Дальше смотрим. А почему я иду с собакой гулять, а не дочь? Вроде бы, мы ей собаку покупали)
Вот – и здесь от слабости. Дочь сильнее. Ее нежелание сильнее. Поэтому мне проще самой встать и пойти, чем «мотивировать» дочь. Опять от слабости. Хотя я могу сколько угодно делать вид, что от силы…
А почему вообще собаку купили? Я приняла такое решение – от силы или от слабости?
Делала вид, что «от слабости» – дочь меня уговаривала несколько лет, я долго сопротивлялась, но потом «поддалась» на уговоры, уступила. Кажется, что от слабости. Дочь оказалась сильнее. И я делала вид, что так и есть.
А на самом деле – когда я предполагала, что собаку купим дочери – я была тверда как скала. Потому что понимала, что все равно все заботы лягут на меня. У меня собаки были, я знала, что это такое. Но как только я подумала, что и сама уже хотела бы собаку, как только приняла решение – да, будет У МЕНЯ собака, то тут же дала себя уговорить. Это было мое решение – от силы. Хотя я делала вид, что от слабости.
Так что тренировать осознанность можно начинать на «бытовухе». На шапках и собаках…
А что такое сила? Сила в безразличии (к препятствию, к трудностям): сильному человеку все равно, нести 5 или 10 кирпичей. А слабому – очень даже не все равно.
Таким образом, анализ того, от силы ты действуешь или от слабости – это просто измерение. Это не хорошо, и не плохо. Это просто сравнение – что сильнее. Я или «обстоятельства».
Не обязательно быть всегда сильнее всего на свете. Это и невозможно. И не стоит «париться» на эту тему. Можно выделить как минимум три области:
– где мы точно слабее «обстоятельств»;
– где мы примерно равны с «обстоятельствами», и возможны оба варианта;
– и где мы точно сильнее «обстоятельств».
Понятно, что нас больше всего интересует вторая часть – где мы можем что-то изменить, стать сильнее, и расширить область решений от силы. Т.е. диапазон, где мы можем наращивать свою силу.
Например, от 1 до 100 кирпичей – это диапазон человеческих возможностей. Сейчас мы можем нести максимум 20 кирпичей. Вот эта зона нас и может интересовать в первую очередь. Здесь мы развиваемся. А переживать, что не можем 300 унести – бесполезно.
Важно понимать, что нет ничего «плохого» в том, чтобы быть где-то слабее, и автоматом действовать «от слабости» – физиологических потребностей, например.
Это естественно – человек слабее очень много чего. И лишен выбора. Дышать или не дышать – это решение от слабости. Йоги, конечно, продвинулись в этой области, и много чего умеют делать и не делать, и могут выбирать. Но в целом – мы едим, спим, дышим, общаемся, и много чего еще просто потому, что не можем этого не делать. Это законы природы, или заложенные в нашу природу механизмы.
Если бы не было ничего, что сильнее человека, человек бы вымер. Принял такое решение – перестать дышать. И все.
Да, я слабее много чего в этом мире. И нечего изображать из себя супермена и пуп земли. Когда это понимаешь – это полезно, становишься сразу скромнее. Как человеческое существо в большом едином мире, который не очень понятно как устроен. Скромнее…
Просто не надо себя обманывать. Вот в чем главная сложность. Как в одну, так и в другую сторону.
Особенно сложно увидеть, что наше моральное несовершенство сильнее нас. Когда мы принимаем решение\действуем из-за зависти, лени, гордыни, самонадеянности, гнева и т.д., то это всегда действия от слабости. Но мы себе в этом признаемся не часто. Обманываем себя. Объясняем свои решения другими мотивами, делаем вид, что поступаем от силы. И не развиваемся.
Не мы руководим своими решениями, а наши недостатки руководят нами. Вот здесь – огромный ресурс увеличения нашей внутренней силы. На пути морального совершенствования. На пути постижения искусства говорения себе правды.
Возможно, все это звучит довольно демагогично вот так, без конкретных примеров…
Надеюсь, что со временем, в процессе глубокого разбора разных ситуаций, мы еще не раз все вместе убедимся, что это не демагогия, а просто работающие механизмы. Внутренняя технология существования человека.
Одна из моих любимых историй очень подходит к теме «сила и слабость», и заканчивается она такой «молитвой»:
– дай мне силы изменить то, что я могу изменить,
– дай мне терпения, чтобы принять то, что я не могу изменить,
– и дай мне мудрость, чтобы отличить одно от другого…
В следующий раз мы поразглядываем… не удивляйтесь… Макаренко. Того самого.
«Случайно» в интернете попался небольшой фрагмент из его произведений с шикарными примерами наказаний и поощрений. Взяла книгу, чтобы найти еще и другие примеры. Когда-то я читала Макаренко, но ничего подобного «не видела». А сейчас наткнулась на целую сокровищницу управленческих принципов. Один из них прямо цитирует один из принципов Сунь-Цзы, древнекитайского полководца.
С этого принципа и начнем следующий выпуск.
И жду нового «волшебства» – Ваших писем о том, как выполнили прошлое задание – в течение 10 переговоров воздерживайтесь от «сохранения лица» оппонента. Затем в течение 10 переговоров помогите оппоненту «сохранить лицо». Сравните результаты серий.
Новое задание пока не даю – поработайте еще над «сохранением лица».
Письмо 16. Читали ли коммунары Макаренко произведения Сунь-Цзы?
Сунь-цзы, древнекитайский полководец, автор трактата о военном искусстве, оставил нам (лично мне – через Владимира Тарасова, который этот принцип озвучивает и разъясняет в своих авторских курсах) замечательный принцип – «поощряя и наказывая, не обманывай и не прощай».
Довольно сложная часть этой формулы касается обмана. Когда-нибудь мы обсудим и эту часть.
Но еще сложнее – часть, которая касается прощения. Как же не прощать? Почему руководитель не должен прощать, если наказал?
Вот нежданно-негаданно попался шикарный пример на эту тему у Макаренко, талантливого педагога и руководителя начала прошлого века. Возможно, молодежь сегодня и не слышала о нем.
Он создал колонии для подростков и руководил ими. И там, на опыте, открывал и оттачивал разные управленческие и педагогические принципы. Если мы не будем «циклиться» на идеологии, от которой он не мог быть в то время свободен, то мы найдем у Макаренко просто какие-то бриллиантовые россыпи эффективнейших управленческих принципов.
Ну, давайте уже перейдем к самому эпизоду про «наказывая – не прощай».
Начну чуть раньше, захватив еще пару абзацев. Уж больно хороши. И к руководителю относятся напрямую.
«…должна быть серьезная система требований к человеку, и только это и сможет привести к тому, что у нас будет развиваться в первую очередь требование к себе. Это самая трудная вещь – требование к себе. Моя же «специальность» – правильное поведение, я-то должен был, во всяком случае, правильно себя вести в первую очередь. С других требовать легко, а от себя – на какую-то резину наталкиваешься, все хочешь себя чем-то извинить. И я очень благодарен моему коммунарскому коллективу им. Горького и им. Дзержинского за то, что в ответ на мои требования к ним они предъявляли требования ко мне.
Например, такой случай. Я наказывал коммунаров, сажал под арест у меня в кабинете. Бывало, посидит полчаса, а я говорю: иди. И думаю, какой я добрый человек, наказал и через полчаса отпустил. Вот меня теперь будут любить. Вообще благорастворение души. И вдруг на общем собрании говорят: «У нас есть предложение, Антон Семенович имеет право наказывать, поддерживаем, приветствуем это право. Но предлагаем, чтобы он не имел права прощать и отпускать. Что это такое – Антон Семенович накажет, а потом у него доброе сердце, попросили – и он простил. Какое же он имел право прощать? Иногда Антон Семенович с размаху скажет: под арест на десять часов, а потом через час отпускает. Неправильно. Вы раньше, чем наказывать, подумайте, на сколько часов. А то вы скажете десять часов, а потом прощаете. Никуда не годится.»
Постановили на общем собрании: «Начальник имеет право наказывать, но не имеет права прощать». Так, как судья: вынес приговор и через несколько минут сам ничего поделать не может. Приговор вынесен – и все. И я сказал: «Спасибо не за то, что правильно предложение внесли, а спасибо за то, что вы меня воспитываете». Стремление закрыть глаза – простить или не простить – это распущенность собственного поведения, разболтанность собственного решения.
Я учился у коммунаров, как быть требовательным к себе. И каждый может учиться у других людей, но это трудная вещь.»
Сильно, на мой взгляд.
Правда, Макаренко и его воспитанники оказались здесь чуть-чуть категоричнее, чем могли бы быть. А для этого надо было лишь четко разделить два понятия: прощение и помилование. Это две разные процедуры.
Прощать нельзя. Но помиловать – можно.
Действительно, судья не может сказать: 5 лет строгого режима. А вообще-то, ладно, прощаю. Не может.
Наказание должно быть оглашено – и начато проживаться наказанным. И лишь затем может быть запущена процедура помилования.
Кто-то (сам наказанный, или кто-то за него) вносит прошение о помиловании.
Не судье, заметим. Роль судьи – оценить проступок и вынести приговор. Все.
Рассмотрением просьб о помиловании занимается другая инстанция.
Человеческое общество за тысячи лет существования выработало определенные судебные процедуры. Не потому, что кому-то делать было нечего. А потому, что все ходы должны быть четкими и понятными. Социальная технология должна работать как часы, чтобы решать необходимые задачи.
Даже если руководитель и совмещает все роли в себе (адвокат, прокурор, потерпевший, свидетель, судья и прочее) – то миловать он может только тогда, когда выйдет из роли судьи, а перейдет в роль рассматривающего прошение о помиловании. Это разные роли. Разные!
Один смотрит – наказывать или нет, и как именно. А другой смотрит – можно ли данному наказанному, признавшему свою вину и исправно отбывающему наказание, сократить срок отбывания наказания.
Простить – это значит: не наказать. Тогда получается, что мы обманываем: обещали наказать – а не наказали.
А помиловать – это значит уже наказанному человеку, ЕСЛИ он осознал свою вину и раскаялся – сократить срок наказания.
Можно эту роль делегировать другому человеку. Можно оставить себе.
Но что должно произойти МЕЖДУ вынесением приговора судьей и решением о помиловании уполномоченной на это инстанцией:
а) наказанный признает свою вину,
б) наказанный начал нести наказание.
Это минимум.
Тогда становится более понятно – что такое «наказывая – не прощай». Если обещал наказать – накажи. Наказание должно быть неминуемым в картинах мира всех подчиненных. Ну или «подчиненных» в кавычках – всех окружающих, не важно. А если надо – то можно помиловать.
Не надо также путать помилование с такой ситуацией: судья ошибся в мере наказания, и изменил его. Т. е. Макаренко в сердцах назначил 10 часов ареста, а потом решил, что он перегнул палку, и правильно было бы назначить 2 часа. Он извиняется за ошибку судьи, за его некомпетентность, и отпускает через 2 часа.
НО это другое. Это и не прощение, и не помилование. Это ошибка в решении судьи. Авторитета точно не добавит судье. (За редким исключением…)
Сразу хочу предупредить ряд других возможных расхождений во взглядах на эту тему.
Есть еще понятие «прощения» в другом измерении, нравстенно-религиозно-эзотерическом, так скажем…
Прощение как категория духовная – это совсем другая тема. Здесь она будет касаться совсем другого пласта ситуаций.
Упрощенно: обиделся на человека – простил человека. Т.е. это не про действия руководителя, а про его внутреннее состояние.
Действие «наказание – прощение» – это про поступки человека. Чувство «обиделся – простил» – это про личность человека.
Если попробовать объединить эти темы, то получится примерно следующее:
– 1. Руководитель наказывает только действия человека. При этом он продолжает его любить, и никакой обиды внутри не испытывает. И наказывает – для пользы дела и чтобы этот самый человек стал лучше, а не потому что разозлился на него и прочая. Здесь нельзя прощать (т.е. не наказывать тогда, когда должен наказать). Но можно миловать.
– 2. Если руководитель начинает испытывать чувство обиды (и близкие состояния), то это не имеет к наказанию никакого отношения. Т.е. не должно бы иметь. Это уже не про подчиненного ситуация, а про самого руководителя. Вот здесь уместны «прощения» во втором смысле. Но это не действия по отношению к подчиненному (или другому человеку, не подчиненному – не важно), а «действия» по отношению к своему собственному внутреннему состоянию. Здесь прощение – это не отсутствие наказания, а это очищение собственной души. Это – к психотерапевту.) Шутка.
Ну что, попробуйте выполнить по этой теме такое задание.
В течение дня (или если Вы мало контактируете – то 2—3 дней) проследите за тем:
– 1. как вы наказываете других людей (формы наказаний),
– 2. сколько раз вы наказали,
– 3. сколько раз вы простили (не наказали, когда должны были),
– 4. сколько раз вы помиловали (и как именно это происходило),
– 5. появлялось ли внутреннее состояние, которое требовало «лечения» – прощения. Толкало ли это состояние Вас на какие-то действия.
Трудное задание.
Если не получится все сразу – можно брать по одному пункту на 1—2 дня. Мы никуда не спешим.
Если у кого-то появятся интересные наблюдения (хотя бы по некоторым пунктам), которыми Вы готовы будете поделиться – я буду безмерно благодарна. Даже если это произойдет через месяц или через год. Пишите.
В следующий раз – может быть еще Макаренко, может быть еще Станиславский, а может быть – еще кто-то или что-то…
Письмо 17. Легко ли быть партнерами в бизнесе
Сегодня я не буду утомлять вас своими подробными комментариями.)
Давайте просто насладимся тем уровнем управленческой (и не только) культуры, который (оказывается!) существовал в России в конце 19 века.
Перед Вами – первые деловые переговоры о возможности ведения совместного бизнеса. Бизнес этот – театр. Пока еще потенциальные партнеры – Станиславский и Немирович-Данченко.
Стоит ли удивляться, что при таком подходе к делу бизнес у них получился весьма неплохой. И можно сказать, что существует до сих пор.
Итак – приятного чтения…
«… В июне 1897 года я получил от него записку, приглашавшую меня приехать для переговоров в один из московских ресторанов, называвшийся «Славянским Базаром». Там он пояснил мне цель нашего свидания. Она заключалась в создании нового театра, в который я должен был войти со своей группой любителей, а он – со своей группой выпускаемых в следующем году учеников. К этому ядру нужно было прибавить его прежних учеников, И.М.Москвина и М.Л.Роксанову, и подобрать недостающих артистов из других театров столиц и провинции. Главный же вопрос заключался в том, чтобы выяснить, насколько художественные принципы руководителей будущего дела родственны между собой, насколько каждый из нас способен пойти на взаимные уступки и какие существуют у нас точки соприкосновения.
Мировая конференция народов не обсуждает своих важных государственных вопросов с такой точностью, с какой мы обсуждали тогда основы будущего дела, вопросы чистого искусства, наши художественные идеалы, сценическую этику, технику, организационные планы, проекты будущего репертуара, наши взаимоотношения.
– Вот вам актер А., – экзаменовали мы друг друга. – Считаете вы его талантливым?
– В высокой степени.
– Возьмете вы его к себе в группу?
– Нет.
– Почему?
– Он приспособил себя к карьере, свой талант – к требованиям публики, свой характер – к капризам антрепренера и всего себя – к театральной дешевке. Тот, кто отравлен таким ядом, не может исцелиться.
– А что вы скажете про актрису Б.?
– Хорошая актриса, но не для нашего дела.
– Почему?
– Она не любит искусства, а только себя в искусстве.
– А актриса В.?
– Не годится – неисправимая каботинка.
– А актер Г.?
– На этого советую обратить ваше внимание.
– Почему?
– У него есть идеалы, за которые он борется: он не мирится с существующим. Это человек идеи.
– Я того же мнения и потому, с вашего позволения, заношу его в список кандидатов.
Но вот зашел вопрос о литературе, и я сразу почувствовал превосходство Владимира Ивановича над собой, охотно подчинился его авторитету, записав в протокол заседания, что признаю за моим будущим сотоварищем по театру В.И.Немировичем-Данченко полное право veto во всех вопросах литературного характера.
Зато в области актерской, режиссерской, постановочной я не оказался таким уступчивым. У меня был недостаток. Который, смею думать, мне удалось теперь значительно побороть: раз увлекшись чем-нибудь, я без оглядки, точно в шорах, напролом стремился к заданной цели. В этот момент ни убеждения, ни доводы не действовали на меня. Все это, очевидно, следы детского упрямства. В то время, о котором идет речь, я был уже довольно опытен в вопросах режиссерского дела. Поэтому Владимиру Ивановичу пришлось согласиться на право моего режиссерского и художественно-постановочного veto. В протокол было записано:
«Литературное veto принадлежит Немировичу-Данченко, художественное – Станиславскому».
В течение последующих лет мы крепко держались этого пункта условия. Стоило одному из нас произнести магическое слово veto, спор на полуслове обрывался без права его возобновления, и вся ответственность падала на того, кто наложил свой запрет.
Конечно, мы очень осторожно пользовались своим ультимативным правом и прибегали к нему только в крайних случаях, когда были вполне уверены в своей правоте. Бывали, разумеется, и ошибки, но зато каждый из нас имел возможность до конца и без помех проводить свои планы в области своей специальности. Другие, менее нас опытные, тем временем смотрели и учились тому, чего раньше не понимали.
В вопросах организации я охотно и легко уступил первенство своему новому товарищу, так как административный талант Владимира Иванович был слишком для меня очевиден. В деловых вопросах театра я ограничивался совещательной ролью, когда мой опыт оказывался нужным.
Финансовый вопрос также обсуждался на заседании в «Славянском Базаре». Было решено в первую очередь вербовать пайщиков из числа директоров Филармонического общества, среди которых было немало состоятельных лиц, а также и среди членов любительского кружка Общества искусства и литературы. Сам я мог принять в деле очень скромное материальное участие, так как прежние долги от Общества искусства и литературы сильно подорвали мое финансовое положение.
В вопросах общей этики мы сразу сговорились на том, что, прежде чем требовать от актеров выполнения всех законов приличия, обязательных для всех культурных людей, необходимо поставить их в человеческие условия. Вспомните, в каких условиях живут артисты, в особенности в провинции. У них часто нет даже своего угла за кулисами.…
…За неимением своего угла или фойе, которых в описываемое время почти не бывало в театрах, артисту негде приютиться, и потому служители эстетики и красоты принуждены слоняться по грязным кулисам, по холодным коридорам, уборным в ожидании своего выхода на сцену. Беспрерывное курение, холодная закуска, колбаса, селедка, ветчина на разложенных на коленях газетах, сплетня, пошлый флирт, злословие, анекдоты являются естественным следствием нечеловеческих условий, в которые поставлен актер. В этой обстановке служители муз проводят три четверти своей жизни.
Все эти условия мы приняли во внимание и постановили в том знаменитом заседании, что первые деньги, которые нам удастся собрать на ремонт будущего нашего здания, будут употреблены на то, чтобы обставить закулисную жизнь актеров так, как это необходимо для эстетики и для культурной творческой жизни.…
Вот после того, как будет заготовлено приличное помещение, приспособленное для интеллигентной жизни, можно будет предъявлять к актерам соответствующие строгие требования.
Мы говорили тогда и о художественной этике и свои постановления записали в протоколе отдельными фразами и афоризмами. Так, например: «Нет маленьких ролей, есть маленькие артисты».
Или:
«Сегодня – Гамлет, завтра – статист, но и в качестве статиста он должен быть артистом…»
«Поэт, артист, художник, портной, рабочий – служат одной цели, поставленной поэтом в основу пьесы».
«Всякое нарушение творческой жизни театра – преступление».
«Опаздывание, лень, каприз, истерия, дурной характер, незнание роли, необходимость дважды повторять одно и то же – одинаково вредны для дела и должны быть искореняемы».
На этом же заседании было решено, что мы создаем народный театр – приблизительно с теми же задачами и в тех планах, как мечтал Островский. Для популяризации этой идеи решено было выступить с публичными докладами, подать соответственные заявления в Московскую городскую думу и т. п.
…
Первое историческое заседание наше с В.И.Немировичем-Данченко, имевшее решающее значение для будущего нашего театра, началось в два часа дня и окончилось на следующий день утром, в восемь часов. Таким образом, оно длилось без перерыва восемнадцать часов. Зато мы столковались по всем основным вопросам и пришли к заключению, что мы можем работать вместе. До открытия театра, то есть до осени 1898 года, времени осталось еще много, год и четыре месяца. Тем не менее, мы принялись за дело немедленно. Было решено, что в течение предстоящего года Владимир Иванович познакомится с артистами моего кружка, Общества искусства и литературы, а я – с его учениками, намеченными для будущей труппы. И, действительно, ни один школьный спектакль в Филармоническом обществе не проходил без моего присутствия, так же точно, как и ни одна моя постановка не прошла без просмотра и критики Владимира Ивановича. Критикуя и не боясь говорить и выслушивать правду, мы взаимно познавали друг друга, актеров и проч. Попутно обсуждался состав будущей труппы и администрации.»
А Вы как выбираете себе партнеров в бизнесе?
Как обсуждаете принципы совместной работы?
Меня, правда, тянет кое-что прокомментировать. Но не буду.
Думаю, что и так все ясно.
Письмо 18. Этика и бизнес
(Репортаж с Первого Чемпионата России по управленческой борьбе)
6—7 декабря 2008 года состоялся Первый Чемпионат России по управленческой борьбе.
Во-первых, хочу сказать большое спасибо всем тем читателям рассылки, кто подходил ко мне на Чемпионате и говорил теплые слова в ее адрес. Мне это было (есть и будет) очень важно, т.к. пишу, все-таки, для вас – и понимание того, что вам это, действительно, полезно и нужно, мотивирует писать дальше. И делать это еще более ответственно.
Так что – обратная связь востребована, в устном и письменном виде, как с плюсом, так и с любыми другими знаками.
И еще раз спасибо тем, кто присылал письменные отзывы. Не забывайте, пожалуйста, не только читать, но иногда и писать мне —
буквально пару строк.
В общем-то, есть и косвенная обратная связь – это количество подписчиков и отписавшихся. Но она только количественная, и может под собой иметь разную мотивацию. А качественную обратную связь можно получить только «из уст в уста». Как искусственное дыхание)). Так что, если что-то покажется Вам полным бредом или с чем-то Вы никак не согласны, или по-другому видите и понимаете – напишите. Ваше письмо может стать поводом для более глубокого разговора на какую-то тему. (Кстати, одно письмо лежит на очереди – Леша, я помню о нем, скоро подумаю «вслух» о том, что ты написал).
Кстати, сразу еще раз скажу спасибо и всем тем, кто подходил и благодарил за мои судейские комментарии – это тоже важно и мотивирует.
Я обожаю разглядывать действия игроков в поединках и их комментировать. Особенно в режиме тренинга, т.к. время на комментарии там ограничены только наблюдательностью комментатора и терпением самих игроков.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги