Трейси: О. Боже. Мой! В эту субботу Реджи собирается на ВЕЧЕРИНКУ у Лэнда! ШЕЙ, МЫ ДОЛЖНЫ ТУДА ПОЙТИ.
Трейси: Прежде чем ты скажешь «нет» (а я знаю, что ты уже собираешься это сделать), МНЕ НУЖНО, НУЖНО, НУЖНО там быть!
Трейси: Мне нужно, чтобы ты пошла со мной.
Трейси: Два слова: там будет Реджи.
Трейси: Ой, это три слова, но ты меня поняла!
Трейси: ПОЖАЛУЙСТА, ШЕЙ! Ты мне нужна. Реджи – ТОТ САМЫЙ, и на вечеринке у Лэнда он это поймет.
Трейси: Ты согласна?
Трейси: Я прослежу, чтобы вы с Лэндоном даже не пересекались, не говоря уже о том, чтобы дышать с ним одним воздухом.
Трейси: Я куплю тебе пони и все, что ты захочешь. Согласна?!
Драматичные сообщения Трейси меня рассмешили. Она была по уши влюблена в этого новенького, Реджи. Он был из тех парней, от которых Трейси всегда теряла рассудок: чересчур мужественный, дерзкий, излишне красивый и прекрасно осведомленный о своей внешности. Я знала его только по рассказам Трейси и тому, что я видела во время наших кратких встреч в школе, но была уверена, что у Реджи было то, что я называла МН – Мудацкие Наклонности. Пока у меня не было достаточно информации, чтобы понять, являлся ли он членом клуба АБП – Абсолютно Безнадежным Придурком, но я медленно, но верно собирала данные в надежде уберечь свою подругу от неприятностей.
Я была профессионалом в чтении людей. То, что я частенько использовала реальных людей в качестве прототипов для своих героев, этому изрядно поспособствовало. Обычно мне было достаточно одного взгляда, чтобы понять, кто передо мной, – герой, злодей или второстепенный персонаж, но разгадать некоторых людей было не так просто. Я ждала удачной возможности оказаться рядом с Реджи, чтобы по-настоящему понять, что он из себя представляет.
Трейси: Молчание – знак согласия?
Я: Хочу белого пони по имени Марси.
Трейси: Вот почему я люблю тебя больше всех на свете.
Пойти на вечеринку в дом Лэндона было странно. Наша ненависть была проверена временем, и я никогда не ходила к нему на вечеринки, хотя в прошлом году он устраивал их довольно часто. С тех пор как его дядя скончался, он собирал тусовки чуть ли не каждые выходные.
Я взяла за привычку на них не появляться, но, видя, как Трейси жаждет встретиться с Реджи, я посчитала, что обязана выполнить свой дружеский долг. Я надеялась, что на вечеринке будет столько народу, что мне вообще не придется общаться с Лэндоном.
У нас было множество общих друзей, и я очень их любила, но с самим Лэндоном мы никогда не ладили. Он ненавидел меня, даже будучи ребенком. Однажды он назвал меня цыпленком, потому что я не стала курить на вечеринке. С тех пор он всегда звал меня Цыпленком. Я называла его Сатаной – по понятным причинам.
Нам удалось нормально пообщаться всего один раз – когда Мима взяла меня с собой на похороны Ланса. Прием после церковной службы проходил в его доме, и я случайно наткнулась на Лэндона, когда искала ванную. Он сидел в своей спальне в костюме и галстуке и, задыхаясь, рыдал на кровати.
Я не знала, что делать, – я не была его другом. Мы даже не были знакомы. Говоря откровенно, мы больше напоминали врагов. Но в тот момент он выглядел таким одиноким, таким разбитым. Возможно, он мне не очень нравился, но я знала, как он любил Ланса. Все знали, что Ланс заменил ему отца. Его настоящий отец ограничивался тем, что пополнял банковский счет Лэндона.
Я смотрела, как он плачет, и не знала, как себя повести, поэтому сделала единственное, что пришло мне в голову. Я пошла и села рядом с ним. Ослабив его затянутый галстук, я обнимала его, пока он безудержно рыдал в моих объятиях. Я видела, как в эти моменты вся его душа разбивалась на тысячи осколков.
На следующий день в школе я подошла к нему, когда он доставал книги из своего шкафчика. Я хотела убедиться, что с ним все в порядке. Он поморщился и захлопнул дверцу. Немного опустив голову и не глядя мне в глаза, он тихо и сдержанно произнес:
– Мы не будем разговаривать, Цыпленок. Раньше ты никогда не заботилась о моих чувствах, так что не нужно жалеть меня сейчас только потому, что Ланс мертв. Мне не нужна твоя благотворительность. Иди и поговори с тем, кому на тебя не насрать, – и это точно не я.
Мы так и не поговорили о его срыве. Иногда мне казалось, что все это мне приснилось. Честно говоря, меня это не задевало. Если он не собирался поднимать этот вопрос, то зачем мне это делать? Мы продолжили ненавидеть друг друга, и определенность в наших отношениях меня устраивала, но… какая-то часть меня все еще о нем думала. Я размышляла о том, что происходит в душе у самого популярного парня в школе. О том, что никто этого не замечает.
Хотя, может быть, это была временная боль; тип боли, которая постепенно утихает. Возможно, сейчас с Лэндоном все было в порядке. В любом случае, он ясно дал понять, что это не мое дело.
Я должна была продумать план действий для его вечеринки: приберечь несколько грубых замечаний, почаще сворачивать в коридор, когда я его увижу, и всеми силами его избегать.
– Привет, Элеонора. – Я подтолкнула ее в плечо.
Она уже съела свой кусок торта и вернулась к чтению.
– Хочешь пойти на вечеринку со мной и Трейси в эту субботу?
– Это вечеринка для чтения? – спросила она, приподняв бровь. – Там будут читать? Ну, знаешь, когда люди собираются вместе, садятся в круг и полностью игнорируют друг друга в течение нескольких часов, с головой погружаясь в книгу? Это будет в библиотеке? Может, нам подарят закладки?
Я рассмеялась.
– Не-а.
– Ой. Тогда я пас.
Она тут же вернулась к чтению. Однажды я поклялась, что затащу ее на дурацкую школьную вечеринку и она ужасно проведет время – как все нормальные подростки.
Кто знает? Может, она встретит свою первую любовь. Или просто влюбится. Мама всегда говорила, что первый шаг к любви – это глубокая симпатия. Тогда любовь не так внезапна и опасна. Однако Элеонора никогда не позволяла себе влюбляться. Моей кузине не нравились парни, разве что выдуманные, но я очень надеялась, что однажды кто-нибудь сведет ее с ума. С другой стороны, это могла быть моя очередная выдумка. Во всех своих рассказах я стремилась к долгой и счастливой жизни и желала того же людям, которых любила.
Тем не менее у меня было стойкое ощущение, что Элеонора прожила бы совершенно счастливую жизнь, будучи запертой в темнице с пятью миллионами книг.
Что? И как же умерла Элеонора Гейбл?
Окруженная миллионом «хеппи-эндов» и горсткой неудачных концовок.
Пока Элеонора углублялась в свою книгу, я пыталась осознать тот факт, что собираюсь на вечеринку Лэндона. Я войду в дом к парню, которого я ненавижу и который ненавидит меня в ответ.
Будем честны: я была совершенно к этому не готова.
4
ШейБольшую часть субботнего утра я провела, успокаивая Трейси. Моя подруга обладала уникальным талантом надумывать себе миллионы поводов для беспокойства. Мама пыталась уговорить меня остаться дома и поесть китайской еды на семейном ужине, но я знала, что Трейси убьет меня, если я брошу ее в последнюю минуту.
Но, если честно, в поединке между яичными роллами и Лэндоном явно побеждал первый вариант.
– Боже, я с ума схожу от беспокойства, – выпалила Трейси, когда мы стояли у дома Лэндона.
Я.
На крыльце Лэндона.
Дерьмо.
На секунду я задумалась об отступлении. Я представила, как развернусь на пятках и спокойно дождусь следующей вечеринки в каком-нибудь другом доме. Странное чувство в животе не давало мне покоя с того самого момента, как я решила пойти на эту вечеринку. Я знала, что слишком себя накручиваю, но тот факт, что в последний раз, когда я была в этом доме, мои руки обнимали Лэндона, не давал мне покоя.
Этот интимный момент, мимолетно проскользнувший в нашу многолетнюю ненависть, так живо запечатлелся в моей памяти, словно все это произошло накануне. Я видела его глубокие голубые глаза, полные печали, я ощущала, как его тело дрожит от моих прикосновений, я чувствовала его боль, такую грубую и незамутненную. Он был полной противоположностью тому Лэндону, которого я видела в школе. Он всегда казался таким равнодушным, словно он находился в нашем мире, но не был его частью. Он был самоуверенно хладнокровен, спокоен и собран, как будто ничто и никто не мог его потревожить. В тот вечер, когда я обнимала его, сидя на его кровати, я видела его сердце – его нежное, страдающее сердце, истекавшее кровью.
Возможно, он истек кровью куда сильнее, чем большинство людей.
Я посмотрела на свою воодушевленную подругу. Трейси не переставала говорить о Реджи и о вечеринке с того дня, как о ней узнала. Она была убеждена, что домашние тусовки – лучшее место для флирта. По мнению Трейси, кокетничать в школе было бы глупой затеей. Она предпочитала приглушенный свет, громкую музыку и текилу.
В первую очередь текилу.
– Никак не могу успокоиться, – пожаловалась она, отрывая меня от мыслей о Лэндоне.
– Почему? Ты великолепна, и, если Реджи этого не заметит – он псих, – сказала я ей, пока она красила губы.
Она протянула мне тюбик помады, чтобы я сделала то же самое.
– Да? Как считаешь, я не переборщила с нарядом? Хочу выглядеть сексуально, но не как шлюха. Типа «да, у меня есть сиськи, но ты не можешь их трогать».
– Ты можешь быть полностью голой, и это все равно не даст парню права прикасаться к тебе без разрешения, – объяснила я. – Кроме того, одежда не делает тебя шлюхой. Это просто глупые стереотипы.
Сказав это, я внутренне поклялась, что однажды стану такой же, как мои мать и бабушка, – буду проповедовать о достоинстве женщины, зная, чего я заслуживаю и чего не заслуживаю от мужчин.
Она хихикнула и закатила глаза.
– Хорошо, мать Тереза. Так как выглядят мои сиськи?
Я рассмеялась.
– Будь я на месте Реджи, я бы точно не упустила своего.
Трейси заправила волосы за уши, прежде чем нервно выправить их в исходное положение. Она очень суетилась, когда нервничала.
– Хорошо. Хорошо. Он всего лишь школьник. Пусть и самый горячий во всех старших классах. Он всего на четыре месяца старше меня – это же ерунда, верно? Нет необходимости проявлять инициативу, но, опять же, если я не сделаю первый шаг, то, возможно, он подумает, что он мне не нравится, а это совсем не так, и, и…
– Трейси, – вмешалась я.
– Да?
– Дыши.
Она выпустила облако горячего воздуха.
– Хорошо.
– Просто будь собой, и если этого будет недостаточно, то к черту Реджи. В этом мире есть и другие парни.
Она хихикнула.
– Тебе легко говорить. Парни бросаются на тебя каждый день, Шей. Не все рождаются настолько безупречными.
Я не ответила, потому что Трейси всегда говорила такие вещи, и это вызывало у меня странные чувства. Я не хотела, чтобы мной интересовались только благодаря моей внешности, но произносить такие вещи вслух казалось мне очень фальшивым и раздражающим. Я знала, что я привлекательна, но по какой-то причине мне было стыдно в этом признаваться, хотя свою внешность я не выбирала. Думаю, это было моим наименее интересным качеством.
Я бы предпочла, чтобы парни интересовались мной из-за моего воображения, моего чувства юмора или из-за того, что я знаю сюжет «Зачарованных»[7] практически наизусть, а не просто потому, что я выгляжу сексуальной.
Благодаря маме мне повезло с генами. Мима называла это нашим подарком от рода Мартинез. Клянусь, бабушка выглядела так, будто ей было сорок, а не шестьдесят. Ее кожа была безупречной. Папа всегда шутил, что я выгляжу, как копия мамы, и во мне нет ни грамма его генов.
– Эта мочка уха определенно моя, – комментировал он, – и твой безымянный палец тоже от меня.
У меня были глубокие шоколадные глаза, пухлые губы и кудрявые угольно-черные волосы. Изгибы моего тела в точности повторяли фигуру мамы, что, по всей видимости, очень нравилось парням. Но именно это и останавливало меня, когда дело доходило до отношений. Если парень первым делом упоминал о моем теле, я сразу знала, что оно никогда не будет ему принадлежать.
– Ты больше, чем твое тело, и только тот, кто это замечает, заслуживает быть с тобой рядом, – всегда говорила мне Мима, и я была уверена, что в свое время те же слова она говорила и маме.
Мы с Трейси вошли в дом, и я выдохнула, осознав, что все это время я задерживала дыхание.
Я сделала это. Пересекла врата в логово Сатаны и смогу рассказать об этом внукам. И, что удивительно, я все еще жива. Ангелам вроде меня не положено танцевать в одной комнате с выходцами из Ада.
Оглядев комнату и заприметив нескольких своих друзей, я окончательно успокоилась. Все под контролем. Я могу быть собой и чувствовать себя прекрасно, зная, что рядом вся моя компания.
– Смотри, вот он! – закричала Трейси, пихнув меня рукой.
Она кивнула в сторону камина, где Реджи тусовался с несколькими парнями из футбольной команды. В руке у него было пиво, и он громко смеялся – вероятно, с тем самым южным акцентом, который сводил с ума добрую половину старшеклассниц.
– Давай поздороваемся, – предложила я, и Трейси тут же напряглась.
– О, ради всего святого, Трейс, давай же. Он не кусается, а если и кусается, то я уверена, что это приятно, – пошутила я, подтолкнув ее вперед.
Когда мы подошли к их компании, разговор прекратился, и все ребята ухмыльнулись, глядя в нашу сторону.
– Так-так-так, – протянул Эрик, оглядывая меня и Трейси с головы до ног. – Кто это к нам пожаловал… – сказал он, присвистнув.
Я широко улыбнулась и толкнула Эрика в бок.
– Так рада, что мы увиделись, – как раз искала повод закатить глаза, – поддразнила его я.
Некоторое время мы с Эриком встречались. Вернее, мы поцеловались в общей сложности три раза, прежде чем он сказал, что я понравилась бы ему больше, будь у меня пенис. Зато честно. Эрик не говорил о своей ориентации никому, кроме меня, но его секрет был в безопасности. Лучшее, что мы вынесли из наших пятимесячных отношений, – это крепкая дружба.
Да, мы встречались пять месяцев и целовались всего три раза. Мне явно стоило задуматься намного раньше, но, когда речь идет о первом парне, не стоит сильно полагаться на разум.
– Что ж, тебе повезло, – прокомментировал Эрик, обнимая меня за плечо. – Сегодня вечером я чувствую себя особенно раздражающим.
Трейси стояла неподвижно, нервничая и чувствуя себя не в своей тарелке. Она тонула в собственных сомнениях, и, как хорошая подруга, я была готова протянуть ей спасательный круг.
– Эй, Реджи, ты хорошо играешь в бирпонг[8]? – спросила я.
– Я лучший, – дерзко ответил он, и я могу поклясться, что видела, как моя подруга упала в обморок только от этих двух слов.
Поскольку Реджи предназначался не мне, я перешла к исполнению своего плана.
– Кстати, Трейси – действующая чемпионка. Она никогда не проигрывала.
Реджи повернулся к Трейси и приподнял бровь. Господи, даже его брови были дерзкими.
– Это правда?
– Э-э, думаю, да. Я никогда не проигрывала?..
Трейси запнулась, и это прозвучало как вопрос. Мой бедный перепуганный птенец. Если бы она немного расправила крылья, то вспомнила бы, что умеет летать.
– Ага. Вам, ребята, стоит объединиться и организовать турнир. Будет весело, – предложила я.
Реджи пожал плечами.
– Да, пожалуй. Давай выпьем и поиграем. Тебя ведь зовут Трейси, да?
Ее щеки стали краснее помидоров.
– Да, Трейси с буквой «и» на конце, хотя можно произносить и без нее, но моя мама подумала…
– Остановись, – я кашлянула себе в руку, легонько толкнув подругу в плечо.
Она покраснела еще больше и замолчала.
– Да, ее зовут Трейси.
Перед тем как уйти, она наклонилась ко мне и прошептала:
– Клянусь, сегодня ночью ты получишь пони. Кроме того, здесь Эрик, так что ты можешь попробовать прокатиться и на его пони.
Она ухмыльнулась и подмигнула, гордая своей шуткой.
О, Трейси. Если бы ты только знала, что пони Эрика не возит всадников с XX-хромосомой.
Они поспешили к столику с напитками. Трейси болтала обо всем на свете, пока Реджи украдкой поглядывал на ее сиськи.
– Ты же знаешь, что он просто потратит ее время, верно? Он полный придурок, – произнес Эрик. – Все то время, пока он сидел с нами, он разговаривал только о том, сколько девушек трахнул у себя дома.
Я вздохнула.
– Да, я так и думала, но сердцу ведь не прикажешь.
А сердце Трейси выбрало свою цель и было готово к следующей ошибке.
– Вот так и подхватывают герпес, – сказал Эрик, заставив меня хихикнуть.
Когда Лэндон вошел в комнату, мое собственное сердце повело себя странным образом. Было глупо отрицать то, что он вырос чертовски привлекательным. За эти годы он превратился из раздражающего мальчишки в раздражающего мужчину, и произошло это совершенно внезапно. Я бы хотела, чтобы его неуклюжая подростковая фаза с брекетами продлилась немного дольше, но и в этом мне не повезло. Сейчас у него была идеальная улыбка, идеальные голубые глаза, растрепанные каштановые волосы и безупречное тело. Такое чувство, что за одну ночь он превратился из тощего мальчика в непобедимого Халка. Его мускулы были Мускулами с большой буквы, и каждый раз, когда я украдкой на них смотрела, мне казалось, что они сводят меня с ума.
Наши взгляды встретились, и он уставился на меня, словно говоря: «У тебя действительно хватило наглости здесь появиться, да?»
Да, Лэндон, я здесь, и ты не напугаешь меня своим дурацким видом.
Должно быть, он принял это за вызов, потому что направился в нашу сторону с красным пластиковым стаканчиком в руке и той же проклятой ухмылкой на губах.
Я ненавидела, как он мне улыбался. Это всегда казалось таким зловещим.
Я ненавидела и то, что какая-то часть меня находила эту улыбку привлекательной. Жаждала этой улыбки. Иногда я разглядывала Лэндона издалека, ожидая, растянется ли его рот в ухмылке. Но большую часть времени он ходил с недовольной гримасой. Если бы Лэндон был одним из «Заботливых Мишек»[9], он определенно был бы Ворчуном.
Лэндон подошел к нам с видом «слишком крутого для школы» парня – каким он и являлся – и уселся прямо между Эриком и мной. Мне не нравилось, когда он находился так близко. Волоски у меня на руках торчали дыбом.
– Эрик, Цыпа, рад вас видеть – вернее, одного из вас, – сказал Лэндон, делая глоток из своего стакана. Затем он повернулся и посмотрел мне в глаза. – Удивлен, что у тебя хватило наглости тут появиться.
Я скрестила руки на груди, пытаясь не обращать внимания на мурашки, бегущие по моей спине.
– Поверь, это последнее место, где я хочу находиться, и я пришла сюда исключительно ради Трейси.
– Тебе не нужно придумывать отмазки, чтобы заявиться ко мне домой, Цыпа.
– Мне незачем тебе лгать, Сатана, – огрызнулась я в ответ.
Глупое прозвище «Цыпленок» ужасно меня раздражало. Честно говоря, я бы предпочла, чтобы он называл меня простой курицей. Называться Цыпой было унизительно – словно я была девушкой, которая недостойна настоящего имени, просто какой-то цыпочкой, которую он на дух не выносит.
Цыпа.
Цыпа.
Цыпа.
Фу. Что за придурок.
Мое раздражение его раззадоривало, поэтому я изо всех сил старалась сохранять эмоции под контролем всякий раз, когда оказывалась рядом с ним. Мне не хотелось доставлять ему удовольствие видеть мою злость. Да, мой пульс зашкаливал, но ему необязательно было об этом знать.
– Не могли бы вы двое наконец потрахаться и перестать друг друга ненавидеть? – пошутил Эрик, закатив глаза.
– Отвратительно. – Я сделала вид, что меня тошнит.
– Лучше умереть, – возразил Лэндон. – Кроме того, меня не интересуют твои ненормальные подружки.
– В моих подругах нет ничего ненормального.
Эрик подмигнул мне, и я улыбнулась. Он всегда заставлял меня чувствовать себя нужной, даже когда такие люди, как Лэндон, настаивали на обратном.
– Я пошел за пивом. Лэндон, найдешь меня, если захочешь поиграть в видеоигры. Шей, я бы и тебя пригласил, но…
– Он ненавидит тебя так же, как и я, – вмешался Лэндон, хотя я была на девяносто девять процентов уверена, что Эрик планировал сказать совсем не это.
Вероятно, он знал, что у меня нет особого желания находиться в одном пространстве с Лэндоном больше двух минут.
Уходя, Эрик направил на нас обоих указательный палец.
– Всего один быстрый перепихон. Член внутрь, член наружу. Уверяю вас – это лучший способ выплеснуть ненависть.
– Никогда, – сказали мы в унисон, и это был один из немногих случаев, когда мы оказались на одной волне.
Мы немного постояли наедине, бросая друг на друга недовольные взгляды, пока атмосфера не стала слишком неловкой.
Я прочистила горло.
– Прошу прощения, но я собираюсь уйти и проводить время где угодно, только не здесь.
– Аналогично, – ответил он, и мы разошлись в разные стороны.
5
ЛэндонЯ не должен был устраивать вечеринку.
Мне не потребовалось много времени, чтобы пожалеть об этом решении – в прихожей толпились люди, со многими из которых я даже не был знаком. Кучка случайных подростков решила прийти просто потому, что здесь можно было найти наркотики и выпивку, а если повезет – то с кем-нибудь переспать. Кроме того, добрая половина присутствующих, вероятно, никогда в жизни не была в особняках.
Я думал, что вечеринка поможет мне отвлечься от мыслей о Лансе, но это было ошибкой. Несмотря на то, что меня окружала толпа людей, воспоминания о лучшем человеке, который когда-либо был в моей жизни, продолжали меня поглощать.
Сорок пять.
Сегодня ему бы исполнилось сорок пять.
– Может, вызовешь полицию, чтобы всех этих людей выгнали, а потом просто поиграешь в видеоигры? – спросил меня Грейсон, стоя у камина в гостиной, в то время как десятки новых гостей проталкивались в комнату, устраивая беспорядок, на который мне было наплевать.
– Нет, все в порядке. – Я пожал плечами, проведя рукой по затылку.
Он улыбнулся, но я знал, что это – фальшивая улыбка Грейсона, которая появлялась, когда он не хотел выдавать свои мысли.
Я подтолкнул его локтем.
– Расслабься, ладно? Налей себе выпить и ни о чем не думай.
– Да, хорошо. Я просто знаю, что сегодня…
Я перебил его, потому что знал, что он собирается сказать, а у меня не было никакого желания обсуждать эту тему.
– Ладно, тогда увидимся позже.
Я похлопал своего лучшего друга по спине и поспешил прочь – главным образом потому, что не хотел в очередной раз услышать вопрос, в порядке ли я. Я был в порядке – хорош как никогда.
Спустя несколько часов я сидел в своей спальне – так происходило всякий раз, когда у меня дома была вечеринка. Вместе со мной были Грейсон, Эрик и Хэнк. Другим не разрешалось входить в мою спальню, и, если кто-нибудь пытался зайти, я обрушивался на них с ругательствами, делая все возможное для того, чтобы им больше никогда не пришло в голову сюда сунуться. Грейсон частенько называл меня Скруджем[10] и вполне справедливо. Я без лишних церемоний выгонял людей из своей комнаты. Последнее, что мне хотелось видеть, – пьяную парочку, трахающуюся на моих итальянских простынях.
Кроме того, моя спальня была единственным безопасным местом для Хэма – не хватало, чтобы какой-нибудь пьяный или обкуренный подросток полез на мою собаку.
Эрик и Хэнк раскурили сигареты и болтали о какой-то ерунде, не давая мне окончательно погрузиться в свои темные мысли.
– Ребята, вы уже скачали новую SimCity? – спросил Грейсон, засунув руки в карманы.
– Черт возьми, ты еще спрашиваешь? – отозвался Хэнк, затянувшись и передавая сигарету Эрику. В его голосе чувствовалось явное воодушевление. – Я сказал родителям, что не буду выходить из своей комнаты как минимум месяц. Я собираюсь пройти ее от и до.
Хэнк был брутальным и мужественным парнем с низким голосом. В школе было непросто найти кого-то крупнее меня, но этот чувак обошел меня и по размаху плеч, и по обхвату бицепсов. Кроме того, на его лице было значительно больше растительности, чем у любого подростка нашего возраста. Эрик называл его Человеком-обезьяной из-за темных волос, торчащих из-под ворота его майки, но Хэнк не придавал этому большого значения. Мы все друг друга подкалывали; именно поэтому мы знали, что наша дружба была настоящей.
Но главной особенностью Хэнка, при всей его обезьяньей внешности, было то, что всякий раз, когда он был чем-то взволнован, его голос становился высоким, как у Бритни Спирс. То же самое происходило, когда он смеялся, – а Хэнк всегда был чем-то взволнован или смеялся, и это частенько нас развлекало. Даже в самые плохие дни мне было достаточно одного его смеха, чтобы почувствовать себя лучше. Было очевидно, что между ним и Рейн что-то есть. Рейн любила шутить, а Хэнк любил смеяться.