Чёрте каких тут мухоморов в шляпах понаставили! «Не зна-аю!» Да я сам не знаю! А кто же будет знать? Кто, какой, понимаешь, смельчак возьмётся им отвечать?
Нервы и страх давили его.
Беспорядочно он стал колотить пальцами в траурный мрамор, как начинающий бесшабашный пианист по клавишам.
То ли выбивал морзянку вниз, в пуленепробиваемый гроб главному красному мухомору, то ли инопланетянам. Смятенно спрашивал, что же делать.
Но ни отдыхающий в пуленепробиваемом гробу отец революции, ни инопланетяне не кинулись к нему на помощь. До мумии он вообще не достучался. А инопланетяне его не поняли.
А! Никому не надо? Мне больше всех надо?.. Говорить?.. За храмом с вами поговорят свинцом К-каждому обломится по девять граммов!
Он зверовато крутнулся, махнул рукой и, угнувшись, жиманул с мавзолея. И весь всполошённый его мухоморный колхоз крысино зарысил за ним. Это было в одиннадцать сорок.
Площадь растерянно закричала:
– Мы же пришли к вам говорить!
– Или они грибов объелись?
– Почему вы уходите?
Тогда с мавзолея-табакерки побежали, толкаясь и налезая овцами друг на друга, побежали вниз, к своему грибному вождю.
Вселенская пропасть разверзлась между площадью и Кремлём. И Красная площадь, улюлюкая, анафемски хохоча, свистя, презрительно орала на другой, кремлёвский, берег:
– По-зор!
– По-зор!!
– По-зор!!!..
Алла тронула Колотилкина за рукав, показала на президента у края мавзолея.
– Смотри, как сейчас мстительный, в шляпе, угнутый… очень похож… Знакомый… бериевский профиль?..
– А ты верно подметила.
– И какой маленький. За траурным парапетом одну шляпу видать.
– Наверно, таким Бог неохотно рост даёт. Что этот, что Ленин, что Сталин – мелочовка.[28 - Рост Сталина 158 сантиметров, Ленина – 162, Берии, Калинина и Бухарина – по 155, Ельцина – 187, Горбачёва – 172, Петра Великого – 204.] Сталину на табакеркинской трибуне даже подставку подпихивали под ноги, чтоб выше других был.
– Ни один из них не чета Ельцину. Богатырю народному… Почему они все пригнулись? Прячутся в беге за парапетом?
– Знают киски, чьё мяско слопали…
– То-то за всю историю нашего государства правитель впервые бежал с мавзолея под гневный гул народный…
– И не забудь. Бежал и под бравурную, торжествующую, чего-то там утверждающую музыку из обалделых кремлёвских усилителей. Какое изящное оформление картины бегства!
А на гостевой трибуне первая ледя сверхаккуратно ломала пальцы.
– Что он делает? – нервно шептала она. – Что он делает? Нельзя уходить! Надо немедленно вернуть его на мавзолей! Нельзя уходить! Нельзя!
А он – хозяин барин! – буркнул себе льзя и дунул.
Но жена права. Он не должен был уходить. Это понимали все на площади. Это поймал каждый камушек в брусчатке.
Да что камушек, если этого не понимал президент? И камушкино разумение разве ему вложишь? Народ нёс ему свою боль, шёл говорить душа к душе. О своей горькой доле, о бедах перестройки. Но президент только и смог, что презрительно плюнул в открытую людскую душу и трусливенько драпанул.
Отцу перестройки нечего было сказать народу.
Он неуклюже бежал и в спину ему нервно хохотали, подскакивая и колыхаясь, самодельные плакаты.
До свидания, наш ласковый Миша!
Долой горбачёвщину!
С неба падает кирпич, удирай, Егор Кузьмич!
Горбачёв, хватит дурачить народ – в отставку со своей командой!
Спасибо партии родной за то, что стало со страной!
Долой империю красного фашизма!
Пусть живёт КПСС на Чернобыльской АЭС!
Не дадим себя объегорить!
Кремлёвские чаушески, пора сменить кресла на нары!
Свободу Лигачёву, отсидевшему свои лучшие годы в аппарате цк!
Партия, уйди красиво!
КПСС – капут!
Партия, порви с прошлым!
Марксизм-ленинизм – на свалку истории!
Кремлёвских казнокрадов – к ответу!
Нам нужны одноразовые шприцы, а не сушёные вожди!
Коммунисты, не питайте иллюзий, вы банкроты!
Долой рой Медведевых!
