Это было развесёлое самообслуживание.
А всем было тоскливо.
Анне так горелось соблазнить гостя соседей, да она не знала, как к ним завалиться. Вскоре выяснилось, что у него жена, и Анна сникла:
– Мог бы и со мной поспать. Всё оригинальней.
Я спал на раскладушке. Было холодно.
Утром я поехал к себе в Бусиново. Теперь я снимал койку в старой ветхой сараюхе-завалюшке у милого Николая Григорьевича. Он в разводе со своей женой- географичкой. Однако по старой привычке бегает к ней через три дома подкинуть в топку свежих дровишек. Сам согреется и Лидушке не даст замёрзнуть.
В доме все четыре комнаты забиты студентами института культуры.
Моё одеяло слегка мокрое и жёлтое. То ли в вине, то ли в пиве. Пододеяльник с простынёй я тут же простирнул в ведре. А студенты весь день бесились наотмашь.
Одни девахульки хрипло драли песняка, другие с пре-тензией на святую непорочность визжали по тёмным углам.
– А я, пан Анатоль, расплевался со своей маклёвкой,[7 - Маклёвка – левая работа.] – грустно пожаловался мне Николай Григорьевич. – Но разве я за тем шёл к своей угарной[8 - Угарная – прекрасная.] Дидоне?[9 - Дидона (Элисса) – по античной мифологии, сестра царя Тира, основательница Карфагена.] Я бежал на этот митинг[10 - Митинг – встреча.] с большими надеждами… Думал, всё будёт фонарём…[11 - Всё фонарём – всё прекрасно.] Ёшкин козырёк! Не смитинговались… Не срастились… Не успел занести свои заледенелые яйца за порожек, эта скотобаза[12 - Скотобаза – о толстой женщине.] залопатила рыло[13 - Залопатить рыло – важничать.] и ну орать: «Ты как тот мальчик Юнь Су…[14 - Как мальчик Юнь Су – упорно, с нудным постоянством.] С чем припёрся, преподобный Анохин? С Васей с Кубани?[15 - Вася с Кубани – «васизубани», сухое вино.] Пш-шёл!» Мда-а… Сорвался гульбарий с игрой на гитаре… Никаких даже макарон поскотски. Ничего не удалось вымутить… На вздохе лишь полюбовался её архитектурным излишеством[16 - Архитектурное излишество – большая женская грудь.] и выкатился на нулях. Побрёл к себе. В ледяной дворец. Эх-х… Ну «никто так не умеет жить, как мы не умеем».
Со студентами хряпнул он стакашку и кинул кости на диван, уснул на холодной веранде, укрывшись шарфом.
2 января
Владимир Ильич в панике
Аккуратова опоздала в аккурат на тридцать минут.
Владимир Ильич в панике. Паника паникой, а надо что-то решительное предпринимать. Ситуация исторического момента обязывает!
Сегодня у Медведева первый отпускной день. Вся полнота власти, о которой большевики мечтали, перешла наконец-то в новиковские руки. С сегодня ты не заместитель Медведева. С сегодня ты сам Медведь! Действуй! Наводи марафет в редакции!
Наш Ильич, крайне смущаясь, бледнея, то и дело поправляя очки на носу, тихо выпевает Татьяне:
– Как Александр Иванович в отпуске, так у неё автобусы перестают ходить.
Татьяна в изумлении разводит свои грабельки на полкомнаты:
– Вовк! Ну ты совсем оборзел от власти в первый же день! Ну разсовсем одичал! Ты что, не знаешь, что автопублика дура? Увидала бабу-ягу – гогочет. Гы-гы-гы! Я и поехала чуть позжей, чтоб этой публики было поменьше… Под Новый год сломала об курицу передний зуб. Везёт же! После свадьбы братца явилась с синяком. Сейчас без зуба. Хорошо, что хоть муженёк мой Юрка не отрекается от меня. Кстати, он из «Труда» перешёл в «Известия». В отделе пропаганды он. Юрка сказал прямым текстом: «Не плачь! Хочешь, расписку дам, что не брошу»… Ребята, мне теперь смеяться нельзя. Хорошо, что зуб не проглотила, а то один товарищ в ресторане «Баку» съел зуб вместо шашлыка.
Олег компанейски обнимает Татьяну за плечи.
– Не боишься, что пришьют аморалку? – говорю я Олегу.
– После Нового года я уже ничего не боюсь. Это точняк.
– А кто попоит меня кофе до получки? – улыбается Татьяна Олегу.
Олег даёт по лысовичку[17 - Лысовичок – металлический рубль с изображением Ленина.] и Татьяне, и Владимиру Ильичу.
– Где ты такой щедрый был тридцать первого? – спрашивает Владимир Ильич Олега. – Ходили стадами и просили по рублю. Олег вскинул руку:
– Фик им в сало нутряк!
Тут вошла дама из секретариата, и Татьяна повернулась к ней:
– Лида, а где наша лапша?[18 - Лапша – бумажные ленточки с указанием зарплаты каждому сотруднику.] Если столовую закрыли из-за аварии на обед, то это вовсе не значит, что лапша нам не нужна.
– Нет ни лапши, ни макарон.
– Но сегодня же у нас день журналиста![19 - День журналиста – день получки.]
– Всё будет чуть позже.
Обозреватель Иван Павлович Артёмов тряхнул листком:
– У меня анкета, кто сколько выпил на праздник.
Олег тут же отрапортовал:
– Я принял в разном наборе восемьсот граммов.
– Мало! – резнул я. – Иди допей.
Олег просяще уставился на Ивана Павловича:
– У вас была пятёрка. В переводе на русскую мерку – пять стаканов.
Иван Павлович отмахнулся от Олега и сунул руки в карманы:
– Товарищи! Вы знаете, сколько за девять месяцев продано спиртного? На пятнадцать миллиардов рублей! Оборона держится на пьяницах! А знаете, как строятся заборы по НОТу? Пишется три буквы и прибивается доска.
Татьяне не нравится, что Владимир Ильич маринует её авторские заметки. Она решила их забраковать. На согласование подсунула Ильичу. А он держит их уже полдня.
Татьяна тянется через стол взять эти заметки. Новиков отодвигает их подальше. Татьяна не выдерживает и капризно вопит:
– Уступи женщине!
Наконец, она забрала заметки, перечитывает их, бракует и рассказывает:
– Ребята! А вы знаете чудака Чухновского?[20 - Борис Григорьевич Чухновский (1898 – 1975) – советский авиатор, один из первых полярных лётчиков.] С ним мой отец[21 - Валентин Иванович Аккуратов (1909-1993) – штурман полярной авиации (налёт более 28000 часов), заслуженный штурман СССР, писатель.] на Севере работал. Приехал этот Чу на извозчике домой. Дело в Питере. Назад извозчику не уехать. Мосты развели. Так этот чудик извозчика взял на ночь к себе в комнату, а лошадь втащил на кухню. На пятом этаже! Утром лошадь не хотела уходить.
7 января
Летучка
Столовая.
Фифа с кокетливо вздёрнутой валторной[22 - Валторна – зад.] просит в кухонное окошко убрать со стола.
