Армейские рассказы
– Как же мы это проверим, – наконец спросил он, – у нас же нет спиртометра.
– А он и не нужен, – успокоил я его.
Я налил немного спирта в алюминиевую крышку реле и поджог его. Когда спирт выгорел, в крышке осталось очень много воды, что я и показал Транину.
– С таким спиртом я на регламент не поеду, – категорически заявил я, – во время прошлого регламента мне пришлось занимать спирт у ЗНШ по связи полка, так как после промывки таким спиртом отказала вся аппаратура полка.
Выезд я задержал на полдня, но получил нормальный спирт. В дальнейшем, необходимости в проверке качества спирта уже не было, после этого нам всегда выдавали уже только качественный спирт.
И последняя история из этой серии. Мы опять проводили регламент в восьмом полку, и в это же время меня поставили в дежурную техническую смену, которая должна была ездить на устранение неисправностей. Это в принципе было невозможно, это был полный абсурд, о чем я и доложил майору Транину.
– Ты только съезди на развод технической смены, а на неисправности будут ездить другие, – успокоил он меня, – не будут же из-за тебя изменять приказ командира дивизии о дежурной технической смене.
Тоже, конечно, не хилое решение, приехать на развод находясь за восемьдесят километров, постоять там полчаса, и вернуться обратно, да я на этой поездке полдня рабочего времени потеряю. А когда потом наверстывать упущенное время, по ночам? Да и выезжать придется не позже шести часов утра, люди останутся без завтрака. Но мое мнение по этому вопросу никого не интересовало.
На следующее утро я поднял расчет в пять часов утра и начали готовиться к выезду. Водитель залил воду в радиатор и прогревал двигатель, я тоже вышел к машине и ужаснулся, темень стояла несусветная, и мела жуткая метель, в десяти шагах ничего не было видно. Ехать в такую погоду было очень опасно, но ехать нужно, приказ есть приказ, его нужно выполнять. И тут видно ангел-хранитель подсказал мне правильное решение.
– Расчет возвращается в казарму, и можете спать до завтрака, – дал я команду, – со мной поедет только сержант Хорьков.
Втроем мы и поехали на развод дежурной смены. Видимость была практически нулевая, фары освещали дорогу только метров на пять впереди, поэтому ехали очень медленно, практически ползли. Не доезжая Перми, внезапно поперек дороги возникла какая-то загородка из досок, водителю пришлось применять экстренное торможение, и вывернуть руль влево, чтобы не врезаться в нее. Под колесами оказался сплошной лед, машину развернуло на 180 градусов и сильно наклонило на левую сторону. Машина несколько секунд постояла на левых колесах, как бы раздумывая, падать, или не падать, а затем, медленно и плавно легла на левый бок в достаточно глубокий, но полный снега кювет. Никакого удара не было, только из кунга послышался какой-то грохот. Я оказался с самого верха, подо мной Хорьков, и под ним водитель. Я открыл дверку и вылез наружу, за мной вылезли остальные. Осмотрелись. Машина лежала в глубоком кювете почти вверх колесами, хорошо, что она еще раз не кувыркнулась. Загородка из досок, на которой была нарисована стрелка, указывающая в левую сторону, и красовалась корявая надпись «Объезд», стояла в метре от вырытой поперек трассы глубокой и широкой траншеи, видимо шла замена каких-то коммуникаций. Я понял, что нам опять повезло, если бы мы влетели в эту яму, мы бы остались без двигателя, а так, можно сказать, отделались легким испугом. Вот только, как теперь машину поднимать из кювета, без крана здесь явно не обойтись, а где его взять? Что делать было не понятно. Остановилась какая-то проезжающая автомашина, посмотрели на нашу беду и сказали, что километра через два располагается автотранспортное предприятие, и у них есть кран, согласились подбросить меня до этого предприятия. На этом предприятии действительно был кран на базе КрАЗа, и крановщик согласился за литр спирта поднять нашу машину. Мы с ним приехали обратно, подвели троса под нашу машину и вытащили ее на трассу, и уже потом поставили ее на колеса. Осмотрев машину, водитель сказал, что почти все нормально, бензин, и вода из радиатора, не вытекли, вытекло только масло из поддона двигателя. Двигатель завелся, и прекрасно работал, но без масла ехать было нельзя.
– А у вас маслом нельзя разжиться? – спросил я крановщика.
– Здесь у меня столько масла нет, – ответил он, – но давай съездим, привезем.
Мы с ним съездили на предприятие и привезли десять литров масла, которое и залили в картер двигателя. За оказанную помощь я отдал ему весь спирт, который у меня был. Уже совсем рассвело, было начало десятого, развод дежурной технической смены уже шел, и ехать туда уже не было смысла. Открыли кунг, чтобы посмотреть, что же там так грохотало. В общем-то в кунге было почти все нормально, поскольку все штатное оборудование было закреплено. Не был закреплен только нештатный аккумулятор для питания радиостанции Р-105М, весом около сорока килограмм, он то, при падении машины, и пошел гулять по кунгу, оставив в стене и крыше кунга проломы – результаты своего путешествия. И опять я понял, что мне крупно повезло, если бы в кунге были люди, то их бы как минимум покалечило. В полк мы приехали уже после десяти часов, и я доложил в ОЭРГ, что из-за метели мы не смогли приехать на развод, так как застряли в сугробе. Сережу Ефименко и Николая Хорькова я попросил никому не рассказывать об этом происшествии, поэтому в ОЭРГ о нем так никогда и не узнали. А для продолжения регламента мне опять пришлось занять бутылку спирта у майора Полякова.
Вот в такие передряги я попадал в начале моей службы в ОЭРГ, но в этом не было ничего странного или удивительного, это была обычная армейская служба.
Демонстрация власти
Заканчивалось перевооружение пятого полка. График ввода в эксплуатацию командного пункта полка был под угрозой срыва. Монтажники затянули с монтажом оборудования, и на пуско-наладочные работы оставалась всего неделя. Если бы все прошло без накладок, то этого времени было бы достаточно, но в таких делах без косяков не обходится, и, к сожалению, они всегда возникают не вовремя. Отладка аппаратуры АСУ не пошла с самого начала, прежде всего, из-за некомпетентности, прибывшей бригады наладчиков. Я не знаю, кто с этой фирмой заключал договор, но прибывшая для пуско-наладочных работ бригада эту аппаратуру никогда в глаза не видела, и не имела ни малейшего представления, как проводить ее наладку. Поэтому, все работы выполняла представитель завода-изготовителя, Женя Рагуцкая, девушка молодая, но очень ответственная и уже достаточно опытная в своем деле. Обычно с этой аппаратурой никаких проблем не было, но здесь что-то не пошло. Сначала параметры питания не соответствовали норме, как выяснилось, из-за перекоса фаз, в результате чего два дня потеряли. Теперь обнаружились проблемы с ее функционированием.
Я заступил на плановое дежурство на командном пункте дивизии, и уже оттуда пытался контролировать ход наладки аппаратуры. А дела были плохи, за три дня поисков неисправности, бедная Женя не продвинулась ни на шаг. Оставалось три дня до постановки полка на боевое дежурство, а основная аппаратура боевого управления из-за неисправности не была введена в эксплуатацию. И меня, в очередной раз, бросили на прорыв. Генерал Друкарев дал команду подменить меня на боевом дежурстве, и поставил передо мной задачу – за двое суток найти неисправность. Я взял с собой литр кофе, и, на выделенной мне из ОЭРГ автомашине ЗиЛ-157, поехал в полк. Порадовало то, что пропуск на машину уже был выписан, и мне не пришлось тратить на это время. Обычно с выездом из городка была целая проблема. Для этого на руках, кроме путевого листа, нужно было иметь еще и пропуск на выезд, подписанный лично начальником автослужбы подполковником Свистуном, который подписывал эти пропуска строго с 8.30 до 9.00 утра. Позже найти его и подписать пропуск было уже не реально. Поэтому, при срочном выезде, эти пропуска пытались подделывать. Раньше, когда я служил в ОЭРГ, я тоже частенько пользовался поддельными пропусками. Мой подчиненный, Витя Линдт, прекрасно подделывал подпись Свистуна. Однажды, с таким поддельным пропуском, я попал под проверку, которую подполковник Свистун устроил на выездном КПП. Он лично проверял пропуска и многим кричал: «Я этот пропуск не подписывал. Это не моя подпись». Он прошелся вдоль очереди автомашин, во всех пропуска были поддельные, взял в руки мой пропуск, и пошел его всем показывать.
– Вот, смотрите! Вот моя подпись, – говорил он всем, показывая мой пропуск, который мне полчаса назад изготовил Витя Линдт.
Но сегодня я ехал с настоящими документами. Во-первых, как-то не солидно было бы старшему помощнику начальника связи дивизии ездить с поддельными документами, а во-вторых, ехал ведь я по личному распоряжению командира дивизии.
В полку меня встретила грустная Женя, она уже все перепробовала, но определить причину неисправности не смогла. Неисправность действительно была странной, аппаратура функционировала вроде бы нормально, но все сообщений уходили не дожидаясь нажатия кнопки «Передача». Начали с повторного измерения параметров попадающих под подозрение блоков, но все параметры были в норме. Нужно было найти какую-то закономерность, связанную с этой неисправностью. Начали по очереди проверять отправку всех стандартных сообщений, может не все отправляются без нажатия кнопки «Передача». Уже была глубокая ночь, кофе давно закончилось, голова гудела от перенапряжения, так как две предыдущие ночи я спал только по четыре часа, постепенно притупилась бдительность и начали работать с нарушением мер безопасности. До этого мы проверяли отправку сообщений только после приведения аппаратуры в исходное состояния, а теперь я набрал сообщение при поднятой столешнице пульта аппаратуры. Оно автоматически не отправилось, а отправилось, как и положено, только после нажатия кнопки «Передача».
– Этого еще не хватало, неисправность самоустранилась. Неужели плавающая неисправность? – с ужасом подумал я. – Для полного счастья нам только этого и не хватало. Ведь сейчас она исчезла, но в дальнейшем может появиться в любой момент.
Все специалисты знают, что нет ничего хуже самоустраняющейся неисправности. Найти причину такой неисправности очень сложно, ввиду ее непостоянства. Опустил столешницу и снова набрал то же сообщение, оно ушло автоматически. Опять набрал сообщение при поднятой столешнице, оно автоматически не ушло. От сердца немного отлегло, значит неисправность не самоустраняющаяся, уже легче. Значит неисправность где-то в столешнице: или в жгутах, или в кнопках. Искать неисправность в жгутах проводов с руку толщиной, это все равно, что искать иголку в стоге сена, поэтому решил сначала проверить кнопки. Попросил Женю проверить генерацию с кнопок при их нажатии, но ничего необычного не обнаружили, все кнопки работали нормально.
– Но ведь мы же проверили при открытой столешнице, – вдруг дошла до меня абсурдность проделанных измерений, у нас ведь неисправность при закрытой столешнице.
А с измерениями при закрытой столешнице была большая проблема, туда, к кнопкам, в этом положении попросту не было доступа, везде металлический короб. Ничего другого не оставалось, как провести измерения при не полностью закрытой столешнице, пытаясь пролезть щупами от осциллографа в небольшую щель, при этом грубо нарушая меры безопасности. Но риск себя оправдал, Женя обнаружила постоянную генерацию на кнопке «Передача». При приподнятой же столешнице генерация отсутствовала. Теперь все стало понятно, при опущенной столешнице кнопка всегда работала как нажатая, поэтому все сообщения и уходили автоматически.
Для специалистов поясняю суть неисправности. Поскольку эта аппаратура была построена на феррит-ферритовых ячейках, то и кнопка была соответствующей. При нажатии на кнопку, шток с приклеенным к нему ферритовым стержнем, опускался в ферритовое кольцо с обмотками, в результате чего и происходила генерация импульсов. Так вот, этот ферритовый стержень отвалился от штока и упал в кольцо, в результате чего кнопка и выдавала генерацию импульсов постоянно. При поднятии столешницы, а она при этом поворачивалась на 180 градусов и кнопки переворачивались «вверх ногами», ферритовый стержень выходил из ферритового кольца, и генерация импульсов прекращалась.
Я предложил заменить кнопку на исправную из ЗИП, но Женя не согласилась, кнопку нужно перепаивать, а после перепайки, поскольку аппаратура еще не принята в эксплуатацию, работу должен принять контролер ОТК, которого нужно вызывать из Минска, время устранения неисправности затянется на неделю. В условиях дефицита времени лучше заменить всю столешницу на новую, а неисправную отправить для ремонта на завод. Это действительно было правильное, хотя, на первый взгляд, и парадоксальное решение. Я съездил в городок, получил в секретной части совершенно секретную столешницу, получил пистолет для ее охраны, и привез ее в полк. Быстренько заменили столешницу на новую, потом восемь часов проверяли изделие на функционирование в полном объеме, после чего я и доложил командиру дивизии, что неисправность устранена, изделие введено в эксплуатацию, и полк можно ставить на боевое дежурство. Стоявшая передо мной задача была успешно выполнена, и я поехал домой.
Пока мы с водителем доехали до КПП, было уже порядка часа ночи. Дежуривший на КПП молодой прапорщик, дежурный по ВАИ, проверил наш путевой лист и сказал, что он просрочен, срок его действия истек час назад, а сейчас уже другое число. Я ему объяснил, что мы едем с устранения неисправности, не по своей воле задержались, выполняли приказ командира дивизии.
– Мне все равно, чей вы приказ выполняли, – заявил прапорщик, – у вас путевка просрочена.
– Но я ведь не выезжаю из городка, а возвращаюсь, – возразил я.
– Ничего не знаю, – с самодовольным видом заявил прапорщик, – я вашу машину арестовываю, поставьте ее на штрафную стоянку.
Было видно, что он наслаждается своей властью, ему явно хотелось поиздеваться над офицером.
– Послушайте, – сказал я, – у меня в машине совершенно секретный блок, я не могу его здесь оставить, видите, у меня с собой пистолет для его охраны.
– Так забирайте его с собой, – невозмутимо ответил прапорщик, – машину я не отпущу, она арестована.
– Как мы его потащим, – снова возразил я, – он весит больше пятидесяти килограмм, а идти больше трех километров по снегу.
– Ничего, вдвоем с водителем как ни будь и дотащите, – явно издевался надо мной прапорщик.
Такая перспектива не радовала. Идти ночью три километра с совершенно секретным блоком, по дороге, идущей по лесу, зимой, да на этой дороге еще и впадина, глубиной порядка ста метров, ее летом-то сложно пешком преодолевать. А если что случится? За утерю совершенно секретного блока можно получить семь лет тюрьмы. Прапорщик явно не ведал, что творил.
– Давай я позвоню командиру дежурных сил, или начальнику штаба, – предложил я, – и тебе дадут команду меня пропустить.
Но прапорщику явно понравилось издеваться над попавшим в затруднительную ситуацию старшим лейтенантом, и он продолжал.
– Я не разрешаю вам звонить с этого телефона, это служебный телефон, только для дежурных.
– Ну тогда сам позвони, и тебе дадут команду, – снова предложил я.
– Я никуда звонить не собираюсь, ставьте машину на штрафстоянку, – подвел итог разговора прапорщик.
– Товарищ прапорщик, – перешел я на официальный тон, – тогда я буду вынужден Вас арестовать.
– Ну и арестовывайте, если такой смелый, больше вообще никогда за КПП не выедете, – заявил мне прапорщик.
– Товарищ прапорщик, Вы арестованы, – объявил я ему, – садитесь в машину и поедете со мной, будете охранять арестованную Вами машину, я ее от Вас не забираю, доедем до ближайшего телефона, и я позвоню начальнику штаба дивизии, раз Вы не разрешаете мне позвонить с этого телефона.
Ближайший телефон был только в пожарной части на въезде в городок, расположенной за три километра от КПП. Поскольку начальник штаба дивизии полковник Котов разрешил мне по любым проблемам, возникающим при устранении этой неисправности, звонить ему в любое время дня и ночи, то я и разбудил его в два часа ночи. Доложил об устранении неисправности, и о том, что дежурный по ВАИ арестовал мою машину с совершенно секретным блоком за то, что путевой лист оказался просроченным на один час, и не разрешил позвонить по этому вопросу с КПП, поэтому мне пришлось этого прапорщика арестовать, и привезти сюда. Он стоит рядом. Спросил: «Что дальше делать ему, и что делать мне с арестованной машиной?»
– Везите блок в секретку, я сейчас дам команду, чтобы вызвали секретчиков, и передайте трубку этому долбоконю, – сказал начальник штаба.
Я передал трубку прапорщику, который слышал весь наш разговор, так как громкость в телефоне была для этого достаточной. Я еще немного постоял, чтобы тоже услышать, что ему скажет разбуженный среди ночи начальник штаба.
– Вы почему не разрешили ему позвонить с КПП? Что за самоуправство? Вы что, не видели, что он с пистолетом? – кричал на него начальник штаба. – А сейчас бегом обратно на пост, даю Вам двадцать минут времени, чтобы добежать обратно, и сразу же мне позвоните. Я засекаю время.
И прапорщик побежал к себе на КПП, по снегу, по которому он мне предлагал тащить блок. Надеюсь, что после этой пробежки у него надолго отпало желание поиздеваться над людьми, попавшими в затруднительное положение. Я был доволен, этот кретин, который упивался своей значимостью, демонстрируя передо мной свою власть, был примерно наказан. А мы с водителем поехали сдавать совершенно секретную столешницу. Главное, чего мне тогда хотелось – это выспаться.
Рыбалка на Сылве
Рыбалка в Пермском крае отличная, мне об этом неоднократно рассказывали. Но мне лично попасть на хорошую рыбалку не удавалось. В Бершети, где я проживал в военном городке, на рыбалку можно было выйти только на небольшую речушку, под названием «Портянка», протекающую рядом с городком, порядка десяти метров в ширину и не более метра глубиной в самом глубоком месте. Говорили, что в ней водится хариус. Мы с Сашей Мясоедовым дважды сходили туда на рыбалку, но ни одного хариуса не видели, у нас клевали только пескари, некоторые правда довольно приличного размера, на пару сковородок мы их налавливали. Но это была не та рыба, ради которой стоило ходить на рыбалку, поэтому, больше мы туда не ходили. Личного транспорта у нас не было, а автобус из городка ходил только до Перми, и о поездке на рыбалку автобусом речь даже не шла.
Поэтому, когда майор Румянцев, заместитель начальника штаба по связи пятого полка, предложил мне съездить с ним на рыбалку на Сылву, я очень обрадовался. Я как раз проводил регламент у них в полку, поэтому нам ничего не мешало втихаря съездить на рыбалку на моем ЗиЛ-157. Удочек правда у меня с собой не было, но Румянцев сказал, что у него есть четыре длинные удочки. Рыбацкой одежды у меня тоже не было, я был в повседневной форме, которую не хотелось пачкать на рыбалке, поэтому взял синюю регламентную форму у своего сержанта. В восемнадцать часов, после окончания рабочего дня, мы поехали на Сылву, которая протекала недалеко от расположения полка. В какой-то деревне начали спускаться к реке, которая виднелась где-то глубоко внизу. Спуск был очень крутой, порядка двадцати градусов, и длиной метров пятьдесят. Накануне прошел дождик, поэтому спуск был очень скользким, машину, с заторможенными колесами, потихоньку снесло вниз. Я понял, что наверх мы по этому склону не поднимемся, тем более, что мой водитель, Сережа Ефименко, не имел достаточного опыта вождения, а справа, вдоль всего этого спуска, был глубокий обрыв, если машину снесет туда, то она не один раз перекувыркнется. Я сразу спросил у Румянцева, есть ли обратно другая дорога, поскольку по этой мы наверх не поднимемся.
– Ты что, трусишь наверх подниматься? – спросил меня Румянцев.
– Водитель молодой, неопытный, можем оказаться вон под тем обрывом, – пояснил я. – Где потом кран брать будем, чтобы машину вытащить? В прошлом году мы с Василием Михайловичем трактор еле нашли, чтобы машину вытащить.
А в прошлом году произошла следующая история. Возле нашей кабельной трассы строители траншеекопателем рыли траншею для прокладки нового кабеля, и вызвали нашего представителя для согласования этих работ. На согласование поехал сам заместитель командира ОЭРГ по линейно-кабельным сооружениям капитан Карнаухов, который прекрасно знал расположение всех наших кабелей, так как они прокладывались при его непосредственном участии. На месте он, с помощью кабеле-искателя, нашел место прохождения подземного кабеля, который шел вдоль лесной просеки, отмерил три метра влево, расстояние на которое следовало отступить от нашего кабеля, и подписал разрешение на производство работ. Не успел он вернуться обратно, как наш кабель порвали, причем сразу в двух местах. Позже он вспомнил, что много лет назад, при прокладке этого кабеля на просеке стоял сломанный бульдозер, и кабелеукладчик не смог по ней проехать, поэтому свернули влево, по полянке обогнули лесок, и через полкилометра опять вышли на просеку. Получилась такая петля, которую теперь в двух местах и порвали строители, причем, их вины в этом не было. Поскольку работы по восстановлению этого кабеля нужно было вести в двух местах двумя расчетами, мой начальник, капитан Саломатов Василий Михайлович, предложил мне проехать вместе с ним, чтобы руководить вторым расчетом. Я пытался отказаться, так как никогда не занимался ремонтом кабелей, но он меня успокоил, мое дело будет смотреть за соблюдением мер безопасности, остальное без меня сделают, так как в этом расчете специалисты опытные. Поехали на автомашине ЗиЛ-157 лейтенанта Богачева. Почему не взяли мою машину, я уже не помню. За пару часов кабель восстановили, и поехали обратно. Поскольку обед мы уже пропустили, а до ужина было еще далеко, Василий Михайлович предложил заехать на рыбалку, на Сылву, рядом с которой мы проезжали. Мы свернули к реке, водитель остановил машину на небольшом уклоне, в тридцати метрах от берега реки, дальше был небольшой обрывчик, порядка метра высотой, и через десяток метров уже была вода. В общем, подъехали удачно, не нужно было тащиться к реке за несколько километров. Василий Михайлович дал мне смонтированную леску с поплавком и крючком, в ближайшем орешнике вырезали удилища, накопали червей, и начали ловить хариуса. Вода в реке была прозрачная, и было видно, как эти рыбки перемещаются на быстром течении, но поклевок пока не было. Солдаты тоже все высыпали на берег и наблюдали за нашей ловлей.
За спиной послышался какой-то шум, я оглянулся и увидел, что машина, набирая скорость, движется на нас. Она спрыгнула с обрыва, и, проехав еще пару метров, застряла в песке на берегу реки. На этом рыбалка и закончилась. Поскольку ехали с ремонта кабеля, то лопат в машине было много, за полчаса срыли обрыв и попытались выехать на бугор, но не тут то было. Колеса зарывались в песок, и машина самостоятельно на бугор подняться не смогла. Василий Михайлович отправил сержанта в ближайшую деревню за трактором, на котором тот вернулся через пару часов. Машину вытащили на бугор, и мы поехали домой. Поэтому, сейчас я не хотел рисковать, поднимаясь по скользкому крутому спуску.
Подъехать к реке нам не удалось, так как был весенний разлив, и Сылва вышла из берегов на хороших полкилометра.
– Придется здесь ловить, – сказал Румянцев, и вытащил из мешка сети. – А вот и мои удочки. Будем закидывать.
Он надел костюм Л-1 и пошел ставить сети, четыре сети по 25 метров длиной, а я отогнал машину подальше от воды, чтобы не привлекала внимания, и вернулся. Больше до утра делать было нечего, поэтому развели костер и сели ужинать. Тут то и обнаружилось, что у нас нет воды. Есть трех литровая канистра спирта, есть закуска, но нет воды.
– Ничего страшного, – сказал бывалый охотник и рыбак майор Румянцев, этого добра и в речке полно.
Он набрал из реки полстакана воды, остальное долил спиртом, выпил, и стал закусывать, передав стакан мне. Мне как-то не хотелось разбавлять спирт водой из реки, мало ли что в ней плавает, кроме того, это была даже не река, а поле, на которое зашла вода из реки. Я налил себе в стакан на донышко спирта, выдохнул, и залпом выпил. Все внутри обожгло, в горле стало настолько сухо, что казалось, будто оно сжимается. Чуть не задохнулся, но вспомнил мудрость алкашей, занюхал хлебом, и немного полегчало, уже можно было закусывать.
– Ну ты алкаш, – удивился Румянцев, – никогда не видел, чтобы спирт пили не разбавляя.
– Я тоже никогда не пил не разбавляя, – уточнил я, – это первый раз попробовал.
Выпили еще по одному разу. Во второй раз, мне уже было легче. В третий раз я уже налил себе грамм пятьдесят, и выпил без проблем, что значит тренировка. Возле костра и легли спать. Утром Румянцев вынул сети. В первой сети вообще ничего не было, в двух других по одной маленькой щучке не более полкило весом, и в последней – две такие же щучки. Таким образом, общий улов составил порядка двух килограмм.