Книга Русский город Севастополь - читать онлайн бесплатно, автор Сергей Анатольевич Шаповалов. Cтраница 4
bannerbanner
Вы не авторизовались
Войти
Зарегистрироваться
Русский город Севастополь
Русский город Севастополь
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Оценить:

Рейтинг: 0

Добавить отзывДобавить цитату

Русский город Севастополь

– Не могу. – Ирина едва заметно качнула головой.

– Но, почему? Вы не любите меня? – Виктор растерялся.

– Нет, что вы…. Как бы вам объяснить, Виктор Аркадьевич. – Она отпустила его руку, выпрямилась. Лицо приняло привычные строгие черты. – Вы для меня больше, чем друг. Понимаете, я семь лет училась в Смольном институте. Вообще не представляла, что творится за его стенами. Вы же не знаете, как нас воспитывали. Словно в сиротском доме. В благородном сиротском доме. Родителям разрешалось навещать нас два раза в год. А если учесть, что папенька за границей служит, так я вообще видела родителей редко….

– Но я тоже воспитывался в кадетах, – не понимал Виктор. – Причём ту воспитание?

– Я вышла из института, совершенно не понимая жизнь. Не знала, что надо расплачиваться с извозчиком, как нужно делать покупки в лавке, как общаться с прислугой…., – элементарные вещи, казалось бы…. Ах, о чем я? – сбилась она с мысли, но тут же нашлась: – Поймите, я никогда не разговаривала свободно с мужчинами. И тогда, помните, на балу в Аничковом дворце вы первый меня пригасили на вальс.

– Это был самый чудесный вечер, – с придыханием произнёс Виктор.

– Иногда я ловлю себя на мысли, – испуганно произнесла Ирина. – А если бы это были не вы? А если кто-то другой? Стал бы он мне таким же близким другом?

– Так, вы отказываете мне? Скажите прямо, – упавшим голосом потребовал Виктор.

– Виктор Аркадьевич…. Я ещё не разобралась в себе. – Ирина подошла к перилам балкона и встала к Виктору в пол-оборота. – Вы здесь не при чем. Дело во мне. Я думаю, что пока ещё не готова к жизни замужней дамы. Может, это юношеское легкомыслие, но я чувствую, что мне надо совершить что-то нужное, большое, необходимое для общества…. По вашему выражению, я вижу, что говорю какую-то глупость. Вы не воспринимаете мои слова всерьёз. Думаете, что это – вздорные мысли глупенькой девочки, начитавшейся французских вольнодумцев….

– Поверьте, я всегда считал вас разумной, с сильным характером…, – попытался вяло возразить Виктор.

– Тогда, вы должны меня понять, – спокойно и холодно сказала Ирина. – Давайте сделаем так, – она попыталась улыбнуться. Улыбка получилась фальшивой. Вновь подошла и мягко сжала руку Виктора. – Если все хорошо сложится, мы встретимся через год и продолжим нашу беседу. Вы готовы подождать?

– Хоть всю жизнь, – горячо ответил Виктор.

– Вот и отлично! А я постараюсь разобраться в себе. Повзрослею и выкину всякие глупости из головы. Успокоюсь, в конце концов….

– Да, конечно, – кивнул Виктор, но Ирина почувствовала, как он сильно расстроился.

Призывно заиграл вальс. Виктор почувствовал пустоту вокруг себя. Зачем он так спешил в Петербург? Убежал из госпиталя? Чтобы встретить её и получить отказ? Он решил перевести беседу в более умеренное русло, взял себя в руки и как можно спокойнее спросил:

– А почему вы не танцуете?

– Потому что, вы не танцуете, – просто ответила Ирина.

***

Павел кружил Юленьку в вальсе так лихо, что она вскоре попросила минутку передохнуть.

– Как вам идёт офицерская форма, – восхищалась Юленька парадному мундиру Павла. – Вы повзрослели, а ещё недавно выглядели в юнкерском сюртуке, словно мальчишка.

– Спасибо за комплемент, Лили, но я пока что – прапорщик, хоть и сдал экзамены на отлично. И орденов у меня ещё нет – одни пуговицы. Ах, да, вот этот мальтийский знак мне вручили, как выпускнику. – Он указал на белый крест, висевший слева.

– Но почему вы не в гвардии? – наивно спросила девушка.

– В гвардию попасть не так-то просто, Юленька. Надо заслужить. Но у меня все впереди.

– Вы будете служить в Кронштадте?

– Ещё не знаю. – Павел понизил голос до шёпота. – Подал прошение в Дунайскую армию.

– Господи! – Юленька схватилась за щеки. – Но там же – война!

– Так, я – офицер. И присягнул служить царю и Отечеству, – гордо ответил Павел.

– Нет! Вы меня решили покинуть? – обижено надула губки Юленька.

– Сами подумайте, в Кронштадте до штабс-капитана мне лет десять надо служить, а то и больше. А на войне звания быстрее дают и награды получают. Вот, взгляните на моего старшего брата. Ему тридцати нет, а он скоро майором будет.

– Виктор? – Юленька чуть не всплакнула. – Вы хотите появиться как-нибудь передо мной весь израненный?

– Я не это имел в виду, – попытался успокоить её Павел.

– Ах, я в этом не разбираюсь, – пожала худенькими плечиками лягушонок. Из глаз её уже катились слезы. – Простите, мне надо разыскать сестру. – Вскочила с места и упорхнула.

– Прошение подал, говоришь? – Сзади подошёл Александр.

– А ты подслушивал? – возмутился Павел.

– И, конечно же, ни отец, ни мать не знают. Совесть у тебя есть? – пристыдил его Александр.

– Но, послушай, Саша, – вспыхнул Павел, – тебе можно черт знает, куда уезжать по службе, Виктору разрешено в самое пекло, а меня – в Кронштадт? В этих замшелых фортах сидеть.

– Павел, послушай, в семье тебя любят больше всех. Ты младший. Нам разве одного инвалида мало?

– Не называй Виктора инвалидом! – рассердился Павел. – Он, всего лишь, ранен. И я устал уже быть миленьким мальчиком. Чем я хуже вас с Виктором? Почему вы сами выбирали себе путь, а обо мне вечно папенька печётся. Виктор захотел пойти в кадетский корпус – и пошёл. Ты захотел стать морским офицером – пожалуйста, кто тебя держал? А меня – в инженерное училище, к папеньке. А я гусаром, может быть, хотел стать. Дед Аслан меня на коня в шесть лет сажал. Шашкой владеть учил. Джигитом будешь – говорил он. Джигит окопный, – горько усмехнулся Павел.

– Джигит, гусар, – передразнил его Александр. – Тебе ещё Виктор не рассказал, чего он натерпелся?

– Он офицер, и обязан терпеть. И я буду терпеть! – твёрдо пообещал Павел.

– Ох и упрямый ты…. Точно – в деда Аслана пошёл.

– Но подумай сам, Саша, вот, как я приду в гарнизон? Все знают: для меня приберегли тёплое место по протекции отца. Как я буду общаться с офицерами? Меня примут, как папенькиного сыночка? Насмехаться надо мной будут….

Александр подумал, вздохнул:

– Пожалуй, ты прав. Будь я на твоём месте, так же поступил. Ладно, не дуйся. Только родителям все равно надо сказать о своём прошении.

– Обещаю, сегодня же вечером скажу отцу. А ты меня поддержишь?

– Ох, Пашка, вспомни, я всегда за тебя заступался. Даже маленький когда был, нашкодничаешь, кто вину на себя брал? Конечно же – брат Александр.

– Спасибо, Сашка! Люблю тебя! – обнял его Павел.

– Кстати, ты втюрился в Лягушонка? – хитро взглянул на брата Александр.

– Правда же, она прелестна? – краснея прошептал Павел.

– Да, ту угловатую девчонку, что я помнил до отъезда с современной Юленькой не сравнить. Но постой, ещё вчера ты был без ума от Наташеньки Пушкиной.

– Брат, ну о чем ты говоришь? – возмутился Павел. – Наталья Сергеевна старше меня.

– На год всего-то.

– Да дело даже не в том. Она тоже меня считает милым мальчиком и не принимает всерьёз. Как же мне, Сашка, надоело быть милым, маленьким мальчиком! Хочу быть таким же, как Виктор.

– На костылях?

– Ох, и злодей же ты! Вот тебе – точно надо жениться, – вспылил Павел.

– Рано ещё. Кому я с мичманскими погонами приглянусь? Потом, ну что за семьи у моряков? Он вечно в море, жена на берегу…. Моряк, что монах. Монахи служат Богу, а моряк – стихии.

– Я не помню, чтобы ты ухаживал за девушками. Может, действительно собрался в святую обитель?

– О чем спор? – Виктор тяжело опустился рядом с братьями на стул.

– Новость у нас, – сказал Александр. – Пашка в Дунайскую армию собрался.

Виктор недобро взглянул на брата.

– Что отец?

– Пока не знает, – пожал плечами Павел.

– Как это? Ты без его ведома? Ну, Павел! – Виктор хотел было его отругать брата, но передумал и махнул рукой: – Правильно. К майору Тотлебену попадёшь. Он из тебя человека сделает.

– Простите господа, – весело сказал Павел. – Объявили мазурку. Пойду искать своего лягушонка.

– Ты объяснился с Ириной? – осторожно спросил Александр.

– Не могу её понять, – пожал плечами Виктор. – Согласия не дала, но и не отказала.

– Что же вы решили?

– Встретиться через год. Ей не терпится попробовать себя в каком-нибудь благородном деле. В каком – не говорит.

– Год – это много, – задумчиво произнёс Александр.

– Всего лишь год, – возразил Виктор.

– За год столькое может произойти….

***

Новодворцев упоённо разъяснял собравшимся, какой неблагодарный оказался император Австрии Франц-Иосиф, и каким нерешительным был король Пруссии Фридрих-Вильгельм. Вдруг он замер на полуслове, заметив, как в гостиную залу вошёл высокий подтянутый адмирал. Он был уже в летах, даже можно сказать – старик, но не склонный считать себя таковым. Щегольски зауженный темно-зелёный сюртук с двумя рядами блестящих пуговиц. Золотые эполеты на плечах. Широкий аксельбант через грудь. В петлице скромно висел крест святого Владимира. Аккуратно острижен. Взгляд острый, слегка ироничный.

– Князь Меньшиков? – удивлённо произнёс Новодворцев, как бы сам себе, потом воскликнул, будто увидел чудесное знамение: – Александр Сергеевич? Князь, вы ли это?

Он вскочил и, несмотря на свою тучность, лихо бросился к гостю.

– Здравие желаю, Иван Петрович, – сухо поклонился адмирал, пожав руку хозяину. Обратился ко всем присутствующим: – Рад видеть вас, господа.

– Но, как же, ваша светлость? – пыхтел Иван Петрович. – Мне сказали, что вас нет в городе….

– Это действительно так, – слегка улыбнулся князь. – Меня нет, но я здесь. Только сегодня в полдень прибыл, и сразу к государю на доклад. Вот, решил заскочить к старому другу, проведать, так сказать.

Князь сдержано раскланялся со всеми, не пропуская никого. Особенно тепло поздоровался с генералом Креченым.

– Вы задержитесь надолго? – поинтересовался Аркадий Петрович. – Хотел бы вас пригласить к нам на ужин. У меня, как раз, вся семья в сборе. Все три сына – офицеры, представляете?

– Поздравляю, – сказал адмирал. – Искренне рад за вас. Нет более счастья для генерала – видеть эполеты на плечах сыновей. Но – увы, – он с сожалением покачал головой. – Сегодня же ночью – обратно в Севастополь.

– Но как же так? – разочарованно произнёс генерал Кречен.

– Дела, Аркадий Петрович. Сами знаете…., – ответил князь.

– А мы, тут, как раз завели спор о политике, – сообщил князю Новодворцев. – Вы смогли бы рассеять многие наши сомнения.

– О чем вы, Иван Петрович? Какие сомнения? – Адмирал помрачнел. – Всё – пустое. Я прибыл с плохими вестями.

– Так не томите нас! Что случилось?

– Английская эскадра попыталась высадить десант в Одессе, – сообщил он.

– Как же так? – зашумели все. – Расскажите!

– А что рассказывать? Девять кораблей подошли к незащищённому городу и принялись обстреливать со всех орудий. Против них – одна наша береговая батарея: прапорщик Щёголев с четырьмя старыми пушками. Вот – настоящий герой. С четырьмя ржавыми стволами отстоял город. Порт со складами и магазинами сожжён. Половина коммерческих судов потоплено. Но над Одессой до сих пор российский флаг, слава Богу! – Он перекрестился.

Все заволновались.

– Тише, тише, господа, – поморщился князь. – Я же ясно вам сказал: над Одессой российский флаг. Простите, не хотел вам портить вечер, но таково нынешнее положение.

– Это значит, война уже – дело фактическое, – испуганно произнёс Новодворцев.

– Выходит – так, – подтвердил адмирал.

– Но, Александр Сергеевич, Англия же не посмеет напасть на Петербург? – забеспокоился Кречен.

– Не волнуйтесь, Аркадий Петрович, – сказал уверенно адмирал. – Английский флот хоть и силен, но Кронштадт ему не по зубам. За наведением порядка в фортах взялся сам Павел Христофорович Граббе. Уж этот кавказский герой знает, как поднять дисциплину. Тем более, государь до сих пор зол на него за нерадивость в отношении растраты денег Комитета Инвалидов. Политковский воровал, а Граббе за это от государя тумаков получил. Так что, за Петербург будьте спокойны. Граббе – это ещё один форт в Кронштадте.

– Как вы думаете: Швеция не выступит против нас? – осторожно спросил Новодворцев.

– Вы об Оскаре Бернадоте? – усмехнулся Меньшиков. – Считаю его самым деятельным королём после Карла Великого. Но у венценосного Оскара, по сравнению с Карлом, отсутствуют две вещи: смелость и хорошая армия. Пусть попробует сунуться. Он помнит, как Багратион чуть не дошёл до Стокгольма. Английский флот только летом силен, а зимой в нашей Маркизовой луже лёд. Так, кто будет зимой защищать Швецию?

Траншей-подполковник

– Разрешите обратиться!

Перед подполковником Тотлебеным предстал юноша в форменном сюртуке прапорщика инженерной службы. Высокий, тонкий, с задорным взглядом. Тотлебену почему-то он напомнил жеребёнка. Глаза тёмные, с искоркой. Лицо какое-то кавказское: брови черные, нос прямой, острый. Над верхней алой губой едва пробились юношеские усы.

Тотлебен не очень любил шустрых юнцов. Может потому, что сам в детстве рос болезненным ребёнком. В юности из-за слабого сердца так и не смог окончить курс в инженерном училище, но военную службу не бросил. В свои тридцать шесть выглядел старше лет на пять.

Подполковник сидел за рабочим столом в просторной горнице с низким потолком. Вошла пожилая валашка в пёстрой косынке, в белом переднике. Принесла на подносе крынку молока и каравай пшеничного хлеба. По-хозяйски отодвинула в сторону бумаги, над которыми работал Тотлебен, и поставила молоко с хлебом перед подполковником.

– Благодарю, – буркнул Тотлебен.

– Разрешите представиться! – Голос звучал звонко.

– Представляйтесь! – кивнул Тотлебен.

– Прапорщик Кречен, прибыл в ваше распоряжение, – доложил юноша.

Тотлебен оглядел его новенький сюртук. Пуговицы блестели, словно звезды. Белый крест выпускника инженерного училища слева на груди.

– Только выпустились? – сухо спросил он.

– Так точно! Главное инженерное училище.

– Ах, вот, как, – потеплел лицом Тотлебен. – Ну, и как там сейчас, в училище?

– Превосходно! Но я уже его закончил.

– И как закончили?

– С отличием! – довольно выпалил прапорщик Кречен.

– Это хорошо! Ну, коль прибыли в моё распоряжение…. – Он развёл руками. – Не желаете свежего молока…, вот, хлеба. Хлеб здесь отменный пекут.

– Благодарствую, но прошу меня простить, – уже отобедал.

– Как хотите, – пожал плечами подполковник.

– Разрешите отправиться к квартирмейстеру?

– Зачем? К квартирмейстеру не надо, – остановил его Тотлебен.

– А как же? – не понял Павел, слегка растерявшись.

– Вы разве не знаете? Осада с Силистрии снята. Меня направляют в Севастополь.

– Как, снята? – На лице Павла появилось недоумение и разочарование. – Война окончена?

– Насчёт: окончена или нет – не знаю. Пока только отступаем. Что дальше будет – не спрашивайте. Но вы, если желаете, можете подать рапорт и остаться в Дунайской армии. Правда, генерал Шильдер тяжело ранен. Сейчас в госпитале в Калараше лежит. Меня командируют к князю Меньшикову в Крым. Не имею представления, кто будет инженерной частью заведовать, так что рапорт можете подать на имя командующего, князя Горчакова.

– А куда отступаем? – растерянно спросил Павел.

– Куда, куда? Экий вы любопытный, – недовольно усмехнулся Тотлебен, разворачивая белую льняную салфетку. Кликнул денщика: – Иван, нарежь хлеб и половину возьми в дорогу. – Вновь повернулся к Павлу: – Куда скажут, юноша, туда и отступим.

Павел задумался.

– Позвольте с вами, в Севастополь?

Тотлебен вскинул на него сердитый взгляд, который явно говорил: на кой черт мне этот молокосос? Ещё раз внимательно осмотрел юношу. В мундире – полный порядок. Сапоги надраены, хоть он и с дороги. Аккуратный. Глаза честные. Тотлебен, как истинный тюрингский немец, обожал аккуратность во всем. Поразмыслил, решил: шут с ним – пусть едет. На всякий случай предупредил:

– Дорога не близкая. И на кой вам, прапорщик в Севастополь?

– Говорят, Крым похож на Италию, – романтическим тоном ответил Павел.

– Чего? – усмехнулся Тотлебен. – Степь там голая да горы репеём поросшие. Тоже мне – Италия.

– Море.

– Да, море, – нехотя согласился Тотлебен. – Но учтите, я люблю порядок. – Он достал из кармана сюртука массивные серебряные часы на цепочке. – У вас есть полчаса справить бумаги в канцелярии и прибыть ко мне с вещами.

– Слушаюсь!

– А звать-то вас как, прапорщик Кречен?

– Павел Аркадьевич.

– Павел. Ага, – качнул неопределённо головой Тотлебен. – А меня – Эдуард Иванович. И учти, Павел, характер у меня – не сахар. Лодырей терпеть не могу.

– А я знаю, – просто ответил прапорщик. – Мне о вас рассказывал батюшка мой. Вы с ним вместе служили в Риге.

– Ах, вот оно что! Тот-то вижу взгляд знакомый! Полковник Кречен! Конечно! – вспомнил Тотлебен. – Ух, Кречен, Кречен, Аркадий Петрович, кажись.

– Уже – генерал-майор, – смущённо поправил юноша. – Но в отставке.

В горницу вошёл молодой поручик.

– Ваше превосходительство, все готово к отъезду. Карета заложена, багаж загружен.

– Иван, ты кофры приготовил? – крикнул Тотлебен.

– Так точно, ваше высокоблагородие! – Выскочил из соседней комнатки денщик с черными густыми усами.

– Посуду уложил?

– Так точно, все до блюдечка, до ложечки.

– А трубу мою подзорную?

– Ах, трубу, – виновато протянул денщик. – Сейчас погляжу.

– Вот, все самому проверять надо! – запыхтел подполковник, затем обратился к поручику: – Выгружайте весь свой скарб из кареты. Я один поеду.

– Простите, не понял, – изменился в лице поручик.

– Знакомьтесь: прапорщик Кречен, ваш попутчик и товарищ до Севастополя. Попросите в штабе ещё одну карету.

– Так, Эдуард Иванович, эту еле дали….

– Значит, потребуйте! – твёрдо сказал Тотлебен. – Или вы желаете пешком за мной бежать со своими чемоданами? У вас денщик есть? – обратился он к Павлу.

– Никак нет!

– И солдата потребуйте кучером, – приказал он поручику. И вновь к Павлу: – Чего застыли, Кречен, осталось пятнадцать минут в вашем распоряжении. Поручик Жернов покажет, где штаб.

***

– Как я рад вас видеть! – Поручик Жернов искренне пожал руку Павлу. Он был старше лет на пять. Лицо простое, широкое, рябое. Усы жёсткой щёткой торчали над верхней, по-детски алой губой. Кареты тронулись по пыльной дороге. Солдатик небольшого роста в серой длинной шинельке лихо посвистывал, подгоняя лошадей.

– Путешествовать с нашим подполковником – сплошная мука. Все ему не так. Все не нравится, – жаловался поручик Жернов. – А с вами мы прокатимся весело. У вас книги есть?

– Да. – Павел достал из небольшого саквояжа, что стоял в ногах, два томика в теснённом переплёте.

– Байрон! – загорелись глаза у Жернова. – А вторая? Евгений Онегин. Отлично! Будем декламировать. – Он раскрыл книгу, хитро усмехнулся, увидев дарственную надпись. – Ого, какие тонкие завитушки. Сразу видно – женская рука. Дорогому другу на долгую память, – прочитал он. – Кто же она? Судя по почерку – истинная красавица.

– Не то слово, – вздохнул Павел. – Внизу её подпись.

– Наталья Александровна Пушкина. Постойте, – глаза поручика чуть не вылезли из орбит. – Это та самая….?

– Да. Та самая, дочь Александр Сергеевича.

– Вы не шутите? А откуда? Вы её знаете? Вот, так-так!

– Приходилось видеться, – скромно ответил Павел.

– Странный вы человек, Павел Аркадьевич, – задумчиво произнёс Жернов, внимательно разглядывая дарственную надпись. – Сын генерала, крутитесь в высшем обществе, а напросились в какую-то дыру, да ещё к нашему подполковнику. Ладно, я из Воронежской глуши. У моего отца полсотни душ не наберётся. Мне выбирать не приходилось: куда послали – там и служу.

– Простите, но я не виноват, что родился в семье генерал, – сердито ответил Павел.

– Ох, не дуйтесь! – постарался примириться Жернов. – Простите. Ерунду сболтнул. Почитаем вслух? – предложил он.

– Давайте, по две страницы каждый, – согласился Павел.

Севастополь

Александр вылез из машинного отделения на верхнюю палубу. В руках он бережно нёс две жестяные кружки, наполненные темным машинным маслом. Поставил аккуратно жестянки на деревянный настил. Расстелил кусок ветоши и пролил немного масла из каждой посудины. Масло оставило темно-рыжие пятна. Алесей наклонился и внимательно рассматривал разводы на ткани, тёр пальцем, подносил к носу.

К нему широкой морской походкой, чуть вразвалочку подошёл капитан Бутаков, высокий, крепкий, как большинство черноморских офицеров. Поглаживая рыжеватый жёсткий ус, спросил:

– Ну, что наколдовали Александр Аркадьевич?

– Кажется, я нашёл причину падения мощности машины. Поглядите на масляные пятна, – показал Александр холстину.

– Думаете, масло виновато?

– Именно.

– Боцмана сюда! – тут же приказал Бутаков вахтенному матросу.

Прибежал боцман, здоровенный седой моряк с густыми баками.

– Машинному отделению какое масло отпускал? – строго спросил капитан.

– Дак, то, что из Николаева привозили, Григорий Иванович.

– Ничего не подмешивали? – задал вопрос Александр.

– Ну, того, что из Николаева…. Его вечно не хватало. Так мы конопляное доливали, – чистосердечно признался боцман. – Так, ведь, масло, он и есть – масло.

– Надо промыть маслонасос и все патрубки, – сделал вывод Александр.

– Ох, Карчук! – погрозил капитан боцману. – Выпороть тебя надо!

– Так масло же, оно и есть – масло, – жалобно оправдывался боцман. – Я конопляным все смазываю: болты, блоки, вентиля…. – и ничего.

– Александр Аркадьевич, поломка серьёзная? – беспокоился Бутаков.

– Нет, ерунда. Это даже не поломка – так, техническая неисправность. Разберёмся. С двумя механиками справлюсь за день, может – за два. Машины хорошие, новые. Продуем, промоем, где запеклось – счистим….. Под полной нагрузкой «Владимир» должен не меньше восьми узлов давать.

– Что вы! – расплылся в довольной улыбке капитан. – Мы десять давали, да ещё при волнении. – Если что понадобится – сразу ко мне обращайтесь.

– Слушаюсь, Григорий Иванович.

Александр распрямился. Снял кожаный фартук и нарукавники. Во рту стоял противный металлический привкус, который всегда остаётся, когда долго находишься рядом с механизмами. После духоты машинного отделения свежий морской воздух слегка пьянил. Солнце резануло по глазам. Палуба слегка подрагивала. Машины урчали ровным, тихим басом. Из труб клубами валил чёрный дым. Спусковой клапан пронзительно загудел, выпуская струю пара.

Босые матросы, закатав штанины и подвернув рукава, драили «машками» палубу, начищали орудия, стоявшие на поворотных платформах, соскребали угольную копоть с поручней. Между двух черных дымоотводных труб над палубой возвышался металлический капитанский мостик. Справа и слева по бортам высокие кожухи гребных колёс. На кожухах вверх килем лежали шлюпки.

Александр прошёлся на бак парохода. Перед взором открылся город во всей сияющей белизне. До берега около одного кабельтова. Море чистое, изумрудное, с белыми пузырьками медуз. Прямо по носу просматривалась Корабельная сторона с Южной бухтой Севастополя. На мыске у самой бухты рукотворной скалой возвышалась Павловская батарея. За батареей шли одноэтажные приземистые строения магазинов и казарм. Потом сама Корабельная слобода: маленькие домики разбросанные вкривь и вкось. Над слободой вырастал Малахов курган. Левее спускались две балки: Аполлонов и Ушаковская. За балками синели вершины невысоких гор. Надо же, как красиво! – подумал Александр. Не похож этот белый город на грязный Портсмут или на серый Кронштадт. Есть в нем что-то очаровательное, белокаменное. Если только на Одессу смахивает немного. Но Одесса какая-то воздушная, несерьёзная, как барышня, а Севастополь более напоминал бравого матроса. За Павловским мысом проглядывались Александровские казармы: длинное здание в три этажа. За казармами зубцы третьего бастиона.

Направо от бухты лежала Южная сторона. Белые домики, красные крыши, зелёные бульвары. У самой воды – Графская пристань. Портик на пестумских колоннах. Под портиком к пристани каскадами спускалась каменная лестница. Правее едва заметный домик в три окна. За ним, так называемый, «Екатерининский дворец»: одноэтажное здание с покатой черепичной крышей. Вправо до Артиллерийской слободки тянулось длинное строение Николаевской батареи. Сводчатые амбразуры в два яруса, массивная круглая башня у самой воды. За пристанью высился купол Михайловского собора. За собором шли дома высокие, с богатой отделкой. Над всеми строениями возвышалось здание Морской Библиотеки. Рядом гранёная башенка с островерхой купольной крышей. За библиотекой виднелся храм Святых Петра и Павла с белокаменными колоннами. Храмы необычные, – приметил Александр, – будто с античных времён остался. Разве же это православная базилика? Парфенон – да и только. Направо от Николаевской батареи, у самого моря круглая башня Александровской батареи. Из-за неё выглядывал мысок древнего Херсонеса с развалинами старинного, забытого города.