Агент Бабы Яги

– Ну вот, началось, – безнадёжно сказал я.

– Что началось? – спросила водяница.

– А то. Принеси мне то, сделай мне это. Что я, вас, девчонок, не знаю, что ли? Одни капризы на уме.

– Не капризы у меня, а беда лютая! – тихо, и грустно так, ответила водяница.

* * *

Все мои обиды на неё тут же испарились. Я думал, что мой клубок не туда меня завёл. А оказывается, всё правильно. Здесь нужна была помощь.

– Что же у тебя произошло?– спросил я.

Тут она махнула рукой на реку:

– Сам смотри.

Река была спокойной и светлой. Неторопливо несла она свои воды куда-то вдаль, шумел прибрежный камыш, плескалась рыба.

– Хорошая река, спокойная, – ответил я.

– А ты знаешь, как она называется?

– Нет.

– Молочная.

– Что, та самая? – удивился я.

– Какая «та самая»? – не поняла она.

–Ну, которая с кисельными берегами.

– Да она одна у нас тут такая! И молоко всегда было свежим и кисель такой вкусный, тягучий и сладкий.

– А где же это всё теперь?

– А это и есть беда, – заплакала водяница. – В мою реку волшебный ручей впадал. Он-то и делал её молочной. А теперь этот ручей почему-то пересох.

Я в очередной раз удивился девчачьей глупости.

– В чём проблема-то? – ответил я. – Пошла бы по руслу ручья и узнала всё.

– Так я же водяница!

– Ну не высыхаешь же ты на берегу, как медуза? Сидишь вот, со мной разговариваешь. И, между прочим, мой клубок теребишь.

– Ой, извини, – спохватилась она и отдала клубок. Но тут же ехидно добавила:

– Ты, видимо, совсем в дремучих местах живёшь, раз не знаешь, что водяница от своей речки отойти не может.

– Как это так? Врёшь, наверное! – сказал я, бережно выпуская клубок на травку. – Самой возиться не охота, вот и выдумываешь.

– Ничего я не выдумываю! Дед мой, водяной, из озера в озеро путешествует, даже к морю ходил. А я не могу! Как только отойду от своей речки, так сразу и стану маленьким кустиком мать-и-мачехи, или того хуже лужицей, в которой лягушки поселятся.

Я вопросительно посмотрел на мирно щепавшего травку Сивку. Тот, не отвлекаясь от любимого занятия, утвердительно кивнул головой. Всё так и есть, мол, как она говорит.

– Так поможешь, или клубок получил и дальше отправишься? – с надеждой в голосе спросила она.

– Ладно, показывай, где там твой ручей, – проворчал я.

Она обрадовано скакнула в воду, и к ней тот час подплыл большой сом. Водяница лихо забралась на его мокрую, скользкую спину, и рыбина поплыла против течения со скоростью пограничного крейсера. Я еле успел кое-как усесться на Сивку, и мы поскакали следом по берегу.

Не знаю, каким чудом я удержался на спине моего скакуна. Сивка увлёкся погоней и нёсся во весь опор. Меня же при этом жестоко трясло и подкидывало на его спине.

–Стой! – наконец взмолился я.

– В чём дело? – не тормозя спросил он. – Мы же их уже почти догнали. Осталось ещё чуть-чуть!

– Если это продлиться ещё хоть минуту, я больше никогда не смогу сидеть! – закричал я.

К счастью, в этот момент сом остановился, и водяница соскочила с его спины на берег. Когда пони затормозил около девчонки, я еле сполз на землю и со стонами рухнул животом в траву.

– Звать-то тебя как, бедолага? – спросила водяница.

– Рэм, – сквозь зубы ответил я.

– Очень приятно. А я – Светлена. Что, так плохо?– участливо спросила она.

Я только застонал в ответ.

– А ты в реке искупайся. Вода прохладная, приятная. Вмиг полегчает.

Я обрадовано стащил через голову рубашку и уже хотел снять джинсы, но вовремя вспомнил, что на мне нет плавок. Я покраснел и сконфуженно ответил, что не хочу купаться и что мне уже лучше. Она же хихикнула и ответила, что может отвернуться. Вот же вредина! Чтобы сменить тему, я напомнил ей, что мы здесь не ради купания и что у меня и так времени мало. Светлена тут же стала серьёзной. Она встала и пошла к камышам, тянущимся от воды широкой лентой куда-то, к окутанному дымкой лесочку.

– Вот русло, – сказала она, раздвинув камыши.

Я замешкался и получил чувствительный толчок сзади, пониже спины. Вскрикнув, я вывалился на жёлтый песок с мелкой галькой и обернулся.

– Извини, – ответил Сивка, выныривая из камышей следом за мной, принюхиваясь. – А чем это так противно пахнет?

Я тоже потянул носом и скривился. Запах был не сильным, но очень неприятным. Я вспомнил, что именно так пахнет давно прокисшее молоко, забытое в холодильнике.

– Вообще-то, – сказала водяница, – я туда посылала уток да лебедей, но толку так и не добилась. Говорят, что там всё скисло, а почему – не говорят. Понять не могут. Не хватает их птичьих мозгов.

– А далеко отсюда исток? – спросил я, морщась от запаха.

– Нет. Пешком дойдёшь.

Я облегчённо выдохнул. Честное слово, тогда для меня снова садиться на Сивку было подобно смерти.

Сивка, конечно, пошёл со мной. Да я бы и не отважился без него куда-либо сунуться. Чем дальше по руслу от устья мы уходили, тем сильнее становился запах. Постепенно к нему примешался ещё какой-то, но столь же неприятный. Я достал из кармана заботливо сложенный мамой платочек и прижал его к носу, а пони то и дело недовольно фыркал. Клубок катился чуть впереди. Наконец мы пришли к месту, где поперёк ручья лежал старый огромный ствол какого-то дерева. Здесь запах был просто невыносимым. Клубок крутнулся около него и замер. Ствол был мне по грудь. Я забрался на него и аж присвистнул.

– Что там? – нетерпеливо хлеща себя хвостом, задрав голову, спросил пони.

– Иди сюда и сам посмотри.

– Лошади по деревьям не лазают, – фыркнул в ответ он.

– Зато я из обезьяньей породы! – весело ответил я и, цепляясь за крепкие сучки, перебрался на берег.

Недовольный Сивка тоже выбрался из пересохшего русла и сунул любопытный нос за преграждающий путь ствол.

– Вот это да! – сказал он.

По ту сторону поваленного дерева образовалась большая запруда. Почти что такая же, какие строят у нас дома мальчишки. Вот только вместо воды было скисшее молоко. И ещё теперь стало ясно, откуда появился ещё один запах. Весь берег ручья был покрыт скользким и липким, забродившим киселём.

– Мерзость какая! – сдувая с глаз чёлку, сказал Сивка, потрогав его копытом. – Скис ручей. Заболотился.

– Из-за дерева? – спросил я, уже зная ответ.

– Конечно из-за него! – ответил мне кто-то тонким голосом откуда-то из-под моих ног.

Я посмотрел вниз, но никого кроме маленького светло-зелёного лягушонка не увидел.

– Ну, чего смотришь? – задиристо сказал тот. – Никогда лягушек не видел?

– Видел, конечно, – ответил я. – А ты кто? Царевна-лягушка?

– Вот ещё! – квакнул он. – Ты что, мальчика от девочки отличить не можешь?

– А по вам, лягушкам, не видно. Ни бантиков, ни юбочек, ни брюк нет. И по причёске не поймёшь.

– Вот квак дам тебе в глаз, сразу поймёшь, кто есть кто! – разозлился лягушонок.

– Кто? Ты? Малявка! – тут же ответил я.

Маленький зелёный прыгун отвечать не стал, а со всего размаха плюхнулся в кефирную запруду и обрызгал меня с ног до головы.

– Ах, ты! – крикнул я и очень опрометчиво ступил на скользкий кисель. Конечно поскользнулся, и плюхнулся в скисшее молоко. Промок я основательно, с головой, а зелёного забияку так и не достал. Пока барахтался в скользком киселе, лягушонок сидел на мягкой травке и приговаривал:

– Ага! Испугался!

– Делать мне больше нечего, как лягушек бояться, – наконец выбравшись с помощью Сивки, буркнул я. – И вообще, некогда мне за тобой гоняться. Надо придумать, как ручей от бревна избавить.

– А я знаю квак! Извинишься, что девчонкой обозвал – скважу!

И что тут делать? Конечно, пришлось извиняться, хотя по его милости я теперь пах не лучшим образом. А лягушонок сказал, что неподалёку, в лесу, живёт медведь. Ему с деревом справиться – раз плюнуть!

– Только Потапыч сейчас злой, не то, что раньше! Говорят, его кто-то в капкан заманил. Вот он лапу и повредил. Так с капканом и ходит, никого к себе не подпускает.

Я представил огромного медведя с пастью полной острых зубов и с когтистыми лапами, и как-то встречаться с ним не захотелось.

– А другой способ есть? Может, сжечь дерево или подкопать?

– Так оно же не простое! Ты что, думаешь, что оно само вот так упало? – спросит лягушонок.

– А разве нет?

– Какой же ты смешной! Нет, конечно! Тут какая-то злая сила замешана. Его теперь кроме Потапыча никому не одолеть!

Я понял, что от встречи с медведем мне не отвертеться. А тут ещё и клубок ожил и потихоньку куда-то покатился, всё дальше и дальше от прокисшего ручья. Пришлось идти за ним.

– Погоди! – Вдруг вдогон сказал лягушонок. – Ты когда Потапыча увидишь, поклонись ему до земли и передай привет от Данилки. Может он тебя тогда и не задерёт сразу. Выслушает сперва.

– А что за авторитет этот Данилка?

– Так я же это!

– Ох и кочка на ровном месте! С чего это медведь тебя так жалует? – спросил мой пони.

– Неужели вы так и не поняли, кто я? – удивился лягушонок.

– А что, должны были? – спросил я, одним глазом следя за беспокойно подпрыгивающим клубком. – Ты не представлялся.

– И сейчас не представлюсь, – засмеялся он. – А только скажу, что я близкий родственник той, которая вас о помощи просила.

– Так ты что, брат Светлены? – дошло до меня.

– Тише! – прикрикнул он. – Вокруг нечисти полно, а ты орёшь, как резаный! Я, думаешь, в лягушку обернулся из баловства?

– А, понял! – сказал я, и помахал поскакавшему назад маленькому лягушонку. – Спасибо тебе! Не переживай, скоро вернёмся, опять твой ручей журчать будет.

* * *

Сказал я это, конечно, чтобы поддержать брата водяницы. Но пока шли, страх меня просто сковывал. И, по-моему, Сивку тоже. Данилка, конечно, сказал, что Потапыч не тронет, если его имя назовём, но кто его, дикого зверя, знает? Так что страшно было очень. А клубок тем временем катился и катился себе.

В конце концов, мы вошли в светлый бор. Вернее, сначала в березняк, а уж он сменился на ели и сосны. Было тепло, светло и уютно. Моя одежда уже почти просохла, но запаха не лишилась. Правда, я к нему уже притерпелся и почти не замечал.

Лес пах свежей хвоей и грибами. Сразу же захотелось есть, аж в животе заурчало. Последний раз я перекусывал у Ядвиги Митрофановны в избушке на куриных ножках. Тогда время было обеденное, а сейчас солнце клонилось к вечеру.

– Жалко, что вы, люди, траву не едите, – сказал Сивка, услышав громкие рулады моего желудка. – Она тут молоденькая, сладенькая. Объеденье!

От его слов голод скрутил меня с новой силой. Вы, конечно, скажете, что можно было через клубок у Ёлки попросить чего-нибудь. Но я тогда не догадался сделать этого. И Алёнка меня не покормила, так как потом выяснилось, что время у нас и в Заповеднике течёт по-разному. А вокруг меня, в лесу, как назло, ни одной ягодки! В грибах я не разбираюсь. Есть же незнакомые, да ещё и сырые – себе дороже! И тут я увидел большой, просто огромный, малиновый куст. И на нём сладкими шариками висела крупная спелая малина! Я со всех ног бросился к ней. Но не успел сорвать и горсти ягод, как в малиннике что-то затрещало, заревело, и показалась огромная бурая шкура.

Я попятился, пока не упёрся спиной в мелкодрожащую шкуру Сивки.

– Это кто такой вонючий посмел мою малину есть! – страшным басом зарычал поднявшийся на задние лапы медведь.

Вот честное слово, я таких огромных медведей ни в одном зоопарке, ни в одном кино не видел. А таких клыков даже представить не мог. От страха у меня язык к нёбу прилип. У Сивки, наверное, тоже. Он трясся, как осиновый лист и тихонько икал. Если бы я не прижимался спиной к его боку, то без оглядки убежал из леса. Но со мной был мой друг и помощник. А у него со страха все четыре копыта к земле приросли. Разве я мог его оставить?

Я вспомнил наставления брата Светлены только тогда, когда на правой передней лапе медведя что-то металлически сверкнуло, и лязгнула цепь.

– Вам, Михайло Потапыч, Данилка кланяться велел, – дрожащим голоском, еле выдавил я.

– Ну, коли так, то немедленно убирайтесь на все четыре стороны, пока я не передумал! – опять зарычал медведь и повернулся к нам спиной.– Всю малину мне завоняли.

Не знаю, что меня дёрнуло, но я сказал:

– А Вам случайно цепь с капканом не мешают?

– Издеваешься? – измученно и уже не так зло спросил Потапыч, оборачиваясь.

– Ничуть, – удивляясь самому себе, ответил я. – Просто я мог бы попробовать их снять.

Медведь не ответил, но вышел к нам из малинника, опираясь на три лапы. Попавшую же в капкан, он бережно держал на весу, а по земле за ним волочился кусок толстой цепи. Для начала Потапыч обнюхал нас с пони, а потом уселся и протянул мне больную лапу.

– Пробуй. Думаю, хуже уже не будет.

Тут я услышал, как что-то за моей спиной тяжело осело в траву. Бедный Сивка со страха упал в обморок. Вот тебе и волшебный конь!

Я посмотрел на клубок, всё время вертевшийся рядом. Наверняка Алёна уже что-нибудь придумала. И точно. Сквозь тёмную шерсть показался какой-то ключик. Совсем маленький. Таким медвежий капкан не разомкнёшь. Но Ёлке и бабке Яге лучше знать. Я взял его и уверенно поднёс руку к капкану. Не тут-то было! Сама собой ожила и зашипела, как ядовитая змея, цепь. Она поднялась, подобно кобре, и была готова вот-вот кинуться на меня.

Медведь ударил по ней здоровой лапой и заревел от боли. Цепь оставила на ней глубокий ожог. Мне нечем было заслониться. Я лихорадочно зашарил по карманам и вытащил подаренную яблоней рогатку. Не думая, я выставил её перед собой, заслоняясь от молниеносно кинувшейся цепи. И вот же чудо! Как только металлическая цепь коснулась дерева, так сразу же и рассыпалась в пыль! Остался только капкан, да и тот сразу же заржавел.

Обрадованный Потапыч сильно тряхнул лапой, надеясь, что капкан сам распадётся. Но оказалось, что без помощи моего ключика ему не обойтись. Стоило мне просто поднести его к зубастой железяке, как она с жалобным скрежетом свалилась с лапы медведя.