязался к нему, что уже и любимой охоты без него представить не мог. Бывало, по нескольку дней пропадали они, и никто не видел Митрофана Спиридоновича таким весёлым и жизнерадостным, как за необыкновенными охотничьими Тишкиными байками, когда он только поглаживал свою рыжую бороду да раскатисто смеялся.
А Тишка, похоронивший трёх своих дочерей, в свою очередь, искренне привязался к младшей дочери Митрофана Спиридоновича – Злате. Эта маленькая барыня, княжеская крестница, непоседливая золотоволосая Злата, также тянулась к нему, простому мужику, словно чувствовала его добрую, свободную душу. Даже в поле бегала она за Тишкой и всё крутилась где-то рядом с любимым дядькой. Часто умилённые односельчане наблюдали, как шёл босой мужик по пыльной дороге и, крепко прижав к себе, нёс на руках безмерно любимую, но чужую дочь.
Глава 9
Маша Чадина, работница в доме князя Сенявина, проснулась от странного звука, будто что-то потрескивало за стеной. Она затаила дыхание и прислушалась внимательнее. Вроде бы всё тихо: мерно стучат старые ходики, была уже глубокая ночь, во сне храпит вечно пьяный отец, рядом спокойно спит маленький брат Митька, где-то скребётся мышь, за окном шумит ветер. Непогода задалась ещё с вечера, ярко сверкали молнии, а дождь всё не начинался.
Маша давно привыкла, что благополучие в их маленьком бедном доме лежит полностью на ней. Матери своей она почти не помнила. Когда той не стало, Маше было всего семь лет. Отец их, и без того горький пьяница, совсем потерял чувство меры в своей пагубной привычке. Средств к существованию практически не было, но Маша не могла опустить рук: у неё был маленький брат. Она и заменила ему мать: сама кормила, сама купала, пела колыбельные на ночь и всегда сидела рядом, пока он не заснёт. На маленькую девочку легла практически непосильная работа с домом и огородом. Немного повзрослев, десятилетняя Маша стала ещё и полноценно работать на кухне княжеской усадьбы. В помощницы к себе её взяла кухарка Алевтина, добрая женщина, жена Тишки Попова. Хоть труд Маши был тяжёлым, зато теперь она была спокойна: от голода они не пропадут.
Хозяева Машу никогда не обижали, вели себя с ней ласково, но, несмотря на это, в княжеском доме в ней проснулось недоброе чувство. Это было жгучее, всепоглощающее, невыносимое чувство зависти. И с каждым годом, проведённым в усадьбе Сенявиных, оно становилось только сильнее.
Теперь, повзрослев, семнадцатилетняя Маша стала всё отчетливее понимать, что ничего из того, что она каждый день видит в усадьбе и о чём так мечтает, будь то дорогая посуда или шёлковое белье, картины в золочёных рамах или наряды княгини Ольги, её дорогие украшения, да и просто разносолье на обеденном столе, у неё никогда не будет, даже если она станет работать на княжескую семью круглые сутки не разгибая спины. И вместе с этим Маша была лишена возможности удачного замужества. Бесприданница, она отличалась такой непримечательной внешностью, что в свои лучшие годы совершенно не обращала на себя внимания мужчин. И всё-таки она продолжала надеяться на лучшее. Маша готова была поставить крест на своей жизни, лишь бы устроилась судьба её брата Митьки. Она делала всё, чтобы Митька меньше работал и у него оставалось больше времени на занятия в церковно-приходской школе. Теперь ему было уже тринадцать лет, и Маша так мечтала, чтобы он устроился в городе.
А Митька всегда старался не огорчать сестру, учился прилежно, хулиганил в меру и в отличие от Маши никогда никому не завидовал. Он вообще не был на неё похож, особенно красивой наружностью. Ладный и аккуратный, с яркими васильковыми глазами, так неорганичен он был в своей крестьянской жизни, и так неправдоподобно казалось его крестьянское происхождение. Только сам своей красоты он не замечал и с распахнутой душой принимал жизнь такой, какой она была ему дана со всеми радостями и горестями, не желая ничего больше того, что имел от рождения. Наверное, поэтому он так крепко спал по ночам и всегда видел только хорошие сны.
А вот Машин сон всегда оставался беспокойным и чутким. Не убедившись, что в доме всё в порядке, она бы не уснула. Поэтому, накинув на себя старый пуховый платок, опустив босые, растоптанные стопы на земляной пол, она вышла в сени. Шум над головой и гадкий запах гари дали понять, что случилась беда. Соломенная крыша их маленького дома стремительно разгоралась.
Их дом, основа которого состояла из тонкого дерева, вершков двух в отрубе, заплетенного камышом и обмазанного затем глиной, и без того самый бедный в селе, не имевший даже никаких построек на дворе, сгорел настолько быстро, что хозяева его не успели спасти практически ничего из скудного имущества. Теперь, сидя под открытым небом, им только оставалось догадываться, как выживать дальше.
Глава 10
? Положение, Тихон, очень тревожное, ? вымыв руки, лекарь взял у Тишки чистое полотенце и продолжил говорить. ? Судя по всему, у вашего сына чахотка, и уже давно. Мальчика нужно везти в Воронеж, а лучше в Москву или Петербург. Я понимаю, это далеко и дорого, да и в столице сейчас неспокойно – восстание матросов на «Потёмкине», но ничего другого не остается. В деревенских условиях невозможно не только лечение, но и диагноз точно установить трудно. Нужно показывать столичным докторам, и крайний срок – сделать это осенью. Иначе ваш сын может уже и не встать.
? Да как же нам денег-то собрать до осени? – тяжело вздохнул Тишка. – Мы ещё надысь коровку прикупили, пять рублей отдали.
Тишкин сын Васька не спал, но виду не подал, что слышит. Ему тринадцать лет, он болезненно худ и бледен, и вот уже полгода, как харкает кровью. От чахотки уже умерли три его сестры, и по всему было видно: теперь его очередь. Но Васька был не из тех, кто сдаётся – он всегда боролся до победного конца. Он выплывал из омута, когда был совсем ребенком и практически не умел плавать, он, худой, сухощавый мальчик, побеждал сильных ребят даже в самых отчаянных мальчишеских драках. Однажды он уже поборол болезнь, и пусть она оставила непроходящую, испортившую его лицо память, какое ему до этого дело, главное, что он сумел тогда победить и выжил. Сумеет и теперь, даже если родители не смогут найти денег, чтобы отвезти его в город. Единственное, на что он не рассчитывал, так это на ошибку лекаря: Фарух практически никогда не ошибался.
Как занесло этого человека в Богоявленское, никто не знал, просто однажды среди них появился яркой восточной наружности мужчина, с неслыханным до сей поры именем Фарух. И неслыханным врачебным даром. Поговаривали, что он даже учился в Московском университете, но по какой-то причине был вынужден покинуть его, едва окончив первый курс. Но как бы там ни было, к Фаруху быстро привыкли. Многие в Богоявленском относились к нему едва ли не как к святому, умеющему исцелять любые недуги, напрочь позабыв о том, что в Христа он не веровал.
Фарух и впрямь был талантливым лекарем и добрейшим человеком и доброй души человеком. Он всегда оказывался там, где нужна помощь. Требуется ли лечение тяжелобольному односельчанину, Фарух тут, как тут. Нужно ли вскопать огород одинокой старухе, снова Фарух приходит первым. Просит ли приютить одинокий путник, двери в дом открыты. Все искали помощи у Фаруха, а он часто и платы не брал за работу, считая своим долгом помогать нуждающимся. Многие в Богоявленском сочли, что и женился он от непомерного добродушия. А иначе как было объяснить, что в доме его на правах хозяйки оказалась дважды вдова, прескверная бабёнка Капитолина, отличавшаяся крайне легким нравом, да ещё и в весьма затруднительном для не первый год вдовевшей женщины положении? Вновь пришёл на помощь, прикрыл срам, не иначе, говорили односельчане. Каково же было их удивление, когда выяснилось, что родившаяся Полина и впрямь его дочь.
Так Фарух и Капитолина зажили одной семьей, хотя и невенчанной. Это неприкрытое сожительство стало первым небывалым случаем для патриархального Богоявленского, но никто не посмел кинуть в их сторону и косого взгляда. Все продолжали любить Фаруха за доброту, отзывчивость и верить в его врачебный дар. Вот и в случае с Васькой, сыном Тишки Попова, Фарух забил тревогу очень своевременно.
К великой радости Поповых, деньги у них появились гораздо раньше, чем они рассчитывали. Тишке, как это уже не раз бывало, помог Митрофан Спиридонович Мищенко, и осенью Ваську отправили в Москву.
Через всё село бежали за повозкой по расхлябанной осенней дороге верные Васькины друзья: Мищенко Арсений и Чадин Митька, словно провожали они друга на недавно отгремевшую Русско-японскую войну.
? Эх, поскорее бы он вернулся, ? с грустью произнес рыжеволосый Арсений.
? Ага, нам друг без друга никак нельзя, ? с уверенностью вторил ему Митька.
Так и стояли они под мелким осенним дождём, провожая взглядом повозку, увозящую их друга в далекую Москву, пока не увидели движущий в их сторону экипаж.
? Глянь-ка, какая карета! Кажись, даже у нашего барина такой нет, ? удивился Митька.
? И то верно, ? ответил Арсений. – К нам ли иль проездом?
Поравнявшись с мальчишками, экипаж остановился. Не спеша из него вышел красавец подполковник в опрятном мундире, с Георгиевским крестом 4 степени и орденом Святой Анны 3 степени на груди и, немного оглядевшись, обратился к мальчишкам на странно произнесённом для них русском языке:
? Добрый день, господа! Как мне проехать к усадьбе князя Сенявина?
Глава 11
Готика развивалась в странах, где господствовала католическая церковь, и под её эгидой феодально-церковные основы сохранялись в идеологии и культуре всех западноевропейских жителей. Идеальным окружением готического замка становилась и пейзажная среда английского парка. Именно в таких традициях была выдержана и усадьба Сенявиных. Наверное, поэтому, немец по происхождению, Михаэль Нейгон мгновенно влюбился в неё.
? Отчего же вы не известили нас о своём приезде? Мы подготовились бы как подобает. Знаете, я так благодарна вам. Ведь вы, можно сказать, спасли моего сына и мужа во время восстания в Петербурге.
Ольга Андреевна обворожительно щебетала, кокетливо заглядывая в глаза неожиданному гостю. Она была как всегда бесподобна. Богатое тёмно-малиновое платье, роскошь которого дополняла необыкновенной красоты брошь из червонного золота розового оттенка с драгоценными камнями в виде летучей мыши, длинные белокурые волосы, уложенные в сложную японообразную причёску. Весь её облик говорил о том, что и вдали от столиц можно не отставать от модных тенденций и оставаться истинной светской барышней. Но Михаэля её щебетанье сейчас только утомляло, и Петр Иванович, понимающий друга даже по взгляду, обратился к жене:
? Ольга, проверь, всё ли в порядке на кухне.
Перечить мужу Ольга Андреевна никогда не решалась и поэтому сразу удалилась. А Петр Иванович только деликатно поцеловал супруге руку на прощание.
? А что, Петя, такие причёски нынче в моде? – тихо спросил Михаэль, провожая взглядом Ольгу Андреевну.
? К сожалению, Михаэль, ? с грустью ответил Петр Иванович, приглашая друга за бильярдный стол. – Нынче модно сочувствовать врагу, слать поздравительные открытки его императору.
? Невозможно передать, Петя, как тяжело воевать, когда у тебя в тылу царит такое предательство. Остаётся только догадываться, что это повлечёт за собой.
? Но не будем о либеральной элите. Будем уповать, что эти меньшинства – лишь временное явление.
? Верно, ? поддержал друга Михаэль, разбивая пирамиду.
? Когда не стало Василия Саввича? – спросил он, переменив тему.
? На масленицу, царствие ему небесное! ? ответил Петр Иванович, троекратно перекрестившись, глядя на образа.
? Жаль! Очень жаль! Он был хорошим человеком. А что внука его к себе забрал, правильно. Я знал Настю – с такой матерью ему было бы хуже.
? А знаешь, Егор моментально прижился в нашем доме. Особенно его полюбил Андрей. Теперь все его письма из Петербурга скорее адресованы Егору, нежели нам.
