Кто открыл Антарктиду. Военморы на шестом континенте

Часто ли мы задумываемся, что такое Океан? Выйдя на берег, где у ног морские волны разбиваются в солёные брызги, человек окидывает взглядом стихию всего лишь до горизонта и не дальше. При этом его больше всего занимает не горизонт, а разноцветные камушки и раковины под ногами, ещё на берегу. А что пред ним…?!

Трудно поспорить с утверждением о том, что нашу планету правильнее было бы называть не Земля, а Океан. Так как три четвёртых поверхности планеты покрыты океанской водой. Кстати, именно поэтому она из космоса видится голубой. Выдающийся советский географ и океанограф академик Ю.М. Шокальский впервые ввёл в науку термин «Мировой океан». Под этим названием он подразумевал всю водную оболочку земного шара, главной особенностью которой является солёность.

Солёная вода морей и океанов – это своеобразная жидкая руда, богатейший, неисчерпаемый кладезь полезных ископаемых. В ней содержится 70 из 118 химических элементов таблицы Менделеева, причём в довольно внушительном количестве. Подсчитано: в каждом кубическом километре морской воды растворено почти 20 миллионов тонн поваренной соли, больше 9 миллионов тонн магния, почти 900 тысяч тонн серы, 31 тысяча тонн брома, 10 тонн алюминия, 3 тонны меди, 3 тонны урана, а ещё там относительно много золота и серебра.

Среди глубоководных илов, покрывающих океаническое ложе, обнаружили образования округлой, овальной, сплюснутой и других форм, которые объединили собирательным названием «конкреции». Они содержат в себе в высоких концентрациях окись железа, марганец, никель, медь, кобальт, поэтому представляют большой интерес для промышленности, особенно тех стран, которые не имеют у себя на суше таких ископаемых. Надо только суметь достать эти самые конкреции с четырёх-пятикилометровых океанских глубин. И такие технологии уже имеются.

Однако отвлечёмся от современных технологий извлечения природных богатств. На время забудем о миллиардах тонн нефти, которые сегодня качаются с океанских шельфов. Не будем пытаться понять, почему в отношении жизни океан намного щедрее, чем земля: из каждых десяти живых существ, обитающих на нашей планете, восемь живут в океане и только два – на континентах… Скажем о главном.

В жизни каждого из нас океан играет даже не просто важную, а в известном смысле решающую роль. Любой хорошо образованный человек может смело утверждать, что без океана (вдруг он куда-нибудь исчезнет) жизнь на земле погибнет. Облака на небе, дождь и снег, ледники в горах, окружающие нас реки, озёра и даже родники – всё это частицы океана, лишь на время покинувшие его. Мёртвые пустыни на земле образуются там, куда не доходят морские ветры и где не ощущается дыхание океана. В некотором роде и сам человек является его частицей. Хотя бы потому, что в его жилах течёт кровь, во многом повторяющая химический состав океанской воды.

«При захождении солнца открылся пик на острове Тенерифе, находившийся тогда от нас в 94 милях. Высота его над видимым горизонтом… простирается до 1797 тоазов французских (в нашем измерении 3414 метров. – Авт.). …Представился глазам нашим красивый город, выстроенный на косогоре в виде амфитеатра. Санта-Круц – один из лучших маленьких городков; городовая площадь почти вся вымощена наподобие тротуара большими плитами, где по вечерам жители прогуливаются…

Жителей на острове Тенерифе полагают до 80000. В городе Санта-Круце 9000; почти все происходят от испанцев, ибо поколение древних гванчиев большею частью истребилось, а остатки смешались с испанцами 7 ».

В своём дневнике Фаддей Фаддеевич Беллинсгаузен неслучайно уделил внимание этому острову, входящему в состав принадлежащего Испании Канарского архипелага. Здесь у него произошла необычайная встреча…

Оставив корабли на якорях в порту Санта-Круца, Беллинсгаузен в сопровождении лейтенанта Лазарева и профессора Казанского университета астронома Симонова нанёс визит губернатору острова генерал-лейтенанту де Лабури. Каково же было удивление наших путешественников, когда на генеральском мундире испанца они увидели русский орден Святого Георгия 4-й степени.

Заметив на себе пристальные взгляды, губернатор спросил:

– Вы в недоумении?.. В самом деле, откуда у губернатора Тенерифе русский орден?

– Вы читаете наши мысли, господин де Лабури, – подтвердил Беллинсгаузен.

И тот объяснил:

– Я с грустью расстался с Россией, которая в дни бедствий дала мне не только приют, но и возможность сражаться, как у вас говорят, плечом к плечу с русскими против шведов под началом фельдмаршала Румянцева. Сама императрица Екатерина Вторая вручила мне сей орден, и я безмерно горжусь этим! А здесь, на Тенерифе, можете полностью положиться на меня. Я сделаю всё, чтобы быть полезным русской экспедиции…

Этот на первый взгляд незначительный эпизод такого грандиозного плавания не утонул в череде многих ярких, памятных событий. Русские мореплаватели, тронутые искренним признанием испанца, испытали глубокое чувство гордости за своё отечество, за свой народ, получающий всё большее и большее признание в мире. Как здесь не отметить, что лучшие национальные качества: доброта, радушие, открытость, сочетаемые с твёрдостью духа и характера, готовностью всегда прийти на помощь, – во все времена отличали русский народ. И научный подвиг первой русской антарктической экспедиции – не исключительная заслуга незаурядного моряка Беллинсгаузена и талантливого морского офицера Лазарева. Не было бы их, были бы Головнины, Ратмановы, Лисянские, Коцебу, Шишмарёвы, Давыдовы, Сарычевы… Продолжать список таких имён можно долго.

А мы увидели Тенерифе… на небе. В это время дня я был на сигнальном мостике. Потёр глаза, потряс головой. Но остров всё равно оставался… на небе. А не на привычном морском горизонте. Бегом в штурманскую рубку.

– Братцы, это что у нас происходит?!

Вахтенный штурман лейтенант Богданов пожал плечами:

– Наверное, мираж…

– Здесь не может быть миражей, – заметил кто-то.

– В океане нет такого места, в котором нельзя предположить любую неожиданность, – наставительно сказал капитан 3 ранга Валерий Дмитриевич Чекалов, заместитель командира судна по океанографическим исследованиям. – Сейчас проверим. А заодно и потренируемся. Так, Богданов, видишь, какое солнышко для секстана хорошее. Бери свободный секстан. Будем с тобой определяться. Кто точнее…

На «Адмирале Владимирском» стояла совершенная навигационная аппаратура. Достаточно нажатия одной кнопки, чтобы через секунды на дисплее появились точные координаты судна. Поэтому секстану давно уже можно отвести одну из музейных полок. Но нет, военные моряки не выводят в отставку приборы, с помощью которых плавали и деды, и прадеды и даже прапрадеды. Случись боевые действия, корабль может быть полностью обесточен, а значит – «оглохнуть» и «ослепнуть». И тогда выручат только секстан, магнитный компас (на «Владимирском» есть такой на сигнальном мостике) да хронометр (тоже есть на ходовом мостике и в штурманской рубке, с пружинным заводом на 48 часов и удивительной точностью хода).

Значения координат, полученные с помощью секстанов многоопытным Чекаловым и молодым штурманёнком Богдановым, почти совпали. Когда это место нанесли на штурманскую карту (мы были от Тенерифе в 15 милях) и ещё раз уточнили высоту островного вулкана, оказалось, что мы видим только его верхнюю часть, а подножие скрыто плотной дымкой и низко лёгшими на океан облаками. Вот и получалось, что этот последний действующий на Канарских островах вулкан мы видели как бы вознесённым на небо.

Ф.Ф. Беллинсгаузен обнаружил в береговом песке острова множество металлических песчинок, которые делали работу его магнитных компасов абсолютно бесполезной. Это объяснялось вулканическим происхождением Тенерифе.

У начальника русской экспедиции не было причин задерживаться на этом острове. Кроме нанесения визитов и осмотра достопримечательностей Тенерифе (Беллинсгаузену очень понравился город Санта-Круц), начальник экспедиции за пять дней стоянки в испанском порту закупил «тенерифское вино», пресную воду и много свежих фруктов. «Покупку свежих фруктов я позволял производить во всех портах, зная на опыте, что приносят большую пользу, очищая кровь, и сим предохраняют от расположения к цинготной болезни 8 ».

Фаддей Фаддеевич придавал очень большое значение питанию своих команд. Ещё в Кронштадте он лично проследил за загрузкой провианта. По нормам того времени, экипажу уходящего в плавание военного корабля полагался типовой шестимесячный запас продуктов. Беллинсгаузен решил принять на борт запас на два года. По сохранившимся описям, было взято (в переводе на современную систему измерений) 20,5 тонны сушёного гороха, 7 тонн овса и гречихи, 28 тонн солонины , 65,8 тонны сухарей, много квашеной капусты в бочках, 3926 литров водки, английское масло, клюквенный сок, экстракт пива, который разбавлялся водой, а также особо ценимый продукт «дощатый бульон» – суповой концентрат, который небольшими ломтиками клали в свежеприготовленный суп. Для борьбы с цингой предполагались солодовый отвар, хвойная эссенция, лимонная соль, горчица и патока . Сахара было взято всего 196 кг, и его выдавали по большим праздникам, таким, как Рождество или тезоименитство императора. Повседневным напитком экипажа был чай, его запасы за всё время плавания по причине хорошей сохраняемости пополнялись только дважды: в Лондоне и Рио-де-Жанейро.

Весть о готовящейся необычной экспедиции к призрачным берегам неведомого континента быстро разнеслась по российским городам и весям. Узнав о предстоящем трудном плавании своих соотечественников-моряков, русские люди старались хоть чем-то помочь. Известны факты, когда жители Санкт-Петербурга, Кронштадта, окрестных деревень по своей инициативе доставляли на «Восток» и «Мирный», тогда стоящие у кронштадтского причала, долго хранящиеся продукты. И среди привычных были и необычные. Крестьяне Саламатин и Внуков привезли ценнейшие мясные продукты, приготовленные таким образом, что смогут сохраняться в течение… нескольких лет. Кстати, поставщиков особо ценных продуктов, в основном сухарей, мяса и капусты, Беллинсгаузен в своих записках перечислил поимённо за высокое качество их продукции, отдавая должное их мастерству и старанию «поспособствовать» необычной русской экспедиции.

Любопытно сравнить продукты двух экспедиций, которые разделило время в 163 года. К примеру, чем располагал «Адмирал Владимирский». На судне было несколько больших рефрижераторных камер, в каждой из которых поддерживалась своя постоянная температура для определённых продуктов: в одной 0°С, в другой минус 4°С, в третьей минус 8°С, в четвёртой минус 12°С. В них, кроме традиционных продуктов, из которых обычно состоит наше ежедневное меню, хранилась провизия, предназначенная для питания в холодных широтах Антарктики: много печени, в том числе и печень трески, а также высококалорийные колбасы, паштеты, мясные концентраты, богатые витаминами джемы, сгущённое молоко, свежие фрукты, цитрусовые, шоколад.

Поэтому необходимости заходить на Тенерифе у нас не было. И штурманы проложили курс в так называемую золотую точку океана – точку пересечения нулевой параллели (экватора), разделяющей нашу планету на Северное и Южное полушария, с нулевым меридианом, разграничивающим Восточное и Западное полушария. Кто и когда назвал эту точку «золотой», неизвестно, как неизвестно и время появления «серебряной точки», лежащей на противоположной стороне земного шара, – пересечении нулевой параллели и 180-го меридиана. Но морские традиции живут среди моряков особенно долго и прочно. Поэтому, как и команды шлюпов «Восток» и «Мирный», мы начали готовиться к традиционной встрече в этой самой «золотой точке» с владыкой морей и океанов – сказочно-мифическим Нептуном и его свитой.

Наш отряд уже пересёк Северный тропик и оказался в тропической зоне Атлантики. Иллюминаторы и наружные двери в тамбуры пришлось задраить, так как был включён общесудовой кондиционер. Во внутренних помещениях создавался внутренний микроклимат с постоянной влажностью и температурой плюс 18°С, а на верхней палубе с приближением к экватору ртутный столбик перевалил уже за плюс 40°С, а влажность доходила до 88%.

Мы вошли в печально известные «лошадиные широты». Дымка от испарений с поверхности океана была настолько густой, что плотно закрывала горизонт, и солнце не могло пробиться сквозь эту белесую пелену. Океан застыл, окаменел, на поверхности ни единой морщинки – огромное идеальное зеркало. В воздухе ни дуновения. Когда судно ложится в дрейф для производства океанографических измерений, на верхней палубе можно зажигать свечу, её пламя не то что не погаснет – не дрогнет. Такой штиль называют мёртвым.

От огромной влажности и нестерпимой жары всё вокруг становится отвратительно липким. На верхней палубе с каждой минутой дышать всё труднее. Гортань, а потом и легкие, кажется, забиваются мокрой горячей ватой. Ты каждой клеточкой тела начинаешь ощущать, как погружаешься в какую-то вязкую, полупрозрачную жидкость, в которой ничто живое существовать не может.

Прикоснуться к металлу нельзя – сразу получишь ожог. Поэтому выходим на верхнюю палубу всегда в толстых зимних перчатках. Купание в забортной воде, которую насосы постоянно качают в бассейн на верхней палубе, облегчения не приносит. Да и ощущение самой воды как-то притупляется, потому что её температура равна температуре воздуха. Так и хочется крикнуть в глухое, мутное пространство океана: какая же безысходность!..

Но спасение есть. Оно за первой же дверью в любую надстройку на верхней палубе. Там плюс восемнадцать, чистый прозрачный воздух, живительная прохлада минеральной воды из холодильника. И когда ты сделаешь этот шаг в надстройку, ты мгновенно начинаешь осознавать весь тот ужас полуторавековой давности: каково было здесь нашим предшественникам – без кондиционеров, холодильников и, главное, без мощных гребных двигателей вместо парусов, отданных на волю несуществующих здесь ветров.

В этих широтах моряки парусных кораблей вынуждены были терпеть трудноописуемые лишения. От безветрия паруса повисали, и деревянные коробки словно приклеивались к зеркальной поверхности парящего океана. Никто не знал, сколько придётся вариться в этой закипающей кастрюле – неделю, две, а может быть, два месяца. С течением дней из-за густой, непроглядной дымки мореплаватели теряли своё местоположение, которое, как известно, определяли только по небесным светилам. Люди жестоко страдали от жары и жажды, тропического удушья и их неминуемых последствий – болезней.

Заканчивались продукты, была на исходе протухшая, застойная вода, которую хранили в деревянных бочках. И тогда, чтобы выжить, чтобы суметь перевалить-таки через безветренные знойные широты, дотянуть до тех, где захлопают от первых порывов ветра, а потом запузырятся и напрягутся паруса, начинали резать лошадей, которых брали с собой для путешествия по вновь открытым землям. Потому многие поколения моряков-парусников и называли эти широты «лошадиными».

Вот как описывает пережитое в то время в этих широтах на шлюпе «Мирном» мичман П.М. Новосильский в своём анонимном издании 1853 года «Южный полюс. Из записок бывшего морского офицера».

«15 октября… (1820 г.) Мы очень терпели в это время от жары. Ни днем, ни ночью не было от нее спасения. Иногда шлюп стоял совершенно неподвижно среди безмолвного, как бы усыпленного, моря. Ни одна волна, ни одна струйка не колебала зеркальной, необозримой его поверхности. Полуденные лучи солнца, проходящего чрез зенит, падали прямо на голову. Распущенный на шканцах тент мало помогал нам: хотя его и поливали водою, он вскоре опять совершенно высыхал. Все предметы, окрашенные черною краской, до того разгорячились, что невозможно было до них дотрагиваться. В каютах воздух был спертый, удушливый и имел какую-то неприятную тяжесть. Но где болезнь, тут природа посылает и исцеление. Часто в штилевой полосе гремел гром, блистала сильная молния и зарница, и по временам лился самыми крупными каплями обильный дождь. Явления эти повторялись до 3° с. ш., тогда царство штилей и шквалов кончилось, и сегодня мы получили легкий южный ветер, который близ экватора обратился в юго-восточный пассат.

18 октября. В 10 часов утра мы перешли экватор в долготе 22°19′ западной 9 ».

Есть предположение, что традиционный праздник встречи с Нептуном при переходе экватора рождён как раз условиями плавания в тропиках. Почти обречённые мореплаватели связывали пересечение экватора с надеждой выжить и продолжить плавание. Хотя у всех этот самый переход из Северного в Южное полушарие или наоборот происходил по-разному, в зависимости от того, по какой долготе они проходили экватор. Вот, к примеру, какие строчки мы находим в книге Ф.Ф. Беллинсгаузена.

«Обыкновение особым образом торжествовать переходы экватора, хотя кажется маловажным и совершенно детской забавою, однако производит большое действие на мореплавателей. Скучный и единообразный путь между тропиками разделен экватором на две части; достигнув экватора, мореплаватель радуется, что совершил половину сего пути, празднует и начинает снова вести счёт дням, забывая прошедшие. Остальная часть плавания кажется ему не столь продолжительною, он не вспоминает о протекших томительных знойных днях, приятные чувствования удовольствия способствуют сохранению здоровья мореплавателей 10 ».

Однако Беллинсгаузен не пошёл вдоль африканского берега, где штили были особенно застойными и отчаявшиеся команды парусников, гонимые зноем, жаждой и голодом покидали свои деревянные гробы, на шлюпках пытались добраться до красноты выжженного палящим солнцем мёртвого побережья Африки, где и находили свой мучительный конец…

Беллинсгаузен направил свои корабли гораздо западнее, с тем, чтобы пересечь экватор в центральной части Атлантики. Он не оставлял себе возможности броситься на шлюпках искать призрачное спасение на африканском берегу. Но зато он, многоопытный искусный командир не стремился пересечь экватор в «золотой точке», знал, что там, за гринвичским меридианом, то есть уже в Западном полушарии, хотя бы верхние паруса его шлюпов обязательно поймают почти незаметные дуновения ветра. Так и произошло. Поэтому «лошадиные широты» он прошёл относительно благополучно.

«В 10 часов утра перешли экватор в долготе 22° 19' Западной, по 29-дневном плавании от острова Тенерифе. Большая часть мореплавателей согласны с капитаном Ванкувером, что лучше перейти экватор около 28° Западной долготы, ибо в сей долготе нет штилей, господствующих поблизости Африканского берега11».

«На шлюпе «Востоке», – писал далее Беллинсгаузен, – был только я один проходивший экватор, и, следуя общему всех мореплавателей обыкновению, почерпнутою с Южного полушария, морской водой окропил всех офицеров и учёных, дабы, так сказать, познакомить их с водами Южного полушария». Затем сей обряд исполнен был «над командою, с тою только разностью, что вместо капель выливаема была полная кружка воды в лицо каждому… В ознаменование перехода в Южное полушарие я велел раздать по стакану пунша, который пили при пушечных выстрелах, за здоровье ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА ИМПЕРАТОРА АЛЕКСАНДРА I-го 12 ».

Вот и у нас настал этот необычный день. Особенно для тех, кто пересекал экватор впервые. По корабельной трансляции было объявлено, что на флагмане кругосветной антарктической экспедиции «получена радиодепеша от владыки морей и океанов его величества Нептуна: всему личному составу экспедиции назначалось рандеву в точке с координатами 00° 00' широты, 00° 00' долготы».

Это сообщение было радостным ещё и потому, что немногим морякам удаётся перейти из одного полушария в другое именно в «золотой точке». В лабораториях, каютах обязательно за запертыми дверями, чтобы не подсмотрели или не подслушали соперники, шли последние репетиции и приготовления к представлению. Каждая команда должна состязаться в остроумии, музыкальности, артистичности своих выступлений, стремиться завоевать особое расположение Нептуна и его приз (как правило, это запасённое с Большой земли качественное спиртное, что в длительном плавании являлось чрезвычайным дефицитом). Поэтому свой выход все команды держали в совершенном секрете.

И праздник удался. Театрализованное, яркое представление по тщательно разработанному политработниками сценарию можно было сравнить с настоящим морским карнавалом. На верхней палубе звучали остроумные шутки и декламации, задорные частушки, весёлые инсценировки. Вовсю старался наш вокально-инструментальный ансамбль.

Но не только в этом было отличие праздника перехода экватора на шлюпе «Восток» и океанографическом исследовательском судне «Адмирал Владимирский». К примеру, офицеров и учёных не окропляли водой Южного полушария, а наряженные черти (крепкие моряки из боцкоманды судна) неожиданно подхватывали их по одному на руки и бросали в наполненный забортной водой бассейн. Зазевавшихся и вовсе заталкивали в нептуново чистилище и прогоняли по этому сделанному из прочного брезента пятиметровому коробу, частично заполненному… машинным маслом.

А когда, наконец, наступил финальный аккорд этого экваториального шабаша, великий Нептун, роль которого замечательно исполнил исполинского роста и телосложения командир геофизического отряда капитан 2 ранга Геннадий Васильевич Михальчук, объявил победителей и вручил им свои заветные призы: кому бутылку коньяка, кому водку, а кому шампанское. Призёрами уникального карнавала оказались команды медиков, геофизиков и палубная команда обслуживания судна, в просторечии – боцкоманда.

Среди наших напряжённых будней, когда каждый человек работает в своём замкнутом пространстве и большей частью отделён от всего коллектива несколькими металлическими переборками (перегородками), этот праздник сыграл особую роль. Сразу заметно потеплели взаимоотношения, прочнее стал контакт между членами экспедиции и экипажем судна.

На следующий день на очередном утреннем докладе начальник экспедиции искренне поблагодарил всех организаторов встречи с Нептуном. Особо тёплые слова нашёл и для политработников, что, честно говоря, нечасто можно было услышать из его уст. И тут же преподал им, а заодно и всем командирам судовых подразделений весьма наглядный урок как бы обратного, не творческого, не внимательного, а формально-равнодушного отношения к людям.

Обходя по своему обыкновению все корабельные посты в ночное время, преимущественно в период «собачьей вахты» – с 00.00 до 04.00, когда всех вахтенных физиологически клонит в сон, адмирал обратил внимание на сплошной красный цвет оценок на графиках социалистического соревнования. Причём самый красный график оказался в ПЭЖе – посту энергетики и живучести судовой электромеханической части. По условиям социалистического соревнования, каждому специалисту ежедневно выставлялась оценка за качество несения ходовой вахты: красным цветом пятёрки, синим четвёрки, зелёным тройки. По среднеарифметическому от их суммы выводились оценки за неделю, а потом и за месяц. Вроде бы всё соответствовало. От самого Севастополя к механикам не было ни одной претензии. В любую погоду и время суток их механизмы работали без единого сбоя.

Но у адмирала Акимова, от природы наделённого аналитическим умом, возник вопрос: по какому же принципу оценивается труд людей, если в соревновании все победители, а побеждённых нет?

– Вот вчера было всё понятно, – как бы размышлял Владимир Ильич на утреннем совещании, обращаясь в основном к политработникам. – Победили те команды, кто был остроумнее, талантливее и смелее. Те, кто что-то там промурлыкал Нептуну и сбежал от чистилища, понятно, проиграли.

А теперь давайте посмотрим на наше социалистическое соревнование. Мы же его сами назвали «соревнованием». Значит, надо сравнивать какие-то результаты. В настоящем соревновании можно сравнивать только объективно оценённые результаты. И если мы приняли четырёхбалльную систему оценок, то тогда значение оценки должно соответствовать конкретному результату конкретного труда. А у нас все поголовно получают пятёрки только за то, что ходовую вахту несли без замечаний. Хотя такой результат заслуживает не выше… тройки.

После этих слов в установившейся в конференц-зале тишине как бы повис один вопрос: почему? И от него адмирал не ушёл:

– Почему?.. Да потому, что оценка «удовлетворительно» должна соответствовать такой работе, которая нас просто удовлетворяет. «Хорошо» – выставляться за хорошую работу, которая обращает на себя внимание особым качеством, старанием, усердием. А «отлично» – только тому, кто в чём-то отличился. Скажем, проявил какую-то инициативу, обнаружил не просто сбой в работе каких-то приборов, а системный сбой, с его анализом, сделал рационализаторское предложение или добровольно трудился в своё личное время. Если уж мы затеяли социалистическое соревнование, то оно должно звать людей от просто добросовестного труда к трудовому порыву, от пунктуального выполнения своих обязанностей к творчеству, какому-то реальному росту…