Осколки маминой любви

– Я никогда не думал, что можно так быстро почистить картошку и обжарить гренки! Молодец!

Аромат молодого мужчины наполнил квартиру. Марии казалось, что Николай пахнет розмарином, малиновой карамелью и персиком. Он надел под небесного цвета вязаный свитер белую рубашку, воротник которой отдавал белизной, от чего немного смуглое его лицо ангельски светилось. Нежность прикосновений, чувственный взгляд, волна вновь охватившей тело страсти заставляли разбитую душу плакать от счастья и осознания, что рядом любимый человек.

Мария рассказала Николаю о случившемся с отчимом, однако никак не решалась признаться в изнасиловании, беременности и аборте. Девушка мучилась от того, что скрывает правду, что не может раскрыться до конца. Николай догадался.

– Моя девочка что-то скрывает от меня? – в его взгляде появились холодность и дерзость, те, что Мария уже видела однажды.

Она, испугавшись новой ссоры, замерла на несколько секунд, глядя в глаза Николаю.

– Я больше не девочка, Коля. Меня отчим изнасиловал.

В воздухе ненадолго повисла тишина. Николай заглянул Марии в глаза и странно улыбнулся.

– Так значит теперь тебе нечего бояться! Ты мне дашь? Мы, наконец, займемся сексом?

Мария не успела обдумать услышанное: в дверь позвонили. Светлана неожиданно вернулась с рынка.

– Проклятое государство! Не дают спокойно заработать на хлеб! Лучше б преступников ловили, а не продавцов гоняли с их рабочих мест! – ворчала мать Марии, снимая обувь и входя в квартиру.

Светлана поняла, что в квартире есть посторонние. Она приподняла бровь, глядя на дочь.

– У нас кто-то в гостях? – оценивающе Светлана взглянула на Николая.

– Коля.

– Господи, да за что ж мне это всё.

Светлана с недовольной ухмылкой, наполненной липким подозрением, поприветствовала гостя, встающего с удобно насиженного места на диване, и предложила чай.

Она обожала этот напиток, аромат его заполнял всю квартиру. В кухонных антресолях хранились многочисленные стеклянные банки, наполненные ромашкой, бергамотом, мятой, базиликом, сушеными ягодами и лимонными корками, липой, зеленым и черным, крупнолистовым и гранулированным чаем. Когда Светлана смешивала содержимое банок в зависимости от пожелания и настроения, то становилась похожей на колдунью из сказок: суровое выражение лица, мелкие морщины, покрывающие нижние веки, розовые щеки. Мария не знала, как объяснить эту страсть матери, но улавливала перемену настроения женщины, увлеченной приготовлением к чаепитию, явно в лучшую сторону: выпивая чашку за чашкой, Светлана становилась разговорчивее и добрее.

Перебив запах чужака в собственном доме ароматом свежезаваренного зеленого чая с бергамотом и ветками малины, Светлана позвала всех к столу и стала задавать Николаю многочисленные вопросы о его семье и планах на будущее. Потом она спросила, сколько Николай планирует у них пробыть и, выяснив, что молодой человек приехал на праздник с другого конца города, улыбнулась:

– Оставайся у нас, я позвоню твоей маме, постелю тебе в зале.

Вечер проходил удивительно быстро. Мать Марии искренне веселилась, от неё прежней, недовольной жизнью и задыхающейся от злости, не осталось и следа. Она легко и свободно разговаривала с Николаем. Мария поймала себя на мысли, что ревнует и в какой-то степени даже завидует умению матери так легко поддерживать беседу. Щеки девушки пылали от страсти и желания заставить мать замолчать, и казалось, Светлана, заметив это, веселилась еще больше.

До боя курантов Светлана, Мария, Владимир и Николай решили играть в монополию. Участники расселись по своим местам, разобрав фишки. Бросив кубик, определили, чей ход будет первым, начали игру. Мать Марии превратилась в ребенка, увлеченного игрой и не желающего проигрывать, чего бы то ни стоило. Ее глаза горели, как у человека, ждущего исполнения заветного желания. Мария не помнила свою мать такой.

– Мама! Как мне выиграть, если ты клянчишь у Николая карточки с городами и фишки, даже те, что тебе не нужны? Я разорилась на выплатах аренды, не могу больше играть!

– А ты у Коли в долг денег попроси! Что ты, как маленький ребёнок! У тебя ж давно уже сиськи выросли, – съязвила Светлана.

На все уговоры Марии прекратить бессмысленную продажу, Николай смущенно улыбался, пожимал плечами и продолжал ход игры, вероятно, желая угодить матери своей девушки. От этого Светлана с каждым ходом становилась все капризнее, без устали отправляла дочь на кухню то за водой, то за печеньем, то за чем-нибудь «совершенно необходимым» в самый ответственный момент игры. Мария чувствовала себя ненужной, лишней, прислугой и неудачницей, – кем угодно, но не дочерью и не любимой девушкой.

Игра близилась к завершению, победительницей стала Светлана. Она обанкротила других игроков, с чувством собственной непревзойденности, сверкая глазами, наскоро разлила шампанское по бокалам и, дождавшись боя курантов, выпила «Советское» до дна. Поздравив всех с Новым годом, она организовала постель Николаю в зале, как обещала, и, пожелав всем спокойной ночи, строго посмотрела на дочь. Раздосадованная потерянным временем, Мария поцеловала в щеку Николая и направилась в свою комнату. Укрывшись одеялом с головой, она, проливая свою обиду в подушку, сама не заметила, как уснула, и удивительный сон увлёк её в свои сказочные просторы.

Ужасная жажда измучила Марию среди ночи. Она встала с постели, почувствовав тяжесть ещё не проснувшегося тела, ночная рубашка взмокла от пота. Волосы свисали неприглядными сосульками и ползли по плечам, словно змеи. Непонятное, страшное предчувствие разбудило девушку, ноги волокли тело до кухни. Проходя по коридору мимо зала в кухню, она увидела, как две темные фигуры раскачиваются из стороны в сторону. Светлана и Николай впивались в губы друг друга и громко, возбуждённо дышали. Мария расслышала лишь шепот матери, который заставил девушку замереть на мгновение. Неловким движением Мария ударила рукой телефон, который упал на линолиум, звенькнул и запищал короткими гудками. Участники процесса замерли в тех позах, в которых находились. Через несколько секунд фигуры в темноте вдруг сменили своё положение. Мария так и не добралась до кухни, метнулась в комнату. Николай хотел бежать следом за ней, но Светлана его остановила, направившись в свою спальню.

Оставшаяся ночь и утро нового года казались нескончаемо долгими. Мария не хотела вставать с постели, стараясь притворяться, что спит. Послышались нервные шаги, затем голос Николая, легкий хохот, шорох и щелчок двери. Юноша покинул дом Марии, даже не попрощавшись с ней. Закрыв глаза от ужаса и боли, пытаясь заставить себя поверить в то, что всё это – ужасный, кошмарный сон, девушка тихо ненавидела мир за своё существование в нём.

Мария нашла в себе силы встать с постели и направиться к матери, которая собиралась готовить завтрак и заваривать свой любимый чай. Лицо Светланы имело привычное для Марии выражение. Её строгие фразы, что перед завтраком желательно умыться, причесаться и переодеться, убили все намерения дочери серьёзно поговорить. Мария привела себя в порядок и молча села за стол.

– Какая же ты у меня страшненькая. Ничего женского в тебе нет: вся в своего отца и его мать…Глаза разного размера, веки тяжелые, волосы жиденькие…Лоска в тебе нет, породы. Неопрятная какая-то. Хоть в самое дорогое платье тебя наряди! С детства такая! Заплетешь тебе косичек, бантиками повяжешь, а ты распсихуешься: мешают тебе банты, срываешь всё с башки, ходишь, как обезьяна растрепанная, – Светлана с пренебрежением посмотрела на дочь.

– Ты вообще понимаешь, что наделала, мама? – Мария закричала от ярости, её лицо стало пунцовым, – Как может мать вот так легко разговаривать о бантах, вообще о чём угодно после случившегося? Что с тобой, мама?

– О! Вот! Ещё и истеричка, как твоя тётка: та тоже всегда разборки устраивала со своей матерью. Только приедем, а она с детьми уж на пороге, домой собирается и орёт на мать. Короче, отвали от меня!

– Как ты можешь? Он же в сыновья тебе годится, мама… Я же любила его!

– Я специально с ним переспала, чтоб у него на тебя не чесалось! Потом опять в подоле принесёшь? За аборт Коля платить будет? Учить меня надумала, неблагодарная сволочь! Всю жизнь ты мне испортила! – Светлана замахнулась на дочь, чтоб ударить её, но та перехватила её руку и больно сжала в своей ладони.

– Ты больше никогда не сделаешь этого, – Мария с отвращением и злостью отбросила руку матери.

Затем, уставившись на Светлану зелёными, как густой лес, глазами, она задержала взгляд на лице смутившейся женщины. Обе молчали. Светлана понимала, что совершила непоправимую ошибку, и дочь вряд ли когда-нибудь простит её. Признать свою вину не позволяли гордость и всё тот же страх казаться дочери уязвимой. Мария стала одеваться, собираясь выйти на улицу.

– Куда намылилась? – рявкнула Светлана. – Сегодня уборка, тюль давно пора постирать…

– Вот и стирай свой тюль!

– Ой, да вали ты к черту! Всё, что угодно, лишь бы не видеть тебя. Какая из тебя женщина? Лентяйка, неряха! От тебя не только Коля убежит, у тебя вообще мужиков не будет.

Под крики матери Мария выскочила из дома, хлопнув что есть мочи входной дверью. Светлана принялась собирать постель Николая, но вдруг, не выпуская из рук белья, села на диван и горько заплакала. Испуганный Владимир, который всё это время наблюдал за скандалом, крепко обнял мать.

Примечания