Женщина задумалась и не ответила.
– Небось, сериалы смотрите, – беззлобно предположил профессор, – когда на кухне вертитесь с готовкой. А потом этими сюжетами делитесь с любимым… не приведи вас Бог! Скучно и глупо, поверьте: он внутренне морщится, когда всё это слышит. Пересказываете ведь ему сериалы? Не лукавьте.
– Ну да, – констатировала она, постепенно осознавая происходящее. – Получается, что его это не радует. А я, дура, воспринимаю всё это как контакт… какая, дескать, разница, о чём болтать и на какую тему!
– Всё это может очень быстро кончиться, – пожал профессор плечами, – притом резко и в однозначной форме. Он вас отведёт от своей жизни, и всё.
– Какой ужас! – прошептала женщина. – Ведь он разрушил все мои табу. Он мне позволил понять, как это бывает, когда, например, насилуют. Любимый человек, но – насилует! Мы в это как бы играли, но на грани… Он со мной снимал откровенные фильмы, где мы чем только не занимались, так что потом, когда видели себя на экране, даже поверить было трудно. Я была с ним потомственной аристократкой и сбежавшей с корпоратива секретаршей. Мы делали это посреди города на балконе, когда нас мог увидеть любой прохожий, и в присутствии других… представляете – других! Однажды за границей, на курорте, я через полстраны умудрилась смотаться к нему на такси, лишь бы увидеть на пятнадцать минут и запомнить потом свою длинную голую ногу в зеркале раздевалки… Я теперь не знаю уже кто, абсолютно разнузданная и готовая на всё ради него, – и вот вы говорите, будто я могу стать для него ненужной?
Профессор помолчал, потом вернулся к теме:
– Поставьте себе высокую цель, деточка, и начинайте к ней двигаться. Без этого окажетесь для него лишней. Что он вам говорил про Олимпиаду, про диссертацию? Прислушайтесь к его советам.
Она всё ещё ошарашенно молчала, потом произнесла, словно бы решая что-то:
– Может, выбрать Паралимпийские игры для инвалидов? Странно… Пришла к вам по поводу личных дел, а говорим о работе.
– Мы говорим о вас, – уточнил профессор. – Да перестаньте вы хныкать, миленькая!
У женщины глаза и впрямь оказались красными от навернувшихся слёз.
– Как же вам повезло, хорошая вы моя! Знали бы вы, сколько дам от восемнадцати до восьмидесяти вообще лишены личной жизни, а скольким то, что с вами происходит, показалось бы раем! Они, поверьте, отдали бы всё, что имеют, за малую толику вашего счастья. Будьте же благодарны учителю и становитесь самой талантливой на свете ученицей!.. Но самое главное: определите свою высокую миссию в жизни, это спасёт ваши с ним отношения. Вы ведь за этим рецептом ко мне пришли, верно? Вот и возьмите рецепт.
Женщина посидела, что-то молча обдумывая, профессор допивал чай.
– Спасибо, – сказала она, вставая, – вы мне очень помогли.
Женщина вышла из кабинета и пошла, цокая каблуками, по кафелю коридора. Лицо у неё застыло, словно маска, и сохраняло своё выражение всё то время, пока она ехала домой.
В машине её застал звонок мужа:
– Ну и где ты?..
Она поглядела вокруг: движение застопорилось.
– В пробке.
– Нда, – сказал он, – не слишком ты часто в пробках? Во сколько будешь?
– Не знаю, – равнодушно ответила женщина. – Двигаюсь по три метра за пять минут. Хорошо, что здесь светофор перепускает, но час мне ещё нужен. Если не больше.
– И где же ты находишься? – снова спросил муж.
Женщина поглядела в окно:
– На мосту, стою как раз посередине, – устало произнесла она. – Какой именно мост? Кантемировский. Давно пора его переехать.
На этот раз сказанное было чистой правдой.
V
Мужчина стал всё чаще и подолгу куда-то уезжать – на неделю-две, скорее всего, за границу. Возвращался он усталый, слегка взвинченный, но никогда не срывал настроения. Он отошёл от своей манеры всё время чем-то удивлять женщину и превратился в заботливого джентльмена даже в мелочах. Похоже было, готовились какие-то серьёзные перемены, и он к ним был напрямую причастен, тут уж не до фантазий.
Она теперь полностью переключилась на методики тренировок для инвалидов, и те, кого она опекала – так называемые колясочники, – души в ней не чаяли. С мужем они расстались вполне спокойно, словно бы и не жили вместе. После развода у женщины появилось ощущение, будто она сделала первый вдох после глубокого заныривания и теперь отмеряла гребок за гребком на новой своей дистанции. Дочь оказалась приучена к железной дисциплине: уроки в школе и занятия во Дворце спорта – лёгкая атлетика.
Так всё и длилось, пока не случилось главное, после чего они стали неразлучны со своим мужчиной и виделись с ним каждый день.
Его машину расплющил встречный «КамАЗ», погибли жена и взрослый сын, а сам он теперь лежал, закованный в панцирь из гипса и железных штырей и шарниров, продетых и закреплённых с разных сторон, периодически проваливаясь в кому и всплывая лишь ненадолго, словно бы для того, чтобы всё вспомнить – и вновь уйти во тьму.
Женщина уже месяц ежедневно появлялась в клинике. Для ночного дежурства она наняла сиделку. У неё не было доступа к его банковскому счёту, так что всё приходилось делать за собственные деньги. Поскольку причина аварии оказалась явно не случайной, никто из его партнёров или сослуживцев не рискнул появляться в близкой видимости: политика – дело тёмное: кто туда попал, может и не вернуться.
Иногда мужчина приходил в себя и в такие минуты начинал понимать, где находится. Он узнавал женщину и даже пытался с ней говорить. Она разбирала его речь и, когда брила его щёки или срезала ногти на руках и ногах, угадывала, что он пытается шутить. Плачущим она не видела его никогда: глядел стальными глазами в потолок, и всё.
Однажды, на короткое время будучи в сознании, мужчина попросил вызывать к себе нотариуса, и с этого дня у неё появились деньги. Денег было очень много, но это не решало проблем, потому что врачи, несмотря на самые лучшие препараты, не давали ей излишних надежд. Но и не отнимали, объясняя, что в основном всё зависит от силы воли пациента и на самую малость – от господа Бога. Чудеса случаются, объясняли они женщине, только если их очень захотеть.
Она очень этого хотела. Как-то в один из вечеров, когда мужчина вновь пребывал в забытьи, она села возле его кровати, достала флакон и нанесла на себя тот парфюм, что был им когда-то подарен, – с пожеланием использовать в тот вечер вместо платья.
Парфюм таил в себе аромат нескромности; это был запах красивой, знающей себе цену женщины, которая прекрасно понимает, чего хочет, и уверена, что это не будет истолковано превратно. Палату наполнило ощущение откровенного предложения в адрес мужчины, когда предложение это делается уже в постели, уже в обнажённом виде, в самый последний момент перед близостью – а на самом деле, возможно, мимо вас прошла дама в вечернем туалете, даже не взглянув в вашу сторону, а вы остались стоять и не можете двинуться с места.
Вот что таил аромат парфюма – того, что выбрал тогда и подарил ей любимый мужчина, готовящийся снять с неё одежду и оставить лишь этот запах.
Воспоминания оказались столь глубокими, а заложенные в них чувства столь сильны, что лежащий на кровати мужчина открыл вдруг глаза и посмотрел на женщину, сидевшую рядом.
Их взгляды встретились, и тогда он улыбнулся женщине почти как прежде, а потом, кажется, подмигнул.
С этого момента она поверила, что он выберется на их общий берег и они вновь обязательно окажутся в небольшом отеле, построенном у залива и напоминающем белый лайнер. А потом, прямо по песку, забредут в ресторанчик, находящийся в двух шагах, и станут смотреть, как вечернее солнце отражается в воде, заполняя пространство неявным рассеянным светом.
Женщина улыбнулась своему предчувствию, которое никогда её не обманывало, и попросила мужчину так, словно не было нескольких лет, прошедших после первой близости:
– Пожалуйста, не оставляй меня больше одну… Обещаешь?
Он ответил тихим голосом, но, как и тогда, по-мужски твёрдо. Чуть повернув к ней голову, сколько позволял пластмассовый воротник, мужчина выговорил одно только слово:
– Хорошо.
Теперь она точно знала, что выйдет за него замуж.
Свобода выбора
Письмо: «Ирочка, прости, долго не писала, но это не из-за лени, просто нужно было разобраться в себе.
Вот я смотрю сейчас на нашу с тобой школьную ещё фотографию, где у меня улыбка, косички и острый носик, и понимаю, как всё изменилось. Острый нос, конечно же, остался, только причёска у меня теперь – чёрные волосы, длинные и стильно стриженные, а улыбка если и появляется, то лишь по особым случаям. Поводов не так уж много.
Мы с тобой одногодки, у тебя уже двое детей и ты всё время спрашиваешь меня в письмах, почему в свои тридцать два года, да ещё проживая в таком большом городе и получая солидные деньги, я до сих пор не вышла замуж.
Не за кого, Ира!
Не в том смысле, что тут мало тех, кто носит штаны. А в том, что достойных мужчин хоть шаром покати! Поверь, я бы с радостью отдала свою душу, руку, сердце и в придачу обе ноги человеку, которого смогла бы уважать. Но такие, видимо, перевелись на корню.
