Кушаны

То, что Саданкаш ранее слышал от бродячих рассказчиков, не передавало и самой малой доли увиденного воочию, когда он приблизился к столице Гермея.

Кабура открылась взгляду, освещенная последними лучами света уходящего дня. Благословляя трудолюбивых жителей города, Михро накинул алый плащ на их дома, но, оттесняемый надвигающейся ночью, божественный свет вскоре потускнел, и только замок царя на горе еще сиял в золотых лучах.

Саданкаш любовался видом с высоты холма, тогда как караван с посольством мерно проходил последнее ущелье перед долиной, в которой, взбираясь на все близлежащие холмы, теснясь друг к другу глухими стенами, стояли дома жителей Кабуры. Горы Гиндукуша за замком Гермея поднимались скальными стенами, словно зубы дракона. Да и весь хребет представлялся с высоты отдаленного холма языком чудовища, ставшего символом власти на знаменах парфян.

Всю дорогу Саданкаш размышлял о дальновидных планах отца. Поставив целью защиту своих интересов, как это бывало и ранее, с этой войны Куджула Кадфиз начал новую веху в укреплении Кушанского царства. Он заявил о себе как сильный и дальнозоркий повелитель хорошо организованной армии, расширил свои владения, завоевав Арейю и, глядя дальше на восток, строил грандиозные планы, в которых его сын Саданкаш должен был сыграть одну из главных ролей.

Подчинение Паропамисада, в том числе и Арахозии, лежащих на пути к Гандхаре33 – лакомому куску для всех захватчиков, – должно пройти постепенно, без кровопролития. В войне с Гермеем не было смысла. Кушаны и без войны уже шли по его территориям, завоевывая их, проникая в отдаленные уголки гор, окружающих караванные пути, образуя в ключевых ущельях свои ставки. Гермей получал уверения в дружбе и помощи, и, не видя в кушанах угрозы своей власти, не мог предпринять решительных действий. В них не было надобности! Но жители Паропамисада встречали кушанов враждебно, угрожая не только гневными взглядами и проклятиями в спину, но и оружием. Молва о захвате кушанским царем древних земель Бактрии быстро облетела горы и долины. Потомки народа, чьи земли захватывали то йоны, то саки, то парны, сохранили в легендах истории битв и побед своих царей, но вместе с молоком матери детям передавалась гордость народа, его свободолюбие и ненависть к захватчикам.

Чтобы успокоить народ, Гермей выпустил медные монеты со своим изображением и надписью «Царь Царей», вторя аршакидам, но давая понять, что царь – он, а не кушанский правитель Куджула Кадфиз. Монеты внесли сумятицу, но кое-где помогли предотвратить кровавые схватки.

И все же, узнав, что во главе посольства кушанов стоит сын царя, Гермей отправил охрану для его каравана. Воины Гермея и сейчас шли по обе стороны каравана, а начальник стражи стоял за спиной Саданкаша, сопровождая его и на холм.

Свет небес почти угас, и Садашкаш направил коня вниз. Караван уже выходил из ущелья, подсвечивая себе дорогу светильниками, поднятыми караванными людьми над головами верблюдов. Чувствуя скорый отдых, горбатые носильщики прибавили шаг. Сопровождающие караван приободрились. Кабура встретила гостей дымом кострищ, поднимаемым из дворов горожан, запахами готовящейся еды. Посланник царя проводил гостей на самый лучший постоялый двор и сообщил, что Гермей желает видеть посольство сегодня в своем дворце.

Саданкаш приказал подать воды для омовения, приготовить чистую одежду. Усталость от дальней дороги брала свое, но встреча с царем требовала сосредоточенности, и, умываясь, Саданкаш продумывал, что скажет ему, как будет приветствовать.

Девушка, наливающая воду из кувшина с длинным носиком, с интересом разглядывала кушанца, которого она видела впервые. Похож на правителей Паропамисада: гладко выбритый, светловолосый, с профилем, как на монетах йонов.

Заметив интерес служанки, Саданкаш подмигнул ей. Девушка смутилась и, подавая длинный кусок ткани, опустила глаза.

– Приходи завтра ночью, – шепнул он ей.

Девушка подняла глаза. Поймав ее взгляд – взволнованный и растерянный – Саданкаш улыбнулся и провел пальцем по ее руке. Девушка вспыхнула и убежала, оставив мокрую ткань в руках кушанца.

В небе над Кабурой один за другим вспыхивали далекие светильники. Едва приоткрытый глаз Мао следил за ярким стадом, которое, впрочем, меняло свое местоположение медленно, едва заметно для глаза человека.

С высоты дворца царь Гермей, подобно богам, наблюдал за жизнью города, раскинувшегося у его ног. Огни кострищ, блуждающее пламя факелов, едва приметные огоньки светильников говорили о жизни, которая не замирала даже с приходом ночи. Боги подарили людям огонь! Он разгонял тьму в их жилищах, на нем готовили еду, ему поклонялись… Царь почувствовал ночную прохладу и возвратился в зал. Пора бы за трапезу, но мысли о кушанах перебивают даже аппетит.

Заключив союз с Куджулой Кадфизом, он открыл ему дороги своего царства. По слухам, они не опустошают поселки, подобно парфянам, не грабят караваны, напротив, ставят свои посты, охраняют грузы, идущие с запада на восток и обратно. Посольство кушанов как ответный шаг в союзе. Возглавляет его не просто доверенный человек царя, а его сын! Говорят, он похож на свою мать, а ее родовые корни сплетались с корнями Гермея в далеком прошлом. Но молва донесла, что Саданкаш – правая рука отца. Почему же он отдалил сына, отправив его с посольством? Доверяет ему более чем кому-либо из своей свиты? Это для Гермея оставалось неясным.

Царь сел на трон, подперев рукой подбородок и выпятив губы. Свет падал на левую часть его рыхлого лица, в точности похожего на профиль, высеченный на монете: крупный нос с горбинкой и мясистыми ноздрями, гладко выбритый подбородок с обвисшими щеками, волевой взгляд больших глаз, полуприкрытых веками, волосы убраны назад и стянуты лентой. Царь Гермей пришел к власти в преклонных годах, и, когда он гневался, те годы проявлялись на лице дополнительными морщинами у глаз и в межбровье.

– Где посол? – вопрос прозвучал угрожающе.

Подданные царя сжались и опустили глаза.

– Он уже на пути во дворец, государь, – советник источал мед с уст, пряча за велеречивостью свой страх.

Гермею льстило подобострастие подчиненных, но сладкое притворство мешало, когда он нуждался в дельном совете. Как долго он не мог решить, идти на Пакору или ждать исхода битвы между кушанами и парфянами! Ему не хватало настоящего помощника – с острым умом, смелого в суждениях, преданного. В глубине души он завидовал Куджуле Кадфизу. Абдагаз не любил отца, напротив, при случае он не откажется пойти против него! Но Куджула отправил своего сына с посольством… На что рассчитывает? По слухам, второй его сын не столь близок к нему. Кому он передаст власть, когда придет время? Слишком уверен в себе? Да, скорее всего так. Он моложе его. Наверное, крепок телом. Все время в движении, всю жизнь воюет.

Досада на самого себя портила настроение. Гермей нахмурился еще больше.

За пределами тронного зала раздался звон металла. Советник перевел дух: стража приветствует гостей!

Двери распахнулись – и в зал стремительно вошел Саданкаш. После полутемных коридоров, по которым вели посольство, в ярко освещенном зале он почувствовал себя крохотным, как муравей. Высокие потолки зала по периметру опирались на белые каменные колонны с резными капителями вверху и массивным двухступенчатым основанием внизу. Трон царя стоял в центре, на возвышении между дугами колонного ряда. К нему вели ступени, устланные ярким ковром; такой же – с желто-синим орнаментом в виде слоновьего следа на темно-красном фоне – лежал перед тронным постаментом.

Саданкаш остановился посередине ковра и преклонил колено. Полы синего плаща, окантованного полосами золотой вышивки, легли вокруг него шатром.

Гермей с интересом рассматривал сына Куджулы Кадфиза. Невысок ростом, юн лицом, светел, как и рассказывали о кушанах, почтителен, как и положено послу. Руку держит на рукояти меча, но это не поза величия, не угроза, а важность, соответствующая статусу сына царя. Голову склонил. Во взгляде, который до того он обратил на него, интерес, хотя, было заметно, что величие царя Паропамисада его восхитило.

Следуя жесту царя, советник подозвал гостя.

– Подойди ближе, сын кушанского царя! – пафосно позвал он.

Саданкаш сделал один шаг и остановился. Его свита стояла за ним на почтительном расстоянии. Двое держали короб с подарками.

– Великий Спаситель Гермей, Царь Царей, праведный, справедливый, автократор, достойный поклонения, получивший царство от Наны и всех богов, положивший начало великой вехе правления бактрийским народом! – начал приветствие Саданкаш.

Гермей слушал с полуулыбкой, откинувшись на резную спинку трона, положив локти на полукруглые поручни. Весь его вид говорил о величии! Он на вершине царства! Он – Царь Царей!

Речь сына кушанского царя лилась горным ручьем – светлым и речистым, полным двойных ритмов на фоне одного, звучавшего гимном. Саданкаш сказал о дарах царю Гермею от его брата Куджулы, и двое дюжих кушанов вынесли короб вперед. Саданкаш открыл его.

– Как и владения царя Паропамисада, кушанские земли полны богатств, среди которых особое место занимает соль. – Он раскрыл мешок и, взяв горсть соли, поднял руку и просыпал ее. Действо посла привлекло внимание царской свиты и самого царя. Крупные белые кристаллы, шурша, падали в мешок, а посол продолжал свою речь. – Соль – мерило вкуса и… мудрости, – сделав акцент на последнем слове, Саданкаш замолчал, дав присутствующим подумать над сказанным. Потом он поднял золотой брусок размером с ладонь и, поводив рукой так, чтобы в свете факелов золото вспыхнуло блеском, всю историю человечества сводившим с ума каждого, кто видел его, сказал:

– Богатства царства в его сокровищах. Чем их больше, тем больше мир преклоняется перед царем.

Вернув брусок назад, Саданкаш захлопнул короб. Царь вздрогнул. Сын Куджулы Кадфиза поклонился со словами:

– В царских конюшнях уже отдыхают небесные кони, присланные нашим царем. Остальные подарки – это приятная мишура для царя и его семьи, – и сделал шаг назад.

Гермей поманил его пальцами. Саданкаш подошел к ступеням, ведущим к трону.

– Скажи, как мне называть тебя? Я слышал, что у сына царя несколько имен.

Улыбка украсила казавшееся наивным лицо Саданкаша. Он ответил:

– В детстве меня называли Янгаочжень. Когда мой отец стал царем кушанов, меня стали звать Саданкаш. Встав на путь посла между нашими государствами, я бы предпочел, чтобы меня называли Вима Такто.

Царь понимающе кивнул и спросил:

– Твое имя похоже на имя бога Йимы – первого царя на земле.

Саданкаш легко поклонился и ответил:

– Мы почитаем бога Йиму как строителя отношений между людьми. Надеюсь, мне удастся расположить царя к дружбе между нашими царствами.

Сын кушанского царя все больше нравился Гермею. Он умен, почтителен, с ним интересно будет проводить время в беседах.

– Вима Такто, я приближаю тебя ко двору, – он встал – высокий, грудь колесом, подбородок поднят, как и подобает человеку, обладающему величием. – Присоединяйся к моей трапезе, – жестом царь указал дорогу в соседний зал, двери в который уже распахнули слуги.

Аппетитные запахи вместе со звуками лютни ослабили напряжение официальной встречи, доброе вино согрело кровь.

Довольный приемом и самим собой, Саданкаш вернулся на постоялый двор под утро и крепко уснул – без сновидений и тревог. Для последних не было оснований. Все шло по плану отца: возобновилась торговля, ожил караванный путь от Гандхары до владений Рума. Войска Куджулы Кадфиза заняли пастбища Арейи, взяли под свой контроль таможенные пункты на Оксе. Они не проявляли враждебности, кушанский царь не пытался сместить Гермея с трона, а Саданкаш успешно начал ткать полотно отношений между царствами, вплетая в канву нити выгоды для царя Паропамисада: спокойствие, защита, процветание. Они сплетались в замысловатый узор, за выпуклыми формами которого не разглядеть тонкий витиеватый рисунок завоевания.

Гермей наслаждался своим величием, его казна пополнялась доходами от торговли, кушаны же все глубже проникали в земли Паропамисада и Гиндукуша.

Вскоре не без влияния Вимы Такто Гермей выпустил монеты с именем кушанского царя на оборотной стороне. Вокруг фигуры Геракла было написано: «Куджула Кадфиз ябгу кушан стойкий в вере». Вместе с тем профиль Гермея главенствовал на ее аверсе. Так народы царства привыкали к имени царя кушанов и присутствию их самих на своих землях. А торговцы разнесли по всему миру весть о покровительстве Куджулы Кадфиза царю Гермею.

Примечания