Растяпа. Ни ума, ни совести, ни чести
– Позволь я поправлю воротничок.
Прохладные ее пальцы деловито скользнули по моей шее, а по спине пробежала дрожь.
– В зеркало надо смотреться, Анатолий Егорович, – запустила шпильку Любовь Ивановна. – Инструктора делает одежда.
Таня отступила назад, оглядела меня с ног до головы и сказала:
– Инструктор готов!
Наедине спросил:
– Как тебе аппаратные совещания наши?
– Как будто в «жмурки» играем – все одного боятся, – был ответ.
Наблюдательности не занимать! И была она среди нас интересным исключением.
– Итак, аппарат повергнут ниц, секретари уже в тебя влюблены – что мы сделаем на бис? Может, супруга твоего изберем председателем общества? Нам важно не потерять инициативы в этом вопросе.
– Нет, он безвестная личность в районе и к тому же делает карьеру на элеваторе. Нам нужен человек, к которому все бы прислушивались.
– И к тому же непьющий.
– Кто-нибудь из аппарата? Людмила Александровна, например?
– А похоже на то, что здесь есть непьющие? Благодарение всем богам за это. Партийный интеллект – ничто по сравнению с партийной тупостью. Единственное, на что они способны – вовремя остановиться, скатываясь к состоянию зеленых соплей. По крайней мере, те, кто совсем теряет контроль за столом, в аппарате не задерживается.
– Значит, выбор у нас не особо богатый?
– Может, бросим монетку?
Повисло молчание.
Я украдкой покосился на Таню. В красной блузке и узких черных брюках она выглядела очень статно и потрясающе эффектно. Волосы ее были закручены в замысловатую прическу.
Одежда творит чудесные вещи с хорошо развитой женской фигурой, но я решил, что пока лучше воздержаться от комплиментов. Улыбка моя застыла – оставалась лишь надеяться, что она сумеет скрыть мое восхищение.
Чисто личный аспект всей ситуации промелькнул в мозгу – по всей видимости, ответственный секретарь начинает мне нравиться и как женщина. Вряд ли мне удастся организовать с ней чисто платонические отношения, например, как с Натальей Ивановной.
Отблеск безбожно гадкого юмора вспыхнул в моих глазах. Почувствовав это, отвел взгляд. Когда снова взглянул на Таню, она настолько была увлечена изучением документов, что просто забыла быть оживленной – ее бесстрастное лицо, словно высеченной из слоновой кости по классической графике древних эллинов, внешне походило на аристократическое самообладание.
Мне очень хотелось на должность председателя общества борьбы за трезвость поставить своего человека. Но дело все в том, что своих людей, как таковых, у меня нет. Стало быть, речь можно вести только о человеке, который будет мне подконтролен. В этом вопросе мне хотелось доверять Тане – я поделился с ней мыслью.
Но мы с ней ломали голову зря. Председатель общества трезвости нашелся сам. Он пришел к Тане, заявил, что хочет возглавить борьбу за трезвость. Ответственный секретарь позвонила мне. Я спустился в ее кабинет.
Это был Винокуров – бывший инструктор районного Комитета Народного Контроля, а теперь председатель Увельского Народного Суда. А что? – образование у Александра Васильевича юридическое, репутация – безупречная. Заявился – и выбрали.
Вот как я мог забыть о таком человеке?!
Сколько мы ни приглашали его по пятницам в гараж, он всегда отказывался. А в разговорах тет-а-тет стыдил меня за употребления алкоголя и клял зеленого змия. Став председателем суда, принялся рекламировать здоровый образ жизни – бегал по утрам, громко топая плоскими подошвами по пустынным улицам. Через год, через два грозился вызвать меня на соревнование в марафонском забеге.
Вот такой самоотверженный человек и был нужен нам.
Я предложил такой план:
– собираем районную конференцию представителей трудовых коллективов;
– учреждаем общество борьбы за трезвость;
– избираем председателя.
И никаких юридических заморочек!
Винокуров с места в карьер взялся за агитацию:
– Анатолий Егорович, как куратор проекта от райкома партии, ты думаешь бросить пить?
– Знаешь, Александр Васильевич, все мы стремимся к совершенству, и здоровый образ жизни не последняя в этом ступень. Только я хочу сделать это честно. Я не могу дать тебе ложную клятву, или предложить компромисс. Наши пятничные возлияния не просто снятие стресса – вся политика аппарата делается в гараже: все тайны всплывают. Так что пока никак.
– А без интриг вы жить не умеете?
Я откинулся в кресле назад и прикусил костяшки пальцев.
– Александр Васильевич, ты хочешь дело сделать или только прославить свое имя? Тебе нужен свой человек в райкоме? Так не заставляй меня быть белой вороной! Власть оказалась более странной штукой, чем я предполагал, поступая сюда. Казалось бы, чем больше власти – тем больше должно быть свободы, но я обнаружил, что ее у меня, наоборот, стало меньше. Любой поступок, любое слово из моих уст обладают гораздо большим весом, чем было прежде, когда я работал в газете. Мне раньше никогда не приходилось так усердно следить за своей речью. Ейбо, в Белом Доме порой себя чувствую, как Штирлиц в гестапо.
– А я думал, вам всем тут нравится находиться.
– Я тоже так думал.
Винокуров тоже откинулся назад, сбавляя напряжение. Он не будет продолжать настаивать на своей просьбе – по крайней мере, в ближайшее время. А потом забарабанил пальцами по поверхности стола, мусоля в голове новую мысль.
– Прежде, чем подниматься на трибуну районной конференции учредителей, мне необходимо выступить перед простой аудиторией – посмотреть, как воспринимают и прочее…
– Не вопрос. Перед кем ты хочешь выступить?
– На дискотеке перед молодежью. Сможешь устроить?
Я колебался.
– Оно тебе надо? Публика еще та… освистают или на пинках выставят.
– Обеспечь охрану.
Я недоуменно уставился на него.
– Ты серьезно?
– Ну, хорошо, я обращусь в РОВД, как судья….
– Я не о том, и рядом со мной на танцах тебе безопаснее, чем с ротой ментов. Я играю в футбол с теми, кто зажигает там, так что…. Если хочешь, в субботу пойдем – микрофон с меня, речи твои… и храни нас Господь!
Таня выразила желание прийти на дискотеку в ДК с мужем и друзьями.
– Ты о чем говорить будешь?
– О вредном воздействии курения и пьянства на молодой организм.
– По бумажке или своими словами?
– Кто же мне там позволит читать: нужен контакт – глаза в глаза.
– А ты подумай насчет завязки, – сказал Винокуров, прощаясь. – В этом спасение не только телу, но и рассудку – отпустить прошлое и отправиться дальше.
– Если, конечно, прошлое отпустит меня.
– Как тебе шеф? – спросил Таню, когда Александр Васильевич ушел.
– Ну, если вы о нем лестно отзываетесь, мне-то его за что хаять?
– Педант порядочный, как, впрочем, и во всем остальном тоже порядочный.
– Сработаемся, – сказала Таня.
В субботу мы встретились у входа в ДК – дискотеку уже шла, но мы так и планировали. Полно было выпившей молодежи, стаи курящих на крыльце…
Словом, обстановочка была еще та.
Я считал себя опытнее Винокурова во всем – начиная с рукопашной и заканчивая диалогами с подвыпившими парнями. Главное, чтобы председатель суда держался за мной и не вляпался в неприятность, совершив по незнанию какой-нибудь промах.
– Ну, ладно. Готов? Пойдем!
Объяснив контролеру у входа, кто мы такие, вошли в грохочущий музыкой зал.
Я поднялся на сцену, где два дискжокея в сверкающих смокингах крутились вокруг своей электроники. Попросил сделать перерыв в программе и предоставить включенный микрофон – мол, перед молодежью выступит кандидат в председатели районного общества борьбы за трезвость. Для вящей убедительности предъявил свое удостоверение инструктора райкома партии.
Творец музыки был настолько потрясен необычным явлением, что немедленно исполнил все, о чем попросил. А я, взяв микрофон, вспомнил свою бестолковую юность.
Когда сделал объявление, из зала смотрели на меня с ужасом и отвращением, словно на ядовитую змею.
– Благодарю, – сказал Винокуров и отказался от предложенного микрофона, замахал руками. – Подходите! Подходите сюда! Поговорим в кругу.
Я присел на стульчик дискжокея, озирая поляну. Вокруг Винокурова собрались в кружок десятка три-четыре девчонок. Только девчонки – парни дружно покинули зал с криками: «Баста, девочки, кончились танцы! А мы не хотим участвовать в этом идиотизме!» Казалось, они уходят совсем, оставив подружек без провожатых.
Когда тебе от пятнадцати, решения принимаются кардинально и быстро. Безрассудные молодые люди совершают поступки, руководствуясь лишь сиюминутными побуждениями.
Я почувствовал, что ничего хорошего из нашей затеи не выйдет.
Однако девчонки вокруг Винокурова то молча слушали, то весело ржали над его шутками. Кандидат в председатели общества трезвости еще более вырос в моих глазах.
Увы, отсутствие юношей в зале нельзя было назвать морально двусмысленным. Хуже того, оно не было двусмысленным даже с точки зрения закона, который запрещает пить до восемнадцати лет. Было предельно ясно, на чьей стороне правота – только она не наша, черт побери.
Не беспокоясь больше о Винокурове, я вышел на крыльцо ДК. Все они были здесь – никто никуда не уходил. Пожал руки знакомым футболистам и громко объявил:
– Вот вы здесь покуриваете, а в зале председатель суда пудрит вашим подругам мозги – на предмет, как вас лучше и крепче охомутать.
Мне парни поверили – один за другим потекли в зал.
А я нарочно про судью сказал, чтобы кто-нибудь сгоряча не поставил ему фингал.
Я вернулся в зал с крыльца, наверное, самым последним. К Винокурову не протиснуться. Взглянул на часы – вместо запрошенных десяти беседа о трезвости и здоровом образе жизни длилась уже двадцать минут.
Поразмыслил над этим. Может, стоит разбавлять дискотеку такими вот встречами? Надо подсказать Натальи Ивановне. И вызваться с лекцией о контрпропаганде.
Подошла Таня в комбинезоне серо-голубого цвета, собранном у запястий и лодыжек в манжеты – последний писк молодежной моды.
– Это что-то новое, – одобрительно кивнул на ее наряд. – Познакомишь с мужем?
– Пусть слушает, чтобы не приставать дома с расспросами, – Таня кивнула на толпу.
Я похрустел шейными позвонками, повел плечами, разминая мышцы.
– Народ, наверное, уже танцевать хочет.
– Успеется. Пока интерес есть, пусть слушают. Вы останетесь?
– Как Винокуров. Вместе пришли, вместе уйдем.
– А я думаю, если молодежь вас увидит танцующими – разве мало в этом плюсов с точки зрения пропаганды?
– Кандидат в председатели так очаровал девчонок – боюсь, они его не поделят для танца и разорвут на части.
– Если ты благожелателен к людям, им трудно не ответить тебе тем же. Если ты дашь людям понять, что они тебе симпатичны, им будет трудно не ответить тем же. А молодежь на танцах, зная, что их все – от родителей до комсомола – порицают, чувствует себя сиротами и на ласку очень отзывчива.
– О-о! – встрепенулся я. – Интересный вывод. Враждебная среда становится нашей?
– Враждебной мы ее делаем сами.
От упрека ощутил себя в шкуре занудного папаши, читающего нотации мятежному подростку – но Таня ведь не ребенок! Жаль, не поинтересовался – сколько ей лет? Может, ее грация и уверенность в движениях – это приобретенное, а не возрастное.
Тут я вспомнил, где мы находимся, и попытался поправить свой растерянный вид запоздалой улыбкой.
– Кажется, представление закончилось, – сказала Таня.
Плотная толпа вокруг Винокурова действительно начала распадаться.
Свет потускнел, гомон возрос, потекли первые аккорды «медляка». Народ начал «спариваться». Однако к привычной атмосфере танца добавилось наэлектризованное напряжение воздуха – странная смесь надежды и страха, сопровождающее любое живое выступление на публике, в котором таится и опасность несовершенства, и шанс на величие. Ай да Александр Васильевич!
Воздух пульсировал ритмом ударника. Огни цветомузыки плясали. Пары кружились. У такого времяпровождения нет, и не может быть никакого разумного экономического оправдания. Подобное делается лишь для души – ради радости быть человеком.
– Не хочешь остаться? – спросил я Винокурова.
Он рассмеялся:
– Мечтать не вредно – вредно не мечтать!
Ему показалось, что беседа с народом окончилась слишком быстро. Но я напомнил, что заказанные десять минут внимания, он растянул на двадцать пять.
Согласовал кандидатуру Винокурова на пост председателя общества борьбы за трезвость с Чемякиным – с ним согласился Пашков. Не знаю – ставили Демину в известность или нет? Стали готовить с Таней районную конференцию представителей.
Разработали:
– положение о порядке выдвижения представителей;
– регламент конференции;
– списочный состав президиума.
Подразумевали, что с приветственным словом к участникам конференции обратится Демина. Но выступил Пашков – заслуга Чемякина.
На мой взгляд, Людмила Александровна вообще потерялась в последнее время и жила по принципу обезьянки, запустившей руку в банку с орехами – вытащить орехи нельзя, а выпустить жалко. Я имею в виду ее противостояние с Чемякиным – она все еще пыталась его осадить, а он успешно решал все проблемы. Не без моей помощи, конечно.
Я почему-то ждал от нее человеческие мотивы. Все-таки дел переделано немало за совсем короткий срок – моими стараниями и талантами Дмитрия Андреевича. Если ты патриот района, а идеологический секретарь райкома обязан таковым быть, так порадуйся за его успехи. У нас самых первых в области создана районная организация Всесоюзного добровольного общества борьбы за трезвость против пьянства и алкоголизма. Мы дали новый толчок для развития общества «Знание» и обезопасили единый политдень от возможных срывов.
Так что, Людмила Александровна, каково будет ваше мнение?
Сверлить нам с Чемякиным дырки на френчах?
Или отделаетесь? – спасибо, ребята!
Не услышали и «спасибо».
Деградация называется.
3
На следующий день после учредительной конференции мы разбирали с Таней «полеты» в ее кабинете.
– Кстати, Винокуров зауважал тебя – ты произвела на него впечатление.
– Да неужели? Он определенно сумел сохранить от меня это в тайне, – Таня сверкнула белозубой улыбкой.
– Он сказал, что ты ему кажешься целеустремленной. Для деловой женщины это похвала.
Уголки ее рта теперь изогнулись в язвительной усмешке.
– Он будет ухаживать за мной?
– Думаю, что нет. Необязательно ухаживать за всеми, кто нравится.
Таня осмыслила все, что сказано было, и вернулась к деловому настрою.
– Для организации первичных ячеек мне надо бывать на местах.
– Подсаживайся ко всем, кто едет в хозяйства, но больше напрягай телефон.
Таня грустно покачала головой:
– Не скоро нам с Вовкой удастся приобрести свое авто.
– А права есть?
– А то! – Таня гордо вскинула голову.
– Я поговорю с Деминой – может она разрешит тебе брать отделовскую машину.
В тот же день.
– Еще чего! – Людмила Александровна поджала губы.
Вопрос был исчерпан.
С другими у Тани получалось лучше. Еще бы! – старались во всю. Ведь их пассажиркой была красивая и утонченная девушка – настоящее дыхание любви – которая боролась с главным пороком русского человека. Ну, как тут не поговорить за жизнь?
Ха, страдайте, мальчики!
И мальчики страдали….
Такой был инцидент – возможно из-за Тани.
Пригласил меня комсомол представителем райкома партии на акцию «Лыжный пробег, посвященный….» чему-то там. Ну, а я Таню.
Организован был так – все ехали в автобусе: комсомольцы, спортсмены. Метров за пятьсот до пункта назначения – это, как правило, село, в котором есть сельсовет – автобус останавливался, спортсмены выходили, на лыжи становились и вереницей в населенный пункт. А там, на площадь, где уже толпился народ – комсомольцы и неорганизованные зеваки. Автобус следом. И начинался митинг.
Мы с Таней делали свои дела – находили парторга и заводили разговоры об организации в хозяйстве общества борьбы за трезвость.
В первом же селе – то было Песчаное – случился инцидент. Мы зашли в контору, спросили Шумакова – здешнего парторга. Обнаружив отсутствие такового, решили переговорить с местным комсомолом. Выходим из конторы – навстречу Васька Пивоваров, водитель автобуса, который, кстати, приписан районному отделу культуры. Ставит предо мною ведро и, нагло улыбаясь, заявляет:
– Начальник, горючки ноль – беги на нефтебазу.
Я поначалу ошалел – краска кинулась в лицо, кулаки сжались. Сделал полшага вперед и плечо выставил – думал, как Пивке (уличная кличка) жахну сейчас снизу в челюсть: ноги взлетят выше головы. Да вовремя на Таню оглянулся. Подопечная моя, широко раскрыв глаза, с любопытством наблюдала, как выкручусь я из сложившейся ситуации? Ну, не кулаками же, право дело!
– Бензина нет? Сейчас устроим.
Разворачиваясь к конторе, заметил Васькин взгляд – в глазах светилась жажда крови. Мы с Таней поднялись в кабинет председателя колхоза, которого знал лично.
– Володя, – говорю, – у нас проблемы с автотранспортом. Автобус дали, но забыли заправить. Поможешь?
Волосенков, слова не сказав, трубку к уху и нефтебазе:
– Заправьте автобус, запишите на райком партии.
Вообще-то мероприятие комсомола, да Бог с ними – разберемся.
Выходим. Васька в той же позе у ведра стоит и говорит:
– Ну, так схватил тару и за бензином.
Хамит пролетарий! Но я в ударе.
– Проблема только в этом? Сейчас решим.
Пошли на площадь. Митинг уже расходился. Наташе Захаровой, руководителю пробега, заворготделом РК ВЛКСМ, а ныне исполняющей обязанности второго секретаря, говорю:
– Водитель вам шибко гонореистый попался – бензина нет, бежать не хочет. Я бы с удовольствием ему расквасил нос, но боюсь мероприятие сорвать. Ты уж разберись сама.
Наташе смелости и силы не занимать стать – сама здоровущая как бык; в школьные годы, говорила, борьбой и боксом занималась; в студенчестве – армрестлингом.
К Ваське подошла и говорит ужасно страшно низким голосом:
– Если я тебя стукну кулаком, будет больно и стыдно. Так что, прости….
Она притиснула Васькину спину к автобусу и так даванула грудью в грудь, что он то ли пукнул, то ли хрюкнул. А когда отпущен был, схватил ведро, запрыгнул в свой автобус, завел и помчался на заправку.
Таня зашлась в счастливом хохоте.
А я, склонив голову набок, изогнул губы в самодовольной ухмылке.
У нас таких водителей, как Васька Пивоваров, в райкоме нет – другая категория.
Вот, например….
Наша Танечка приболела – легла в хирургический стационар. Мы с Натальей Ивановной собрались уже навестить ее – летит приказ: срочно отбыть в Дом Политпросвещения обкома партии по вопросам общества «Знание» и единого политдня.
Я пробежался по кабинетам – кто-то едет в областной центр? Комсомол едет в лице все той же Наташи Захаровой. Быстренько присоседились и поехали.
В Челябинске говорю водителю Журавлеву:
– Михал Дмитрич, будет время, заскочи в магазин «Спорттовары», купи мне спортивную сумку.
Подаю ему четвертную – меньше купюры не нашлось.
– И на рынок, – говорит Наталья Ивановна, – купите грецких орехов. Мы на обратном пути заедем в южноуральскую больницу попроведовать нашу сотрудницу. Она их любит.
И что вы думаете?
Журавлев исполнил, как просили – купил спортивную сумку и набил ее орехами под завязку – весь четвертак истратил. Мы посмеялись у Тани в палате.
Но какова школа!
От грецких орехов Таня быстренько поправилась и приступила к работе, делясь впечатлениями:
– Как народ-то встревожен! Спрашивают – будут ли заставлять вступать? будут ли выгонять с работы, если не вступишь?
– И что отвечаешь?
– Что общество добровольное. Что желание бросить пить должно от души исходить, а не от страха быть уволенным.
– А было бы неплохо. Как думаешь?
Она кивнула.
Таня научилась звонить мне домой. А я признался, что видел ее во сне однажды, вызвав чарующую и загадочную улыбку. Надо глупее быть, чем был на самом деле, чтобы не понять, что я девушке тоже нравлюсь. Но не стоит сейчас прыгать и вопить «ура!» – твердо сказал себе. – Победа будет только тогда, когда она сама кинется мне на шею. А потом подумал: это, наверное, судьба моя – воровать куски с чужого стола, не обретя личной жизни и счастья.
Но адюльтер в аппарате райкома партии – это, конечно же, нонсенс. Размышляя о том, с трудом подавил приступ вины и беспокойства. Но я ведь шустер, хитер и опытен – я справлюсь. Я всегда справлялся. Хотя понимал: даже та удача, которую для себя приручил, однажды может подвести….
А взять моральную сторону дела. Совращать сотрудницу от тебя зависимую не очень-то хорошая затея. Почти так же плоха, как блевать в скафандре космонавта – ни глаз утереть, ни просморкаться.
Еще один служебный диалог.
– Ты так рьяно взялась за дело – к майским праздникам весь район пить заставишь бросить.
– Промедление мне не друг.
– Но свободная минута – драгоценный дар. Кстати, который час? Женский рабочий день уже закончился – давай домой отвезу тебя.
В машине по дороге к Тане домой.
– Я…. Прости меня. Ты очень красива – мне трудно рядом с тобой думать о деле. Я не хочу тебя подставлять и не могу совладать с собой. Что делать?
– Прекратить этот лепет!
– Э-э…. Что?
Ее голос зазвучал резче:
– Если ты будешь сюсюкать, ухаживая за мной, я буду не улыбаться, а беситься. У меня воздыхатель дома в постели – мне нужен мужчина, которым бы я восхищалась. Вкалывай, обыгрывай своих врагов, делай карьеру и свое дело – я не разрешаю тебе унижаться. Так что перестань на меня пялиться, и я стану твоей даже гораздо раньше, чем ты сейчас думаешь. Ты слышишь меня, Анатолий? Не смей унижать себя в моих глазах. Я тебе запрещаю!
Вот это женщина! Я о таких отродясь не слыхал.
– Да, милая, – смиренно сказал.
Мне вспомнилась историческая картина – прекрасная женщина с обнаженной грудью на баррикаде Парижа 1792 года. Такая вот ассоциация в голове возникла после ее отповеди.
– Прекращай ухаживать за мной и берись за дело. Понял? – сказала она, выйдя из машины.
Это не было похоже на свободное падение в будущее.
– Тогда защищай свою честь, любимая, – выдохнул со всей нежностью, на какую был способен.
– Всегда, – было слышно, как она сглотнула. – Мне пора.
И мне пора – промедление никому не друг. Возвращаясь в райком, думал – что бы такое сотворить, чтобы разом чего-то добиться. Чтобы можно было Тане сказать – все, дело сделано; пожалуйста, можно мне тебя любить? И не хочется думать о чем-то другом, кроме как об удачном карьерном ходе, для которого так нужны хладнокровие, самообладание и сдержанная ирония, чтобы не спалить себе мозги.
Время тикало у меня в голове. Иногда лучше не думать, а просто действовать. Но, не зная, что делать, ходил с таким неестественно веселым видом, что меня освистали бы на любой сцене. Таня по-прежнему со мной держалась приязненно и оживленно – с удовольствием болтала о своих делах.
У нее дома муж. А кто и где ждет меня? Нельзя сказать, что сердце радостно бьется в предвкушении завтрашнего дня. Далеко не так. Не покидает горькое чувство утраты. Не об этом мечтал. Она запретила за собой ухаживать – мол, сама решу, когда ты будешь достоин. Просто какая-то уловка – держать меня в напряжении. Девушка не старше Галки Худяковой переиграла по всем статьям. Кто мог бы подумать? М-дя….
Вспомнив об ульяновской деве, попытался вызвать в воображении ее образ, но поспешил отказаться от этой попытки, прежде чем удалось. Чувство очень похожее на грусть сдавило сердце. Как странно из случайностей складывается наша жизнь. Очень часто мы тратим время на поиски того, что уже имеем.
Если я мог бы позволить себе слабость, то напился вдрызг и оплакал нашу любовь с Галей, которую никогда больше не увижу, и которая навсегда останется в сердце моем. Оплакал бы утрату любви и человека, которого случайно встретил и так бездарно потерял.
Стал загибать пальцы в уме, считая месяцы разлуки. В январе мы расстались – февраль, март, апрель…. Неполных три месяца. А четыре месяца назад я и ведать не ведал ни о какой Гале Худяковой из Ульяновска. Теперь прощаюсь с ней навсегда. Этого ли хотели она и я, заключая дурацкое пари?
Впрочем, Куба казалась нам чудесным, удивительным и нескончаемым миром удовольствий и развлечений. Там все влюблялись и любили. Хотя….
Почему люди думают, что близость в постели это любовь? Это просто взаимное удовольствие. Хотя женщины, хитрые бестии, превратили секс в инструмент достижения своекорыстных целей. А мужики-то, дураки, изо всех сил стараются доставить им наслаждение. Но женщины чаще всего имитируют оргазм, думая, что это совсем не заметно. Но настоящий оргазм у них получается лишь тогда, когда они достигают поставленной цели.