Цикл московских рассказов «Баярд»

– Спасибо, девочка! Право, не стоило, – засмущался Висади, но с благодарностью взял пакетик из рук девушки.

Люда упорхнула, добавив:

– Чай сами сделаете, ладно? Небось, уже научились добывать кипяток из этой адской машины.

– Да. Спасибо, – улыбнулся Висади.

Висади снимал комнату на окраине Москвы, и поэтому ему, как и миллионам бедняжке, оказавшихся в этом многомиллионном нагромождении плит, бетона, стекла и людского материала, приходилось добираться целых полтора часа до своей работы на метро. Вообще москвичи с большой охотой сдают приезжим квартиры, и это своего рода статья для зарабатывания денег. Вслед за этим нелегетимным способом заработка тут же те же москвичи картинно негодуют: «Па-а-наехали!» А почему «па-а-наехали»? Почему тех же киргизов, не говоря уже об остальных «понаехавших», кажется, чуть ли не больше чем самих московских аборигенов. Да, потому, что сами москвичи с очень большой охотой хотят заработать дармовую копейку на тех же самых «па-а-наехавших», то бишь, сдавая им за очень неплохую сумму денежек свои кровные квартиры, давая им работу за копейки.

Как правило, чисто коренные москвичи очень неплохо воспитаны в культурном плане. Но квартиру москвичи сдают в аренду какому-нибудь одному человеку, а этот в свою очередь набирает в эту квартиру людей на свое усмотрение, и правила проживания на этой жилплощади устанавливает тоже «старшой». Обычно это женщина без совести и вовсе без чести.

Висади попалась пожилых лет татарочка Неля, что во время еды рядышком держала с собой бутылку водки и столь часто наливала себе в стакан, что непонятно было, как помещается столько водки в одну бутылку.

– Ты извини, у меня мама скончалась. Надо поминки… – заявила она сразу.

В первый же вечер на кухне гудели поминки. До трех часов сидели, отмечали похороны мамы шутками, прибаутками и анекдотами, которые друг семьи один хохол сыпал после первой же бутылки «горилки». Оказалось на квартире наездами живут: бригада строителей, «друзья мужа», муж, дочка и дочка дочки, маленькая крикливая, с частым поносом.

Затем были и другие поводы выпить каждый день. Когда же не было повода, эта крикливая, визгливая, гадливая компания пила за «татарскую авиацию». Висади на этой квартире не досыпал хронически. Правда, его тоже хотели втянуть в свою гоп компанию эти алкоболики. Но, как только стало понятно, что Висади «чужой», а если перевести на нормальный язык – непьющий, на него смотрели как чекисты на остальное народонаселение в 37-м лихом году. Его держали за ненормального, и жизни даже близкой к нормальной у него на этой квартире не было. На кухне круглые сутки шумела вся компания татарки Нельки в полном составе: бригада строителей (друзья мужа), муж, она сама с бутылкой водки в одной руке, дочка, еще одна дочка, еще одна дочка дочки и тараканы за печкой, на столе, под столом, как непременный атрибут всякой перепачканной кухни. Туалет круглые сутки был занят, ванная заблевана и в поносе внучки, а балконные окна и двери посреди зимнего холода были с щелями, куда можно было без всяких усилий просунуть ладошку, да еще и подрыгать пальцами. Висади вначале попытался хоть как-то пристыдить соседей по квартире, объяснить им, что они живут неправильно. Но в ответ услышал истерический визг:

– Ты что приехал нас жизни учить из своей Чечни! Мы тут живем как коренные москвичи, а ты приехал зарабатывать! Пошел ты… зарабатывать! «Мы тут живем» (это хохляцкая бригада шабашников, сама татарка, муж узбекский русский и остальная компания) оказывается, означало – им все можно в этой квартире, а остальным можно всю эту вонючую гадость терпеть и наслаждаться по мере возможности. То есть, как любила говаривать «старшая» татарка Неля: «Нам все можно на этой квартире, нельзя только пить из унитаза!» Хотя по сравнению с их жизнепровождением вода в унитазе могла показаться журчащим горным родничком. А почему Висади все это терпел, хотя мог запросто поставить на место всю эту шушеру. Просто он видел грязи и больше и страшнее – он видел так называемую войну и уничтожение людей тысячами. Ни в чем неповинных людей! И в сравнении с этой грязной войной, грязь на кухне у Нели была так, баловством больных людей или, скорее, нелюдей.

На работе, казалось, Висади отдыхал. Но и тут была своя трудность. Не высыпаясь ночью, Висади целыми днями только и делал, что боролся со сном. Присесть для Висади означало – незаметно для себя заснуть. Он ходил все время или стоял, но и на ходу он засыпал на какие-то секунды и умудрялся видеть короткие сны. Единственным утешением было то, что тут зарплата была выше, чем в других регионах.

В эту свою квартиру на окраине Москвы и обратно Висади, как и Людмиле приходилось добираться в метро часа полтора, а всего в дороге, как и героиня Дарьи Донцовой, почти месяц в году проводил в метро.

Ближайшее метро от кампании, где работал Висади, было Динамо. По пути к станции метро ему приходилось преодолевать стометровые пешеходные переходы. Один переход перекидной через Ленинградское шоссе, а второй подземный. В подземном переходе всегда было много народу: тут и музыканты, подрабатывающие, и попрошайки безногие и с ногами зарабатывали копейку. А вот воздушный пешеходный переход часто пустовал. Возможно, этот переход в два этажа с четырьмя лестничными пролетами обходили из-за трудного подъема. Висади не любил вот этот весь шум и гам московских улиц, движение автомобилей, сжирающих вокруг весь кислород и выдающих лишь газы для человека. Чуточку ближе было до метро через воздушный переход. Поэтому Висади всегда проходил к метро через воздушный переход. И сегодня, сдав дежурство, Висади направился в сторону воздушного перехода по Беговой улице. Несмотря на то, что ночью и днем выпал небольшой снег на улице была плюсовая температура, сырой и неприятный воздух перебивала редкая легковушка, промчавшаяся мимо. Висади уже сейчас была неприятна мысль, что ему через полтора часа нужно будет возвращаться на квартиру, где сидят эти алкоболики с тараканами. Возможно, поэтому он и не торопился, хотя времени на сон у него тоже было в обрез. Хорошо хоть на холодном воздухе не так хотелось спать. Хотя он в Москве находился недавно, Висади научился спать в метро, когда ему доставалось сидячее место. Да и стоя он умудрялся малость покемарить. Вперед Висади ушли девушки с работы, вместе с ними и Люда. Молодые задорные девушки вперемешку со смехом и шутками «отплясывали» метр за метром так быстро, как только делают, наверное, только москвичи, в сумерках рвущиеся на работу или с работы домой. Висади уже потерял их из виду, когда он приплелся к воздушному переходу. На улице уже было темно, а на лестничных пролетах не было освещения. Как и везде по стране и тут модно было разбивать электрические лампочки. Между третьим и четвертым лестничными пролетами был какой-то шум, похожий на хихиканье или возня влюбленной пары, решившей воспользоваться темнотой и пообниматься. В темноте Висади не успел заметить, сколько человек стояло в углу, опершись на перила около дверцы лифта для инвалидов, но явно их было не двое.

– Эй, ты! Слышь! Иди, прокатись на инвалидном лифте! – проскрипел вдруг голос с угла.

– Мне незачем подниматься на лифте, я не инвалид! – спокойно ответил Висади, хотя сердце его колотилось от бешенства.

– А кто те сказал, что ты не инвалид? Ща сделаем из тя инвалида! Раз плюнуть!

– А давай-ка, молодец, ты сам прокатишься в лифте! Тебя мамка твоя и так родила инвалидом на голову! – ответил Висади.

– Слышь, па-а-ацаны! Этот «чех» борзого из себя изображает! Сечешь? – ехидно хихикнул уже знакомый голос Володи из темноты.

– А ты что же не привык без прикрытия «авиации» идти на безоружного врага? Бандюг своих собрал? – подразнил Висади старого знакомого и поискал уже привыкшими к темноте глазами выгодную позицию, чтобы спина была прикрыта.

– Слышь, па-а-ацаны, этот «чех» нас бандюгами кличет! Да, я ему ща вломлю! – рявкнул третий и отбил у пустой бутылки донышко и показал свое оружие.

– Да, пацаны, наконец-то мы с вами и определились, кто именно из нас бандит. А то телевидение растрезвонило, что чеченцы по своему рождению – бандиты. Поэтому они подлежат истреблению. Сколько же такое зверье как вы безвинных жизней погубило! Бомбами, ракетами по городам и селениям! Вам еще крови захотелось! Володя, где ты? Я же тебе сказал, что у тебя тут нет авиации, танков и артиллерии для прикрытия твоей задницы! Этих щенят с собой приволок, да нахрюкались пива для храбрости! Огрызком бутылки пугать меня вздумали!

Висади выбрал парня, который находился у края лестничного полотна и прыгнул на него, сбивая его с ног и увлекая вниз по ступенькам. Сам он верхом скатился на нем. Парень под Висади просчитал спиной и головой с «наездником» вместе ступеньки и, докатившись до лестничной площадки, обмяк и потерял сознание.

– Уйдет! Держи его! – раздались истошные крики.

Володя со своими дружками бросился вниз по лестнице. Но они не ожидали, что Висади ринется снова на них. Одного из нападавших Висади, чуть нагнувшись, перекинул через себя, и тот остался лежать рядом с первым на бетонном полу. Висади неожиданно проскочил среди нападавших и оказался теперь на несколько ступенек выше них. Но он снова развернулся и встретил попытавшегося достать его Володю ударом ботинка по лицу. Володя машинально схватился за лицо и сумел ухватиться за ногу Висади. Висади потерял равновесие и упал. На него навалились двое, а третий бешено колотил его ногами, попадая в спешке и в своих дружков.

– Мужики, да тут десятеро одного бьют! Давай поможем бедняге! – услышал Висади чей-то голос перед тем, как потерять сознание.

Он еще слышал глухие удары и крики, но не понимал уже, кто кого бьет. То ли его еще бьют, то ли кого-то еще.

Когда Висади снова очнулся и открыл глаза, то не понял, почему он так неясно видит вокруг себя. Лишь через некоторое время, потрогав рукой лицо, он понял, что голова его перевязана, и один глаз тоже закрыт бинтом. Он попробовал шевельнуться, но все тело заныло от боли. Висади вдруг вспомнил, что произошло накануне.

– Должно быть, меня сильно отмутузили эти щенки, – произнес он вслух.

– Больной, Вы меня слышите? – раздался голос медсестры.

– Да, – ответил Висади, скорее догадавшись, что обращаются к нему, хотя и не видел.

Медсестра наклонилась над Висади, и тот одним глазом увидел смешную курносую девушку с медицинским колпачком на голове.

– Привет! – произнес Висади. Ты, должно быть, ангелочек?

– Привет! Ой, здравствуйте! Нет, я не ангел. Я медсестра. Сидела возле вас всю ночь, а вы потеряли сознание. Вот, – затараторила «ангелочек».

– А сильно мне попало? – спросил Висади.

– Так. Порядочно. Это Вы еще хорошо отделались. Разве можно в вашем возрасте с хулиганами тягаться?

– Девочка, мужчины не имеют возраста. Они в любом возрасте должны бороться с подлостью, – сказал Висади.

– Да-ну, вас! Сидели бы дома на пенсии.

– Мне еще до пенсии пяток лет работать надо, красавица. А как я тут-то оказался? – спросил Висади.

– Ваши друзья вовремя подоспели. Они скорую вызвали и привезли Вас. Они сегодня обещали прийти, – ответила девушка и заботливо поправила белоснежную подушку.

– Какие друзья? Ты с кем это говоришь? Нет у меня в Москве друзей, – не понял Висади.

– Вам, наверное, чуток память отшибло. Они придут, и вы их вспомните. Вы полежите, а я позову врача, чтобы он вас осмотрел. Заболтали вы меня, совсем из головы вылетело. Врач сказал сообщить ему, как только вы придете в себя.

– Ладно, беги, сообщай, что я тут живой, здоровый. А зовут-то тебя как?

– Валюшей. А у Вас какое-то нерусское имя.

– Да, Валюша, я не совсем русский.

– Как это «не совсем»?

– Да, так, Валечка, учу русских русскому языку, а сам нерусский.

– Как, это так? Какой-то вы странный, – в удивлении застыла Валя.

– Да, я учитель русского языка. Вернее был им до прошлого учебного года.

– А теперь?

– А теперь «москвичом» заделался. В охранники подался.

– Ну, тогда понятно. Но все равно, вы какой-то непонятный. Ой, опять вы мне зубы заговариваете. Побежала я за доктором, – заторопилась Валя. А вы, глядите, лежите. Не вздумайте вставать, а то мне попадет от доктора.

– Ладно, Валюша, уговорила. Буду покорно ждать тебя с доктором. Беги, уж! – улыбнулся Висади, но тут же от боли скривился.

– Ну-ка, где тут наш герой? Доктор, разрешил! Разрешил же, я Вам говорю, – преодолевая сопротивление медсестры, вошел в палату Антон и начал искать в палате среди больных Висади. Найти в палате, предназначенной для восьмерых больных, перебинтованных вдоль и поперек, в гипсах, не так-то было и просто. Но Антон, несколько полноватый, крепкий, с первыми признаками залысины в светло-рыжих волосах, с широкой улыбкой молодой человек подошел к Висади. Он каким-то чутьем узнал своего подопечного. Антон был менеджером Висади по работе.

– Ну, здорово что ли! Как ты, оклимался? – спросил Антон, высматривая себе место, чтобы присесть.

– Здорово, Антон! – опухшими губами ответил Висади. Так это ты что ли тот таинственный друг? Я-то думаю, какие такие друзья должны прийти навестить меня.

– Ну, ты чего это «старый», решил вспомнить бурную молодость? Чего ты геройствуешь? – спросил Антон.

– Если бы только это. Тут дело сложнее. Это ребята служившие, вернее сказать, разбойничавшие в Чечне. Они решили продолжить «зачистки» теперь уже в Москве, – объяснил Висади.

– Вон оно что. Так я ведь тоже за «единую и неделимую» с международным терроризмом там схлестнулся малость. Год с лишним там отслужил. Так что ж мне теперь эту самую «неделимую» вновь разрушать. Я воевал, чтобы наши народы могли жить в одной великой стране, мирно и счастливо. А иначе, зачем нужно было платить такую цену, такой кровью! – недоумевал Антон. А сколько самих чеченцев полегло за эти идеи и теперь благодаря им сохраняется спокойствие на всем Кавказе.

– Тут дело обстоит иначе. Судя по их разговору и их заявлениям, я понял, что эти ребята не просто хулиганят, они организованно безобразничают.

– Ты не ошибаешься, «старый»? – покачал головой Антон.

– Более того, они увлеклись, я думаю, уродливым явлением современности. Вернее, болезнь-то старая, но называется по-новому – неофашизм.

– Да, уродов всегда хватало. Ты не горячись. Теперь что же, враг внутри что ли? Не такого будущего хотелось бы для нашей многострадальной родины, не за это мы кровь проливали, – задумался Антон, но спохватился. Ну, ты сам-то как «старый»?

– Нормально. Заживет как на собаке.

– Как на волке! – улыбнулся Антон.

– Да. У каждого народа есть тотемное животное. У чеченцев – это волк и медведь. Из древности оно все идет. Волк по сути – благородное и храброе животное. Волк единственное животное, которое нападает на более сильного врага. Также чеченцы поклонялись и силе медведя. Медведь тоже очень благородное и умное животное.

– Да ты и сам оказался «не из последних удальцов». Вон двоих молодцов в больницу положил, а третьему нос сломал! – оживился Антон.

– Возраст не помощник в этом деле, иначе бы они меня не взяли, – не удержался от бахвальства Висади.

– Да, «старый», ты от скромности не умрешь. Ладно, тебе что-нибудь нужно из продуктов? Я тут немного «витаминов» притащил, – поставил Антон пакет, который он все это время держал в руке, на тумбочку Висади. На счет работы не беспокойся. На время, что ты будешь тут отлеживаться, тебя подменят. Да, еще, этих идиотов после больницы будут судить. Следователь к тебе придет, напиши «заяву», как положено. Не жалей этих сволочей.

– Антон, «заявой» от них не отделаешься. Они по сути дела, больные люди. Ну, закроют их ненадолго, оттуда они выйдут еще хуже. Небось, у них и родители есть. Зачем их-то наказывать, – произнес Висади.

– А что ты предлагаешь?

– Ничего не предлагаю. Оставить все как есть.

– Ты-то их оставишь, а они тебя?

– Да, ну их! Брось, Антон, – махнул рукой Висади и стоном от боли привлек внимание больных.

– Ладно. Я бы на твоем месте их к ногтю! – вздохнул Антон и встал с табуретки. Я буду заходить. Поправляйся. Мой дед погиб в 1943 году от рук фашистов, а они что же? – покачал он головой и пошел к выходу.

– Антон, спасибо тебе! – сказал Висади. Мне сказали, что ты со своими друзьями помог мне… и за фрукты тоже спасибо.

– Да, мелочи. Не стоит благодарностей. Мы же коллеги с одной кампании, должны помогать друг другу. Думаю, ты бы поступил так же, если не лучше. Бывай, «старый», – сделал на ходу салют кулаком. No pasaran!

Висади остался со своими мыслями наедине. Нигде так не думается хорошо как на больничной койке. Так же как и в дороге, в вагоне поезда, ты легко знакомишься и с больными из палаты. Но думаешь всегда по-особенному. Вся жизнь проходит перед глазами неторопливо, словно ты превращаешься в стороннего наблюдателя. Словно на экране пролетают мимо тебя детство или юность, будто бы проживаешь жизнь снова, только исправить ничего не можешь. Особенно трудно, когда события совсем недавно прошедшие возвращаются снова и снова. Вот и Висади никак не отпускала картина драки с Володей и его компанией. Эта непонятная злоба людская, откуда она берется, зачем человек приходит в твой дом и жестоко убивает тебя, а затем и давится всю жизнь ненавистью ко всему, что связано с тобой. Он сеет это зло, словно хлебороб зерно, передает из поколения в поколение. Только у хлебороба родится доброе семя, а у этих нелюдей зло плодит зло. Другое дело, если бы эти люди любили своих так же сильно, как ненавидят чужих. Нет, они и между собой живут как собаки, как животные – инстинктами, но, ни в коей мере, не чувствами.

– Кто из вас Авдеев В..? – вошел в палату рослый молодой человек, не обращая внимания на протесты медсестры.

– Послушайте, сюда нельзя входить, да еще и громко разговаривать! Выйдите из палаты! – требовала медсестра.

Молодой человек, молча, сунул ей под нос какое-то удостоверение и продолжил в прежнем духе:

– Кто из вас Авдеев..?

Он еще раз взглянул в бумажку в своей руке и добавил:

– Авдеев… Авдуев… Вас… Вис…?

– Авдаев. Я Авдаев, сюда подойдите и не шумите так, тут больные спят, приподнял голову с подушки Висади.

Молодой человек в кожанке и в кожаной кепке подошел к кровати Висади и, пошарив глазами вокруг себя, взял и поставил под себя первую попавшуюся ему на глаза табуретку.

– Эт, ты что ль геройствуешь тут у нас в Москве? – спросил он Висади все в том же тоне.

– Куда уж нам геройствовать, когда вас хватает и тут, и там, – сквозь зубы выговорил Висади. – Чего надо?

– Ты мне тут не возникай! Слышь! А отвечай на вопросы! Ты не у себя в горах-лесах, чтоб тут быковать! – грубо отрезал молодой человек в кожанке.

– Твое счастье, что я тут лежу перебинтованный. Но я тут не всю жизнь буду валяться! – проскрежетал сквозь зубы Висади.

– Я тут, мать твою, представитель органов! Ты тут лежи, пока дают лежать! А-то в «обезьянник» заберу и там будешь давать объяснения! – трубным рокотом заговорил представитель органов.

– Моя мать была чистой женщиной! А твоя мать не знает от кого тебя урода родила и через что! Рано или поздно ты мне ответишь за свои вонючие слова! – крикнул Висади и, сорвав бинт с подвешенной руки, пересиливая боль, встал и хотел кинуться на обидчика.

– Ну-ка, пошел вон! Или ты ляжешь у меня рядом с этими больными! – вдруг ниоткуда возник Антон в дверях.

Представитель органов хотел резко отскочить назад под грозным взглядом Антона, но споткнулся об табуретку и, чуть было, не растянулся на полу.

– Т-ты к-кто такой? Чё ты заступаешься за этого «чеха»! – спотыкаясь об каждую букву, заговорил представитель.

– Я представитель охранной кампании, а вот он, – Антон показал пальцем на Висади. Он один из лучших охранников нашей кампании! Понял! А ты кто такой?

– Я… я следователь по делу этого самого Авдоева. Пришел снять показания, – объяснил следователь.

– Какое дело? Ты его сначала заведи это дело. А-то, я вижу, с таким успехом ты никакого дела не заведешь. Если и заведешь, то против потерпевшего. А вот на этот случай, запомни, я с друзьями как раз и являюсь свидетелем по этому делу. Это я вырвал из рук этих фашистских гадов этого человека. А фамилия его Авдаев, зовут Висади. Запомни он не «чех», а чеченец. Запомни, раз решил «снять показания», – выпалил Антон и, увидев как трудно держаться Висади на ногах, подошел и поддержал его, а затем и помог ему лечь в кровать.

– Ладно, чё ж орать-то, – пришел в себя следователь. А пострадавший будет писать «заяву», ну заявление? – спросил он затем.

Антон посмотрел на Висади:

– Будет, конечно. Будет?

– Нет, Антон. Видишь, какие у них там следователи. Какое там. Нет, – сказал Висади. Не буду писать заявление.

– Ты не психуй «старый». У них там хватает и порядочных парней. Обожди. Мы затребуем другого следователя, – сказал Антон.

– Не стоит, Антон. Прекрати, – запротестовал Висади.

– Как Ваше имя, отчество? – переходя на официальный тон, спросил Антон следователя.

– Евгений… Евгений Николаевич.

– Так вот, Евгений Николаевич, вы своими непрофессиональными действиями ввели пострадавшего в состояние, при котором он не в состоянии с Вами говорить. Он требует аудиенции в другое время и с другим следователем. Ясно? – объяснил Антон тоном завзятого адвоката.

– Ясно. А адвокат нужен пострадавшему? – спросил почему-то следователь, скорее от растерянности.

– Я адвокат. По образованию имею на это право, – объяснил Антон.

– Хорошо. Хорошо. Так я завтра…

– Нет. Другой следователь! – еще раз уточнил Антон.

– Ладно. Ну, я пошел, – тронулся к выходу следователь.

– Идите, – добавил Антон, разрешая тому покинуть палату.

Когда следователь выходил, в дверях уже собралась толпа врачей и медсестер.

– Ты откуда снова взялся? – спросил Висади у Антона, успокоившись.

– Я вернулся, чтобы узнать, кому из твоих родных в Грозном нужно сообщить. Позвонить, может, твоим? Твой же телефон разбился в драке, – объяснил Антон.

– Да, что ты будешь делать. Сколько у тебя из-за меня забот! Не надо никому звонить. Я отлежусь недельку и встану. Чего же беспокоить родных? Вот еще, из-за такой мелочи. Спасибо тебе! Ты и так много для меня сделал. Езжай домой отдохни, – попросил парня Висади.

– Лады «старый». Тебе виднее. Ну, ты крепкий орешек. Как Бресткая крепость! – покачал головой Антон.

– Спасибо. Ты тоже не из слабаков. Твоя мать может гордиться тобой, – ласково сказал Висади.

– Она и гордится. Она меня без отца вырастила, – мелькнула грусть в глазах парня.

– А что же отец?

– Отец погиб при исполнении… Ну, ладно, бывай «старый». Больше не воюй тут ни с кем… без меня. Пошел я, – двинулся Антон к выходу.

– А ты знаешь, что Брест защищали более трехсот бойцов из Чечено-Ингушетии? – спросил Висади парня.

– Да, ну! – остановился Антон. Читал про чеченца Ханпашу Нурадилова, что 920 фашистов уложил из «Максима».

– Да, наши отцы вместе защищали и Брестскую крепость, и эту землю. Поэтому мы не имеем права потерять ее, или мы не мужчины! – гордо произнес Висади.

– Да, батя, согласен. Мы мужчины! Мы не уступим ее никому! – осторожно расталкивая медсестер, вышел за двери Антон.

Лечащий врач-терапевт попросил всех кроме сопровождающей его медсестры разойтись и подошел к кровати Висади.

– Ну-ка, покажи мне свою руку, – попросил врач. Да, ты тут себе снова руку искалечишь, если так будешь прыгать, скакать! Чего ты в палате драки учиняешь, мало тебе досталось на улице. Вот, вылечись, тогда и иди себе воюй дальше. Мне же больше работы прибавится. А работа прибавится, тогда и денежки поплывут в мои карманы, – сказал врач с намеком.

– Чего, чего? – не понял Висади.

– Ты, «чех», и прописан ты, должно быть, у себя там в Чечляндии, – ухмыльнулся врач.

– А почему из Чечляндии, а не из Чехляндии? – улыбнулся Висади.

– Ну, не знаю, откуда ты приехал. Но факт, что медполиса у тебя с собой нет. Так?

– Нет не так. У меня с документами был медполис.

– Этот медполис выписан или куплен у вас там. У вас на рынке, что угодно можно купить, – снова ухмыльнулся врач.

– «Центральный», – сказал Висади посерьезнев.

– Что? – не понял врач.

– Рынок называется «Центральный».

– И что?

– Ничего. Там действительно, можно купить многое, даже справку, что ты беременный. Только в Москве купишь больше и дешевле, кроме одной вещи.

– Ты чё загадками говоришь? Чего не купить-то? – состроил физиономию врач.

– Совесть! Совесть нельзя купить ни в Грозном, ни в Москве, – выдал Висади.

– Ну, вот что. Ты меня не совести, без тебя желающих много. А платить за койку в больнице тебе придется, – и врач показал три пальца на немецкий манер.

– Что означают три пальца, один палец я еще понимаю? – спросил Висади.

– Ты из себя дурочку не строй! Не три пальца, а три штуки, деревянных в сутки. Понял?