Фактор кролика

Мужчина поджал губы раз, другой, затем произнес.

– Это просто. Два километра. Первый километр – со скоростью пятнадцать километров в час. Это понятно. Второй километр едет на сорока пяти. Сорок пять плюс пятнадцать равняется шестьдесят. Делим на два километра и получается тридцать. То есть под горку на спидометре должно быть сорок пять – и все сойдется.

– Правильнее сказать, что надувательство успешно сработало. – Ведь это на самом деле чушь. Правильный ответ – задача не имеет решения. Даже если бы машина неслась с горы со скоростью космической ракеты.

Мужчина ничего не сказал.

– Старой развалине потребуется на преодоление одного километра в гору со скоростью пятнадцать километров в час четыре минуты, – сказал я. – Но сколько нужно, чтобы проехать вверх и вниз, если скорость составляет тридцать километров в час? Расстояние на холм и с него – два километра. Тридцать километров в час означает, что машина проедет два километра за четыре минуты. Таким образом, ей нужно четыре минуты, чтобы одолеть весь путь на этой более высокой скорости. Но ведь эти же четыре минуты уже были использованы на подъем в гору!

Снова взгляд Игуаны. Веки опускаются и поднимаются.

– Эйнштейн заметил это только тогда, когда стал тщательно анализировать задачу, – прибавил я. – Но эйнштейны встречаются редко. И вы не Эйнштейн. Ни в коем случае. Отмечу только, что вам следует более тщательно подготавливать свои разводки – так, как это сделал Вертгеймер.

– Ну а ты?

– Что – я?

– Ты не повелся?

– Поначалу да, – ответил я честно. – Но поскольку я имею привычку считать и думать, что я делаю, то сразу заметил подвох. Меня не разведешь. Я не полагаюсь на случай. Верю в то, что все можно просчитать.

– Звучит обнадеживающе.

– В каком смысле? – спросил я, сам не знаю почему. Мне просто хотелось, чтобы они уже ушли.

– В том смысле, что, может быть, до тебя когда-нибудь дойдет… – сказал Игуана и повернул голову. – Поможем ему быстрее соображать, А. К.

Последнее странное слово, по всей вероятности, относилось к Мутанту.

Тот никак не отреагировал – видимо, в наушниках было что-то поинтереснее.

– А-А-А – К-А-А-А!

«Мутант» очнулся и вытащил наушник из правого уха.

Из наушника донеслись ритмичные басы: бу-бум – бу-бум. Я наконец сообразил, что А и К – это инициалы Мутанта. Тот посмотрел на Игуану с некоторым интересом.

– А. К., – сказал Игуана, – давай.

После этой короткой команды события стали развиваться стремительно.

А. К. запихнул наушник обратно в ухо, убрал телефон в карман спортивного костюма и сделал по кабинету несколько решительных шагов, которые удивительно быстро и, я бы сказал, ловко, привели его к моему столу. Обогнув стол, Мутант оказался рядом со мной. Не сбавляя оборотов, он схватил мою правую руку, как будто она была частью его собственного тела.

Меня подбросило со стула прямо к подмышке А. К. В нос ударил ядреный запах туалетной воды и дезодоранта. Руку пронзила боль, которая стала волнами расходиться по телу. А. К. ухватился за мой мизинец и вывернул его вертикально вверх. Свободной рукой я хватался за руки А. К., пытаясь оторвать их от своей плененной конечности. Это было все равно, что стараться голыми руками удержать плотину под напором разбушевавшейся воды. А. К. вывернул мне палец еще сильнее. Боль как будто замерла, у меня перехватило дыхание.

– Ну что, Эйнштейн, Вертгеймер ты сраный, как впечатления? А. К. может вообще оторвать тебе палец. Мне приходилось видеть, как он это проделывает. Раз – и готово. Картина не для слабонервных. Мне нравится этот звук. Такой же, как если ножку у бройлера открутить. Сочный, внушительный. Но, конечно, гораздо, гораздо громче. Может, вот прямо сейчас и раздастся. А. К. меня не слышит. Но ты-то меня слышишь, Хенри?

Я кивнул. Раз, потом второй.

– Хорошо, – сказал Игуана.

А. К. поднажал.

– Для тебя это будет неожиданностью. Твой брат, Юхани, любил играть в покер. Ему это очень нравилось. Мы ссужали ему деньги, чтобы он мог продолжать игру. Все шло хорошо. Он играл, мы ссужали. Он выплачивал долги и одалживал снова. Почему нет? Все были довольны. Но потом он вдруг перестал платить, но играть не бросил. Таким поворотом событий не все остались довольны. До тебя, наконец, дошло?

Я снова два раза кивнул, уже без промедления. Игуана сделал знак руками, как футбольный арбитр, показывающий, что гол не засчитан. А. К. отпустил мою руку. Она полыхала болью. А К. переместился обратно к дальней стене и застыл, словно от нее и не отходил.

Здоровой левой рукой я ощупал правую. Уверенности, что в ней ничего не сломано, не было.

– Кажется, твой мизинец еще на месте, – сказал Игуана и выдержал короткую паузу. – Двести двадцать тысяч евро.

– У меня нет…

– У тебя есть, и я это знаю, – сказал Игуана. – Парк ежедневно приносит выручку.

Последние слова я услышал дважды – в первый раз, когда их произнес Игуана, и во второй – когда я повторил их про себя. Игуана знал, о чем говорит.

– На тот случай, – продолжил он, – если решишь обратиться в полицию. Прежде подумай хорошенько. Ситуация станет еще хуже – парк, скорее всего, закроется, а ты останешься нам должен. И тогда из каких денег будешь платить?

Он помолчал и на несколько секунд снова превратился в ящерицу. Затем продолжил:

– Но есть и хорошая новость. Мы готовы продлить срок по кредиту. Разумеется, проценты будут накапливаться, но главное, дело пойдет. Парк аттракционов вытянет.

Палец пульсировал болью. Я принял решение.

– Нет, – сказал я. И добавил: – Это парк приключений.

– Что?

– Это парк приключений, а не аттракционов.

Я объяснил разницу так же, как раньше адвокату: в парке аттракционов людей крутят и раскачивают, а в парке приключений они крутят себя сами. Ну и так далее. Добавил, что, хотя в обоих парках могут быть похожие объекты, разница важна и сразу заметна. Игуана с минуту помолчал.

– Нет?

– Именно так. – Я кивнул. – Я не отвечаю по долгам брата. Не понимаю, какое они имеют ко мне отношение. Не буду платить.

Игуана, кажется, начал заводиться.

– А. К. мог оторвать тебе палец, – сказал он. – Я велел ему прекратить. Оказал тебе услугу.

Я бросил взгляд на А. К. Он нас не слышал.

– Уходите, пожалуйста.

На меня снова смотрела рептилия. Мужчина медленно повернул голову в сторону А. К. и собирался уже что-то сказать, когда в дверь постучали. Я крикнул: «Войдите!» прежде, чем Игуана успел открыть рот. В ту же минуту в кабинет вошла Лаура.

– Надо что-то решать с ремонтом машин для Черепашьих гонок…

Лаура замолчала. Ее взгляд быстро перескочил с меня на Игуану, затем на А. К. и снова на меня.

– Я не поняла… – начала Лаура, но замолчала. По выражению ее лица было видно: до нее дошло, что тут происходит что-то странное. Ее взгляд метался с Игуаны на меня и наконец остановился в какой-то промежуточной позиции.

– И я не совсем понял. – В глазах рептилии уже трудно было разглядеть что-то человеческое. – Но, возможно, понимание у всех улучшится, если А. К. поработает и с другими клиентами.

Он перевел свой рептилоидный взгляд с меня на Лауру.

Нет, подумал я, нет, нет и нет. Вы можете переломать мне все кости, и я все равно не стану платить, но Лаура…

В этот момент из коридора донесся громкий стук каблуков по ламинату.

– Насчет бюджета на рекламу… – С этими словами Минтту К решительно ворвалась в кабинет. – Золотце, у тебя есть минутка перекинуться со мной парой слов?

Затем и она остановилась как вкопанная. Теперь в тесном кабинете нас было уже пятеро.

Несколько мгновений, наверное, секунд десять, комната напоминала экспозицию в музее восковых фигур с застывшими в нелепых положениях манекенами, неотличимыми от живых людей. Наконец реальность и арифметика взяли свое. Нас было трое. Даже А. К. не успел бы оторвать тридцать наших пальцев прежде, чем ситуация обратилась бы в хаос.

Восковые фигуры пришли в движение.

Игуана поднялся со стула, Лаура переместилась поближе к моему столу, Минтту К бросила оценивающий взгляд на обоих мужчин, с особенным интересом на А. К., приосанилась и поправила блузку.

А. К. сдвинулся с места и направился к выходу вслед за Игуаной. В дверях Игуана остановился. А. К. тоже притормозил.

Лаура еще на полшага приблизилась к моему столу. Не знаю почему, но в царившей кругом сумятице это вызвало у меня какое-то теплое чувство. Игуана обернулся, увидел перед собой А. К., шагнул в его сторону и заговорил чуть более миролюбиво:

– Еще раз спасибо, Хенри. Нам нравятся парки приключений. Мы обязательно вернемся.

А. К. ничего не сказал.

10

Следующие три дня – четверг, пятницу и субботу – я почти целиком провел в Парке приключений. Утром меня будило нежное прикосновение лап Шопенгауэра. Он сидел возле моего лица и, ласково мурлыча, тыкал меня лапкой под нос. Я встал и насыпал ему немного корма. Так было всегда в промежутке от пяти до четверти шестого утра. Я брился, завтракал, повязывал галстук и отправлялся в Парк приключений.

Я садился на электричку, затем пересаживался на автобус. В среднем дорога занимала 47 минут, и я покупал билет до второй зоны включительно. Время в пути я использовал, чтобы все рассчитать. Не совсем все. Я не учел предполагаемые игорные долги Юхани. С каждым днем вся эта ситуация казалась мне все более абсурдной. Визит двух мужчин, их заявления и требования. Мизинец у меня опух, и до него все еще было больно дотрагиваться, что не давало мне забыть, чем все это грозило мне на самом деле. Но во всем остальном…

То, что я сказал этой парочке, полностью отражало мои мысли.

Даже если Юхани играл в покер на суммы большие, чем мог себе позволить, меня это не касалось. За исключением того факта, что это несло Парку приключений известную финансовую угрозу. Вполне вероятно, что Юхани много играл. С учетом только что всплывших обстоятельств я сказал бы, что это было чрезвычайно вероятно. Нереалистичный подход к законам вероятности заставляет людей испытывать удачу в условиях, не имеющих ничего общего с вероятностью удачи – не важно, идет ли речь о личных отношениях или о быстром заработке. По этой причине я никогда не имел дела с азартными играми в любой форме. Для меня это было равнозначно плаванью в бассейне, наполовину заполненном акулами. Пусть они занимали в нем лишь половину пространства – это был их бассейн.

Когда мужчина с глазами рептилии и его помощник, отзывавшийся на инициалы А. К., покинули мой кабинет, я попросил Лауру Хеланто показать мне, как все работает. «Все?» – просила она. «Да, – ответил я. – Я хочу знать, как функционирует Парк, что где происходит. Я хочу вникнуть в каждый аспект его деятельности». Я не сказал ей, что у меня нет выбора. Не стал ничего объяснять, в том числе по поводу посещения двух незнакомцев. Не рассказал о катастрофическом финансовом положении Парка и о предполагаемом пристрастии Юхани к азартным играм.

Следующие несколько дней не оставили мне ни одной свободной минуты.

Я учился делать в Парке все.

Вкручивал отверткой винты под горками. Ознакомился с самыми важными сторонами уборки Парка. Сидел с Минтту К – по вечерам запах алкоголя, конкретно коктейля с джином, многократно усиливался – над составлением маркетингового бюджета, и мы пытались убедить каменноликую Йоханну уменьшить расходы на содержание кафе. (Она ответила «нет».) Мы уговаривали Эсу не только сидеть за компьютером, но и общаться с посетителями вживую. (Он объяснил, что это невозможно, поскольку противоречит требованиям постоянного обеспечения безопасности посетителей.) Я задавался вопросом, когда Венла выйдет на работу. (Пока что я так ее и не видел.) И, разумеется, всем этим я занимался, стараясь избегать Кристиана, который при первой возможности шепотом делился со мной идеями о работе главного менеджера и излагал стратегии передачи ему полной власти, а также интересовался, когда он сможет наконец сообщить эту новость остальным.

Воскресным утром я снова сидел в электричке.

Всходило солнце. Улицы, поля, парки и велосипедные дорожки пустовали, как будто у них тоже настал выходной. Осеннее золото и багрянец деревьев словно бы потускнели, но с каждой остановкой сверкали в лучах поднимавшегося солнца все ярче; в Вантаа, выйдя из автобуса, я погрузился в океан света.

По словам Лауры Хеланто, по воскресеньям число посетителей было почти таким же, как по субботам. Я сказал себе, что это воскресенье станет моим последним днем в Парке в качестве стажера. Последние несколько дней я мог рассматривать как ознакомительную неделю на новом месте работы. К началу следующей недели я буду полностью готов. Сообщу персоналу о предстоящих изменениях в работе, в том числе о новых бюджетах для каждого подразделения.

Я обратил внимание, что улыбаюсь.

– Вы в порядке? – спросила меня Лаура Хеланто, когда мы встретились в середине дня.

– В каком смысле?

– Выглядите немного… Не обижайтесь, но у вас немного нездоровый вид. Что-то с вами не так.

Я понял, что причиной ее беспокойства было выражение моего лица. Я стер с лица улыбку. Других вопросов Лаура не задавала. Сказала, что у гигантского кролика, встречающего посетителей у входа, расшаталось ухо. Она развернулась и указала на кролика.

– Он не должен хлопать ушами, – добавила она тоже с улыбкой.

Я не знал, кому предназначается эта улыбка – мне или кролику.

– Я сам его починю, – сказал я, потому что Кристиан стоял у прилавка, подменяя Венлу. Опять. Я вспомнил о других срочных вопросах, требовавших решения, и спросил: – котором часу мы сегодня закрываемся?

Лаура посмотрела на меня. Мне нравились ее глаза. В их пытливом взгляде было что-то такое, что даже меня заставило понять, что можно испытывать радость и удовольствие, просто наблюдая за некоторыми вещами. Возможно. Еще я заметил, что мне нравятся ее неукрощенные волосы. Их лохматость была одновременно и веселой, и привлекательной. Но я не хотел продлевать наш разговор. Всю неделю Лаура задавала мне неудобные вопросы о визите двух мужчин, а также о моем интересе к денежным поступлениям от продажи мелочей и к другим финансовым операциям.

– Ничего, если сегодня я уйду чуть раньше? – спросила она.

Этого вопроса я не ожидал. Но тут же сообразил, что теперь именно я принимаю подобного рода решения.

– Если все в порядке, – сказал я.

Лаура быстро посмотрела в сторону:

– Думаю, все в порядке.

Мне показалось или тон ее голоса изменился?

– Разумеется, я еще раз обойду Парк, – продолжила она, – и скажу остальным, что ухожу. Напомню, чтобы не задерживались сверх необходимого.

Прекрасно, подумал я. Воскресные сверхурочные были ядом, отравлявшим наш едва установившийся финансовый баланс. Чем раньше нам удастся забыть о воскресных переработках, тем лучше. Если останутся какие-то недоделанные дела, с ними можно разобраться и в понедельник – самый спокойный день недели.

– Хорошо, – сказал я. – Я сам все закрою.

Еще один быстрый взгляд в сторону.

– То есть я могу всем сказать, чтобы уходили вовремя?

– Да, хорошо, – повторил я. – Ухо кролику я приклею сам.

Лаура Хеланто посмотрела сначала на меня, а затем на кролика.

– Он может повести себя непредсказуемо, – сказала она. – Будьте осторожны.