– Успокойся, – одёрнула его Саша.
– Я, тем не менее, так не считаю.
– Да как ты, нахуй, так не считаешь?.. Это даже не всегда скрывается завуалированно. Слова «мистер моджо райзинг» в «Эл Эй Вуман» слышал? Это про поднимающийся хуй. Слова «даунт ту йор блюз» слышал там же? Это про залезание в джинсы к девушке. Песня «Тэйк Ит Аз Ит Камс» ВСЯ про еблю, там же и поётся, что не двигайся слишком быстро, если хочешь, чтобы любовь была долгой. В «Соул Китчен» «джентл стоув» – это пизда женская блять. «Лайт Май Файр» тоже про еблю. Блять, а «СТРЕНДЖ ДЕЙС» ВООБЩЕ ВСЯ ПРО НАРКОТИКИ И ЕБЛЮ В КАКОМ-ТО ПРИТОНЕ! И такого дохуя. Ты вообще вслушивался в тексты? – его пробило на примеры, что меня немного позабавило, в смысле разогнало скуку.
– Ну да, вслушивался. Вслушивался в тексты, вслушивался в музыку, в ритм и всё такое, и в итоге пришёл к выводу, что их музыка не про это.
– Да как не про это?.. – он схватился руками за голову.
– Когда я слушал их, то ощущал приятную отрешённость от мира, на меня налетали приятные фантазии и видения, я уходил от реальности и наслаждался тем, чем и должна давать наслаждаться такая музыка.
– Чем?
– Именно этим. Плюс, я когда-то читал журналы, и там писали, что музыканты психоделических жанров говорили, что музыкой они пытаются передать так называемое трансцендентальное сознание. Именно через музыку, расширить сознание посредством музыки, добиться эффекта расширения сознания, – хотя я и не согласен с термином «расширение», – как от психоделиков, но без использования веществ, а с использованием музыки. И я это ощущаю. А вульгарные интерпретации – это всё, на что способно обычное быдло, видящее поверхностную хуйню. При этом похуй, если на самом деле все эти музыканты действительно сочиняют хуйню про еблю и наркотики и по приколу говорят, что это трансцендентальная хуйня. Потому что наверняка так и есть, учитывая, какие мудовые личности они, в большинстве своём, были или есть. Мне похуй, потому что я ощущаю и не чувствую себя наёбанным дурачком. Поэтому даже если это всё прикол, и все песни эти про еблю и наркотики, то им всё равно удалось достичь передачи или возникновения трансцендентального опыта – осознанно или нет. Я вижу то, что вижу; слышу то, что слышу; знаю то, что знаю; чувствую то, что чувствую. И ничто не заставит меня развидеть, расслышать, разузнать, расчувствовать то, что я вижу, слышу, знаю и чувствую.
– То есть, блять, музыканты не музыканты, но музыку сделали заебись? – пытался подвести итогд Марк.
– Да.
– Это вообще смысла не имеет.
– Да нет, имеет.
– Нихуя не имеет! Это как говорить, что… Блять… Что мёд заебись, но делали его не пчёлы.
– Ну нет. Пчёлы-то пчёлы, да и музыканты – музыканты. Но они музыканты в том плане, что им каким-то хуем удалось сделать Музыку. С большой буквы «М». Они не музыканты в том плане, что они не с большой буквы «М». Как спортсмен с допингом не спортсмен. Он, типа, результата достигает в спорте, но спортсменом его не назвать. Нет, назвать, конечно, но всем ясно что это спортсмен, который не спортсмен. Не с большой буквы «С». Ну и эти музыканты под допингом тоже как бы музыканты, но не музыканты. Опять же, не с большой буквы «М». То есть типа без уважения, обозначая, что они, как бы это сказать… Ну типа просто держатели инструментов и игратели на них, человеческая прокладка между великой идеей Музыки и реализацией этой идеи в виде музыкальной композиции. Полуосознанные, полубездумные передатчики, посредники, которые без дозы не могут войти в рабочий режим; роботы, исполняющие команды, если можно так выразиться. В то время как настоящие Музыканты в прямом контакте с идеей Музыки. И я хочу особо отметить: я не пытаюсь принизить вклад музыкантов в музыку, конкретно группы Зэ Дорс, не пытаюсь унизить честь этих музыкантов, как-то обидеть их. Нет. Хотя, наверняка, если б они услышали мои слова, то обиделись бы. Но я бы за это извинился. Потому что то, что они сделали в итоге, очень ценимо и уважаемо мною, как и вполне уважаемы мною они. Без должных талантов и навыков нихуя не выйдет сочинить такую музыку. Но культ, возводимый вокруг подобных личностей, и вообще переоценка их значения – это то, что меня раздражает. Они – проводники гения, и это очень достойно. Но не сам гений. Ну и говоря «их» я имею в виду всех музыкантов-объебосов, сочиняющих более-менее достойную музыку.
– А ты не думаешь, что через наркотики они как раз-таки входят в контакт с этой «идеей Музыки»?
– Нет. Они видят только её размытые очертания или тень.
– О! Это как у Платона! Идеи и тень идеи, пещера там и всё такое! – воскликнула Света.
– Не знаю, не читал, – равнодушно ответил я.
– А откуда ты тогда об этом знаешь?
– Не знаю, гений, наверное, – полусерьёзно сказал я.
– Ага, блять. Гений! – насмешливо сказала Света. С ней усмехнулась Саша и приподнял свои брови в удивлении Марк.
Такая их реакция меня весьма оскорбила. Гений, может, громкое слово, но чтобы так явно отрицать у меня наличие гениальности? Если вы это отрицаете, то хотя бы из приличия могли бы не делать это настолько обидно. Тем более, что вы одни из тех долбоёбов, что разбрасываются словами «гений» и «гениально» направо и налево, обесценивая их значения, приписывая гениальность каждому встречному долбоёбу, способному сложить двустишье, или написать предложение с парой красивых слов, или придумать мудацкую шутку, или снять какое-то домашнее видео на дешёвую камеру, или выдавшему пару пуков из колонок, или нарисовавшему или сфотографировавшему говно на асфальте, или, блять, кому, нахуй, угодно… Но не мне, сука.
Не то чтобы я считал себя прямо-таки гением-гением, но я привык думать, что какими-то интересными особенностями-способностями да обладаю. Ну или, во всяком случае, хоть чем-то выделяюсь на фоне масс. Я постоянно слышу о себе фразы в духе «Ты странный», «Что за ебанутые вещи ты говоришь?», «Я не понимаю тебя» и всё такое. Не это ли признаки, что я хоть чутка, да особенный? Что обычные люди не признают меня обычным? Я имею в виду то, что я не нуждаюсь в том, чтобы быть особенным. Но если все, всё и вся само об этом говорит, то какой смысл это отрицать людям, которых я считаю своими друзьями? Особенно людям вроде них, которые сами себя готовы считать говном и принижать свои способности, лишь бы выдать какому-нибудь долбоёбу медаль гения и сказать: «Ох! Он так гениален! Нам так далеко до него!», наверняка оставляя несказанной часть, где они сравнивают себя с червями под его ногами, для которых будет честь быть раздавленными кем-то столь гениальным, как он, и что они готовы есть его говно, ибо сами они бездарные ничтожества, надеющиеся перенять хоть чуть-чуть его таланта, с радостью вкусив его кала. Не знаю, откуда у людей такая тяга унижать себя, но от таких людей реакция, подобная той, которую я заметил, ещё обиднее.
– Платон – гений? – спросил я Свету.
– Да, он сделал очень много для философии и, следовательно, для развития цивилизации в целом, – с упоением ответила она.
– Ну и я сейчас высказал мысль, подобную тем, которые высказывал он?
– Ну типа того…
– Но я его не читал и сам дошёл до неё. Если я сам дошёл до мыслей, до которых дошёл гений Платон, то, может быть, я хоть чуть-чуть, да гениален? Не так, конечно, как он, – нарочито насмешливо сказал я, – но хотя бы чуточку, может, дотягиваю? Всё-таки это одинаковые мысли, до которых он дошёл сам, и я дошёл сам. Может, хоть чуть-чуть я близок к гению?
– Нет! – резко сказала она. – Платон один. Ты, наверное, просто когда-то где-то услышал его идеи… про идеи. И они у тебя в голове остались. А ситуацию саму ты забыл.
– А-а-а… Ну раз так… – сказал я, а сам почувствовал, что подобная глупость и отчаянная позиция не признавать меня хоть чуть-чуть близким к гению вызывает у меня весьма приличные страдания. Не потому, что я сам отчаянно желаю прослыть гением. А потому, что это не объективная оценка меня, а какая-то принципиальная позиция не подпускать кого-то близко к своему идолу и не признавать кого-то хоть чуть-чуть приблизившимся к своему идолу. И меня это очень раздражает. Неужели человеку, который сам пришёл к достойной мысли, изложенной лучшими умами людей, не прочитав при этом ни одной книги, действительно нужно что-то кому-то доказывать?
– И вообще, не может быть такого, что ты это не услышал где-то. Ты говоришь много умных слов. Очевидно, что ты много читаешь. Какую последнюю книгу ты прочитал? Я скажу, если там есть про или от Платона что-то, – сделала она умный вид и спросила меня.
– Что ты имеешь в виду под книгой? – спросил я в ответ.
– В смысле?
– Ты имеешь в виду художественную книгу или любую другую? Именно книгу или любую работу любого формата какого-то автора? Роман? Новеллу? Рассказ? Или сочинение? Или доклад? Именно книгу? Или, может, журнал?
Она тупила секунд пять, а затем, выдохнув, возмущённо сказала:
– Блять, чувак, нахуя ты усложняешь всё? Просто скажи мне какую последнюю книгу ты читал!
«Ёбаная тупая сука, блять. Мой разум проклят и благословлён знанием множества определений книг, которые могут быть в голове у человека. И почему именно книгу? Почему, сука, не надпись в туалете? Почему не граффити?» – образовались мысли у меня в голове. Устало вздохнув, я ответил ей:
– Словарь.
Она сделала вид, будто я над ней издеваюсь, и она об этом знает, хотя я не издевался. Это она издевалась над мной своими тупыми вопросами. По её лицу можно было сказать, что она сейчас думает, что бы такого сказать, чтобы поиздеваться над мной в ответ.
– Тогда скажи ещё интересное слово, ты так много сегодня их сказал, – с насмешкой сказала она.
– Я не говорю интересные слова по заявкам, – ответил я, думая, что надо быть совсем тупой пиздой, чтобы насмехаться над тем, что человек знает больше слов, чем ты.
Она помолчала ещё секунд тридцать, в это время я отпил чаю.
– А кроме словаря? – она продолжила после паузы.
– Никакую.
– В смысле?
– Блять… «Колобок» в садике и учебник по литературе в школе.
– А почему?
– Почему что?
– Почему ты не читаешь книги?
– Нахуя это надо? – я надеялся, что не придётся объяснять ещё и почему я не читаю книги, и она просто подумает, что я некультурное быдло, и отстанет.
