Меня, похоже,
Тащить в корзине кто-то смог.
И так распорядился Бог,
Что я заснула в этом ложе.
А утром резво из корзины
Я прыгнула.
И в тот же миг
Моё внимание настиг
Вид ужасающей картины.
Не выдержу, коль вновь придется…
Все мои люди у колодца
Лежали навзничь, боком, ниц,
С оскалом пухлых синих лиц…
Лишь тот, кто в сруб ничком уткнулся,
Имел живой души следы.
Я подбежала. Он очнулся
И лишь сказал: «Не пей воды…»
И тут же сник.
А мне, как с неба,
Усатый, рыжий, как огонь,
Явился всадник одвуконь10
С запасами питья и хлеба.
К нему я сразу подбежала,
Поскольку всадника узнала.
То был Игнат, в шатре у нас
Бывал он гостем сколько раз.
В его приезды шумно было.
Все люди нашего аила11
Дружили с ним, меня он знал
И даже дочей12 называл.
VIII
Теперь он очень мрачен был,
Смотрел, вздыхал и землю рыл.
Или тянул слова, как пел:
«Ну что ж я, что ж я не успел?..»
Я помню вислый мокрый ус,
И свежий на губах прикус.
Уже смеркалось. Он всё рыл,
И мёртвых в яму относил.
Вдруг бросил всё, схватил меня,
Вскочил со мною на коня,
И только ветра свист в ушах…
А следом выстрелы – бах, бах!
А он, пригнувшись надо мнрой,
Шептал коню: «Спасай, родной».
Конь мчится.
Мы, как по струне
Скользим натянутой, певучей.
И вторят ей то залп трескучий,
То гогот, столь знакомый мне.