Прощайте!
Высадил бабку с внучкой из троллейбуса и тут же, по привычке, припнулся к хвосту петлистой очередины. Скоро выяснил, кисли это в квартбюро.
Подозрительно быстро двигалась очередь.
– Мне б коечку одну где-нибудь.
– У нас сдают комнатами. В комнате минимум четыре койки. А одну койку кто в комнате поставит? – устало спросила будочка у Колёки.
– Хэх… Гросс гадство… Это ж бомжаторий! Для меня могли б и поставить однушку, – вслух подумал он.
С пустом отваливать было неловко.
Он огляделся, как бы ища, что ж его такое ещё спросить.
– Да! Послушайте! Как у вас отношение к ООН?
– Самое тёплое.
– Ти… На юге это эстэсно… Позвольте наводящий вопросец. Как вы относитесь к выполнению решений ООН?
– Гражданин, проходите! Вы что, перегрелись?
– Нет, это вы замерзли тут у себя в тёпленькой Сибири! – обрадовался Колёка зацепке. – Это у вас отморозило память. Отогрею, напомню. Нынешний год ООН объявила годом обеспечения жильём всех бездомников. Извините, я из их числа. Тем не мень что я слышу?
Будка принципиально воткнула глаза в книгу.
Колёка был последний в очереди. Спешить некуда. Не грех осмотреться.
Одну сторону будки, солнечную, закрывал плакатный портрет шумной певички.
«А-а, чистоглазка, здорово! Так это ты жаловалась на неделе по телику «Нам часто в жизни не хватает друзей и теплоты»? Услышал зов беды – прибыл-с. Чем могу-с, тем и помогу-с!»
Колёка кивнул на певицу:
– Ейнюшкин адресочек пожалуйте…
В окошко вывалилась по пупок древняя старуха с неквалифицированно запудренной морщинистой шеей.
– Были б вы Больной,[6 - Больной – солист группы «Модерн Токинг» (Modern Talking) Дитер Болен.] дала б… А так…Да кто вы такой, чтоб давать вам её адрес?
– Будущий муж… Штатный аист на крыше… – лениво отслоился Колёка от будочки и, меланхолично вздохнув, замурлакал прилиплый мотивчик: «Только, только, только, только этого мало…»
Куда ж теперь? Где искать дупло?
У квартбюро кипел людской котёл.
Одни предлагали жильё, другие гонялись за ним.
Но кого Колёка ни спроси, от него, от громоздкого косяка лохмогрудого, всяк норовил поживей вежливо отскочить, постно ужимая губы.
И лишь один дедок тараторливый, вертлявый, бесшабашно сдававший комнатёху на двенадцать персон, сам подкатился с тарами-барами и тут же свернул слова на певичку.
– Она живёт на Гоголя… Возля меня. Подь сюда, подь сюда, бездомовный бонза![7 - Бонза – представитель номенклатуры КПСС.] – поманил худым чёрным пальцем. – Угнись, верста!
Колёка послушно наклонился.
Бесхлопотной, как игривый кот, – такой с горем не вяжется, – старый пим раскатился с угрозливым вдохновенным подвывом лепить стихи.
Вшёпот.
На ухо.
– Если ты обойдёшь мой дом,
Град и гром на тебя, град и гром!
Если ты моей сакле не рад,
Гром и град на тебя, гром и град!..
– Где ж твоя сакля, Хасбулатушка?
– А! Где рос, там и выкис… – Старчик кинул чёрной рукой костлявой куда-то в горы.
– Мимо! – вздохнул Колёка. – Умный в гору нейдёть!
– Слишком умный – брат безумному! – укорно отхватил дед и уёрзнул, потонул в толпе.
«Ти, какая чёрная несправедливка, – сомлело думает Колёка. – У очень дорогого товарища Сталина была вон аж двадцать одна дача! А тут рядовому труженичку ночку перекрутить негде… Отличично!»
Делать нечего.
Колёка побито побрёл назад к остановке, где оставил бабку с внучкой.
Спроси, зачем туда идёт, он бы и себе не объяснил. Прикипел, что ли?
Горестно подумалось, если не застану их, останусь один, совсем один в сомлелой, в очумелой от солнца пустодушной Ялте.
На счастье, бабка с внучкой там и прели при горке вещей, где он высадил их из симферопольского троллейбуса.
Завидела Колёку Алёнка – со всех ног бросилась к нему. С лёту счастливо воткнулась в его коленку.
Ожила и бабка.
– Ну, как вы тут? Без ссор? Без кровопролитий?
Бабка смято махнула разом обеими руками.
– Ой!.. Избави, Боже, от кулака блоху… Со мной она в ссоре, тольке с тенью с моей дружа… Никак не свяжем, как однем добираться. Сидим без дела, киснем, как мёд… Ты-то чё наискал?
Колёка свёл подушечками большой и указательный пальцы:
