Не знаю, как у других магов, а у некромантов заклятия упокоения без крепкого словца почему-то имеют меньший эффект. Ну, и при виде того же полуразложившегося умертвия орка, которое выше тебя в два раза, а шире в четыре, как-то порою сначала сама собой вырывается емкая и краткая характеристика ситуации, а уж потом – заклинание.
В общем, я тихо-мирно отрыла свой учебный материал на бесхозной могиле из тех, в которых хоронили бездомных, бродяг и преступников, смахнула пот со лба, выкинула из ямы лопату и вылезла из копани сама. Разогнула затекшую поясницу и только готовилась прочесть заклинание, чтобы поднять небольшой скелет, как услышала позади треск кустов.
Думала, что это у кого-то из одногруппников зомби сорвалось с аркана. Хотя я же специально выбрала участок подальше от остальных, чтобы мне не помешали.
– А пока вы копали, ничего подозрительного не было? Голосов, звуков? – по ходу моего рассказа уточнил ворон.
– Да вроде нет, – пожала я плечами, покосившись на лысого здоровяка, которого ворон поименовал Грансом. Он был предельно сосредоточен и держал перед собой на вытянутой руке за шнурок записывающий кристалл.
Да уж, я как-то себе слегка иначе представляла допросы: комната, стол, стенографист, сидящий в углу, а главное – возможность свидетеля оставить подпись под собственными показаниями. А не вот это вот все, когда я изображала рукоять меча, торчащего из спины воина.
Хотя все правильно. Это же каратели: дело для них превыше всего. Про них даже шутка ходила: что для остальных имперцев «сделай или умри», то для карателя «умри, но сделай». Причем последнее было не метафорой: были случаи, когда эти маги, действительно уже будучи мертвыми, доводили до конца порученное им.
Меж тем в груди нарастало странное чувство. Будто бы пустота. Неужели из меня, как и из всякого мага после смерти, уходил дар? Это что же… Вот сейчас тьма, которая стала частью меня, покинет душу, улетит обратно в мир Граней. Спустя годы, а может и десятки, сотни лет, какой-нибудь юный одаренный найдет ее, заберет вместе с частицей моей души и станет некромантом. А я же окончательно отойду в небытие, умру, растворюсь, так и не попрощавшись с близкими. Последнее было особенно обидно: я не увижу больше Найришу, Морриса, братьев-близнецов, дядю, нашего рыжего кота и даже привидение Йоко не увижу…
Видимо, до этого момента я все же верила, что с моим телом не произошло ничего серьезного, что вот сейчас я отвечу на все вопросы карателей и меня вернут в него. Я откинула голову и взглянула на небо.
Сегодняшняя полночь пахла звездами. Они, безмолвные, величественные, безукоризненные, взирали на землю с недосягаемой высоты. Далеким светом озаряли этот подлунный мир и будто шептали мне: ничто не вечно. Примиряли с мыслью о бренности, дарили покой.
– …лицо этого человека? – в мысли ворвался голос ворона. Видимо, он не в первый раз задал вопрос.
– Что? – отрывать взгляда от звезд не хотелось.
– Вы запомнили лицо напавшего на вас? Его ауру? – Терпению ворона можно было позавидовать. А его твердокаменной настойчивостью и вовсе – убить.
– Да, запомнила… – рассеянно ответила я, все так же глядя ввысь. Мои глаза наполнились звездами.
Бескрайнее темное небо с россыпью огней успокаивало. Говорят, кто-то, глядя на него, хочет мечтать. А я сейчас – просто жить.
Но откуда-то пришло понимание: уже ничего не исправить. Как не остановить падающий с неба метеорит.
– Каким оно было? – голос ворона зазвенел, словно он что-то почувствовал.
– Лицо – обычным. Испуганным. А вот аура – она переливалась…
Договорить я не успела, на погосте появились новые гости: на этот раз те, кого ждали. Преподаватель боевого факультета и магистр Менханаф. Один с атакующим арканом наизготовку, второй – с какой-то светящейся склянкой в руке.
– Что происходит? – Менханаф, по обыкновению, говорил отрывисто. Преподаватель алхимии был скуп на слова почище, чем цверг – на чаевые.
– Допрос, не мешайте, – меченый каратель показал светящуюся бляху.
– Как хорошо, коллеги, что вы пришли! – раздался из-за надгробия надтреснутый старческий голос Гыргырницкого. – Мне нужно стабилизировать тело. Не могу понять, что с ним. Оно не повреждено, но…
В этот момент я почувствовала, как из груди утекает темный дар, а я сама – отделяюсь от тела, в которое вселилась.
Увидела, как карта неба свернулась в спираль, как звезды над моей головой превратились в белые размазанные нити и закрутились в воронке с бешеной скоростью. Последнее, что запомнила, – магистра Гыргырницкого, который, положив мое тело в пентаграмму, начерченную прямо между могил, читал заклинание удержания.
Умирать оказалось делом зело противным. Сначала я проваливалась в какую-то серую воронку. И нескончаемо неслась через самый ее центр, где вихрь драл меня во все стороны на клочья. Дар медленно покидал меня, душа пустела.
Почувствовала себя обманутым ребенком. Божьи дланники в своих храмовых проповедях обещали, что посмертие – это райские кущи, где праведники могут хорошо проводить время. Но то ли время в загробном мире такое бдительное, что его не проведешь, то ли мои грехи столь весомы… В общем, как-то с райскими кущами отношения у меня не сложились. А для тепленькой геенны, видимо, натворила недостаточно.
И вот я вращалась, как эликсиры сестренки Нари в ее центрифуге, пока меня не прошило огненным потоком. Вернее, то, что от меня осталось, насквозь.
И, едва пройдя сквозь прозрачную, истончившуюся меня, этот поток вдруг расщепился на дюжину языков. Они тут же загнулись крючьями и, подцепив остатки души, словно рыбину, дернули меня наверх. Кажется, прихватив довеском часть воронки.
Боль. Резкая, всепоглощающая, выворачивающая наизнанку, окатила меня с макушки до пят.
Я заорала, выгнувшись дугой, и почувствовала, как сильные руки удерживают меня. Много рук.
Новый вдох прокатился огнем по горлу, пылающим шаром упал в грудь. Я распахнула глаза и увидела, как надо мной склонились и магистр Гыргырницкий, и преподаватель боевой магии, и Менханаф, и рыжик, и меченый, и лысый Гранс, и ворон. Последний, в отличие от остальных, не держал ладони на моем теле, вливая в него свою силу. Нет. В его руках была огненная плеть, которая выходила прямо из моей груди.
– Гранс, вытяни проклятие, я долго не удержу душу.
Я не понимала, о чем они. Но, кажется, здоровяк был посообразительней адептки-третьекурсницы. Лысый оторвал от тела одну руку, пошарил ею в кармане. Из выуженного оттуда пузырька он зубами вырвал пробку и поднес склянку к моим губам.
Из нее в мое горло в потек туман едкого зеленого цвета. И едва бутылек заполнился, каратель ловко заткнул его. Меня же перестало лихорадить. Резко, будто отрезало. Зато я ощутила другое: ладони, что удерживали меня. Они были теплыми. Очень. Но лица, что венчиком склонились надо мной, ни теплотой, ни радостью не светились. Наоборот, они показались мне жутко серьезными и угрюмыми. Даже у рыжего паренька, закусившего губу.
Но я же, наоборот, радостно улыбнулась. Живая, я живая!
– Нет, – сказал как отрубил высочество, будто прочтя мои мысли. – Вы мертвы.
– Что? – собственный голос показался мне вороньим карканьем. Таким же надсадным и противным.
– Увы, но ваше тело было сильно повреждено заклятием, – голос ворона был сухим и усталым. – Вы умерли ровно в тот миг, когда встретили ренегата. Но ваша душа сразу не отошла в мир иной, поэтому…
– Но ведь на мне не было никаких ран… – перебила я и тут же зашлась сухим кашлем.
– Говорить длинными фразами не советую, – пока я пыталась восстановить дыхание, прокомментировал высочество. – Сейчас у вас пульс не более одного удара в минуту, дыхание тоже практически отсутствует. Все это, с учетом прорвы магии, влитой в ваше мертвое тело, позволит ему какое-то время существовать.
Ну да, все правильно. В абсолютно мертвое тело душу вернуть невозможно. Смерть – словно рассекатель – отделяет плоть от духа. И, дабы последний вернулся, нужно, чтобы в трупе теплилась хотя бы частица жизни. Ну, или магии, имитирующей оную.
– Я не понимаю…
– Тайрин, Тай… – это уже магистр Гыргырницкий обратился ко мне. – Увы, я сразу не понял, что тебя прошили нити Изиды. Думал, просто сильное истощение. Решил, что смогу вернуть твою душу в тело. Ведь ран и вправду не было…
Старый преподаватель сожалел. Искренне и от всей души, как может сожалеть маг, повидавший на своем веку смертей едва ли не больше, чем жизней. А я же, никогда ранее не слышавшая о нитях Изиды, узнала об этом смертельном заклинании запрещенной магии. Обычно, если оно попадает в мага, то его душа сразу безвозвратно уходит в небытие, а моя вот задержалась, подарила обманчивую надежду.
– Полагаю, что ваша адептка, – ворон обратился уже к преподавателю, – столкнулась с вариацией нитей, рассчитанных на магию карателей. Потому ее душа и не распалась сразу. А вот когда она, оказавшись в моем теле…
Договаривать он не стал, и так было понятно: все сошлось. Смертельное заклинание, рассчитанное на специфическую магию карателей, нашло ее и утянуло мою душу.
– Так зачем вы меня вернули? – мне удалось задать вопрос почти нормальным голосом, хотя горло жутко болело.
– Потому что мы не закончили. Вы не сказали главного: какая аура была у того, кто убил вас?
Да уж. Серьезный повод, чтобы вернуться с того света. Я про себя фыркнула. А потом подумалось, что мне попался очень хозяйственный и ответственный каратель. Прямо как цверг, сводящий годовой баланс. Вот только если представитель подгорного народа и гнутого форинта из сметы не упустит, то этот черномундирный – и слова из допроса. Вон, даже душу мою с того света вернул, лишь бы получить ответ на свой вопрос.
– А не легче, – я сделала паузу для вдоха, – было просто призвать мой дух?
