Не под общим знаменателем

Что пишут в интернете

Вы чудесно рассказываете. Как запах духов внезапно может напомнить о прошлом времени, так и Ваши рассказы оживляют забытое время. Время, где интерес коллектива стоял выше собственного, где не было кодовых замков на дверях подъездов, где дети самостоятельно ездили по всему городу и не боялись зажигать газовую плиту. «Морозко» и «12 месяцев» – коронные сказки для постановки. В детском саду моего внука тоже ставили что-то похожее. Старуху-мачеху играл мой внук. Одела его а-ля украинка. С бусами-монистами. Клипсами. Повойник. Подложила толстинки. Показала, как надо сидеть, раздвинув колени, как пить чай из блюдечка, как вытирать рот и приподнимать периодически грудь (т. к. там по понятным причинам ничего не было, изображал он это постоянно). Детский сад в начале 2000-х был элитный, платный. Естественно, родители, бабушки и дедушки тоже много повидавшие. Представление как-то быстро закончилось после того, как взрослые мужики со словами «Что же ты, стервец, делаешь?» уходили с гомерическим хохотом из зала. Потом они мне говорили: «Ваш внук без работы не останется!» Сейчас внук служит в Президентском полку. Жду продолжения с нетерпением.

С нетерпением жду Вашу книгу! Мне она чем-то «Манюню» Абгарян напоминает. По эмоциям, наверное… сейчас так мало добрых и хороших книг. Спасибо Вам!

Я институт кончила в 1968 году. ВУЗ технический, но История КПСС со всеми съездами, Марксистско-Ленинская философия и Политэкономия – все было, но без фанатизма. Нам что-то бубнили, мы что-то конспектировали… Первоисточников, слава Богу, не требовали.

Кстати, я тоже вспомнила, как участвовала в самодеятельности. В младших классах – танцевала. Мне заплетали 20 косичек, брала тюбетейку, привезенную родителями с курорта и танцевала, естественно, узбекский танец. Постарше, читала стихи, прозу… Особенно прозу, у меня оказалась очень хорошая память на неё. Читала М. Горького из "Сказок об Италии" и "Старухи Изергиль"… А в стройотряд, когда в институте училась, меня родители не пустили. Зато мой будущий, тогда, муж и в стройотряде был, и на целине побывал! Вы очень здорово пишете! С удовольствием читаю Ваши воспоминания. Очень интересно. Спасибо.

Я вижу, что очень вовремя подсуетился, закончив школу в 1989 году, потому что и школа вспоминается как время тотального расслабона, когда домашка в лучшем случае делалась на переменках, в худшем – прямо на уроках. Потому что дома были ждущие срочного прочтения научная фантастика и книги о путешествиях. Ну а университет вообще был вольницей, так что иногда я пытаюсь вспомнить – а хоть когда-то за пять лет я вообще учился не за день до экзамена?

Сейчас еще вспоминаю все предметы гуманитарного профиля, изученные в университете: история КПСС/политическая история 20 века, философия, политэкономия, социология, политология, культурология, история Украины, основы права, психология и педагогика (ну ладно, от них я отмазался, но вообще в курсе они были). Я точно на химика учился?

"Аналогичный случай был в Тамбове. А вернее, в Тольятти. Дочкин то ли 2-й, то ли 3-й класс (те же годы "творческого обучения"). Приносит задачку. Помню, что кто-то идёт по льдине со скоростью Х, которая плывет в противоположном направлении со скоростью Y, над которой летит вертолет со скоростью Z навстречу ветру, свистящему в уши со скоростью H. Не помню сам вопрос, но помню процесс его решения. Когда я, отличница, сдалась, подключили папу-летчика (то обстоятельство, что он был летчиком в Заполярье, наверное, должно было облегчить его муки "математического творчества"). Так как в уме прийти к решению не получалось, соорудили макет (!!!) происходящего. Я ползала по полу со льдиной и человечком на ней, муж, ясен перец, рулил на вертолете навстречу потоку воздуха из вентилятора. Ответ «раздвоился». Мы, шаркаясь, так дочке на утро и сказали. И с нетерпением ждали ее прихода со школы вместе с правильным ответом. Ха-ха три раза!. Учителя в школе так же разделились на два «ответа». Так и не узнали мы точный ответ. Уже не помню, может, там тоже дело в опечатке было?

Написано настолько живо и правдоподобно, что, читая эти истории, как будто переносишься в прошлое, в свои школьные годы, и проживаешь некоторые моменты заново. Да еще и с юмором! Великолепно!

Дорогие читатели!

Вас ждет увлекательное путешествие по очень непохожим друг на друга историям. Каждая «остановка» – это правдивая, искренняя исповедь автора, встреча с живыми персонажами. Опираясь на собственные воспоминания, Екатерина Соколова рассказывает о людях, оставивших след в ее жизни, о событиях, которые не забываются.

Каждая история погружает читателя в размышления, заряжает положительной энергией. Авторский стиль ярок, понятен, увлекателен.

Искренность повествования, непосредственность эмоций, внимание к деталям, лукавство и чувство юмора – все это невероятно притягивает с самых первых строк, и ты начинаешь сочувствовать, и переживать, и осознавать себя в том времени и пространстве, о которых с таким вкусом пишет автор…

Стиль повествования прекрасный! Умно, откровенно, с юмором!

Екатерина, хочу сказать Вам огромное спасибо за Вашу удивительную книгу. Очень добрую, светлую и интересную. Прочитал буквально на одном дыхании. Хотя, признаюсь Вам честно, не очень люблю читать. А тут читал взахлёб, аж пропустил время обеда.))) Очень добрые, светлые и приятные у Вас воспоминания. Прочитал – словно познакомился с Вами и со всей Вашей семьёй. Спасибо Вам за доверие и чудесный рассказ. У Вас явный талант. Продолжайте писать дальше. Успехов Вам и вдохновения.

Про устройство мира, детскую забывчивость и древних греков

О рассеянности древнегреческого мыслителя Фалеса Милетского (638–548 до н. э.) ходило множество анекдотов. Так, рассказывают, что однажды, в очередной раз задумавшись об устройстве мира, он так загляделся в небо, что упал в колодец. Вот интересно: падая в колодец, он кричал то же, что и я в таких ситуациях: «Ну почему ты такая растрепа?!»

«Ну почему ты такая растрепа?!» – кричала мне мама, когда я потеряла кофту от костюма для венгерского танца накануне выступления (кофту, кстати, спустя несколько лет, девчонки нашли в костюмерной).

«Ну почему ты такая растрепа!» – кричала я сама себе, когда поняла, что пришла домой после школы, забыв в школе школьный портфель…

Сейчас, когда я читаю многие родительские и преподавательские форумы, я то и дело натыкаюсь на статьи о том, как мотивировать ребенка учиться. В моем случае, точнее в моем детстве, все было ровно наоборот: я так долго и много размышляла о «сущности Бытия», прокручивала в голове все, услышанное на уроках и прочитанное в книгах, что меня порой, напротив, надо было как-то возвращать на «грешную землю».

Мой путь от школы до дома занимал всего пять минут, но и этих пяти минут было вполне достаточно, чтобы я полностью уходила в свои мысли и, придя домой, обнаруживала всего одну туфлю от сменной обуви. Но самая трагичная история случилась со мной в классе шестом, когда мне на первое сентября подарили новенькую красненькую куртку, которую я благополучно сняла и оставила на заборе возле школы. Куртку, кстати, потом мы так и не нашли. Времена были тяжелые, и у меня до сих пор сердце сжимается от грусти и обиды на собственную детскую забывчивость…

Вообще, уровень моего «интеллектуального голода» в детстве был какой-то запредельный. И если я и не была круглой отличницей, то прежде всего потому, что с малых лет я распределяла свой ресурс исходя из каких-то своих особенных нужд и потребностей. Так, например, на празднование по случаю дня Космонавтики мне задали подготовить доклад о Юрии Гагарине. Придя в библиотеку, я наткнулась на книгу, написанную его матерью Анной Гагариной «Слово о сыне» и поняла: «Вот оно! Не сухое академическое, а именно живое, настоящее, то, что расскажет о нем как о живом человеке!». И поскольку домашних заданий к другим предметам нам никто не отменял, книгу я читала всю ночь, не ложась спать в принципе. Родители, кстати, были осведомлены о моем странном режиме, но, это был седьмой или восьмой класс нашей «замечательной» гимназии, и подобный спартанский режим уже входил в привычку.

Без листочка с планом или какой-либо другой опорной «шпаргалки» я стояла на сцене актового зала школы и рассказывала о первом космонавте то, что невозможно было прочитать о нем ни в энциклопедиях, ни в учебниках. Где-то через полчаса моего рассказа, не дав договорить мне и половины из того, чем хотелось мне поделиться, меня прервали на полуслове и попросили закончить. Но я не обижалась – у меня в голове было абсолютно четкое ощущение того, что я сделала что-то очень важное и нужное…

Примерно через неделю после того выступления я сидела поздно вечером на веранде своей дачи и молча размышляла, «глядя в далекий космос». Ко мне подошли работающие у нас тогда печник Олег и плотник Коля и спросили:

– Ты чего это не спишь? Уроки делаешь?

– О Гагарине думаю! Я такую книгу прочла. Хотите послушать?

– Ну, пожалуй, послушаем и про Гагарина, – наливая чай и подсаживаясь ко мне, сказали наши работники.

На следующее утро спустившимся к завтраку родителям предстала абсолютно идиллическая картина: молча сидели на веранде и задумчиво глядели в космос уже мы втроем, с Колей и Олегом…

Вполне закономерно, что класса до шестого школу я любила. И Первого сентября я ждала, как ждут начала нового захватывающего путешествия. Я была чистым листом, на котором можно было «нарисовать» практически всё: моя память впитывала молниеносно и без фильтров, и, как позже выяснится, с функцией сохранения на десятилетия. Довольно много времени пройдет, прежде чем я обнаружу, что прочитать параграф и потом мысленно, закрыв глаза, перечитывать букву за буквой этого же параграфа в автобусе по дороге на работу, – не самое популярное развлечение большинства людей.

– Что ты видишь перед глазами перед тем, как засыпаешь? – спросила меня как-то коллега.

– Да, когда как, – не задумываясь ответила я, – Иногда что-то, написанное на доске на уроке биологии лет двадцать назад, иногда какие-то отрывки из книг.

Все, читанное и увиденное мной, оставалось где-то внутри. И параллельно происходившим событиям, словно титры в фильме, я видела текст – описание происходящего. Так работала моя детская память, носитель, на котором нельзя использовать функцию «черновика». Все, что клалось в нее, оставалось навсегда, формируя при этом личность будущего взрослого человека.

И поскольку большую часть времени я проводила в школе, а после уроков – в музыкальной школе, то и львиную долю того, что закладывалось в фундамент моей жизни с шести лет, закладывалось из года в год учителями.

В третьем классе эстафету моего развития перехватила наша историк. Человек, безусловно, увлеченный своим предметом, бывший археолог, она рассказывала о древнегреческих богах так, как будто знала всех их лично. Ее невозможно было поймать на незнании – боги Древнего Олимпа настолько «срослись» с ее жизнью, «вплелись» во все, что она делала, что, говоря о них, она будто рассказывала истории своей семьи. Так знать предмет можно, только если ты действительно любишь его.

Говорят, ученые и художники – это люди которые не просто стремятся понять этот мир, но и описать его доступными им средствами. Талантливый живописец описывает свое видение мира с помощью сотни оттенков, писатель – с помощью речевых оборотов, физик видит и описывает мир исходя из законов физики. Если учитель и мог быть одновременно и ученым, и художником, то наша историчка была именно такой. А я, будучи ребенком, как оживший мольберт, ждала, пока какой-нибудь мастер подойдет к нему и начнет рисовать картину его будущего мира…

Абсолютное знание учителем своего предмета явилось причиной моего абсолютного доверия к нему. И на моем жизненном мольберте начали вырисовываться знания:

«У сына Зевса и Ио, Эпафа, был сын Бел, а у него было два сына – Египт и Данай. Всей страной, которую орошает благодатный Нил, владел Египт, от него страна эта получила и свое имя.»

«Достиг Пелопс полуострова на самом юге Греции и поселился на нем. С тех пор этот полуостров стал называться по имени Пелопса Пелопоннесом.»

«У царя богатого финикийского города Сидона, Агенора, было три сына и дочь, прекрасная, как бессмертная богиня. Звали эту юную красавицу Европа.»

«Древнегреческий бог Пан может наслать и панический страх: такой ужас, когда человек опрометью бросается бежать, не разбирая дороги, через леса, через горы»

«Тяжкое наказание несет Сизиф в загробной жизни за все коварства, за все обманы, которые совершил он на земле. Он осужден вкатывать на высокую, крутую гору громадный камень. Сизиф никогда не сможет достигнуть цели – вершины горы. Отсюда появилось выражение «Сизифов труд» – тяжелые и абсолютно бессмысленные действия, при этом регулярно повторяемые».

И всё бы ничего с этими легендами и мифами, вот только верховный правитель Зевс, имея законную жену Геру, то и дело «вляпывался» во внебрачные романтические отношения, результатом которых часто становилось рождение детей.

«Зевс-громовержец любил прекрасную Семелу. И родился у Семелы сын Дионис.»

«Зевс-громовержец, похитив прекрасную дочь речного бога Асопа унес ее на остров Ойнопию, который стал называться с тех пор по имени дочери Асопа – Эгиной.»

«И стала дочь Акрисия женой Зевса. От этого брака родился у Данаи прелестный мальчик. Мать назвала его Персеем.»

Сейчас легенды и мифы древней Греции представляются мне каким-то сплошным древнегреческим сериалом, таким приквелом (как сейчас модно говорить) Санта-Барбары. При этом, чтоб не запутаться в героях, важно посмотреть все 4000 серий. Иначе потом «не въедешь», даже если очень захочешь! Поскольку информация в девятилетней голове не всегда могла систематизироваться с нужной скоростью, то в докладе на уроке истории «вещие мойры» с моей легкой руки превратились в «вещих майоров». Правда, у одной моей знакомой сама преподавательница регулярно говорила: «Кентавр – мифическое существо с телом коня и головой лошади!»

Но если во времена моего детства мы хотя бы читали мифы и знали сюжеты самых известных из них, то со временем, с уменьшением количества часов и новыми методами преподавания, предмет этот стал носить иной характер: одна мамочка на родительском форуме жаловалась мне, как увидела у своей дочери – второклашки в тетради схему со стрелочками, которую они с мужем назвали «Зевс и его подружки». На всю страницу в тетради у ребенка восьми лет был изображен сложный заковыристый чертеж с ответвлениями: правда, вместо конденсатора, вольтметра и амперметра, на схеме были изображены верховный правитель Зевс и «беспорядочные связи» его жизни…

Вполне логично, что весь третий класс я мечтала быть археологом. По-детски романтизируя профессию, требующую на самом деле серьезной физической и умственной подготовки, я закрывала глаза и представляла себя на раскопках под палящим греческим солнцем. Но третий класс закончился. И на смену мифам древней Греции пришли не менее захватывающие «первые истории» древней Руси. И мечта быть археологом уплыла куда-то вдаль вместе с Дионисием, Апполоном и Гераклом.

Через много лет, слушая по радио передачу об экспедициях студентов исторического факультета, я почувствовала едва уловимую боль прямо в сердце. И боль эта не проходит и сейчас…

Про настоящих педагогов, ошибки на экзаменах и детскую любовь

В нашей «замечательной» школе каждый год (каждый, ребята, год) с третьего класса были переводные экзамены. Причем не формальные такие – выучил полтора билета, а остальные полбилета списал, а серьезные такие экзамены с совершенно реальными атрибутами: районной комиссией, слезами детей и валерьянкой для родителей.

Первый такой переводной экзамен случился у нас по окончании третьего класса, и, надо сказать, не сдали его человек 15, благополучно покинувшие после этого школу. Экзамены были по математике, русскому языку, развитию речи. Свой первый экзамен по развитию речи я помню до сих пор, как и одно из заданий в билете, – описать осенний парк. Помню, я все что-то «вещала» про печальные разноцветные деревья, про желтые и красные листья, комиссия довольно кивала, а я понимала, что лимит моей фантазии уже подходит к критической отметке. В это время в классе громко забулькала раковина, и я рассказ продолжила фразой: «На лесном пруду…», ну и т. д. Как сдавали этот экзамен другие дети, без «булькающих прудов», – ума не приложу.

А еще была Лина Сергеевна, наша первая учительница. Она тогда была совсем-совсем молоденькая и почему-то любила всякие кружевные полупрозрачные накидки и шали, что придавало ей в наших глазах какой-то томности и, в хорошем смысле, – взрослости. Помню, был у нее такой коричневый кружевной ручной работы а-ля халатик, который она надевала прямо поверх другого платья. А еще у нее были всякие ажурные кофточки и золотой крестик на шее, который она всегда теребила, когда на нас сердилась.

Но мы ее любили. Прям очень. Когда она на нас редко, конечно, но поднимала голос, не обижались. Она была добрая, возраста наших мам и какая-то удивительно светлая. И еще она очень сильно за нас переживала. И однажды по-настоящему рискнула своей карьерой учителя и репутацией, чтобы нам помочь.

Помню, это был переводной экзамен не то в шестой, не то в седьмой класс. Математика. Комиссия в составе шести человек, еще какие-то приглашенные «звезды педагогики». Уравнения. Я решила все довольно быстро и по десятому кругу перепроверяла, правильное ли количество клеток отступила на титульном листе при написании имени и фамилии. Ну что, поколение не-ЕГЭ, забыли уже? Отступите пять клеточек слева и десять клеточек сверху и напишите имя, фамилию и класс.

Так вот, высчитывая клеточки, я мельком поглядывала на соседку по парте, Ритку Сабурову и обратила внимание, что Ритка, явно нервничая, что-то напряженно решала. Она исписала уже третий или четвертый черновик и подняла руку, чтобы попросить следующий (да, в те времена мы просили «официально» листочки для черновиков). И вот Лина Сергеевна, как лань, тихо пробегавшая мимо рядов с листочками для черновиков под неусыпным взором комиссии, ухитрилась приподнять свой кружевной халатик-жилет, надетый поверх какого-то очень легкого платья. И вдруг, как по мановению волшебной палочки, легко и бесшумно оказался у меня на столе… калькулятор!!! Нынешним детям будет сложно представить, что в те годы у нас не было сотовых телефонов, а калькуляторы были размером с современный ноутбук. Оттого вдвойне непонятно, как наша Лина Сергеевна сумела провернуть операцию «Калькулятор» прямо на экзамене! И второй вопрос, который мучит меня до сих пор: почему она бросила его мне? Я ведь была почти отличница!

Но тут, наверное, на руку сыграла мне моя эмпатия. Я почувствовала, что происходит нечто важное, конспирологическое, нечто, что доверили лично мне. Поэтому, спрятав калькулятор под листочки, я стала проверять свои ответы. И, как и предполагалось, ошибок не нашла. Тогда я решила поделиться калькулятором с Риткой – да, уже в те годы чувство глубокой социальной ответственности превалировало во мне над всеми остальными. Ритка радостно схватила калькулятор, собрала свои листочки, представлявшие уже что-то наподобие шалаша на нашем столе, и стала тоже что-то решать. И вот теперь, дорогие родители и преподаватели, внимание, потому что то, о чем в дальнейшем пойдет речь, произошло (произошло на самом деле!) в одной из лучших на тот момент гимназий Москвы. Ритка что-то набирала на калькуляторе, когда она шепотом со страхом в глазах сказала: «Уравнение… Не сходится… Что делать?». И вот тут-то я и поняла, почему секретная миссия была доверена именно мне! «Зови Лину Сергеевну», – без тени сомнения продекларировала я. Вот так… просто… Потому что в глубине души мы знали, что наша Лина Сергеевна, несмотря на свою строгость, никогда (вот слышите, преподаватели 2020 года?!) НИКОГДА БЫ НАС НЕ ПРЕДАЛА!

Я не знаю, учили ли этому в институтах или это какое-то врожденное чувство морального долга перед детьми и своей работой, но мы верили нашей учительнице, верили в то, что она, как мама, может поругать, может пожурить, но в случае реальной опасности она всегда будет на нашей стороне.

Если вернуться к моей истории, то за десять минут до конца переводного экзамена в одной из лучших гимназий Москвы, благодаря Лине Сергеевне, мне и Ритке, выяснилось, что во втором варианте, «на котором» сидела как раз Ритка, в уравнении – именно в самом задании – была ошибка.

Мои одноклассники в тот день сдали благополучно экзамен по математике, а Лина Сергеевна «сдала экзамен» на звание «настоящий педагог».

Про опечатки и учебник под редакцией Петерсон

Сколько себя помню, учеба в нашей «замечательной» школе всегда происходила на каком-то надрыве. То есть не «учитель объяснил – ученик дома прочитал параграф и сделал домашнее задание», а вот именно сделал «ТВОРЧЕСКИ». Уже много позже подружка-психолог объяснит мне, что мое нежелание идти в творческую специальность было связано с тем, что со времен начальной школы слово «ТВОРЧЕСТВО» ассоциировалось у меня со словом «СТРЕСС». Неважно, по какому предмету было задано задание: если при этом говорилось, что нужно подойти к домашнему заданию «творчески», это автоматически означало, что вся семья будет как минимум сидеть до ночи. И если по ИЗО наша замечательная Юлия Викторовна всегда старалась быть лояльной и мягкой, задавая нам соорудить очередной шедевр абстракционизма типа сделанной из старых газет головы, приклеенной к картонке (привет, Ганнибал Лектер), то вот творческие задания по математике – это всегда был стресс-марафон, победителями которого были просто выжившие.

Ну а в третьем классе пришла к нам тучная женщина по имени «Галина Паллна» с черными как смоль волосами и ярко-красной помадой. Да не одна пришла – она привела с собой Петерсон (это учебник такой, кто не в курсе). Говорят, сейчас учебники Петерсон стали выпускать довольно «адекватными», но вот тогда, почти 30 лет назад, слово «Петерсон» рифмовалось в детской голове только с одним словом – «страшный сон».

Имея всю начальную школу твердую пятерку по математике, после прихода пары Галина Павловна – Петерсон математику я перестала понимать в принципе. Помню, как после школы, еще тогда имея только обычные телефоны, мы судорожно перезванивались, сравнивая решения и ответы. Рисовали какие-то графики (это в 9 лет), писали бесконечные контрольные. Недовольны были все: и дети, и родители. И Галину Павловну как-то быстро от нас убрали. Но в голове вспоминается один забавный случай.

Задачка была странная, как будто «потерявшая по дороге» некоторых участников событий. И вот я, девочка с богатым воображением, все пыталась представить себе, кто, с какой скоростью и куда шел, но никак не выходило… Звонки подружкам-отличницам результата тоже не дали – по ту сторону провода над задачкой бились уже целыми компаниями бабушек и дедушек. Девять лет – «солидный возраст», поэтому маму нужно привлекать только в случае крайней необходимости (другое дело, что эти случаи происходили довольно часто). Мама, повертев задачу, нарисовав что-то на листке, тоже как-то быстро сдалась. Оставался последний и самый крайний вариант – звонить папе. Папа был выпускником МФТИ (что по меркам технарей сейчас в простонародье зовется «уровень – Бог»), имел кандидатскую и работал в Институте космических исследований вместе с такими же гениями. «Гении», правда, в начале 90-х больше играли в компьютерные игры и обклеивали свои кабинеты голыми девицами из западных журналов, но (надо отдать должное «высокоморальным» физикам) каждый день меняли своим заморским красавицам купальники, наспех нарисованные и вырезанные из подручных материалов.

В общем, позвав к телефону папу Алексея Юрьевича, мы с мамой объяснили всю трагичность ситуации и сложность задачки и умолили нам помочь. Папа, конечно, недовольно фыркнул, но с видом знатока сказал, что решит и через пять минут перезвонит, пожурив меня и маму за то, что, если все детство решать за детей задачи, они ничему не научатся. Было, конечно, обидно, но у всего своя цена…

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».