– Отец нас по тропе отправил. Ну, идем мы, идем. Половину силов проверили. До выскори, что у горелого дерева, дошли, а там сила одного нет. И перекладинки верхней тоже нет. Перья токо от тетеры. Ну, пошли мы по следу. А он, зараза, не удавился. Петлял по лесу вместе с перекладиной. Бегал, бегал и вот, в эту нору и залез, – парень показал рукой на берлогу.
– Ага, вместе с палкой, – поддакнул Витька.
– Ну, да. Я в суматохе не сразу и сообразил, что это берлога. Вообщем, он туда, а перекладина снаружи зацепилась. Я за ним хотел, а он назад – палка-то ему не дает внутрь попасть. Клюв раскрыл, расщеперился весь. Страшилище и только. Потом он развернулся и снова в берлогу! Рядом поленья какие-то лежали. Видать кто-то по зимнику ехал и растерял. Тяжеленные, зараза. Я чуть не переселся[18 - Перетрудился, устал (местное)]. Кабы не ситуация такая, то не вызднял[19 - Не поднять (местное)] бы. Вообщем, я одно полено в дыру сунул, чтобы тетера наружу вылезти не смог. Другое схватил и как только он показался, как звезданул по башке. Он подергался маленько и затих.
– Толька здорово приложился, – подал голос Витька.
А тот, запыхавшись и раскрасневшись от рассказа, замолчал и уставился на Оманова.
– А в берлогу-то чего потом полезли?
Толька вздохнул и покачал головой, поражаясь тому, что Оманов – взрослый мужик, а ничего не понимает.
– Сначала тетеру достали, а потом. Витька устал, ветер поднялся – думали переждать. К тетере прижались – теплый он, ну и задремали маленько. А тут Рыжий, – Толька повернулся к собаке и улыбнулся.
Гаврила покачал головой. «Отчаянный старший-то, – одобрительно подумал он, невольно сравнивая с ним своего Ваську».
– Тут вся поляна вытоптана была. Неужто не видели?
– Неа, – спокойно ответил Толька. – Может и вытоптана. Не заметили мы. Снег наперед шел. Присыпало верно.
– Мы на тетеру смотрели, а не под ноги, – проворчал Витька, показывая на лежащую рядом птицу.
– А чего у тебя пальцы замотаны? – Оманов заметил на Витькиной руке повязку.
Тот быстро спрятал руку за спиной и посмотрел на старшего брата.
– Порезался он. За полено запнулся и упал рядом с ним. Их там целая куча, – указал Толька рукой в сторону зимника.
Оманов подошел к Витьке и протянул руку. Тот опустил голову и в ответ протянул раненую ладонь.
– Успокоилось уж все, – произнес Толька. – Я от онучи рямок[20 - Кусок материи (местное)] оторвал и замотал. – Там ножик валялся. Вот Витка на него и упал.
Он скинул со спины мешок, раздернул завязки и достал небольшой сверток.
– Вот. Там на рукоятке написано: «Сер». Не понял, что такое. Может, какой-нибудь, Сидоров или Соколов. Ефим или Еремей. Р-р-р…
– Романович, – подсказал Витька.
Гаврила достал из тряпки нож и покрутил в руке. Лезвие сильно заржавело, но ручка, сделанная из лосиного рога, хорошо сохранилась. «Видать, долго на земле пролежало, – смекнул Оманов, проведя ногтем по металлу».
– Сер, – прочитал он хорошо различимые буквы.
То, что это не чьи-то инициалы, ему было тоже понятно: их пишут заглавными буквами. Тут же большой была только первая. Глядя на отметины, или как в деревне еще называли «Росписи», он припомнил деревенские лавки, расписанные вездесущими мальчишками. Странным образом, но память на это дело у Гаврила была хорошей. Он помнил большинство подобных надписей, виденных им когда-либо. И даже место, где они были оставлены, мог без труда указать. Некоторые из них особенно крепко засели у него в памяти. «1912 ПСЕ» – кто-то вырезал на бывшей деревенской церкви. То, что цифры те означали год ее постройки, в деревне знал всякий. А другую надпись Гаврила видел на стене бани в урочище Смильское, что недалеко от таинственного места, прозванного в народе Разбойничьей Слудой. Там же рядом стояла и изба. Строения находились на берегу реки в шестидесяти верстах от деревни. Бывал он в тех местах на сенокосе. И в доме жил и в бане тамошней мылся не раз. Когда-то в том месте жили староверы, а уж после них избушку облюбовали охотники. А нынче же в летнее время там жили и ачемские колхозники. По одну сторону реки пасли скот, а по другую заготавливали на зиму сено. За несколько десятилетий надписи на бане частично пришли в негодность, но некоторые буквы были видны хорошо.
– ЕММ, РВ, КПП, – произнес Гаврила, вспоминая их.
– Чего? – спросил Толька.
– Да это я так. Сам с собой разговариваю.
В конце букв было написано что-то еще. Какие-то цифры, вероятно год, когда была сделана надпись. Оманов ненадолго задумался и вскоре вспомнил. «VI-14, – отчетливо всплыла перед глазами странная запись».
Большинство других росписей, в основном оставленных на деревенских лавках неугомонной ребятней и больше похожих на замысловатые кружева, его интересовали мало. Мысленно пробежавшись по ним, Гаврила для себя отметил, что фразу «Сер» нигде не видел. От внезапно пришедшей мысли, он усмехнулся, распахнул полы зипуна и вынул из ножен свой нож. Аккуратно поскреб острием рукоятку найденного ножа, потихоньку выковыривая въевшуюся и засохшую в ней грязь.
– Серьга, – еле слышно прочитал он, когда рукоять была окончательно очищена. – Серьга?
Гаврила задумался. От внезапной догадки прошиб пот. Он поднял горсть снега и вытер лицо.
– Ты чего, Гаврила Петрович! – испуганно проговорил Толька. – Чего сказал-то?
Оманов тряхнул головой, словно пытаясь проснуться после глубокого сна, и показная улыбка появилась на его лице.
– Да, я тут Катерину свою вспомнил, – соврал он. – Болеет она. Слышали, поди?
– Не, – замотал головой Толька.
Оманов снова ненадолго задумался, вспоминая случайно подслушанный когда-то разговор. Затем засуетился, хлопая себя по бокам. Наконец, достал из-за спины свой нож и протянул Тольке.
– Вот, держи. Дарю. Батьке скажете, что я подарил за то, что помогли берлогу найти. А этот ржавый приведу в порядок и оставлю себе… на память.
– Спасибо, дядька Гаврила, но нам не надо, – ответил Толька, пряча за спиной руки. – Отец все одно забранит[21 - Заругает (местное)], что взяли чужое и придется возвращать. Не велит чужое ворошить[22 - Взять, брать (местное)]. Не нами он там оставлен, не нам его и брать. Витька забыл и о том и взял. Ты нашему отцу только не говори. А возьми его себе. На память-то это же хорошо, – искренне произнес мальчишка и взглянул на Гаврилу.
Тот слегка похлопал Тольку по спине, сунул свой нож в ножны, а найденный осторожно опустил во внутренний карман зипуна.
– Хорошо, не скажу, – проговорил Оманов. – Где нож нашли, покажете? – спросил он.
Толька кивнул брату и тот бросился к краю будущего зимника.
– Вот тут. Рядом с дровами, – проговорил Витька, кивая головой на землю.
Гаврила подошел к нему. Сначала огляделся по сторонам, а потом опустил взгляд вниз. Носком сапога расчистил вокруг снег. Рядом лежали какие-то поленья. Судя по их внешнему виду, находились они тут довольно давно. Гаврила нагнулся и ухватил одно из них. Он не ожидал, что дровина[23 - Полено (местное)] окажется такой тяжелой и выронил ее.
– Ага, ну, очень тяжелые какие-то. Толька вон те еле поднял, – Витька показал на два полена, лежащие у самого входа в берлогу.
Тут-то и заметил Оманов едва различимую щель, идущую вдоль на одном из поленьев.
– Вы сейчас куда? Снова по тропе или домой уже? – спросил он, поворачиваясь к Тольке.
– Не. Домой пойдем. С тетерой таскаться не хотце. Остальные силья потом посмотрим. Может, и с отцом вечером сходим.
Дождавшись, когда ребята скроются из виду, Оманов привязал собаку к дереву и склонился над кучей дров. На каждом из них виднелась тонкая щель, идущая с обеих сторон полена. Он попробовал сдвинуть их части между собой, но из этого ничего не получилось. Тогда Гаврила достал нож, вставил лезвие в щель, пытаясь расщепить дровину, но опять ничего не получилось. Наконец, он вынул, засунутый за кушак топор и со всего размаху рубанул по полену.
Из расколотой на две части деревяшки на землю выпали три небольших по размеру слитка золота. Оманов опустился рядом, дрожащими руками аккуратно взял один кирпичик и поднес ближе к лицу. Проведя пальцем по замысловатым оттискам, положил его на заснеженную землю. Затем схватил другое полено и тут же разрубил его. Он остановился лишь тогда, когда были сломаны все тайники, а куча из золотых кирпичиков лежала у его ног. Не успел Гаврила сообразить, что делать дальше, как засуетился Рыжий. Он вытянул морду, зашевелил мокрыми ноздрями, втягивая носом лесной воздух.
Оманов отвел взгляд от находки и посмотрел на собаку. Кобель беспокойно заскулил, вглядываясь в сторону проходящей неподалеку дороги. «Неужели кто-то едет? – подумал Гаврила и бросился таскать слитки с поленьями в берлогу. Только он управился, как совсем рядом раздалось конское ржание. Оманов подошел к Рыжему и спустил с привязи. Тот тут же зашелся громким лаем и бросился к дороге.
***
