– Хорошо же молчите! Стены аж прогибаются!
– А что им ещё остаётся? В партию слезлись одни скользкие. Или не так? Билетик и нужен – пробиться к кормухе, к чину. Ничего святого… Перестройку! А не перестановку! Сколь старую мебель ни таскай по хате, она от этого станет красивше?.. Магазины… Ничего не покупить… Куска мы-ыла не найтить! Я тракторист, навозник. Неделями не умыться!.. Ну что пустой водичкой поплескаешься? Мазутa с тебя спрыгне? Болтовнёй прикажете умываться? Болтовню прикажете подавать на стол? Болтовнёй стирать? Болтовнёй лечить?.. Ну и зарулила родненькая партюха в болотищу! В борьбе, кричит, прогресс. Да за вашим «за прогрессом не видно будущего»! Ну какая борьба в болоте? И в эту гнилую болотину нас завела му-удрая партия. Как Сусанин. Так Сусанин врагов завёл! Выходит, народ для партии – враг?
– И выводы?
– Какие есть! Куда ни ткнись, везде брехня. Я вот послушал вас и не верю. Да ржать вы будете надо мной, над рогатиком, с этим защитничком. И ни кляпа с него не спросите. Коммуняки же оба! Той-то и жуть, что у вас привилегии и на беззаконие. Колебайся умело вместе с генеральной партлинией – всё в абажуре! – Разврат навынос! А в партии должна быть такая чистота, говорил один по тельвизору, чтоб от неё задохнулся нечистоха. Что-то ни один капээсэсник не задохнулся. А работай партия честно, было б всё… Да покуль, – Николай покосился на двенадцатикопеечный горбачёвский портрет, под которым сидел Колотилкин, – не уйдёт этот со своей компашкой, не выскочить России-матушке из прозябания… Захватил поширше стулку Ленина, больша ничего ему и на дух не надь.
– Гласность, конечно, хорошо, – перебил Колотилкин. – Так и меру никто не отменял. Всё вы верно говорите. Да все завалы за семьдесят три года разве в день разгребёшь?
– А что, кто-то начал разгребать? На деле?
– Представьте.
– Хэх! Да мы тонем уже под пе-ре-стро-еч-ны-ми завалами! И из своего завала в свой же завалище будем валиться до смерточки! Вот наш Ельцин даст нам, как обещал, землю в собственность. А Горбачёв, ваш Горбачёв тут же её отымя!
– Он вам лично докладывал?
– Да что ж я не вижу, кто как дышит? Земля – власть. А кто партия без земли? Хромоногая уточка. Жива до первой лисы. Партия зубами вгрызлась в землю! Не… Нe для работы. Пальчиком указывать! Рукойводить! Других постёгивать! Таких как я. За семьдесят три года о как наловчилась пальчиком водить да наши потные труды меж собой делить. Ты мил – дам. Ты не мил – проскакивай! А стань земля моя, я ж этих партприхлебателей сковырну к херам. Где они тогда ещё красивой житухи добудут? Кто задарма кинется их кормить? Политбюро? Так оно само у меня на горбу сидит, и золотушные ножки мне на пуп свесило. Гос-по-ди-и! Что ж это у вас за политбюро такое? Сегодня ставит вопрос о порошке, завтра о зубной пасте. А к серьёзу оно когда-нить подступится?
– Давайте дела политбюро ему и оставим. А займёмся своими. Про какое письмо вы говорили?
Николай не мог сразу выдернуться из партийной каши.
Вскинул на первого удивленные глаза. Вы о чём?
– Ну письмо!.. Сын!..
– А-а… Так это моя говорила… Слово в слово запомнила. Сын так и писал: «Наш расчёт попал в плен. Всех поубивали, я остался живой. Я в Пешаваре. Спасите меня». Это из-за каких таких долгов мой сын очутился в Пакистане? Я хочу увидеть сынову руку. Я пешке садану в той клятый Пешавар…
Колотилкин позвонил домой военкому Дыроколову:
– Ты, лихой уралец-казак? Я… Привет.
– Наконец-то вернулся… Как там Москва? Как там поживает наш громкий земеля Ельцин?
– Ну… Что громкий, то громкий. Чаи да коньяки с ним не распивал… А так… Видел, слушал его на митингах… Да сейчас не о нём речь. О тебе. Пока народ не пошёл, давай живенько ко мне!
– Ты что, после Москвы присутствие начинаешь в шесть утра? Столица всадила в тебя такое рвение?
– Может быть… Тут разведка донесла, ты новый получил мундир. Покажись, похвались… Да. Жду сейчас. Заодно возьми и письмо от афганца Заложных.
– Ты там один?
– Аки божий перст.
– Одной ножкой я уже у тебя.
Колотилкин положил трубку, испытующе уставился на Николая. Что же, друже, мне с тобой делать? Выпусти отсюда, нос к носу стакнёшься с этим кошачьим рыцарем ночи. Какие последствия этой встречи на Эльбе? Не исключено, я вовсе останусь без старого ситного друга. Ты-то гостёк на минуту, каких у меня в кабинете табуны прожгли за двадцать секретарских лет. С прошениями, с кляузами, с клятвами, с выговорами, с вышибанием из доблестных рядов. А сей подарочек Бог подал мне в окошко на всю жизнь, наверное… Кто сказал, что друзей выбирают? Неужели мы с ним в две тяги не уломаем тебя одного? Сор из кабинета первого вытаскивать нерентабельно!
– Мда, – похмурнел Колотилкин. – Переплётец деликатнейший… Я не держу от вас секретов. Сейчас он прорисуется. Не забывайтесь, где находитесь. Мой кабинет не лучшее место для драки из-за женщины. Дайте слово, что не прикоснётесь к нему.
– Дать можно… Говно не трогай, вонять не будет. Я возьму себя на замок. Мнe абы живую вязь сынову увидать.
– Будьте покойны. Из моих рук получите письмо.
Колотилкин увёл Николая за две двери в боковую комнату.
Вернулся умиротворённый.
Чёрный широкий тамбур на двойных ключах не то что не впустит назад в кабинет Николая – ни одному звуку из разговора не даст пробежать к Николаеву уху, всякое слово самое громкое сомнёт.
4
Залез в чужую солому, ещё и шелестит.
Русская пословица
Военком молодцевато взбежал по внутренним ступенькам, свойски размахнул дверь в кабинет.
Колотилкин по-стариковски горько ляпнул руками:
– Сынку! Да что ну стряслось? Теплынь! Солнце! А ты в плащ-палатке!
Колотилкин обречённо помотал головой из стороны в сторону и захохотал.
– Папашик! Всё океюшки! – выставил военной лопаточкой Дыроколов руку. – Временная вынужденная маскировочка.
– В связи?
– В связи с глубоким трауром. В паршивом «Красном лапте» в самый писк какой-то мужлак сгрёб меня с бабы! С сеанса снял! С премьеры! Это ему даром не сойдёт!
– И сгрёб, предполагаю, со своей бабы? Причина уважительная.
– Что это ты спешишь уважить его причину? А кто уважит мою? Да как он посмел?! Не выр-рулил ли этот хведя на вышак?
– Не глупизди! Депутаты за отмену смертной казни.
– Ну хоть на пятак!
– Не наскрести. При всём моём горячем сочувствии. И как ты это обставишь?
– Элементарнушко. Нападение на районного военного комиссара министерства обороны Союза Советских Социалистических Республик! – с пристуком костьми пальцев по столу отзвенел Дыроколов.
– С целью?
– С целью покушения и похищения мундира! Ну что уставился кислым валенком? Ты что, полный глупант? Совсем ни а ни бэ ни кукареку… Как тот хазар из Фээргэ?[7 - ФРГ – Федеративная республика Грузия.] Совсем не понимэ?
– Извини, но моя твоя не понимат, – буркнул на манер простачка кавказушки Колотилкин и резанул на восоких тонах: – Полный неврубант! Ты вроде взрослый. Ширинка давно полна шерсти. А несёшь… Видал, покушение да похищение… Круто забираешь, ангидрит твою перекись! Покушал пока ты из чужой!..
