Ты людям молодым и горесть, и беда!
О, лабиринт страстей, никак неизбежимых,
Борющих разумом, но непреодолимых!
Доколе я в тебе свой буду век влачить?
Доколе мне, Москва, в тебе распутно жить?
Покинуть я тебя стократно намеряюсь
И, будучи готов, стократно возвращаюсь.
Против желания живу, живя в тебе;
Кляну тебя – и в том противлюсь сам себе…».
Наконец, в марте 1770 года «Державин решился: он занял пятьдесят рублей у приятеля своей матери, «бросился опрометью в сани и поскакал без оглядок в Петербург». Впрочем, не совсем без оглядок». Встретив в Твери одного из московских приятелей, Державин прокутил с ним все деньги, а занятые там же в Твери у проезжего ещё пятьдесят рублей были проиграны им в станционном трактире в Новгороде… «и остался у него всего-навсего один рубль-крестовик, некогда данный на счастье матерью. Не тронув этого рубля (он сберёг его во всю жизнь), Державин кое-как тронулся дальше… Петербургская жизнь сразу сложилась немного печально, буднично, тихо. Но это было как раз то, что нужно. После московских беспутств Державин искал покоя, втягивался в полковые дела, в службу. Приехав, как сказано, без гроша в кармане, он на первое время занял у однополчанина восемьдесят рублей. В будущем, однако ж, не предвиделось никаких доходов; не только что отдавать долги – не на что было жить.
Тогда он ещё раз решился прибегнуть к помощи карт, но теперь игра его была совсем уж не та, что московская, хотя в основе её лежал опыт, в Москве добытый. Державин взял себя в руки и прежде всего раз навсегда отказался от игры нечестной, что обеспечило его от опасных столкновений с правосудием, а главное – дало спокойную совесть, в которой он так нуждался, и душевное равновесие – этот сильнейший козырь в азартных играх. Кроме того (что не менее важно), он перестал гоняться за крупным выигрышем. И тогда десятая муза, муза игры, которая, как все её сёстры, зараз требует и вдохновения, и умения, и смелости, и меры, улыбнулась ему благосклонно. Он стал выигрывать и прибегал к этому средству всякий раз, как бывала нужда в деньгах.
…Внезапно над головой Державина разразилась ещё одна буря. Два года тому назад, живя в деревянных апокойчиках госпожи Удоловой и водя весёлую дружбу с поручиком Масловым, он по приятельству поручился за вертопраха в дворянском банке. В два года Маслов совсем замотался, бежал в Сибирь и там скрылся. Теперь с Державина требовали весь банковский долг. Сверх того, так как он, не имея собственной недвижимости, не имел права ручаться за Маслова, то его привлекли за подложное ручательство, а денежное взыскание было обращено на имение его матери.
Для старухи это был жесточайший удар: всё, что она с таким трудом собирала больше двадцати лет, теперь должно было пойти прахом. Добыть нужную сумму из деревенских доходов не было никакой надежды… К середине октября за уплатою некоторых долгов осталось всего пятьдесят рублей. Как их употребить? Не видно было другого выхода, как только искать счастья старым способом.
Семёновского полка капитан Жедринский держал нечто вроде игорного дома. Державин туда поехал и в первый же вечер выиграл тысяч восемь. Затем, развивая игру, он в несколько дней оказался обладателем целых сорока тысяч. Фортуна его доплатила то, что недодано было отечеством. Половину выигрыша тотчас же пошла на покрытие масловского долга. Этот камень наконец свалился с души Державина…
Полученные земли Державин заложил в банке; это не обеспечивало его в будущности, но вместе с карточной игрой давало возможность существовать пристойно в ожидании лучшего… Денежные дела улучшались. Имение Маслова, пущенное с публичного торга, почти целиком доставалось Державину как главному кредитору. Уплаченные из выигрыша двадцать тысяч вернулись к нему в виде трёхсот душ в Рязанской губернии…».
Играл Державин и после того, как поправил свои дела, прославился как поэт и, обласканный Екатериной II, вошёл в круг придворных. Сблизившись с А. А. Вяземским, Державин играет в его доме в почтенные коммерческие игры: вист и бостон: «Вечерами играли в вист; эта игра не давалась Державину. К счастью, в то время как другие вельможи игрывали на бриллианты, черпая их из шкатулки ложкою, у Вяземских игра шла по самым маленьким (хозяин дома был скуп)».
Играть в коммерческие игры так же хорошо, как в азартные, Державин так и не научился. Видимо, это можно объяснить особенностями его личности и темперамента, о которых свидетельствует такой, например, случай.
Державин назначен губернатором в Олонецкую губернию. Секретарь Грибовский, исполнявший должность казначея в приказе общественного призрения, допустил растрату: в кассе не хватало тысячи рублей наличными, не было расписок в получении купцами семи тысяч, которые были им розданы заимообразно. Канцелярская сторона была так обставлена, что можно было и самого Державина обвинить в соучастии.
«Державин потребовал от Грибовского объяснений. Тот покаялся, что, выдавая ссуды купцам, не брал с них расписок при условии, что они распишутся после, когда будут возвращать деньги. Ссуды таким образом становились как бы бессрочными. За это Грибовский получал взятки. Что же касается тысячи им лично растраченной, то Грибовский признался, что проиграл её в карты, ведя игру с вице-губернатором, губернским прокурором и председателем уголовной палаты…
Державин заставил Грибовского тут же, не сходя с места, изложить всё признание с поимённым перечнем, что и кому проиграно… тотчас вызвал к себе вице-губернатора. Тот явился. С самым дружеским видом Державин поведал ему о растрате и просил совета, как поступить. Вице-губернатор стал важно читать Державину наставления, бранил Грибовского и требовал, чтобы поступлено было по всей строгости закона.
Тогда Державин дал ему прочитать признание Грибовского. Увидя имя своё между игроками, вице-губернатор «сначала взбесился, потом оробел и в крайнем замешательстве уехал домой». Затем был призван председатель уголовной палаты, и с ним всё повторилось точь-в-точь как с вице-губернатором. До губернского прокурора очередь дошла уже ночью. Но прокурор был не так-то прост. Он не испугался, а заявил, что даст делу ход, да с тем и уехал.
Наутро Державин отправился в приказ общественного призрения, велел привести купцов и, грозя немедленною тюрьмой, заставил их выдать расписки на все семь тысяч. Документы были приведены в порядок, а недостающую тысячу Державин внёс из своих денег. Вернувшись к себе в правление, он уже там застал прокурора: тот явился с формальным протестом против действий губернатора, призвавшего его ночью и пугавшего бумагой, в которой он был облыжно замешан в картёжное дело.
Но тут, вероятно, прокурору показалось, что губернатор сходит с ума: Державин решительно объявил, что никогда его ночью не вызывал, никакие деньги не пропадали и всё это, очевидно, прокурору приснилось. Если же он сомневается, то может побывать в приказе общественного призрения и лично во всём убедиться, освидетельствовав казну и книги.
Прокурор помчался в приказ и вернулся оттуда в крайнем смущении: теперь уж ему казалось, что сходит с ума он сам». В самой этой ситуации Державин сыграл, как азартный игрок: тут и блеф, и розыгрыш, и тонкий расчёт, и знание психологии. Однако, нужно признать, что, горячий и вспыльчивый по натуре, Державин так и не научился играть в бюрократические игры, равно как и в коммерческие: он чаще проигрывал в сложной игре дворцовых интриг, требующей от человека таких качеств, которых у Державина не было.
В старости Державин выезжал редко, «являясь на публике в парике с мешком, в коричневом фраке при коротких панталонах и гусарских сапожках, над которыми были видны чулки. При случае он играл в карты, но уж без прежнего увлечения и без прежней удачи: тысячи полторы в год полагалось от Даши на проигрыш». Всё больше времени отдавалось пасьянсам – «блокаде» и «пирамиде».
В имении Званка, куда вся семья уезжала на лето, «будучи недоволен, он разворчится, с укоризною буркнет: «Спасибо, милостивые государыни, поддоброхотали» – и, уйдя в кабинет, погрузится в пасьянсы… Ночью на 5 июля (1816 – ДЛ.) случились у него лёгкие спазмы в груди, после которых сделался жар и пульс участился. День прошёл как обычно. Только уже под вечер, раскладывая пасьянс, Державин вдруг изменился в лице, лёг на спину и стал тереть себе грудь. От боли он громко стонал, но затем успокоился и уснул. Вечером, за бостоном, стали уговаривать его ехать в Петербург к известному доктору…». Державин отказался наотрез. 8-го июля он умер.
О картах и об игре Державин в стихах ничего не писал, за исключением «Оды на счастье». В 1811 г. он начал писать «Записки из известных всем происшествиев и подлинных дел, заключающие в себе жизнь Гаврилы Романовича Державина»… Историю своего шулерства Державин изложил в «Записках» безжалостно и подробно. Как мудрый человек, он был «благодарен людям и обстоятельствам, доведшим бедного, неопытного молодого человека до такого падения».
Зато «слава строптивого чиновника и плохого царедворца постепенно создала ему в обществе славу особо честного и беспристрастного человека. Всё чаще к нему обращались с просьбами быть третейским судьёй в разных делах, когда стороны не хотели довериться казённому правосудию». О пристрастии Державина к игре на бильярде свидетельствует тот факт, что в его доме в Тамбове (в бытность тамбовским губернатором) и в петербургском доме на Фонтанке стоял бильярдный стол.
Пушкин, Александр Сергеевич
(1799–1837) великий русский поэт и писатель. Пушкин был известен как страстный игрок в карты. Сохранилось множество свидетельств, которые дают представление об отношении Пушкина к игре:
«…Выехал я тому пять-шесть дней из моей проклятой деревни на перекладной, в виду отвратительных дорог. Псковские ямщики не нашли ничего лучшего, как опрокинуть меня. У меня помят бок, болит грудь, и я не могу дышать. Взбешённый, я играю и проигрываю…».
Подпись: Пушкин – В. П. Зубкову, 1 дек. 1826 г., из Пскова (фр. – рус.).
…Это было в Москве. Пушкин, как известно, любил играть в карты, преимущественно в штосс. Играя однажды с А. М. Загряжским, Пушкин проиграл все бывшие у него деньги. Он предложил, в виде ставки, только что оконченную им пятую главу «Онегина». Ставка была принята, так как рукопись эта представляла собою тоже деньги, и очень большие (Пушкин получал по 25 руб. асс. за строку), – и Пушкин проиграл. Следующей ставкой была пара пистолетов, но здесь счастье перешло на сторону поэта: он отыграл и пистолеты, и рукопись, и ещё выиграл тысячи полторы…
Подпись: Н. П. Кичеев, со слов А. М. Загряжского. Рус. Стар., 1874, Т. 9, стр. 564.
…Никакая игра не доставляет столь живых разнообразных впечатлений, как карточная, потому что во время самых больших неудач надеешься на тем больший успех, или просто в величайшем проигрыше остаётся надежда, вероятность выигрыша. Это я слыхал от страстных игроков, напр., от Пушкина (поэта) … Пушкин справедливо говорил мне однажды, что страсть к игре есть самая сильная из страстей…
Подпись: Ал. Н. Вульф. Дневник. Л. Майков, 190, 211.
…О поэте Пушкине сколько краткость времени позволила мне сделать разведание, – он принят во всех домах хорошо и, как кажется, не столь теперь занимается стихами, как карточной игрой, и поменял Музу на Муху, которая теперь из всех игр в большой моде…
Подпись: А. А. Волков, жандармский генерал, в донесении Бенкендорфу, 5 марта 1827 г. Б. Модзалевский, 35.
…Пушкин научил меня ещё и другой игре. Мать моя запрещала мне даже касаться карт, опасаясь развития в будущем наследственной страсти к игре. Пушкин во время моей болезни научил меня играть в дурачки, употребив для этого визитные карточки, накопившиеся в новый 1827 год. Тузы, короли, дамы и валеты козырные употреблялись Пушкиным, значение остальных не было определено, и эта-то неопределённость и составляла всю потеху: завязывались споры, чья визитная карточка бьёт ходы противника. Мои настойчивые споры и цитаты в пользу первенства попавшихся в мои руки козырей потешали Пушкина, как ребёнка…
Подпись: кн. Павел Вяземский. Сочинения, стр. 511–513.
…15 окт. 1827 г. – Вчерашний день был для меня замечателен: приехав в Боровичи в 12 час. утра, застал я проезжего в постели. Он метал банк гусарскому офицеру. Перед тем я обедал. При расплате не доставало мне 5 рублей, я поставил их на карту. Карта за картой, проиграл 1600. Я расплатился довольно сердито, взял взаймы двести рублей и уехал очень недоволен сам собой…
Подпись: Пушкин. Встреча с Кюхельбекером.
…Пушкин в дружеском обществе был очень приятен… Дельвиг со всеми товарищами по лицею был одинаков в обращении, но Пушкин обращался с ними разно. С Дельвигом он был вполне дружен и слушался, когда Дельвиг его удерживал от излишней картёжной игры и от слишком частого посещения знати, к чему Пушкин был очень склонен…
Подпись: Бар. А. И. Дельвиг (племянник поэта Дельвига). Мои воспоминания, 1, 72.
…Иногда заставал я его за другим столиком – карточным, обыкновенно с каким-нибудь неведомым мне господином, и тогда разговаривать было нельзя; после нескольких слов я уходил, оставляя его продолжать игру. Известно, что он вёл довольно сильную игру и чаще всего продувался в пух! Жалко бывало смотреть на этого необыкновенного человека, распаленного грубою и глупою страстью!.. Светская молодёжь любила с ним покутить и поиграть в азартные игры, а это было для него источником бесчисленных неприятностей…
Подпись: Кс. А. Полевой. Записки, стр. 171–174, 268, 273–277.
Псковский помещик И. Е. Великопольский, мало даровитый поэт и страстный картёжный игрок, выпустил в свет стихотворную «Сатиру на игроков», в которой живописал страшные последствия картёжной игры. Пушкин напечатал в булгаринской «Северной Пчеле» «Послание к В., сочинителю «Сатиры на игроков», где высмеивал проповедников, учащих свет тому, в чём сами грешны:
Некто мой сосед
На игроков, как ты, однажды
Сатиру злую написал
И другу с жаром прочитал.
Ему в ответ его приятель
Взял карты, молча стасовал,
Дал снять, и нравственный писатель
Всю ночь, увы! понтировал.
Тебе знаком ли сей проказник? и т. д.
Великопольский написал стихотворный ответ Пушкину и отправил его Булгарину для помещения в «Северной Пчеле». Булгарин передал стихи Пушкину с запросом, согласен ли он на их напечатание). Пушкин ответил самому Великопольскому:
Булгарин показал мне очень милые ваши стансы ко мне в ответ на мою шутку. Он сказал мне, что цензура не пропускает их, как личность, без моего согласия. К сожалению, я не могу согласиться:
