Крепость дьявола
– Почти шесть. Я не сразу поняла, что со мной происходит. Но ты не волнуйся! Я поговорю с отцом, и мы поженимся, – наивно улыбаясь, ответила ему Мария.
– Ни в коем случае! – схватился за голову Фридрих. – Ты не понимаешь – твой отец – ужасный человек, ты многого о нем не знаешь. Он просто уничтожит меня!
Улыбка медленно сползла с лица девушки, её васильковые глаза в одно мгновение потухли, наполнившись слезами.
– Не бойся – я никому не скажу, кто – отец ребенка! – твердо произнесла Мария, посильнее запахнув на груди объемную вязаную кофту – ей внезапно стало очень холодно.
* * *Оберштурмбанфюрер Гаус стоял у большого сводчатого окна своего кабинета, спиной к входной двери, скрестив руки на груди. Он был крайне взвинчен. Согласно донесению, сегодня ночью в окрестностях замка разбился вражеский самолет. Отзвуки взрыва не на шутку испугали население местной деревеньки, расположившейся неподалеку, у подножия скалы, на которой возвышалась крепость. Весь гарнизон замка был поднят по тревоге.
Взвод солдат СС немедленно отправился к месту взрыва. Предварительный осмотр обломков показал, что это был Ли-2 советского производства, без нанесенных на корпусе опознавательных знаков.
Сначала солдаты нашли только сильно обгоревшие трупы пилотов. Позже, прочесывая местность в районе гибели самолета, военным также удалось обнаружить в паре километров от места аварии обрывки парашюта, застрявшие в густых древесных зарослях. Это, однозначно, указывало на то, что из горящего самолета сумел спастись, по крайней мере, один человек. К величайшему неудовольствию оберштурмбанфюрера, все следы, оставленные неизвестным парашютистом, размыло после прошедшего накануне сильного ливня, и теперь оставалось только гадать, в каком направлении он скрылся.
«Совпадение или спланированная акция?» – рассуждал герр Гаус. – «Почему именно сейчас, когда мы отослали донесение руководству «Аненербе» о качественном прорыве в исследованиях доктора Грубера?»
Сзади, на почтительном расстоянии от оберштурмбанфюрера, стоял оберштурмфюрер Фридрих Леманн. Его взвод отвечал за безопасность внешнего периметра, а также охрану пленных, которых регулярно доставляли в замок для использования в экспериментах доктора Грубера. Фридрих только что закончил докладывать о ночном происшествии и результатах поисковой операции, и сейчас терпеливо ждал приказаний.
Неожиданно входная дверь распахнулась, и в кабинет ворвался безо всякого предупреждения, собственной персоной, начальник лаборатории – Клаус Грубер.
– В чем, собственно, дело? Зачем Вы меня вызвали, герр Гаус? – доктор почти кричал. Было заметно, что он чем-то страшно раздосадован.
Фридрих непроизвольно вздрогнул при появлении господина Грубера.
«Он знает. И сейчас расскажет обо всем оберштурмбанфюреру», – подумал он.
Однако скоро выяснилось, что Фридрих ошибся в своих предположениях. И доктору, и начальнику гарнизона в настоящий момент не было абсолютно никакого дела до амурных похождений оберштурмфюрера Леманна.
– Полагаю, что Вы еще не в курсе, что сегодня ночью рядом с нами разбился самолет русских?! – повернулся к вошедшему ученому оберштурмбанфюрер Гаус.
– И что все это значит? – равнодушно полюбопытствовал доктор Грубер.
– А то, что существует вероятность, что в окрестностях замка бродит советский диверсант, – взорвался начальник гарнизона.
* * *Рассуждая логически, оберштурмбанфюрер Гаус принял решение не тратить силы гарнизона замка на поиски неизвестного парашютиста, наверняка укрывшегося где-то в горах. Начальник крепости посчитал, что рано или поздно советский диверсант сам себя обнаружит. Достаточно просто проявить терпение и быть наготове – и они уничтожат врага.
Получив, наконец, указания оберштурмбанфюрера усилить охрану замка, выставив дополнительные вооруженные посты, Фридрих с нескрываемым облегчением ретировался из начальственного кабинета.
Свое назначение в элитное подразделение СС оберштурмфюрер Леманн поначалу воспринял, как обнадеживающий старт военной карьеры. Однако когда его отправили в провинцию, обеспечивать охрану сугубо гражданского персонала, Фридрих начал осознавать, что новые нашивки ему в обозримом будущем не светят.
«Сейчас, когда наши патриоты, героически сражаются на фронте, получая ордена за храбрость, я должен нянчиться с этими учеными в белых халатах и закапывать трупы, оставшиеся от их неудачных экспериментов», – так поначалу рассуждал Фридрих.
При этом сводки с фронтов поступали неутешительные, и все чаще офицерами высказывались мнения, что эта война Германией уже почти проиграна. А раз так, то уж лучше отсидеться в тылу, вместо того, чтобы попасть в пекло Восточного фронта. Это соображение несколько примиряло Фридриха с бездарным назначением, которое он воспринимал, как ссылку.
Выйдя во внутренний двор крепости, Фридрих громогласно приказал солдатам построиться и кратко ввел подчиненных унтер-офицеров в курс дела. Третий взвод должен был немедленно начать прочесывать окрестности: для начала, ему предстояло провести повальный обыск в местной деревне, расположенной у границ гарнизона.
– Взбодрим местных фермеров, – бодрым тоном напутствовал солдат Фридрих. – А то, они в последнее время что-то очень осмелели, позволяют себе возражать солдатам Вермахта, когда мы требуем от них пополнить запасы продовольствия в замке. Жалуются, что мы у них реквизируем скот.
В ответ среди солдат прокатилась волна одобрительных глумливых смешков.
Остальные два взвода оберштурмфюрер обязал оцепить периметр замка, так сказать «на всякий случай». Крепость готовилась к приему нежданных «гостей».
Глава 4
Начинался рассвет. Небо затянули низкие сизые облака, и хотя дождь прекратился, воздух был наполнен сыростью, а земля под ногами раскисла – циклон не спешил без боя сдавать свои позиции. Холодный ветер пронизывал промокших людей насквозь, не давая согреться. Отряд Ремизова вереницей, стараясь ступать след в след, отправился выше в горы, рассчитывая найти там временное укрытие и переждать возможную облаву нацистов.
Спустя час пешего перехода, товарищи нашли отличное место для привала. В одном из горных ущелий, чьи крутые скалистые склоны почти сплошь поросли изумрудным мхом и лишайником, команда обнаружила широкий каменный карниз, за которым скрывалась от посторонних глаз глубокая природная ниша. С одной стороны площадки почти вертикально вниз низвергался горный водопад, а с другой – примостились, накренившись, ели и сосны, чьи толстые крепкие корни извивались между камней, а кряжистые раскидистые ветви создавали импровизированный природный полог. Цепляясь голыми руками за уступы и древесные корни, товарищи, осторожно, стараясь ненароком не поскользнуться, вскарабкались наверх.
Естественное укрытие хорошо защищало от холодных порывов ветра, и отряд Ремизова смог, наконец-то, позволить себе передохнуть и обсохнуть. Костер разводить было слишком рискованно – дым могли заметить даже издалека, поэтому все четверо, сняв заплечные рюкзаки, расположились на камнях, и принялись уплетать сухой паек.
Старший лейтенант с любопытством осмотрелся по сторонам: их окружала потрясающая красота – девственно нетронутая природа, летящие в лицо мелкие ледяные брызги, разбрасываемые бурлящим водопадом, многовековые валуны, стоящие на страже времен. Даже не верилось, что где-то совсем близко идет жесточайшая война, и гибнут люди.
Пантелей, между тем, украдкой поглядывал на командира, оценивая его, как бы со стороны: симпатичный молодой мужик лет двадцати пяти, спортивного телосложения, вымахавший прилично за метр восемьдесят, с коротко стриженым, жестко топорщащимся «ёжиком» темных волос и умными серо-голубыми глазами, пытливо взирающими на окружающий мир.
* * *Фамилия Ремизов досталась Юрке от его приемного отца – сотрудника московского уголовного розыска, рискнувшего забрать вечно чумазого, но шустрого и сообразительного беспризорника с улицы к себе домой, поселив на кушетке в своей комнате в одной из многочисленных московских коммуналок.
Вплотную занявшись перевоспитанием мелкого гопника, которым Юрка, собственно, и являлся до своего усыновления, отец заставил парня засесть за учебу, а также отвел в секцию спортивного самбо. Кроме того, у Юрки неожиданно обнаружились врожденные способности к изучению иностранных языков. К концу школы парень уже свободно изъяснялся на немецком и английском языках.
Отучившись, Юрка пошел по стопам своего приёмного отца, которого бесконечно уважал и искренне любил. Окончив военную спецшколу (САШ) с отличием, юный Ремизов поступил на службу в милицию, откуда и был в октябре 1941-го мобилизован на фронт.
Изучив московские подворотни и проулки вдоль и поперек, набегавшись от милиционеров и местных бандитов по крышам и чердакам, насмотревшись на пьяные поножовщины и беспощадные кулачные драки, Юрка научился выживать, нутром чувствуя приближающуюся опасность. Ловкость рук, молниеносная реакция вкупе со знанием немецкого языка, тут же привлекли внимание армейского начальства к молодому офицеру, и Юрка Ремизов в мгновение ока очутился в разведгруппе, а со временем стал опытным диверсантом.
* * *Решив для самого себя, что старший лейтенант Ремизов станет достойной заменой погибшему Фомичу, Пантелей удовлетворенно кивнул.
– Командир, предлагаю сделать вылазку. Нужно осмотреться, прикинуть пути отхода, на всякий случай, – деловито предложил он старшему лейтенанту.
– Поддерживаю, – согласно кивнул Ремизов. – Яша! Вы тут с Лёшкой пока покараульте, а мы с Пантелеем – на разведку.
– Да что тут караулить? – гоготнул Яшка. – Если только какое зверье мимо пробежит.
При этом автомат уже оказался у Зимина в руках.
Ремизов на шутку реагировать не стал. Яшка, сколько Юрий его знал, всегда был таким: неунывающий балагур, во всем находящий положительные стороны. И при всем этом – верный товарищ и отличный боец.
Забросив рюкзаки на плечи, старший лейтенант и Пантелей оставили свое надежное укрытие и уже через пару минут исчезли в лесу.
* * *Старинный замок, будто сошедший со страниц книжки про рыцарей, возник перед глазами внезапно, словно ниоткуда. С высоты он четко просматривался: в бинокль можно было рассмотреть и высокую сторожевую башню, и грязновато-серые стены самого замка, в некоторых местах увитые плющом.
– Посмотри, – Ремизов передал бинокль Пантелею. – Видишь пулеметчиков? И на стенах выставлены посты, я насчитал навскидку человек десять.
Пантелей принял бинокль и начал внимательно вглядываться вдаль.
– М-да… – задумчиво крякнул сибиряк. – Кто бы мог подумать, что в такой глуши расположится целый гарнизон. Жаль, что отсюда не видно внутренний двор, а то бы прикинули, сколько человек охраняет эту крепость.
Диверсанты выбрали наблюдательный пункт, спрятавшись за скалистым уступом, заросшим пробившейся сквозь мелкую сетку каменных трещин и выбоин травой. Отсюда открывался отличный вид сверху на деревню и подъездную дорогу, ведущую к замку. Ветер донес до спрятавшихся в засаде мужчин раздающийся вдалеке шум тарахтящих мотоциклетных моторов и отдельные обрывки гортанных выкриков немецких солдат, рассыпавшихся по окрестности.
– Дай-ка бинокль обратно! – потребовал Ремизов, обращаясь к Пантелею.
Вглядевшись в окуляры, Юрий увидел, что в деревне высадился, по крайней мере, один взвод солдат в характерной униформе войск СС.
– Чёрт побери, что же это за место такое странное? – выругался Ремизов.
Между тем, солдаты окружили деревню, заглядывая в каждый дом, обыскивая испуганных и беспомощных жителей.
– Не нас ли, часом, ищут, командир? – прищурился Пантелей.
Внезапно, воздух взорвался истошным воплем – это голосила крепкая бойкая бабёнка, вцепившись в руку одного из двух солдат, волоком тащивших крупную свинью, которую они только что поймали на заднем дворе.
Бабёнка буквально повисла на похитителе свиньи, пытаясь отнять свое сокровище. Однако закончилась вся мизансцена довольно плачевно: солдат с силой лягнул женщину, сбросив с себя, а его товарищ, оказавшийся рядом, пнул упавшую на колени бабенку по ребрам – видимо, в назидание. Женщина повалилась на землю и зарыдала. Ее соседи, тоже пострадавшие от мародеров в погонах, стояли, сбившись в кучу, в ожидании, когда весь этот кошмар закончится.
* * *Решив, что собранной информации о месте дислокации немцев вполне достаточно, советские диверсанты медленно отползли назад, покинув свой наблюдательный пост. Надвигались сумерки, снова начало накрапывать, и товарищи ускорили шаг, направляясь обратно к остальным членам своей группы.
* * *На полпути Пантелей остановился и обернулся к идущему вслед за ним Ремизову.
– Присядем, командир! Разговор есть, – с этими словами Пантелей сошел с еле заметной горной тропы и расположился на стволе поваленной ольхи, усевшись на него верхом.
Ремизов пристально поглядел на сибиряка и, убедившись, что тот настроен очень серьезно, последовал его примеру, ловко усевшись на поваленное дерево.
– Ты понимаешь, что мы все – уже мертвецы?! – неожиданно жестко заявил Пантелей.
– Я так просто не сдамся, – процедил сквозь зубы Ремизов.
– Дурак ты, товарищ старший лейтенант! – смачно сплюнул вбок Пантелей. – Мы задание партии не выполнили. Даже если мы отсюда выберемся каким-то чудом, то свои нас за срыв поручения государственной важности по головке точно не погладят.
– Значит, нам нужен подвиг, – задиристо ответил Ремизов. – Захватим одного из офицеров в этом самом замке… – Юрий мотнул головой в ту сторону, где располагалась старая крепость, – …и получим от него важные разведданные. Ты ведь тоже уже догадался, что здесь спрятан какой-то секретный объект.
– Ну, бог в помощь, – хлопнув себя по бедрам, натужно вздохнул Пантелей, поднимаясь с места.
– Я – советский человек и в бога не верю! – огрызнулся Ремизов.
– А вот это, ты зря! – поучительно произнес уже начавший седеть на висках Пантелей. – С верой-то оно и жить полегче, и умирать – не так страшно.
* * *– Такое вот предложение, – закончил излагать свои соображения Ремизов.
– Нужны точные сведения, сколько человек находится внутри крепости, – неожиданно подал свой голос вечный молчун Лёшка Дубинин. – Один взвод вы с Пантелеем уже видели, когда они рыскали в деревне, еще человек десять-двенадцать насчитали на крепостных стенах. Итого – уже человек шестьдесят набирается. А нас – только четверо.
– Окопались они знатно, – поддакнул Пантелей. – С наскока туда не прорваться – нужен план крепости.
Радист Яшка Зимин вдруг поднялся с корточек и, отряхнувшись от налипшей грязи и хвойных иголок, плотно усыпавших каменный пол природного грота, начал куда-то собираться.
– Яш, ты куда? – всерьез разволновался Ремизов.
– Пойду в деревню прогуляюсь, – необычно серьезным тоном ответил Зимин. – Вы же сами сказали, что фрицы оттуда уже давно уехали, так что я быстренько туда сгоняю. Заодно пожрать раздобуду, а то мы на сухом пайке долго здесь не протянем.
– Я с тобой пойду, – безапелляционно заявил Дубинин, закинув автомат себе на плечо. – «Языка» вдвоем тащить сподручнее будет.
Эта парочка – Яшка Зимин и Лешка Дубинин – уже давно стали неразлучными друзьями. Трудно было представить двоих столь непохожих друг на друга и внешне, и по темпераменту людей. Между тем, оба парня замечательно дополняли друг друга, понимая с полуслова, что очень помогало им при выполнении боевых заданий в тылу врага.
– Я смотрю, вы, товарищи офицеры, уже все сами решили, – немного обиженно констатировал старший лейтенант Ремизов.
– Юр, да ты не волнуйся – не из таких передряг выбирались! – подмигнул Ремизову Яшка, перед тем, как шагнуть в окутавший ночной лес густой влажный туман.
* * *– Уже почти сутки прошли, а ребята до сих пор не вернулись, – не находил себе места от беспокойства Ремизов.
– Подождем еще немного. Может, они малость заплутали, или отсиживаются где-то в укрытии до темноты, – рассудительно произнес Пантелей, хотя и у него на душе «кошки скребли».
В этот момент в кустах неподалеку раздалось странное шуршание. Оба товарища услышали, как из-под чьих-то ног вниз посыпались мелкие камешки – к гроту совершенно точно кто-то приближался.
Ремизов тут же отреагировал, заняв боевую стойку и вытащив из рукава диверсионный нож. Пантелей мгновенно укрылся за каменным нагромождением, также приготовившись защищаться.
Через минуту в проеме появилась человеческая тень. Ремизов уже приготовился сделать захват – пригодились навыки спортивного самбо, которым он увлекался до войны, – но тут тень буквально свалилась ему под ноги, тяжело упав на колени.
Тяжело дыша и выставив правую руку открытой ладонью вперед, будто подавал знак «Стоп», Лёшка Дубинин прохрипел: – Свои.
Ремизов вздохнул с видимым облегчением и убрал нож обратно в рукав куртки. Пантелей вышел из укрытия, и присел перед товарищем на корточки.
– Ты не ранен? – заботливо спросил он Лешку.
– Нет, – тот отрицательно замотал головой, все еще стоя на четвереньках и приходя в себя.
– А Яшка где?
– У немцев, – еле слышным шепотом произнес Дубинин, а затем заплакал.
* * *Немного успокоившись и взяв себя в руки, Лёшка рассказал товарищам, что произошло.
В деревню они с Яшкой спустились без приключений. На дворе стояла глухая ночь, поэтому свет в окнах уже нигде не горел, за исключением одного дома, расположенного, как раз, на отшибе. Подкравшись поближе, друзья осмотрелись и, не заметив ничего подозрительного, двинулись дальше, решив потихоньку заглянуть в освещенное окно.
Внутри обнаружилась вполне мирная сцена: за деревянным столом, накрытым льняной скатертью, сидел, сгорбившись и подперев голову рукой, чей локоть упирался о столешницу, полноватый мужик средних лет в смешных широких штанах на подтяжках. Перед ним стоял наполовину уже опустошенный графин с вином и высокий стеклянный стакан. Поблизости больше никого не было видно, поэтому Яшка предложил выманить подвыпившего немца на улицу, где его и скрутить.
Лёшка встал за дверь, приготовившись к нападению, а Яшка поднялся на крыльцо и постучал. Хозяин откликнулся не сразу. На его резонный вопрос «кто там притащился так поздно», Зимин нахально, на вполне приличном немецком, пробормотал что-то типа «Открывай, сосед». Внутри раздался шум отодвигаемого тяжелого стула и приближающиеся шаги. Деревянная дверь резко распахнулась, чуть не треснув Лёшку по лбу, а затем разверзся ад.
В деревне была организована засада, их ждали. Пьяный фермер, услышав стук в дверь, испуганно поднял свои мутные затравленные глаза и посмотрел в дальний угол комнаты, где затаились с оружием наизготовку вооруженные солдаты Вермахта.
Используя эффект неожиданности, они напали на Яшку, пытаясь взять его живым. Лёшка попытался отбить друга, завязалась отчаянная перестрелка, в результате которой немцы ранили Яшку в двух местах, прострелив ему голень и правое бедро, так, что он упал, зажимая рукой одну из ран, и уже не смог самостоятельно передвигаться. Лёшка бросился ему на помощь, но было уже поздно. Немцы окружали обоих диверсантов со всех сторон, выбегая из соседних строений. Как оказалось, немцы продумали все до мелочей: призывно светящиеся окна дома на краю деревни были всего лишь приманкой.
Бросив прощальный взгляд на истекающего кровью товарища, лежащего на земле с угрожающе наставленными на него дулами армейских винтовок, Лёшка с жутким криком отчаяния выпустил автоматную очередь в наступающих на него бойцов и, расстреляв двоих из них, пробился через окружение. Петляя и пригнувшись, он стремглав понесся в сторону леса.
Сзади послышался шум погони; немцы завели заранее спрятанные в деревенских сараях мотоциклы и погнали диверсанта, как зверя на охоте, не прекращая пальбы. Алексей Дубинин еще никогда так быстро не бегал. Наверное, это было его лучшее время забега во всей его спортивной карьере. Сердце выпрыгивало из груди, легкие жгло огнем, но Лешка продолжал бежать.
Остановился он только тогда, когда звуки ревущих моторов окончательно стихли, а сам боец осознал, что заблудился. Парню понадобились почти сутки, чтобы отыскать обратный путь к своим.
* * *– Сколько ходок за линию фронта вместе сделали – и ни одной царапины! Как я теперь без Яшки жить буду? Что его матери скажу? – снова зарыдал Лёшка.
Ремизов и Пантелей понуро стояли рядом, не зная, что сказать в ответ. Жив ли еще Яшка? Выдержит ли он допросы эсэсовцев? Эти невысказанные вслух вопросы набатом звучали у них в голове.
Глава 5
Спустя несколько дней после драматического разговора с отцом Мария снова оказалась в его кабинете, и теперь стояла перед ним, покорно опустив плечи, словно провинившаяся школьница, в ожидании окончательного вердикта, что ждет её дальше.
Совсем немного времени потребовалось Марии, чтобы убедиться в том, что Фридрих малодушно бросил её на произвол судьбы, как только узнал о беременности. Красавец – офицер в последнее время старательно избегал любых встреч с девушкой, а заметив издалека, лишь сухо кивал и отворачивался в другую сторону, напуская на себя озабоченный, деловой вид.
Доктор Грубер сидел за большим письменным столом и что-то лихорадочно записывал в свой походный дневник, который он бережно хранил и никому не показывал. Мария нервно закусила нижнюю губу (ожидание затягивалось), но отвлекать отца не решилась.
Наконец, доктор Грубер закончил писать и отложил тетрадь в кожаной обложке в сторону от себя, на край стола. Затем он пристально, исподлобья, взглянул на стоящую напротив дочь.
– Решение принято, – жестко (словно пригвоздил) произнес он, обращаясь к Марии. – Сегодня же ты уезжаешь к моей тетке в Австрию. Я получил от нее письмо – тетя Бригитта согласна приютить тебя у себя в доме, а после рождения бастарда поможет пристроить его «в добрые руки».
В ответ Мария тихонько ахнула и даже попыталась что-то возразить, однако натолкнулась на испепеляющий, злобный взгляд отца и снова замолчала, уставившись в пол, выложенный узорным паркетом.
– Вот, держи, – Клаус Грубер протянул через стол довольно увесистый кошелек с деньгами. – На первое время. Не хочу, чтобы мою дочь считали нищей приживалкой, пусть даже ты этого и не заслуживаешь.
В качестве благодарности Мария сделала вялый книксен.
Доктор Грубер окинул девушку скептическим взглядом с головы до ног. Вид у Марии был жалкий и какой-то нечастный. Казалось, что за последние несколько дней от сильных душевных переживаний она как-то резко подурнела.
Оба – отец и дочь – замолчали, не находясь, что сказать друг другу на прощание.
– Можешь уже идти, я тебя более не задерживаю, – довольно грубо прервал затянувшуюся паузу Клаус Грубер. – Через час, внизу тебя будет ждать машина, которая отвезет тебя на станцию железной дороги.
Мария кротко кивнула в ответ и безвольно поплелась к выходу, тихо затворив за собой тяжелую дубовую дверь. Между тем, доктор Грубер, разрешив личную проблему, незамедлительно переключился на более важные вопросы, полностью погрузившись в свои дела. Выйдя из-за стола, он вслед за дочерью покинул свой мрачный кабинет и бодрым шагом направился по скрипучей лестнице вниз, в лабораторию.
Мария уже почти дошла до своей комнатки, расположенной в угловой части замка, как сообразила, что отцовский кошелек, так и остался лежать на письменном столе его кабинета. Несмотря на охватившие девушку чувство обиды и гнева на отца, прагматическая сторона ее характера взяла верх над душевным волнением – отказываться от солидной денежной суммы Мария не планировала. По этой причине, девушка развернулась и почти бегом направилась обратно.
Осторожно постучавшись и не получив ответа, Мария приоткрыла дверь в отцовский кабинет и заглянула внутрь. В помещении никого не оказалось, и Мария, осмелев, зашла в большую, пропахшую застарелой пылью комнату и направилась прямиком к письменному столу.
Быстро обнаружив лежащий на видном месте потертый кожаный кошелек, девушка уже было протянула к нему руку, чтобы забрать, как она случайно заметила примостившийся на углу массивной столешницы дневник доктора Грубера.
Поддавшись внезапному импульсу, Мария схватила тетрадь и вместе с кошельком засунула ее себе под растянутую шерстяную кофту грубой домашней вязки, а затем, стремглав выскочила обратно в коридор. В этот момент девушка и представить себе не могла, к каким последствиям в будущем приведет этот её спонтанный поступок.
* * *Оберштурмбанфюрер Гаус наслаждался классической музыкой, успокаивая совершенно расшатанные нервы. Сидя в глубоком мягком кресле, он выстукивал маршевый ритм носком своего начищенного до блеска сапога. Как же ему надоело это злосчастное место!
Герр Гаус был мужчиной импозантным и большим любителем женщин, за что и пострадал, когда его очередной адюльтер с супругой одного уважаемого чиновника был весьма некстати рассекречен. Именно это обстоятельство и послужило причиной отправки оберштурмбанфюрера в эти богом забытые края.