Русский город Севастополь
– А что, собственно происходит? – спросил он сильным трубным голосом. – Журналы? Наверное, вывезли.
– Наверное? – в отчаянии воскликнул Павел.
– А что, собственно происходит?
Это его излюбленная фраза, понял Павел.
– Да, как, что происходи? Вы в окно посмотрите! Сюда идёт вражеский пароход.
Таможенник надел криво фуражку, тяжело поднялся и, шатаясь, направился к двери. Увидев пароход, вставший на якорь почти у самого берега, грозно закричал:
– А что, собственно происходит! Катер! Быстро!
Он зашагал к пристани, где ему готовили шлюпку с четырьмя гребцами. Павел догнал его:
– Вы по-английски говорите?
– Да. А, собственно, зачем? – обернулся он, непонимающе уставившись стеклянными глазками на Павла.
– Так, на пароходе английский флаг.
– Нет, не совсем, чтобы хорошо, но понятие имею. Я – таможенный инспектор, – с гордостью сказал он, вздёрнув пухлый подбородок. – По-гречески, по-татарски, по-французски хорошо. Ещё немецкий знаю. Айнен кляйнен поросёнок дринькнул водки два ведра, – продекламировал он и чуть не свалился в шлюпку.
– Позвольте, я с вами, – попросил Павел.
Вдруг возникло дерзкое желание побывать на вражеском боевом корабле. Дурацкое, мальчишеское любопытство: что там? Как все устроено? Даже если возьмут в плен, задание своё он выполнил.
– Прошу, – широким жестом указал таможенник на свободную скамью в шлюпке. – Только не вздумайте мне мешать выполнить свой служебный долг.
– Что вы! Буду сидеть тихо, как мышь, – пообещал Павел.
Высокие борта парохода содрогались от клокота машины. Грозные пушечные порты открыты, и из них грозно глядели черные жерла орудий. Огромные гребные колеса замерли. Паруса спущены. Когда таможенный инспектор и Павел поднялись на борт, их встретили три флотских офицера. Мундиры с иголочки. Пуговицы начищены. Белые перчатки. Подбородки чисто выбриты, усы напомажены.
– Младший инспектор таможенной службы Яшников! – громко представился чиновник.
Английские офицеры слегка смутились, учуяв крепкий винный дух, исходящий от таможенника. Один из них вежливо представился:
– Первый помощник капитана, лейтенант флота Виго. Добро пожаловать на бот фрегата Её Величества.
– Ваш корабль зашёл во вверенную мне акваторию незаконно и является контрабандой. Посему надлежит задержанию.
Англичане дружно рассмеялись. Их поддержали матросы, с любопытством наблюдавшие за нелепой сценой.
– А что, собственно, происходит? – сердито рыкнул таможенник. – Я что, плохо говорю по-английски?
– Если честно – не очень, – подтвердил Павел. – Но смеются они по другому поводу.
– Вы находитесь на борту военного корабля Её Величества и являетесь военнопленными, – холодно, с достоинством объяснил помощник капитана, особо подчёркивая «Её Величества».
– А что, собственно….
Но инспектора матросы уже подхватили под локти и затолкали в тёмное помещение кают-компании. Павла – следом.
– Располагайтесь, – вежливо улыбнулся лейтенант Виго. Капитан Самюэль Хоскинс Дерриман сейчас занят. Как только освободится, мы вас допросим. Не скучайте.
Дверь закрылась. Снаружи раздался дружный хохот.
– Ерунда какая-то, – пробурчал инспектор. – Как они смеют?
Павел оглядел кают-компанию. Низкий потолок и небольшие окошки. Длинный узкий стол. Несколько лёгких стульев. Во главе стола кресло, наверное – капитана.
Глаза таможенника вдруг засияли, разглядев за креслом капитана шкафчик со стеклянным дверцами. А в шкафчике весело поблескивали бутылки.
– Ого! – что-то сообразил инспектор. Подошёл к шкафчику и распахнул дверцы. – Вот, так, так! – довольно произнёс он, любовно оглядывая содержимое.
– Не очень-то прилично хозяйничать в чужом доме, – попробовал усовестить его Павел.
– Корабль вошёл в порт незаконно? Не-за-кон-но! – назидательно произнёс инспектор. – А значит, все, что он везёт, является контрабандой и подлежит конфискации.
– Не городите чушь, – разозлился Павел. – Лучше подумайте, как нам отсюда выбраться.
Он подошёл к входной двери и попробовал открыть. Заперто. Вдруг услышал, как за спиной хлопнула пробка, покидающая горлышко бутылки, а затем весёлое бульканье.
– Что ж вы делаете! Это же чужое! – возмутился Павел.
– Это кофис…, конфисс…, конфискат. А конфиссскат подлежит уничтожению, – невозмутимо ответил таможенник, при этом выудив из недр шкафа жестяную коробку с шоколадными конфетами. – А вот и закусочка. Присоединяйтесь, юноша. Вот вам второй бокал. Акт об уничтожении контрабанды я составлю завтра.
– Мне брат не разрешает пить вино, – сказал Павел, поняв, что спорить с этим невежей бесполезно.
– А это не вино, – невозмутимо ответил инспектор. – Чистейший ром. Я, как старый таможенник, чего только не уничтожал за свою долгую, честную службу, – вздохнул он печально. На последних словах чуть не пустил слезу.
Гадость ещё та! Горло обожгло огнём. Вонь, как с мыловарни. Чуть обратно не вышло. Конфета успокоило пламя во рту. После второго стакана Павел плохо понимал, что творится вокруг. Кают-компания превратилась в карусель, а качка так усилилась, что на ногах устоять было невозможно. Море шумело уже не за стенами каюты, а прямо в голове. Павел решил лучше присесть на пол, чтобы не упасть совсем.
Дверь распахнулась, и вошёл сердитый старик в сюртуке, с огромными эполетами. Увидев гостей, глаза его чуть не выскочили из орбит. Лицо, и без того безобразное, все перекосило от злости. Старикашка закричал на английском:
– Что это? Вы в своём уме, лейтенант Виго? Вы зачем их оставили в кают-компании? Боже! Они выжрали весь мой запас рома!
Где-то сбоку не очень отчётливо промычало:
– А что, собственно происходит?
– В трюм их? – виновато спросил лейтенант Виго.
– На кой черт они здесь нужны? За борт!
– Но как же… Утонут.
– Пусть тонут! – злой старик порывисто двинулся к столу, схватил опустевшую бутылку. – Надо же! Лучший ром с Барбадоса. Вы хоть знаете, сколько стоит такая бутылка? Вон их! С глаз моих долой, пока мной не обуяла ярость! Разорву их на куски и кину в топку!
Павел почувствовал, как его оторвали от пола, куда-то поволокли.
– А что, собственно, происходит? – недовольно пыхтел таможенник.
Свежий воздух, яркое солнце, синее небо. Их сложили на дно шлюпки, и весла ударили по воде. На берегу стало чуть легче. Уже ноги обретали привычную твёрдость. Павел вошёл в море, прямо в сапогах, в одежде и окунул голову в прохладную воду. Вот, так-то лучше. Нашёл свою лошадь все там же, на привязи. Она недовольно фыркнула.
– Что, пахну плохо? Ну, извини, – непреодолимые обстоятельства, – пожаловался ей Павел.
Кое-как взобрался в седло. Младший инспектор Яшников провожал его, стоя на крыльце таможенного управления, гордо выпятив живот и широко расставив ноги.
– Уходите из города. Скоро здесь высадится десант, – крикнул ему Павел.
– Нет, – грустно покачал головой таможенник. – Я на службе. Бросить не могу. Я один остался.
– Так – война же, – пытался образумить его Павел.
– Ну и что? Я присягу давал. Не могу бросить вверенный мне пост. – Он поправил фуражку и принялся приводить форму в порядок.
– Странный вы человек. Прощайте! – бросил напоследок Павел и ускакал.
За городом дорога терялась среди небольших холмов. Павла растрясло. Он вынужден был остановить коня, слез. Его вывернуло. Казалось, все внутренности просятся наружу. Когда позывы стихли, он отдышался. Вспомнил, что в седельной сумке припас флягу с водой. Приложился, жадно глотая тёплую воду. Омыл лицо. В душе пообещал себе больше не пить эту гадость. Брат же приказал не прикасаться к спиртному. Вот, почему Сашка такой умный? Надо во всем его слушать. Павел вновь влез в седло и тронул коня.
Проскочив по перешейку между морем и солёными озёрами, он вдруг столкнулся нос к носу с отрядом всадников. Человек двадцать. Все в круглых барашковых папахах, холщовые рубахи с косым воротом. При оружии: у кого охотничьи ружья на ремне за спиной; у кого старые кавалерийские карабины в чехле у седла; кто-то с пикой или с саблей. Татары, – сообразил Павел. Судя по их внимательным злобным взглядам, встреча ничего хорошего не обещала. Павел придержал коня, так, как всадники запрудили узкую дорогу. Татары тоже остановились. Оглядывали Павла с презрением и нескрываемой ненавистью. Стало как-то не по себе. Что они задумали? Сообразил: ни в коем случае нельзя подавать виду, что ты опасаешься их. Надо попробовать спастись наглостью.
– Ас-саламу алейкум, – ровным голосом поприветствовал он всадников.
Невысокий, коренастый татарин со скуластым лицом и тонкими усиками, по виду – главарь, усмехнулся, ответил не сразу:
– И вам, здравствовать, господин офицер. Куда так торопитесь? Может, с нами поедите?
Он резко вынул из седельного чехла карабин и поднял его дулом к небу. Надеялся, что Павел испугается. Но Павел даже не дрогнул. Старался быстро сообразить, как поступить дальше. Уйти от них он не сможет. Догонят и убьют. Мысли бешено кипели в голове.
– Ну, что, господин офицер? – насмешливо продолжал татарин. – Сами поедите или вас связать?
– Надо связать, – закивали его товарищи. – За каждого русского офицера обещали сто курушей.
– Послушай, уважаемый, – грозно сказал Павел на татарском, – смело глядя главарю прямо в глаза. – У тебя свои дела, у меня – свои. Дай дорогу.
Главарь немного растерялся, услышав знакомую речь.
– Ты кто, господин офицер?
– Тебе этого знать не надо, – голова целее будет. Пропусти! – Павел смело направил коня на всадников.
Главарь пришёл в нерешительность. Обернулся к товарищам. Те пожали плечами.
– А если не пропущу? – нагло спросил он.
– Тогда Омер-паша тебя повесит.
– Э, да это разведчик Омер-паши, – испуганно шепнул ему кто-то. – Помнишь, к Муссе-бею приезжали двое. Они тоже в русской форме были.
Главарь поразмыслил, затем понудил своего коня сойти с дороги.
– Проезжай, эфенди, – разрешил он. – Аллах Акбар.
– Аллах Керим, – ответил Павел и, как можно спокойнее, проследовал сквозь кавалькаду.
***
– Ваш приказ выполнен, – доложил Павел.
– Спасибо, прапорщик, – поблагодарил его Меньшиков. – Костюков при вас письмо сжёг?
– Так точно!
– Вот и хорошо.
– Позвольте спросить?
– Что ещё?
– Зачем вы приказали отдать хлеб врагу? Магазин можно было легко уничтожить.
– Не ваше дело, прапорщик, – грозно ответил Меньшиков. – Помалкивайте об этом, а лучше – забудьте. Уж не думаете вы, что я предатель?
– Я не посмею.
– Вот и не смейте. Кстати, к вам никто не навязывался с расспросами о работах на Северной стороне?
– Нет, – уверенно ответил Павел, но вдруг вспомнил: – Погодите! Подпоручик какой-то в ресторане подсел. Все в друзья набивался. Потом, как бы невзначай стал выведывать: что мы строим, да как….
– Что за подпоручик? – насторожился Меньшиков.
– Высокий, худой. Из пехоты.
– Как представился?
– Фамилия у него какая-то польская… Петриковский, – припомнил Павел.
– Петриковский, – задумчиво повторил Меньшиков. – Что ж, разберёмся.
Высадка десанта
Восемь пароходов и тридцать транспортных судов двинулись в сторону устья Альмы. Меньшиков внимательно наблюдал с высокого берега за движением вражеских судов. Приказал выдвинуть к предполагаемому месту высадки донскую батарею и пару сотен казаков с сапёрами. Произвести побольше шума. Но если пароходы смогут подойти близко и начнут обстреливать берег, тут же свернуть позицию и отойти.
– Решили нас обмануть, – объяснил он генералам. – Как будто хотят высадить десант у Альмы. А мы сделаем вид, что клюнули на их уловку.
Шесть лёгких орудий выкатили на песчаную прибрежную полосу. Казаки ловко установили пушки, принялись забивать заряды. Следом подошла сапёрная рота. Павел соскочил с коня. Подождал, когда подъедут телеги, груженные плетёными турами. За телегами бежали сапёры. Он быстро расставил людей. Солдаты принялись возводить укрытия для орудий.
– Здесь песок, ваше благородие, – пожаловался ефрейтор Козлов. – Сквозь прутья все высыпается.
Ефрейтор был широкоплечий, с большими руками и мощной короткой шей. Лицо, словно вырезанное из камня. Усы жёсткой щёткой. Глаза тёмные, строгие.
– Да, ты, хлопец, не сильно старайся, – успокоил ефрейтора командир одного из орудий, высокий молодой казак с вислыми черными усами. – Мы же для виду встали. Слегка накидай, чтоб ветром не сдуло.
Подъехали две сотни казаков. Спешились, укрывая лошадей в густом кустарнике. Принялись выбегать на берег, строиться, затем быстро разбегались, вновь строились – делали вид, как будто подходит целый полк. При этом хорунжие кричали до хрипоты, чтобы на пароходах было слышно: готовится серьёзная оборона.
Пароходы подошли ближе, насколько позволяла осадка. Начали разворачиваться бортами к берегу.
– Гляди-ка! – крикнул Павел командиру батареи. – Порты открывают. Сейчас по нам бабахнут.
Казак, коротко взглянул в сторону вражеских кораблей.
– Не достанут, – спокойно ответил. – Далеко.
Один из пароходов пыхнул белым облачком. Затем ухнул отдалённый гром. Ядро рикошетом отскочило от воды и зарылось в песок, не долетев до пушки шагов десять.
– Ох! – выдохнул Павел, с ужасом взирая на песчаный холмик, под которым успокоилось ядро.
– Чего перепужался? – усмехнулся казак. – Я же говорю: далеко.
– А если гранатой стрельнут? – не унимался Павел.
– С кораблей гранатами не стреляют. У них только ядра, чтобы борта прошибать. На кой им гранаты? Разрывные бомбы они на нас тратить не станут.
С транспортов начали спускать шлюпки. Казаки высыпали на берег, показывая, что готовятся к схватке с десантом. Но шлюпки не спешили. Плыли прямо, вдруг поворачивали вправо или влево.
– Михайлов, достанешь? – спросил командир батареи у наводчика одного из орудий.
– Ежели гранату песком набьём, да с полуторным зарядом, – прикинул наводчик.
– А давай! – согласился командир батареи.
– Зачем песком? – удивился Павел.
– Чтобы ядро легче было. Пули свинцовые выпотрошим, и песка насыплем. Оно летит дальше.
С парохода опять раздался выстрел. На этот раз ядро скакнуло по воде и нырнуло далеко от берега.
– Готово! – крикнул заряжающий, вытянув прибойник из ствола.
Наводчик задрал ствол орудия как можно выше, прицелился.
– Правое колесо на вершок вперёд! – скомандовал он. Пушкари тотчас подвинули колесо. – Готово!
– Пали! – скомандовал командир орудия.
Фейерверкер поднёс запал к огнепроводной трубке. Орудие ухнуло, откатилось. Ядро, описав дугу в воздухе, ударило о воду, подпрыгнуло, словно мячик и точно угодило в одну из шлюпок, разломав её пополам. Матросы барахтались в воде, пока их не подбирали с других лодок.
– Ну и глаз у тебя, Михайлов! – похвалил наводчика командир батареи.
Вскоре шлюпки подняли обратно на борт, и вражеский флот проследовал дальше в сторону Севастополя. Казаки тут же снялись с позиции. Орудия цепляли на передки. Туры вновь грузили на телеги. Передвинулись в район Качи. Представление повторилось. С транспортов спустили шлюпки. Они опять сделали вид, что направляются к берегу. Пароходы дали несколько залпов. Наша батарея ответила. Шлюпки подняли на транспорты, и суда уплыли в море.
– Подурили друг дружку, – усмехнулся командир батареи, – а теперь, гляди, вон они где высаживаются, у солёных озёр.
Он протянул Павлу подзорную трубу. Павел приник к окуляру. Увидел, как транспортные суда, под прикрытием пароходов, выстроились в шесть эшелонов. На спаренные шлюпки клали дощатые щиты и на них спускали пушки. В длинные десантные боты сажали солдат. Как только какой-либо корабль разгружался, он тут же снимался с якоря и уходил в сторону Евпатории, уступая место судну из следующего эшелона.
– Их же надо атаковать! – воскликнул Павел. Он оглядывал окрест солёных озёр, но нигде не видел наших колонн.
– Надо, – нехотя согласился командир батареи. – Но приказа не было.
– Но почему? – недоумевал Павел.
– Перешеек узкий, простреливается с моря. Видишь, как пароходы поставили? Только подойди – вмиг накроют.
– Неужели мы, вот так, просто, будем смотреть?
– Ну, видать, наш главнокомандующий хитрость какую-то задумал, – неопределённо ответил казак. – Хотя, я бы врезал!
***
– Эдуард Иванович, – обратился князь к подполковнику Тотлебену. – Мне надобно укрепиться здесь. Что вы можете предложить?
Они стояли возле недостроенной телеграфной башни, откуда хорошо просматривалась вся будущая позиция перед рекой Альмой.
– Прежде всего, мне надо знать, сколько у меня времени, – сказал Тотлебен.
– Не более двух дней.
– Но этого мало. Надо было как-то раньше определиться с позицией.
– Ну, дорогой мой, как же я это смог бы сделать раньше? – развёл руками Меньшиков. – А если бы противник высадился в другом месте? Да и после, как узнать, куда он двинется? Только теперь мне понятно, что Сент-Арно пойдёт именно к Севастополю и именно по этой дороге. А мог бы к Перекопу полезть.
– Я располагаю только одним сапёрным батальоном, да и тот не в полном составе. Этих сил недостаточно, – пожаловался Тотлебен. – Откомандируйте мне хотя бы несколько пехотных рот.
– Солдат я вам дать не могу, – отрицательно покачал головой Меньшиков. – Солдаты мне нужны для боя. И ещё есть одно неприятное обстоятельства – инструмента нет. Едва ли наберётся полсотни годных лопат. Даже если дам вам ещё людей, чем они землю рыть будут?
– Ах, Александр Сергеевич, вы от меня требуете невозможного! – Тотлебен даже покраснел от возмущения. – Как же я смогу построить апроши или люнеты без лопат и кирок? Да и с одним батальоном времени займёт не меньше недели.
– Не надо возводить монументальных сооружений. Укрепите батареи в центре позиции на высоте – и достаточно. Как для арьергардного боя, – ответил Меньшиков.
– Простите, вы заранее наметили отступление? – удивился Тотлебен.
– Меньше вопросов, – каменным голосом урезонил его главнокомандующий. – Приступайте к работам.
– Но почему нет инструментов, позвольте спросить. База военно-морского флота – и нет лопат? – все возмущался Тотлебен.
– Прикажете отдать под суд коменданта? – горько усмехнулся Меньшиков. – Мне ли вам разъяснять, что деньги, выделяемые на инструмент, утекли в неизвестном направлении. Нет времени сейчас разбираться со снабжением. Эдак всех интендантов надо судить. Знаете, что мне доложил генерал-лейтенант Павловский? – начал гневаться князь. – Инженерный департамент в этом году на закупку и починку инструмента выделил целых сто пятьдесят рублей, да и эти крохи – растворились, – поди, отыщи! Откуда же я вам возьму лопаты?
Тотлебен сердито пожал плечами.
Меньшиков подозвал к себе начальника штаба, капитана Вунша.
– Какие у вас есть соображения по подготовки к баталии?
– Вырубить сады на северном берегу реки. Разобрать каменные дома, деревянные – сжечь. Разрушить ограды, – высказался капитан.
– Для чего надо очистить местность? – попросил уточнить Меньшиков.
– На случай контратаки.
– Контратаки не будет.
– Простите, не понял вас, ваша светлость, – глупо хлопал белёсыми ресницами Вунш.
Меньшиков устало вздохнул.
– Распорядитесь подготовить разметку для батарей.
– Слушаюсь! – ответил начальник штаба и приказал ординарцу подать коня.
– Ваша светлость, простите за вопрос, но почему без контратак? – осторожно спросил Тотлебен.
– Какие контратаки, Эдуард Иванович? – Меньшиков не любил ничего никому объяснять, но с Тотлебеным почему-то был всегда откровенен. Чувствовал, что траншей-подполковник стоит больше десятка его генералов. – Против нас идут лучшие в мире армии. Зуавы! Знаете такие подразделения во французской пехоте? Они половину Африки прошли с боями. Прибавьте к ним Шотландскую королевскую гвардию… А у меня кто? Мои генералы могут организовать образцовый смотр личного состава: проход маршем в парадных колоннах, всевозможные упражнения с оружием, чеканный шаг…. Но они понятия не имеют о расположении подразделений на местности: как поставить артиллерию, куда выдвинуть стрелков, каким образом перестроить атакующую колонну в рассыпной строй…. Единственный, кто хоть что-то соображает в современной тактике, так это – генерал Хрущёв. Но Александр Петрович, при всем моем уважении к нему, толком не воевал. Он всю жизнь занимался теорией. Вот так-то, – самый умелый генерал под моим началом из воспитателей кадетского корпуса.
– Но позвольте, а как же князь Пётр Дмитриевич? – напомнил Тотлебен.
– Вы о генерале Горчакове? – усмехнулся Меньшиков. – Какой толк от этого героического старичка? Храбрости ему не занимать, согласен, но, Эдуард Иванович…. – Меньшаков напряг скулы. – Давайте говорить честно: командир из него – никакой. Уж очень он нерешительный, соображает долго. А на поле боя решения должны приниматься в секунду. Не знаю, не знаю, – покачал он головой. – Вот, служил наш уважаемый Пётр Дмитриевич генерал-губернатором Западной Сибири, ну и служил бы дальше. С чего вдруг государь на старости лет его прислал ко мне в армию? Чувствую, натворит он дел.
– У Петра Дмитриевича хороший боевой опыт, – попытался Тотлебен сказать слово в защиту Горчакова. – Все же, Турецкую войну прошёл, на Кавказе воевал успешно….
– Опыт…. Конечно…, – зло усмехнулся Меньшиков. – Недавно я проводил манёвры под Севастополем. Если бы вы присутствовали на них, у вас бы волосы встали дыбом. Никто ничего не знает. – Меньшиков чуть не перешёл на крик. – Резервные батальоны мне прислали. Половина солдат ружье зарядить не умеет. Гусары в парадном строю смотрятся изумительно, но даёшь команду: развернуться поэскадронно, – сразу куча-мала. Саблей рубят, что дубиной машут. Им говоришь: по уставу колоть надо, а они устав в глаза не видели. Армию обучать надо. А когда? Враг уже, вон, в Евпатории. Учиться нам придётся, как плохим актёрам, – по ходу пьесы. Поэтому, Эдуард Иванович, никаких контратак. Мне надо сохранить то, что есть до подхода подкрепления, а не на убой пускать последних.
***
К вечеру ветер нагнал тучи. Зарядил ливень. Солдаты прятались в палатках и шалашах. Костры шипели, заливаемые дождём. Лошадей отвели в овраги и старались укрыть под деревьями.
Дежурный адъютант заглянул в палатку Меньшикова, доложил, что к главнокомандующему прибыл генерал Хрущёв. Вошёл невысокого роста, плотный офицер, пятидесяти лет.
– Слушаю вас, Александр Петрович.
Меньшиков нависал над небольшим походным столом, на котором была расстелена, видавшая виды, штабная карта. На карте лежало несколько карандашей разного цвета.
– Ваше сиятельство, прошу разъяснить мою диспозицию.
– Что вам непонятно? – спокойно спросил Меньшиков.
– Я определён в резерв. Почему? Волынский полк один из лучших в дивизии.
– А вы хотите в первую линию? Подойдите сюда, – попросил Меньшиков, указал на карту. – Вы преподавали стратегию, как мне помнится. Могли бы высказать свои соображения?
Хрущёв нерешительно сделал шаг к столу. Снял фуражку, стряхнул в сторону дождевые капли. Взглянул на карту.
– Я бы укрепил высокий берег на левом фланге, – сказал он. – Вот здесь, где река выходит к морю. Поставил бы несколько батарей.
– А если нас обойдут с правого фланга и прижмут к морю?
– Можно будет закрепиться возле телеграфной башни.
– И потерять дорогу на Севастополь. А ещё вы забыли, что с моря нас могут обстрелять вражеские корабли.
– Берег высокий. В устье Альмы мелководье. Корабли не смогут подойти близко, да и стрелять прицельно с моря неудобно.
– А пароходы? Осадка меньше, орудия верхней палубы на подвижных лафетах….
– Тогда, чтобы не обошли с правого фланга, надо растянуть линию.
– Растянуть линию, – нехотя согласился Меньшиков. – Посмотрите на позицию. Длина её примерно такая же, как при Бородино, около семи вёрст. Сколько у Кутузова было штыков?
– Больше ста тридцати, если включать ополченцев.
– А у меня чуть больше тридцати, и ещё неизвестно, поспеет ли вовремя Московский полк. Как я растяну линию фронта? А противник превосходит меня силами в два раза. Правильней было бы нам прижать его к морю.
– Надо выделить крупный резерв. На правом фланге сосредоточить кавалерию. Отбить лобовые атаки и, пустив в дело резерв, тем самым отбросить противника к берегу.
– Ну, предположим, – устало согласился Меньшиков. – Это в идеале. А коль что пойдёт не так? Допустим где-нибудь прорыв.
Хрущёв внимательно смотрел на карту, обдумывая ситуации, но по лицу его было видно, что стратег в затруднении.
– Вот что, Александр Петрович, – сказал Меньшиков, не дождавшись его ответа, а, может, не желая продолжать беседу, – мне нужна дорога на Севастополь в неприкосновенности. И прикрывать её должна боеспособная часть, а не резервные батальоны.