Время тишины

Естественно, расправы над Гудомаровым-младшим в тот день не случилось. Я даже не помнил, как добрался домой. Утро встретило дикой головной болью. В таком состоянии даже корсиканец отложил бы кровную месть до лучших времен. Для восстановления физических сил и душевного равновесия необходимо время. Поразмыслив, я согласился с этим утверждением и позволил себе неделю отдыха. Когда же означенный срок миновал, я с удивлением отметил, что жажда мести жжет изнутри уже не так сильно, как в момент позорного увольнения. Конечно, языки пламени еще лизали нутро, но пламя затухало на глазах. В конце концов, решил я, отомстить Гудомарову-младшему можно, когда подвернется удобный случай. Например, когда он будет прогуливаться по улице, а я в тот момент по стечению обстоятельств окажусь прямо над ним на крыше с кирпичом в руке.

Что поделаешь, но так устроены мы, благородные люди. Мысль о том, что я поступаю благородно, отказавшись от плана выдавить голыми руками Гудомарову-младшему глаза, вырвать у него раскаленными клещами язык и отрубить пальцы на руках, привела меня в хорошее настроение. До того неплохое, что я, стоя перед зеркалом и готовясь к выходу в свет, вроде бы даже напел несколько веселеньких мотивчиков, услышанных по радио. Я собирался отправиться на поиски работы, прекрасно понимая, что ничто так не помогает трудоустроиться, как личные визиты к потенциальным работодателям.

Таковых в моем списке было предостаточно. Возможно, это прозвучит нескромно, но я считался одним из лучших журналистов в области, а на такую рабсилу существует спрос. Специалиста моего уровня в любой газете примут с распростертыми объятиями. Я мог согласиться на небольшое снижение, по сравнению с предыдущим местом работы, зарплаты, так как знал, что быстро выбьюсь в первые ряды. Будущее выглядело оптимистичным, а действия братьев Гудомаровых вкупе казались теперь не более чем дурной выходкой, свойственной их семейке.

К вечеру мое настроение испортилось, так как в редакциях мне дали от ворот поворот. Главные редакторы наотрез отказались встречаться, будто я был слизняком, словно младенец просившимся на ручки. А единственный из этой братии, с кем удалось пообщаться, едва не отдал концы. Я застукал его в закусочной за обедом, состоявшим из бокала пива и воблы. При виде меня он поперхнулся, весьма натурально закашлялся, посинел и рухнул на пол, всем видом давая понять, что сейчас окочурится. Завсегдатаи забегаловки, возможно, из желания не потерять собутыльника, не дали ему отойти в мир иной и каким-то образом его откачали.

Придя в себя, он с трудом сфокусировал на мне зрение и вздрогнул всем телом. Поняв, что умереть не удастся, бедняга дрожащим голосом заявил, что еще не настолько пропил мозги, чтобы принять меня на работу. И настоятельно просил, чтобы о нашей встрече я никому не рассказывал, даже под пыткой в органах госбезопасности. Я дал такое обещание. Только тогда он по секрету сообщил, что мое имя внесено самим губернатором в «черный список». А значит, на работу по специальности мне не устроиться ни за какие деньги. Стоит ли повторять, что после такого дня настроение мое немного испортилось?

Пробивной человек на моем месте не смирился бы и бросил бы вызов обстоятельствам. Он громогласно рассмеялся бы и ринулся бы в контратаку, сметая по пути редакционные двери. И, возможно, добился бы того, чтобы его отвезли в спецучреждение и изолировали от мира в комнате с мягкими стенами. Но я был не таков. Отчаяние с новой силой охватило меня. В жизни каждого человека случаются моменты крайнего отчаяния, и тогда его поведение становится непредсказуемым. Вот и я сошел с накатанного пути и записался на прием к господину Бубликову.

В нашей области каждый журналист знает, кто такой Бубликов. Это седовласый, пусть ему всего около сорока пяти лет от роду, господин, курировавший в областном правительстве работу местной прессы. Неофициально, конечно. Официально работу прессы никто нигде не курирует. Господин Бубликов занимал пост помощника губернатора по информационной безопасности. Но все были осведомлены о том, что именно он держит в руках бразды правления информационным пространством региона. Бубликов вычитывал за редакторами бюджетных газет сверстанные номера и негласно подписывал их в печать. Он поистине являлся тем серым кардиналом, о которых так любят рассказывать писатели-историки, разгребая интриги прошлого.

По пути к Бубликову я притормозил у киоска и приобрел свежий номер газеты «Из первых уст». На ее страницах нашел тот же топорный стиль и те же вопиющие факты, свидетельствующие о том, что мы живем в обществе высокопоставленных казнокрадов. Складывалось впечатление, что в нашем городе нельзя плюнуть, чтобы не попасть в чиновника-казнокрада. А еще, к великому ужасу, я обнаружил в газете знакомую фамилию под тремя, на сей раз, статьями: Разумовский.

При таких обстоятельствах являться на поклон к Бубликову было опасно. Выйти от него я мог уже в наручниках за какое-нибудь надуманное преступление. Возможно, я слегка накрутил себя. Но когда сердце подскакивает в голову и, заменив собой мозг, начинает гулко стучать в висках, тут не до здравых размышлений. Я подумал, что Бубликов тоже может оказаться чиновником-казнокрадом. А неизвестно об этом лишь потому, что газета «Из первых уст» просто не успела про него написать. Глупо же я буду выглядеть, явившись к нему с просьбой о работе.

И я принял то единственное разумное решение, которое мог, на мой взгляд, принять. Я нашел на последней полосе газеты адрес редакции и отправился туда, чтобы, наконец, намять бока зарвавшемуся редактору-учредителю. Редакция располагалась на одной из окраинных улиц в пристройке к многоэтажному панельному дому. Такие районы чаще других фигурируют в милицейских сводках происшествий. Видимо, раньше в пристройке размещался магазин, скорее всего, овощной. Наверное, он разорился и съехал, а нового владельца пристройка долго не могла найти. Что и неудивительно, учитывая месторасположение. Кого заманишь в такое захолустье? Разумеется, кроме живущих там людей. Впрочем, у них просто нет выбора.

Над дверью в пристройку красовались две таблички. На одной, выцветшей от времени, было аккуратно выбито под трафарет: «Сдается в аренду». На другой, картонке от коробки, маркером от руки было начертано: «Редакция газеты «Из первых уст». Открыв тяжелую металлическую дверь и войдя внутрь без стука, я прошел через тамбур длинною метра в полтора и ступил в полутемное помещение. В нос ударило странное ассорти из запахов. Пахло сыростью и гнилью, к которым примешивался аромат недорогого мужского парфюма и чесночной колбасы. Дедукция подсказала, что слопали ее за пару минут до моего появления. А значит, живые существа посещают обитель скорби и печали.

Сделав шаг, я наткнулся на металлическую строительную тележку, больно ударившись ногой. Затем бедром напоролся на стол, поставленный зачем-то посреди прохода. Возможно, он служил преградой на пути незваных гостей вроде меня, чтобы дать редактору время улизнуть через черный ход. Позже я узнал, что черного хода там нет. Постепенно глаза привыкли к тусклому свету, скупо сочившемуся сквозь грязные окна. Я разглядел помещение. Это был просторный, явно торговый, в прошлом, зал, заставленный разломанными и расшатанными стульями и столами, среди которых затесались несколько школьных парт, этажерками, мешками с мусором и прочим хламом. Все было заляпано краской. Складывалось впечатление, будто кто-то затеял тут ремонт, но бросил его и сбежал, до смерти напуганный армией призраков.

Менее всего помещение напоминало редакцию. Уж поверьте, я бывал в разных редакциях. Некоторые с полным основанием можно назвать свинарником. Однако то, что предстало моим глазам, не шло с ними ни в какое сравнение. Я решил, что ошибся, несмотря на табличку над дверью. Возможно, Гудомаров-младший арендовал помещение, но пока сюда не въехал. Трудно представить, чтобы творческий человек мог трудиться в условиях, один вид которых вызвал бы инфаркт в груди честного санинспектора. Да что там творческий, любой нормальный человек вряд ли смог бы тут трудиться.

Как выяснилось, я плохо знал Гудомарова-младшего, который своим присутствием развеял мои сомнения.

– А, это ты, дружище! – воскликнул он из груды хлама с таким восторгом, будто затея с арендой заброшенного бомбоубежища имела целью вот эту нашу встречу. – Я ждал тебя еще на прошлой неделе. Проходи, не стесняйся, как говорится, чувствуй себя, как дома.

– Хм… – ответил я, все еще не узрев среди куч старой мебели и мусора собеседника. – Боюсь, вряд ли у меня получится. Ты где? В каком из мешков с мусором прячешься?

– Не правда ли, отличное помещенье? – продолжал Гудомаров-младший тем неунывающим тоном, который в некоторых ситуациях кажется неуместным и вызывает легкое раздражение. – Арендовал за сущие копейки. И я намерен поторговаться и сбить цену вдвое. Царские хоромы! Наверное, ты еще не все разглядел. Здесь плохое освещение, надо привыкнуть. Офис некоторое время не использовался, и провода слегка подгнили. Я не специалист, но, кажется, их надо заменить. Дружище, как считаешь, если тебя дважды ударило током при попытке включить свет, надо целиком менять проводку или достаточно заменить выключатель и пару проводов? Однажды искры посыпались с потолка, в том месте, где должен, по идее, висеть плафон. Произошел небольшой пожар. Но все, как говорится, поправимо. Ты пришел, чтобы узнать, как у меня идут дела? Дела идут превосходно. Еще немного, и я ворвусь в первую сотню миллиардеров по версии журнала «Форбс».

Голос его действовал магически. Помните, я рассказывал, как впал в благодушное настроение и милостиво простил Гудомарову-младшему его вину передо мной? Так вот, сейчас я отругал себя за малодушие. А языки пламени, казалось, навеки утихшие, встрепенулись и яростным наждаком начали облизывать нутро, добрались до клыков и начали их точить, подготавливая к глубокому проникновению в шею Гудомарова-младшего с последующим перекусыванием сонной артерии. Я пожалел, что явился с голыми руками. Перед визитом следовало прилично вооружиться и запастись железным алиби на случай, если спустя пару дней явятся усталые оперативники и поинтересуются, где я был и что делал в период с восемнадцатого по двадцать первое апреля.

– Тут и кую капитал, – безмятежно продолжал Гудомаров-младший, не подозревая, какая опасность ему грозит. – Здесь издается самая правдивая и гениальная газета страны. Дружище, ты наверняка ее читал и оценил по достоинству. Ее уже все оценили по достоинству. Журналисты выстраиваются в очередь, чтобы я оказал им честь принять их на работу. Не беспокойся, тебя это не касается. Ты получишь место вне конкурса. Станешь нашей звездой. Не пройдет и месяца, как твое имя с трепетом будут произносить все в этой области, начиная с двухлетних малышей и заканчивая столетними старцами. Станешь ведущим автором. Сам губернатор будет просить тебя об аудиенции или как оно там называется… Ах да, будет просить об интервью. Кстати, дружище, ты принес трудовую книжку? Или хочешь, чтобы мы заключили договор об оказании информационных услуг?

Кажется, я зарычал, потому что Гудомаров-младший проявил чуткость и поинтересовался, не болен ли я? Я ответил, что даже если и болен, то никакая болезнь не помешает мне сделать то, зачем я явился в этот филиал ада на земле. И попросил его по-хорошему выбраться на свет из груды мусора. Когда же он поинтересовался причиной, честно рассказал о планируемой расправе.

– Расправа? – казалось, в его голосе звучит неподдельное изумление. – О какой расправе ты говоришь, дружище? Надо мной? Но за что?

– Ты и сам прекрасно знаешь, за что, – процедил я сквозь зубы с видом палача, к которому с мольбой о пощаде обратился приговоренный к казни. – И не называй меня дружище.

– Дружище, ты, наверное, злишься за то, что под парой проходных и никому неинтересных статеек я поставил твое имя? – догадался он, наконец, все еще не желая предстать пред мои очи.

– Да, есть немного, – признал я, продолжая закипать. – Знаешь, по пути сюда мне попался оружейный магазин. Я не смог удержаться и зашел туда. За прилавком стоял разговорчивый парень. Он прекрасно разбирается в оружии и знает, как умертвить жертву и не оставить следов.

– Да? Как интересно! Покажешь магазин? В последнее время меня преследует мысль о том, что надо на всякий случай прикупить пару пистолетов. Дружище, мы живем в сложные времена, когда без пистолета опасно даже за хлебом сходить. На твоем месте я бы тоже заскочил в оружейную лавку и выложил наличность за хороший дробовик, подходящий для охоты на дикого слона и прочую надоедливую живность.

– Когда он узнал, на кого я буду охотиться, то рекомендовал воспользоваться арбалетом или ножом. Их можно купить, не оформляя разрешение.

– Отличный выбор, что и говорить! Парень явно знает толк в оружии! Ну и как, ты приобрел арбалет и нож?

– Выйди и узнаешь, – зло прошипел я.

– Видишь ли, дружище, я не смогу выйти из укрытия, пока не удостоверюсь в том, что моя невинная шутка тебя не обидела, и ты не вынашиваешь планов кровной мести, – серьезно ответил он после небольшой паузы. – Полагаю, ты разумный человек и не обделен чувством юмора, а потому давно понял глубину моего грандиозного плана по твоему спасению.

– Моему спасению?! – заорал я, пораженный до кончиков ногтей на ногах и кончиков волос на груди. – Хочешь сказать, что спас меня?

– Еще бы не спас, – довольно хмыкнул он из кучи мусора. – Взгляни на ситуацию так, как вижу ее я. Кем ты был две недели назад? Никем. Посредственный журналист в заштатной газетке областного правительства. Ни свободы, не перспектив. До каких высот ты мог дорасти?

– До заоблачных, – ядовито парировал я. – Мог стать главным редактором газеты областного правительства, тираж которой, между прочим, самый большой в регионе. Мог перейти на работу в федеральное издание или перебраться в пресс-службу губернатора. Меня ожидал стабильный заработок, не зависящий от мировых финансовых кризисов, потому что зарплату я получал из бюджета. Я хотел написать роман, который, возможно, принес бы мне всемирную славу и состояние. А теперь единственное, что могу сделать, так это стукнуть доской по твоей никчемной башке и проверить сомнительную теорию о том, что у тебя есть мозги.

– Ну, ну, ну, ну, ну…, – осуждающе зацокал он в ответ. – С таким подходом к делу не сделаешь блестящей карьеры. Дружище, ты мыслишь слишком узко. Надо смотреть на ситуацию шире. И ты узришь грандиозные возможности, которые открываются перед тобой теперь. Я освободил тебя от пут, связывавших по рукам и ногам. Они сковывали твое сознание. А теперь ты свободен! Тебя никто не ограничивает, ты сам хозяин своей судьбы! Послушай, дружище, мы с тобой вместе горы свернем. Не пройдет и полгода, как наши имена будут вычирикивать воробьи, сидя на проводах, а банки откажутся у нас принимать деньги, потому что нашими вкладами у них и так будут забиты хранилища.

Он долго нес подобную чушь. Но я вынужден, к стыду, признать, что его красноречие подействовало на меня так же магически, как действует на обладателей заблудших душ проповедь лидера религиозной секты. Он убедил меня в том, что теперь открываются отличные перспективы, и что моя прежняя жизнь была лишь приготовлением к выполнению великой миссии. Я слушал его зачаровано, с открытым, должно быть, ртом. Языки пламени больше не лизали меня, подбивая на кровавую месть.

Я ощутил силы и желание сделать что-то полезное для общества – вывести на чистую воду чиновников-казнокрадов, помочь обездоленным, поднять огромный пласт проблем. Чувствовал себя борцом за справедливость, Спартаком, несущим свободу рабам, Прометеем, зажегшим огонь не только в очагах, но и в душах. Чувства были настолько сильны, что я без колебаний поставил подпись на бланке трудового договора, когда Гудомаров-младший выскочил из укрытия и сунул мне в руки бланк и шариковую ручку.

И только дома опомнился и сообразил, что прохиндею удалось принять меня на работу в свою газетенку. Зубы мои снова заскрежетали от злости и досады. С другой стороны, позже подумал я, выпив пива, у меня появилась работа. Ах, если бы я знал, что она принесет, то порвал бы на мелкие клочки трудовой договор, собрал бы котомку и босиком отправился туда, куда глаза глядят.

Мы набираем штат

Написав заявление о приеме на работу в газету «Из первых уст», я увеличил ее штат ровно вдвое. Несомненно, Гудомаров-младший был этому рад, и тут же свалил на мои плечи половину груза. В обязанности мне вменялось не только писать статьи, но и редактировать и верстать их. Причем на домашнем компьютере, потому что рабочего не было. Статьи надлежало отправлять в типографию. А в день выхода очередного номера мне было поручено ранним утром забирать напечатанный тираж в типографии и развозить на такси по точкам сбыта – газетным киоскам и частным распространителям. На себя Гудомаров-младший взял, как он выразился, самую тяжелую часть работы. Выражалась она в том, что он вел переговоры, заключал контракты с типографией и распространителями, и занимался финансовыми операциями.

Такое положение дел меня в корне не устраивало. Я наотрез отказался развозить тираж по киоскам. Не то, чтобы мне не нравился физический труд. Он укрепляет тело. И я был не прочь сбросить лишние килограммы, накопившиеся за время безмятежной работы, и подкачать мышцы, сделав их рельефными. Но заниматься тем, чем не должен заниматься журналист, не хотелось. Об этом я прямо заявил Гудомарову-младшему, когда под вечер моего первого рабочего дня он вернулся в редакцию с очередных, «переговоров». На лице у него играла безмятежная улыбка. А исходившее от него благоухание алкогольных паров свидетельствовало о том, что переговоры он провел в приятной и непринужденной обстановке.

Я объяснил олуху: для того, чтобы редактировать статьи, газете нужен редактор; для того, чтобы в статьи не закралась ошибка, их должен вычитывать корректор; для того, чтобы полоса смотрелась органично, ее должен верстать специалист, способный выполнять обязанности дизайнера; для того, чтобы таскать тираж по газетным киоскам, нужен распространитель; и, наконец, для того, чтобы затея приносила прибыль, необходимы коммерческий директор и бухгалтер.

– А журналист нужен для того, чтобы искать темы, раскручивать темы и излагать все на бумаге так, чтобы газета стала товаром повышенного спроса, – заявил я, и с шумом выдохнул, давая понять, что лекция закончена.

Во время монолога начальник глубокомысленно кивал, хотя глаза его и косили в разные стороны.

– А знаешь, в твоих словах есть доля смысла, – ответил, поразмыслив и пару раз икнув, Гудомаров-младший.

Мы сидели в редакции на столах, предусмотрительно подстелив под себя газеты. Между нами горела свеча. Проводка, как и говорил Гудомаров-младший, немного подгнила – ровно настолько, чтобы в любой момент могла спалить редакцию, вздумай мы воспользоваться ее услугами. Условия можно назвать уместными для газеты, именующей себя независимой и обещающей рассказывать людям только правду, какой бы горькой и страшной она ни была. Мы чувствовали себя революционерами-подпольщиками.

– Я тут пораскинул мозгами, пока ты проводил время в праздном безделье, и пришел к выводу, что нам необходим коллектив, – невозмутимо заявил Гудомаров-младший, словно забыв о том, что мысль о наборе кадров буквально минуту назад была озвучена из моих уст, из первых, так сказать, уст. – Нужен бухгалтер, он же финансовый директор, распространитель, он же коммерческий директор, верстальщик, он же дизайнер, и корректор.

– Еще нужны журналисты, – добавил я, сделав вид, что не заметил наглого плагиата.

– Зачем нам журналисты? – изумился он, перестав загибать пальцы. – У нас же есть ты.

– Хочешь выпускать настоящую газету, которая будет приносить в кассу звонкую монету, а имя твое вознесет на крыльях славы, или тебе нужно то подобие стенгазеты, которую ты тут умудрялся издавать в одиночку? Если нужна серьезная газета, придется раскошелиться и нанять еще двух-трех репортеров. Один я не потяну, и не проси. Да и четыре работяги будут едва справляться с обязанностями, учитывая цели, которые ты ставишь. Одно дело, когда работаешь в бюджетной газете и черпаешь информацию из официальных источников. И совсем другое, когда надо что-то разнюхать. На такие материалы, порой, уходят месяцы. Невозможно ведь позвонить мэру и спросить у него, сколько земли он украл у муниципалитета? Вернее, позвонить можно, но он вряд ли ответит. Значит, журналисту придется разнюхивать, добывать документы, встречаться со сведущими людьми и уговаривать их открыть правду. Надо проводить расследование. А чтобы газета выходила без сбоев, нужны другие журналисты, которые заполнят номер материалами в то время, когда их коллега ведет расследование.

Все это я произнес на одном дыхании, и, закончив, с шумом перевел дух. Гудомаров-младший выглядел обескураженным. Похоже, мои слова тронули его, и только сейчас он по-настоящему понял, во что ввязался. В его глазах, как в кассовом аппарате, замелькали цифры. Он подсчитывал расходы, связанные с наймом трудового коллектива.

Я напомнил, что для работы редакции нужна еще и оргтехника – телефоны, компьютеры, факсы, интернет и прочая мелочь, типа официального сайта, без которой в современных условиях издание газеты невозможно. Он окончательно поник, и остаток рабочего дня просидел на полу, нахмурившись, в углу у мешка со строительным мусором. В руках у него были блокнот и ручка. Гудомаров-младший занимался арифметическими подсчетами.

– Три миллиона! – воскликнул он, наконец, из угла, заставив меня вздрогнуть от неожиданности.

– Что?…

– Нужно три миллиона рублей на год, – возбужденно проорал он, победоносно размахивая блокнотом – прям Наполеон, покоривший очередную страну, считавшую себя непобедимой, и только что назначивший ей контрибуцию. – Я все подсчитал – расходы на технику, на зарплату, на оплату услуг типографии, на транспорт и прочее. Вышло три миллиона рублей.

– Что ж, рад за тебя, – хмыкнул я. – Осталось найти три миллиона. Кстати, они у тебя есть?

– А как же, – гордо расправил он плечи, хотя его растерянная улыбка, пробежавшая по тонким губам, меня обеспокоила. – Дружище, неужели ты думаешь, что я ввязался бы в такое дело, не заручившись поддержкой сильных мира сего?

– Так у тебя есть таинственный всесильный покровитель?

– А то…

На том я и успокоился, ибо был всего лишь наемным работником. Не мое дело беспокоиться из-за финансовых проблем. Набором кадров мы с Гудомаровым-младшим решили заняться совместно, временно приостановив выпуск газеты – до тех пор, пока не наберем боеспособный коллектив. Благо, наступали майские праздники, и многие газеты на две недели приостанавливали выпуск номеров.

Мне было поручено подобрать кандидатов для творческой работы, Гудомаров-младший обещал набрать технический персонал. Меня такое распределение обязанностей устроило, и я приступил к их выполнению. Сделать это оказалось нелегко, хотя безработных и низкооплачиваемых журналистов в нашей области, хоть пруд пруди. Большинство из них бросали телефонную трубку, едва услышав мой голос. А те, кого я навестил лично, захлопывали передо мной дверь, предварительно побелев и покрывшись гусиной кожей.

К аллергической реакции на мое появление я привык, и она меня не расстраивала. Наоборот, родился охотничий азарт. Я поклялся, что найду трех работников, чего бы это ни стоило. Подстегивало и то, что Гудомаров-младщий проявил большую прыть, и со своей миссией справлялся лучше меня. Первым делом он притащил в редакцию рабочих какой-то южной национальности, приступивших к ремонту. Меня это порадовало. Я не представлял, как заманить коллегу на работу в редакцию, которую местные жители по понятным причинам путают со свалкой мусора.

Прошла еще пара дней, и Гудомаров-младший приволок, или правильнее сказать, прикатил, с трудом пропихнув сквозь дверной проем, в редакцию бухгалтера – некую особь, отзывавшуюся, хотя и неохотно, на имя Тамара Петровна. Это была тетка с каскадом подбородков вместо шеи. Некоторые вспоминают ее теперь как хваткую и решительную женщину с короткой стрижкой, бульдожьими брылями и раскраской, которой устрашился бы и самый храбрый из племени могикан, повстречав ненароком ее на тропе войны. Мне же она запомнилась лишь вечными темными кругами под мышками. Складывалось впечатление, что одежду ей продают уже с этими кругами в каком-то специализированном магазине.

Гудомаров-младший не стал вдаваться в подробности знакомства с нею, обмолвившись лишь о том, что откопал ее в магазине «Овощи – фрукты», где она работала товароведом. Я позволил себе заметить, что неразумно брать на работу бухгалтером товароведа, а не бухгалтера. К тому же не имеющего опыта работы в газете, а всю трудовую жизнь занимавшегося подсчетом сгнивших фруктов и овощей в подсобке.

– Дружище, безусловно, в твоих словах есть доля правды, – по обычаю, охотно согласился со мной Гудомаров-младший. – Но я не мог пройти мимо такой кандидатуры, потому что ее рекомендовал очень приличный человек. Он работает в том же магазине грузчиком.