– Хорошо, что хоть немного картошки спрятал в этом подполе, а то б студентьё всю пожрали, как под полом на кухне.
Он спрыгнул в погреб и выставил на обзор картошину с ростками в четверть:
– Что бы это значило?
– Это значит, душа у вас широкая.
– И горло, – усмехается он. – Надо б четвертинку с картошкой ляпнуть. Да купилок нету.
– Сегодня не ваш день и я вам не сочувствую. Кредитовать не стану.
– Где их достать?
– Подпишитесь на журнал «Деньги в кредит».
– Толь, дай вшивик.[69 - Вшивик – рубль.]
– Вы же не женщина.
– Но у нас равноправие. Картошка всухую не пойдёт. Мне один фужерон.[70 - Фужерон – стакан.] Боль не буду!
Даю десятку. В счёт оплаты за койку.
Руку с десяткой, зажатой меж пальцами, он прикладывает к груди, кланяется с пением:
– Пред Родиной в вечном долгу…
– Никифырч! Надо не унывать. Там, на границе, всякие инциденты. Того и гляди, косоглазые повалят. А я домину отгрохал. Жить некому… Поем и задам хропачка-гопачка… Сыпатуньки… Спатуньки – райское дело.
Он принёс из магазина на разлив етвертинку.
Я засел за свои бумаги.
Не прошло и часу – суёт он мне под нос сковородку с жареной картошкой:
– Деликатес! Вот как надо жарить! Пошли есть, Никифырч.
И мы побрели на кухню. Он со своей картошкой, я со своим тортом «Сюрприз».
Я порезал торт на большие куски. Мы взяли по куску и со словами «За мужской женский день!» – чокнулись ими, как стаканами, и разговелись.
Анохин уныло поморщился, будто и в самом деле опрокинул в себя огромный стаканище антизнобина и порыскал глазами по сторонам. Чем бы запить!?
На глаза попалась его чекушка. Он зубами выхватил из неё газетный катышек и духом всю осушил.
Наш Анохин зацвёл.
– Вот это по мне! Вот это наша жизняка!.. Толька! Ты чего сидишь, словно тебе яйца прищемили железной дверью? Ты сейчас такой, будто жизнь тебя взяла и пришибла. Знаю, на какую тему страдаешь. Не дуй голову из-за баб!.. Меньше читай. Глаза убьёшь! Когда тебе трудно, помни, что ты мужик, а потом человек. Тебе плохо. Ты интеллигент. В тебе нет хамства. А это самая большая потеря сейчас. Интеллигентов я называю пижонами. Они в жизни беспомощные…
Я выставил ладошку заградительным щитком:
– Да. Мы, интеллигенты, слюнтяи. Но как припрёт, мы сумеем отыскать на горле врага яблочко!
– Хороший ты человек. Толька! Хочешь я тебе бабу найду? Я старый знаток женских сердец… Женщина весьма слаба-с. Ножки сами, не спросясь хозяйки, раскидываются в стороны перед этим, – похлопал он себя ладошкой по груди, – варяжским гостем. Я знаю, какую тебе надо. У меня у самого целых две пчёлки. Кирилловна и Тамарушка. Первая моя щеколда,[71 - Щеколда – жена.] в мать твою канарейку, запрессовалась с татарином. Сам скулемал я самопал. Два раза стрелял в неё. Не отправил к верхним людям.[72 - Отправить к верхним людям – убить.] Только слегка лодыжку поцарапал. Зато твёрдо отсидел четыре года… Вот такая была ёпера…[73 - «Опера – единственное место, где палач перед тем как отрубить жертве голову, должен вместе с нею что-нибудь спеть».]
У нас в доме маленький Ташкент. Анохин так натопил – жара. Не продохнуть.
Николай Григорьевич осоловело жалуется:
– Не могу… Голова в штаны падает…[74 - Голова в штаны падает – очень хочется спать.]
Жаруха срезала его. Сидя на табуретке у печи и уснул. От его жирного, художественного храпа тараканы боялись высунуться на свет.
К вечеру он проснулся.
В комнате всё стояла духота. Я распахнул окно.
– Его Величество открыли окно в Европу! – театрально вскинул он руку и засобирался к своей свет Кирилловне.
– Какой же вы шустрый, как электровеник.[75 - Шустрый, как электровеник – о пронырливом человеке.] Ну вы же вчера были у неё!
– Так то было вчера. Мужичок я тёртый. Действую в рассрочку. Вчера подарил ей, своей эмансипопочке,[76 - Эмансипопочка – эмансипированная женщина.] рейтузы. В благодарность был оставлен на ночёвку. Слились в хулиганистом экстазе… Сегодня понесу цветочки. Ну кто откажется от цветочков?
9 марта
На почве цветов!
Бесшабашное пенье разбудило меня:
– Раздайся, народ,
Анохин со свидания идёт!
– Николай Григорьевич! Где вы были ночь?
– В самовольной отлучке по случаю случки с разведённой женой на почве цветов!
– Всю ночь поздравляли?
– Как есть всю!
– Рядовой Анохин! Два шага вперёд! Объявляю вам в лицо перед лицом строя благодарность!
– Служу Отечеству!
После завтрака Николай Григорьевич довёл до точки свою тумбочку под трюмо и повёз её на Ангарскую заказчику. Сашке-узбеку. Сашки не было дома. В двери записка «Ушли гулять».
Николай Григорьевич оставил тумбочку соседке и приехал назад грустный.
