Всё брошу однажды…

Всё как-то просто до обиды…

Всё как-то просто до обиды

(Чтоб не напутать, не забыть):

Родился – нацепили бирку,

И умер – бирку, стало быть.

Мне – семнадцать, и пока…

Мне – семнадцать. И пока -

Что мне времени река?

Я лежу на сеновале.

Что смотрю из сорока

На себя чуть свысока,

Понимаю я едва ли.

Я снова зажигаю…

Я снова зажигаю

Забвения свечу.

В ней ватную угарность

Почувствовать хочу.

Хочу, чтоб всё, что вижу,

Ушло за окоём,

Чтоб Голос слышать свыше,

Чтоб с Богом быть вдвоем.

Я встану на колени -

И, может, наяву.

Калика я, калека,

Пугающий молву.

Гонимый бранным словом,

Непонятый толпой,

Я оживаю словно,

О Господи, с тобой.

Единственная тема:

Я в Нём и Он во мне.

Жизнь – пляшущие тени

В зашторенном окне.

Там я чужой почти что -

Вуаль важней лица:

Обманутый мальчишка

Во власти подлеца.

Но путь уже прочерчен -

Оскомина в зубах.

Прошу за все прощенья

За всех, но от себя.

Я зажигаю снова

Забвения свечу,

Я открываю слово,

Взлетаю и лечу.

               Из цикла "Пляшущие тени"

Толпа

1.

Гнетущее приходит состоянье,

И круг молвы сужается на нет.

В спираль времён закованы изъяны,

Как в звёздные разложены карманы

Игрушки-судьбы, спутницы планет.

Ночная мысль – кошмар, вершина страха,

Случайность встречи ищущих любви -

Врывается залитой кровью плахой,

И хочется, и невозможно плакать,

А жизнь вокруг – прекрасная на вид.

А жизнь в насмешку выставляет счастье,

Как лавочник, удаче гимн поёт.

И смех вселенский, и народ кричащий,

Изведавший концов земных начала,

Снимает головы и кровь на плаху льёт.

И тошнотворно запекаясь в студень

Итогом зрелища разнузданной толпы,

Не кровь она – боль обойденных судеб

В игре насмешливой словечек неподсудных,

В реке молвы, где плыть и не доплыть.

И плачется без слез, без облегченья

Игрушкам-судьбам, спутницам планет.

В пыли толпы их путь уже начертан.

Но дарит мысль оттенки и значенья

Всему тому, чего в помине нет.

2.

Штурм – день в день:

И толпа – на срыве.

Бьет край дел -

Падают слова.

Мозг лжет вслух

В праведном порыве.

Гонг стал глух -

Кругом голова.

Льет шар зной

В русла серых улиц.

Стал жар сном

В мутной влаге глаз.

Жизнь есть дождь

В этой груде ульев.

Дождь есть долг -

Мозг опять солгал.

Лист впал в грусть,

Потеряв упругость.

Гнев жжет грудь -

Грубо жмет толпа.

Ждать сил нет -

Глас взывает трубный.

Льет шар свет,

Но толпа – слепа.

3.

Закроются ставни.

Козлом перекрестие ляжет.

Закончилась старость

И в землю уходит поклажа.

Душа загорится,

Нагою представ перед миром,

Как женщины-жрицы -

Всех магий, любви и кумиров.

Эфир вдруг настигнет

Кривыми всех диапазонов,

Как золото в тигле

Огонь настигает зажженный.

Огонь очищенья -

Толпы отрезвляющий рокот:

Прощанья, прощенья -

Во всем отведенные сроки.

Прощаются гости,

Уходят, забыв о поклаже:

Она на погосты,

Как в свалку великую ляжет…

Закончилась старость.

Прошли поминания сроки.

И только остался

Толпы загостившейся ропот.

Когда почти уходят мысли…

Когда почти уходят мысли

И пустота сосёт как голод,

Безумства обещает город -

Шары блаженств из пены мыльной.

Бахвальство бредит откровеньем,

В чести минутной разбухая,

И совесть, ко всему глухая,

Не дарит ясности мгновенной.

Увижу вдруг святое мелким,

И даже откровенно чуждым.

И снова проморгаю чудо

В угоду этому похмелью.

Синева

Синева за окном, синева.

Синий снег под темнеющим небом.

Был ли там я? А может, и не был.

Может быть, это просто слова.

Может быть это просто мечта,

Боль о несостоявшейся встрече,

Боль о дне, обещавшем мне вечер?

Впрочем, всё – суета-маета.

Синева на душе, синева,

Обрамлённая небом и снегом,

И Венеры неяркая нежность,

И отчаянье, будто сновА.

И дымов, и столбов, и дорог,

С перестуком колёс подо мною,

Много этой промчало зимою,

Словно мыслей, рождённых не в срок.

Пролетело открытий и строк,

И плацкартных надуманных истин,

И невыплаканных сердцем исков,

Ледяных на перронах ветров.

Стала реже в душе синева,

Растворяясь – никчемная гордость –

В море слёз, в человеческом горе,

В бесполезных, ненужных правах.

Ку-ку (шуточное)

Воскресный лес.

Весна уже в разгаре.

Подкидыш кличет, словно на часах.

Я попросил его мне дать разгадку:

Когда же мой черёд – на небеса.

И, верите ли, так вдруг стало страшно:

В желудке пустота и холодок.

Мне показалось (что, пожалуй, странно),

Что я попал к циклопу на ладонь.

И жизни срок зависит от момента

Хлопка легчайшего ладони о ладонь…

Подкидыш мне своих «ку-ку» отмерил

Всего четыре – будь неладен он.

Потом, немного помолчав, добавил

Ещё тринадцать, редких и не в ритм.

Потом ещё.

И стало мне забавно:

Ведь так он пропоёт мне до зари.

За сотню счёт.

Плюс тридцать.

Вспомнил фразу,

Её озвучив: "Хватит за глаза".

Но те четыре самых первых раза

Кукуют в сердце, заглушить нельзя.

Осеннее настроение

Причудливый узор:

сквозь папоротник – тюль.

Рассвета нет ещё,

но чувствуется он.

Мой сон ушёл бродить -

где балом правит нуль,

Где мнится переход

из сумеречных зон.

Там я опустошён,

я – вакуум причин,

Я – мудрость бытия,

наивность чистоты.

Там от земных скорбей

моя душа кричит.

Там равен Богу я,

там снова с ним на "ты".

И вечный вестник встанет предо мной…

И вечный вестник встанет предо мной,

И сорок вёрст останется за мною

В том мире, за невидимой стеною,

Где испытанья срок прошёл земной.

Лишь омрачит привязанностей тлен,

Пусть не на долго и не сильно очень,

Чтоб я, соединяясь с ночью,

Привет последний отослал Земле.

Настроение

Кровавая заря

напомнила о жизни,

Где я когда-то был,

а, может быть, и есть,

О сущности любви,

до беспредела лживой,

В которой всё сгорит:

талант, и ум, и честь.

О, женщины судьбы,

как грустно в вас поверить,

Как сложно вас постичь

из меркантильных снов.

Увы, не будет вас

у многих нас вовеки,

А потому не все

мы выйдем из основ.

Сегодня требовать…

Сегодня требовать,

чтоб завтра стало стыдно.

Зачем-то брать,

не зная как вернуть.

И нынче праздновать,

готовя день постылый.

Спешить домой,

чтобы собраться в путь.

Не жизнь в судьбе -

судьба в согбенной жизни:

Ждёшь горя там,

где слишком хорошо,

И собираешь

бедные пожитки

На век свой длинный,

что уже прошёл.

О смерти

            1.

Холодно и поздно.

Горечь пустоты.

Этот вечер звёздный -

Вечер без мечты.

Он прикосновенье

К суете сует,

Где проникновенье -

Ночниковый свет.

Дремлется сиделке.

Ртуть звезды – в окно.

Не согреют грелки

Задубелых ног.

Полубред постельный

Есть последний сон.

В отходящем теле

Жизнь итожит он.

В чуть живое тело

Память-сон смотреть

В предрассветной темени

Приплетется Смерть.

             2.

Её покрывала

Не знать бы вовек:

И трупов навалом,

И резаных вен.

Удушенных газом,

Подушкой во сне

Не видеть бы глазом,

Не слышать бы мне.

Не видеть ребёнка

Во мгле при свечах,

Когда в перепонках

Надрывы звучат.

Не слышать молитвы

На дне старика,

Не видеть налитым

Под хлебом стакан.

Не знать бы мне горя

Утраченных грёз,

Не пить бы мне горькой

На празднике слёз.

Свечи огарок на столе

      Мело, мело по всей земле…

Б. Пастернак

Свечи огарок на столе

Почти не светит:

Торчит оплавленный скелет,

Уходит вечер.

Здесь Вечность правила ключи

Или обиды,

В ночи, в кругу своей свечи

Меня любила.

Смертельный навевала код

Стихов полночных,

Чтобы мучительно-легко

Я жил построчно.

Свеча горела на столе.

Но лгу, свеча ли?

И в январе, не в феврале…

Давай сначала.

Свечи огарок на столе