10 жизней. Шок-истории

21 февраля 2012 в 22:37

«Я не писала неделю. Я не хотела писать. Я вообще ничего не хотела. В этом нет смысла, если скоро умрешь. Рак желудка. Третья стадия. Когда врач сказал – „рак“, я его не услышала. Он повторил раза два или три, прежде чем я поняла. Рак. У меня рак. „Это ошибка. Этого не может быть“. Отрицание – первый этап. Я прошла его быстро, где-то за час. Ошибки нет. Биопсия не лжет. „Почему я? За что?“ Это второй этап. Злость. Рак желудка в двадцать лет – один случай из тысяч, и надо же – это я! Невероятно! Дьявол ткнул пальцем, и палец попал в меня. Бог. Где был он? Я обращалась к нему, а он не ответил. Я больше в него не верю. Он убивает меня в двадцать лет. Где справедливость? Взгляните вокруг: пьяницы, наркоманы, убийцы, – они будут жить долго, а я, спортсменка и комсомолка, правильная до тошноты – сдохну. Чертов рак! Я его ненавижу! Я не хочу умирать! Я слишком мало жила. Врач дал мне двадцать процентов на пять лет. Лишь один из пяти выживет. Четверо – нет. Как вам расклад? Хотите сыграть в рулетку? Поставите на меня? Я бы не рисковала. У меня плохие предчувствия. Страшно ли мне? Нет. Это не страх. Это намного хуже. Черный и липкий ужас, вытеснивший все остальное – все, чем я когда-то жила, ту, которой была. Я думаю только о смерти. О боли. О маме и папе, и младшей сестре, которые будут плакать. Я думаю о кремации. О том, как буду лежать в гробу. Это будет зима? Лето? Может быть, осень? Я мало ем. Плохо сплю. Где взять сил на борьбу? Как верить в лучшее? Ночь – моя жизнь. Черный – мой цвет. Год. Может быть, полтора. Дальше вы без меня. Мы не встретимся после смерти. Есть лишь этот мир, странный, несправедливый, брошенный Богом. Я в нем жила двадцать лет. Я ухожу…».

Он пролистал дальше. Ничего интересного. До февраля двенадцатого Оля Кречетова была среднестатистическим пользователем соцсети. Среднестатистической легкомысленной девушкой. Треп, лайки, селфи – сахарная банальность. Рак изменил все. Он сделал из нее человека. «Что не убивает меня, то делает меня сильней». Ницше был тысячу раз прав. Но смысла в этом не больше, чем быть слабым или убитым.

Скажи тебе врач – «рак» – что почувствовал бы? Безразличие? Облегчение? Обделался бы от страха? Можешь не отвечать и не думать об этом. Ты жив-здоров, и в этом твоя проблема.

Он посмотрел на фото. Явно старое, снятое до болезни. Есть еще десять штук. Девушка фотогенична, любит позировать, любит себя любимую. Вот она в красном бикини, на пляже, выгнулась у воды, лежа на животе, и пристально смотрит в камеру. Грудь, зад, гладкая кожа, минимум ткани, этот призывный взгляд – он возбудился мгновенно. Следующий снимок был еще жарче: в полный рост, сзади, в том же красном бикини, волосы льются на спину, светлый песок на попе. Хороша. Слишком красива. Безмолвное обещание.

Весь в предвкушении, он щелкнул мышкой и —

– увидел глаза.

Две черных дыры. Они всасывали в себя, не отпуская, что-то спрашивали, не отвечая. Глаза в пол-лица. Лицо осунувшееся, с резкими гранями скул, с серым оттенком. На голове синий платок. Ни грамма косметики. Подпись на фото: «Я после химии. Оля О'Коннор».

Он долго смотрел на фото. Всматривался, вдумывался, сравнивал. Через минуту он понял, что оно ему нравится. Больше, чем фото на пляже. Там пошлость, глянец, банальщина, здесь – правда, сила, борьба. Настоящая Оля Кречетова. Перед лицом смерти фальшь сходит – остается основа.

Он прочел все посты, не меньше ста штук, и понял, что Оля – единственный человек женского пола, не считая Жанны д'Арк, которого он уважает. Она живет, она где-то есть, но для него она существует в виде записей и фотографий, что устраивает его. Девушки из плоти и крови – не вариант, с ними много мороки. Они беременеют. Обижаются. Хлопают дверью. К ним нужен подход, умение балансировать и уступать, петь соловьем длинные песни – в общем, масса ненужных усилий. Все ради чего? Ради оргазма, эякуляции, сексуального наслаждения, продолжения рода, в котором он не нуждается.

Оля Кречетова будет его подругой, не зная об этом. Если она умрет, то будет жить здесь, для него, на страницах социальной сети, вечно юной и предсказуемой.

Только его смерть разлучит их.

***

На следующий день, после работы, он зашел в гости к Оле.

Есть новые записи.

26 февраля в 17:40

«Когда ты сталкиваешься с вероятностью преждевременной смерти, это заставляет осознать ценность жизни и то, что есть множество вещей, которые хочется сделать». Стивен Хокинг.

26 февраля в 22:58

«Сегодня премьера фильма „Вселенная Стивена Хокинга“. Пошла в числе первых. Хокинг – удивительный человек. С него надо брать пример. Жалуешься на жизнь? Пошаливает здоровье? Лень встать и сделать? Кругом препятствия и проблемы? Бедный! Как тяжело! Сходи-ка на фильм, жалкий слизняк, и поучись жить. Прочти книги Хокинга и возьми себя в руки. Подумай о том, кто ты. Зачем ты. Подумай о Космосе и человеке. Вселенная бесконечна. Ей миллиарды лет. Ее создал Бог, и мы ее часть. Мы состоим из атомов Космоса, мы его дети, глупые и плаксивые. Мы разучились жить. Нам выпал шанс, один на миллиард миллиардов, а мы не ценим его. Лишь близость смерти встряхивает нас и открывает глаза. Порой слишком поздно».

Он не знал, кто такой Стивен Хокинг. На помощь пришла Википедия. Статья о Хокинге вызвала у него противоречивые чувства. С одной стороны, человек уникальный. Полностью обездвиженный и немой, он пишет книги и выступает. По всем правилам медицины он должен был умереть в молодости, но до сих пор жив. С другой стороны, то, что он делает – вещь в себе. Звезды, черные дыры, галактики, – он где-то там, вдали от Земли, и хочет знать больше о космосе, но нет никакого проку в этих крупицах знания. Орбита Земли да Солнечная система с натяжкой – границы пользы для человечества. Ближайшая звезда – в четырех световых годах от Солнца, в ЧЕТЫРЕХ ТРИЛЛИОНАХ земных километров. Нам туда не попасть. Раз так, стоит ли тратить время из праздного любопытства? Что скажете, мистер Хокинг? Впрочем – о чем это я? Каждый ищет свой смысл жизни, делая выбор из тысяч бессмысленностей, а сделав, держится за него лапами и зубами, скалясь на критиков. Я, мы, наша голубая планета – мы бесконечно малы в черной бездне Вселенной, и не все ли равно, что мы здесь делаем, полные чувства собственной значимости?

Разогрев вчерашнюю пиццу, он снова сел за компьютер. Он жил один, за сотни километров от предков, и был этому рад. Квартира съемная, тесная и убитая, на востоке Москвы, в самом дешевом районе, рядом с шумным шоссе, но это его не волнует. Он равнодушен к быту. Отслаиваются бабушкины обои? В ванне вырос грибок на старом советском кафеле? Стул разваливается под тобой, а кухонная плита скрылась под слоем жира? Мелочи жизни. Все мы умрем, и все остальное неважно. Компьютер – инородное тело в этом пыльном чулане. Новый, мощный, с экраном в двадцать два дюйма и игровой консолью. Не стоит экономить на нем.

Перед сном он мастурбировал. Он представлял Олю в бикини и без, на мелком белом песке, выгнувшуюся по кошачьи, с распушенными волосами. Финал был взрывной. Встав на колени, на выцветший красный ковер, он выплеснул страсть вовне, в пространство и время, из сингулярности кайфа, и сразу обмяк. Образ Оли погас.

Он лег спать.

***

Суббота. Утро.

Не надо идти на работу. Он за компьютером. Он открывает ВКонтакте.

28 февраля в 11:10

«Если бы вы узнали, что жить вам осталось год, что бы вы сделали»? Оля Кречетова

Он усмехнулся. Оригинальный вопрос. Посмотрим, что скажут граждане умирающие.

«Продал бы квартиру и отправился в кругосветку».

«Провел бы время с семьей».

«Занялся бы благотворительностью».

«Научился бы играть на гитаре».

Банально и предсказуемо. Следующие комментарии он просмотрел мельком и, лишь дойдя до конца, нашел кое-что интересное. Сразу гроздь перлов.

«Убил бы врача».

«Выпил бы литр водки».

«Снял бы шлюху у моря, где никогда не был».

«Ничего».

Поймав себя на том, что тоже хочет ответить, он после некоторых раздумий зарегистрировался в соцсети. Над именем долго не думал. Взял первое, что пришло в голову, звучное и фрейдистское, прямо из подсознания. Red Pepper. Простенько и со вкусом.

Вернувшись к Оле, он написал ответ:

«Я бы обрадовался».

Она ответила через минуту:

«Red, почему?»

Он долго думал, стоит ли продолжать, даже закрыл ВКонтакте, но, позавтракав, снова открыл:

«Я устал жить. В этом нет смысла».

«Red, Вы молоды. Вы родились в один день со мной. Что Вас так утомило?»

«Осознание неизбежности смерти. Мелочность жизни в сравнении с вечностью небытия и бескрайней Вселенной».

«Red, у каждого есть смысл. Надо просто его найти. Давайте продолжим в лс».

«Что такое лс?»

«Red, личные сообщения».

Пришло приглашение от Оли. Хочет добавить его в друзья. В социальных сетях слово «друг» – пустое и обесценившееся, не имеющее, как правило, никакого отношения к дружбе, но, тем не менее, он почувствовал жар на лице. Он понял, что зашел чересчур далеко и вот-вот двинется дальше.

В конце концов уверив себя, что все под контролем и он сможет остановиться, как только захочет, он принял ее приглашение.

Тут же пришло сообщение.

«Red, привет. Может, на ты?»

Он не мог сказать нет.

«Да».

«Здорово. Скажешь настоящее имя?»

Он понял, что не он контролирует ситуацию. Ему потребовалась минута, чтобы ответить.

«Дима».

«Очень приятно. Ты пробовал искать смысл?»

«Да. Раньше я думал, что он в любви, потом – в том, чтобы оставить свой след на Земле, но однажды я понял, что нет никакого смысла».

«Как ты понял?»

«Я прочел всех известных философов. У каждого из них своя истина, и каждый доказывает с пеной у рта, что он прав, в многостраничных талмудах, которые трудно читать. В итоге нет правых. Миллиард слов, а все без толку. Фрейд и Ницше самые объективные и ближе всех к правде».

«О! Все-таки она есть. Что это?»

«Продолжение рода. Это не устраивает меня в качестве смысла жизни. Вещь в себе. Жизнь ради жизни. Звери».

«Мрачно… Хочешь, расскажу, как я вышла на светлую сторону?»

«Я прочел твой дневник».

«В нем не все. Наверное, ты решил, что я была ветреной девочкой, самовлюбленной, эгоистичной и меняющей мужчин как перчатки? Да?»

«Да».

«Ты удивишься, но все было не так. Я себя ненавидела – чем дальше, тем больше. Модельная внешность, очередь из мужчин, но внутри было пусто. Я потерялась – как ты сейчас. Личная жизнь не клеилась. Мужчины меня бросали, я бросала мужчин, я шлялась по клубам и накачивалась коктейлями. Ссорилась с мамой. Так проходила жизнь. Черт возьми, думала я, нафиг мне все это надо?»

«На фото ты улыбаешься».

«Картинка для страницы ВКонтакте. Улыбчивая, сексапильная, легкая. Потом был рак. Он научил меня жить. Больше нет оболочки. С тобой говорю я. А кто говорит со мной? Выложи фотку или пришли. Трудно говорить с кем-то, не видя его лица».

После недолгих поисков он нашел фото – одно из самых удачных: он в белой рубашке, темных очках, с легким летним загаром, сегодня ему не свойственным. Снимку два с лишним года. Совсем другой человек.

Его вычислили мгновенно.

«Старая фотка, да? Парень не похож на тебя».

«Лучше, чем ничего и чем то, что сейчас».

«Ты симпатичный. Жаль, не вижу глаза. Чем занимаешься?»

«Финансами».

«А в свободное от работы время?»

«Играю в компьютер».

«Предпочитаешь виртуальную жизнь реальной?»

«Когда играешь, жизнь проходит быстрей».

«Ты правда обрадовался бы, если б узнал, что скоро умрешь? Ты в этом уверен? Как насчет боли? Знаешь, что чувствуют в терминале? Боль тебя не пугает?»

«Меня страшит жизнь. Количество лет впереди».

«Ты одинок?»

«Самодостаточен».

«У тебя кто-нибудь есть? В смысле девушка?»

«Нет».

Он взмок от волнения. В каждом слове – полтонны; чтобы вытащить его на экран, он напрягает все силы.

«Ты в Москве?»

«Да».

У него началась аритмия: сердце то разгонялось, то замедлялось, то замирало в груди на долю секунды, и он чувствовал себя как пассажир самолета, падающего в воздушную яму.

«Может, встретимся вечером?»

Все. Он не выдержал.

Выскочив из-за стола, он бросился в ванную и умылся холодной водой. Щеки горели. Сердце стучало. Он задыхался.

Через десять минут он вернулся в зал и, не глядя на монитор, выключил жестко компьютер.

С него хватит. Это какой-то бред. Фантасмагория. Дурной сон. Компьютерный дэйт-сим. Оля выбрала алгоритм, быстрый, прямолинейный, и загнала его в угол. Что это – шутка? Хобби умирающей девушки? Аттракцион напоследок? Он ей не мышь. Не подопытный кролик. Не средство для развлечения.

«Вдруг это не шутка? – тут же приходит мысль. – Что если..?»

Он останавливает мысль, отталкивает, не хочет слышать концовку. Он знает – стоит дать слабину, и он не сможет вернуться. Он будет мечтать, воображать и порываться включить компьютер, чтобы ответить Оле. Он и сейчас посматривает на него. Нет, он не включит. Не станет в него играть. Ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра. У него будет ломка, как у джанка Уильяма Берроуза, невыносимая пытка, мучительные позывы – но он выдержит, он не сдастся. Он включит, когда будет готов.

***

Он продержался неделю.

По прошествии этих дней, длинных, черных, тягучих, он нашел себя в странном виде: он не хочет играть, а встретиться с Олей – да. Он смог в этом признаться на исходе седьмого дня. Оля заняла все его мысли. Она снилась ему по ночам. Мастурбация не помогала. Не помогал коньяк. Впервые за долгое время он жил в реальности. Что здесь? Боль. Ничего больше. Причина боли – желания, надо от них избавляться, как завещал Будда, но легче сказать, чем сделать. Сделать Дима не смог.

Он сел за компьютер.

Пальцы вздрагивали он напряжения, когда он вводил пароль – вышло не с первого раза. Черт!

Пять непрочитанных сообщений.

Оля.

Спрашивает, куда он пропал. Все ли в порядке?

«Дима, прости. Я торопыжка. Вечно спешу – вдруг не успею? Пугаю людей. Они живут медленно, у них вся жизнь впереди, а у меня – маленький шанс. Ремиссия – моя жизнь. Я не знаю, сколько она продлится. В моем измерении скорость и время отличаются от привычных. Теория относительности. Все относительно, кроме смерти».

Сообщение трехдневной давности. Больше она не писала. Сейчас не онлайн.

Он застучал по клавишам.

«Я приболел. Грипп. Неделю лежал пластом».

Тотчас пришло письмо.

«Как себя чувствуешь? Выздоровел?»

«Да».

Он прибавил:

«Встретимся вечером?»

«Где?»

«Где удобней».

«Можно где-нибудь в центре. Как насчет „Шоколадницы“ на Арбате? В семь?»

«Да».

***

Он пришел в шесть сорок пять и сел у окна. За окном сырость и темнота, мокрый снег, желтые арбатские фонари. Немноголюдно. Кто в такую погоду будет гулять по Арбату?

Заказав чай с мятой, он стал смотреть на часы. Всякий раз, когда кто-то входил, он вздрагивал. Не она. Нет. Накапливалось напряжение. Тело окаменело. Кровь прилила к лицу, пульсируя в левом виске.

В семь ноль-ноль он не выдержал.

Бросив деньги на стол, две мятых сотни, он встал. И —

– тут же сел.

Вошла Оля.

В светлом берете и красном пуховике. Каре. Красная губная помада.

Их взгляды встретились.

Она улыбнулась.

Кажется, он улыбнулся в ответ – во всяком случае, попытался.

– Рада тебя видеть! – сказала она, присаживаясь к нему и протягивая ему руку: – Будем знакомы очно?

– Да. – Он пожал руку. Рука была теплая.

Оля сняла куртку.

– Ты что-нибудь заказал?

– Чай.

– Как насчет сладкого?

– Лучше клаб-сэндвич с курицей. – Он улыбнулся по-настоящему.

– Мне нельзя ни то, ни другое. Но сэндвич – меньшее зло.

Принесли чай. Они заказали по сэндвичу.

– Ты не такой, как я себе представляла. Ты не похож на парня, страдающего депрессией. Ты улыбаешься. Все будет в порядке. Одиночество – скверная штука. По себе знаю. Я помирилась с мамой и с лучшей подругой, когда заболела. Они поддерживали меня. Надеюсь, мы с тобой тоже подружимся. Если ты, конечно, не против.

– Нет.

Это сказал не он. Кто-то выговорил за него. У него не хватило бы смелости.

– Здорово. Ты мне нравишься. Ты необычный, в тебе есть загадка.

Они пили чай и некоторое время молчали. Исподволь поглядывая на Олю, он видел – она идеально красива. Что происходит? Как он здесь оказался? Чем кончится этот сон?

– Вкусный чай, – сказала она. – Я наконец согрелась. Когда же будет тепло?

– Скоро. Через два месяца.

– Видимо, я долго в ремиссии, раз жалуюсь на погоду. Глупо. Надо жить. Неважно, что за окном – снег, дождь или солнце. Ждать лета полжизни, сетуя на погоду – роскошь.

– Я люблю зиму. Снег. Зимнее солнце. Но в Москве не зима, а черт знает что.

– Дай угадаю. Ты из Сибири или с Урала, да?

– Томск.

– Моя лучшая подруга из Томска. А я коренная москвичка. Родители там?

– Да.

– Мой папа тоже в Сибири. За северным полярным кругом.

– Он там живет?

– Сидит.

– Извини.

– Не извиняйся. Он заслужил. Я не общалась с ним много лет, не отвечала на письма, но на днях ему написала. Что-то щелкнуло в голове, знаешь. Вспомнила, как он любил меня в детстве, как я смеялась, когда мы играли. Я нашла старый альбом с фотографиями. Он был хорошим отцом, пока не запил. Жизнь сломала его.

– Сколько ему еще?

– Пожизненно. Двойное убийство. Ему положены два свидания в год. Я навещу его летом, там сейчас минус тридцать.

Дима молчал, пытаясь представить, каково это – сидеть в тюрьме до конца своих дней. Он не стал ни о чем спрашивать.

Принесли сэндвичи.

– Где работаешь? – спросила Оля.

– В инвестиционной компании, аналитиком.

– Нравится?

– Нет.

– Мне раньше тоже не нравилось то, чем я занималась. Я работала офис-менеджером, проще говоря – секретаршей. Принеси кофе, отправь факс, а как насчет ужина вместе? – такая, в общем, фигня. Отшила босса, он собрался меня уволить, но тут я заболела. Когда он узнал, то извинился и предложил миллион на лечение, из фонда компании. Я не стала отказываться. Я очень хотела жить. Сейчас работаю в благотворительном фонде. Мы помогаем детям. Разве может быть что-то важней? У нас есть вакансия. Можем тебя устроить.

– Боюсь, зарплаты не хватит на аренду квартиры. Придется жить на вокзале.

– Богатым не станешь, но не это главное в жизни. Можешь быть волонтером, в свободное от работы время, вместо компьютерных игр.

Он усмехнулся:

– Времени у меня много, больше чем надо.

– Заходи в гости, посмотришь, как мы живем. Только сразу предупреждаю: это затягивает. Начнешь – не сможешь остановиться.

Она смотрела ему в глаза, говорила эти слова, и он знал, что сделает все, что предлагает она, девушка из его грез. Она вошла в его жизнь. В мягкой полуреальности пробуждается чувственность. Кажется, он влюбился. Он хочет целовать эти губы, чувствовать ее дыхание на лице. Между ними есть магнетизм, они движутся навстречу друг другу сквозь время и расстояние, чтобы слиться в единое целое и…

…хватит, мой друг, фантазировать.

Начни с малого. Расслабься, поддержи разговор. Ты не то что забыл – ты не знал, как это делать. Импровизируй, учись на ходу. Не упусти шанс – другого не будет.

– Может, выпьем вина? – спросил он, сделав глубокий вдох. – Тебе можно?

– Нет.

Он погрустнел.

– Разве что пару глотков, – прибавила она заговорщицки, чуть наклонившись к нему. – Я врачу не скажу, он не священник. Маленький грех не считается.

***

Он пришел домой в начале одиннадцатого и сразу включил компьютер.

Сообщение от Оли.

«Привет! Еще раз спасибо, что проводил. Как доехал с Запада на Восток?»

Он улыбнулся. Пальцы набрали ответ:

«Без происшествий. Скучно)».

«Спасибо за вечер! Я напилась – жуть!)) Мне теперь много не надо. Что будешь делать? Спать? Или будешь играть в компьютер?; -)».

«Думаю о завтрашнем дне».

«Прочти в Википедии о Ван Гоге и Клоде Моне. Они гении. Завтра встретишься с ними. Место встречи изменить нельзя. Музей. Волхонка, 14. В 15—00».

«Буду приобщаться к искусству».

«С тебя программа на следующие выходные».

«Договорились».

«Спокойной ночи».

Он встал. Он больше не мог сидеть. Все бурлило внутри. От рук пахло духами.

Покружив по комнате с полчаса, он вернулся к столу.

Вытащив диск с игрой из трещины дисковода, он вышел в ночь, на узкий тесный балкон.

Желтый фонарь тлел во дворе. Не было ни души. Черные силуэты домов липли к серому небу.

Вдохнув влажный прохладный воздух, он вспомнил слова Оли.

«Неважно, что за окном – снег, дождь или солнце. Ждать лета полжизни, сетуя на погоду – непозволительная роскошь».

Прекрасные слова.

Фьють! —

– Он бросил диск в темноту.