Позывной «Грач»
– Точно, – выглянул из окопа старший, с позывным Моряк. – Берем тот берег на прицел, а ты Ястреб проверь, – бросил второму.
Тот с АКМ* наизготовку выбрался из окопа и побежал на мост. Вскоре вернулся, прихватив с собой снайперскую винтовку с автоматом, доложив, – оба «двухсотые».
На звуки стрельбы от окраинных хат прибежал резервный взвод. Двух убитых вытащили на берег, третьего нашли на отмели ниже по течению. Осмотрели.
Под балахонами оказался камуфляж с шевронами «Правого сектора»*, в вещмешках взрывчатка, боеприпасы и сухпай.
– Да, резкий ты парень, Грач, – сказал взводный. – Завалил явных диверсантов. Молодца! (хлопнул по плечу).
– Случайно получилось, – засмущался Юрка. – С перепугу.
– Все бы так пугались, – сказал кто-то из казаков. Остальные загоготали, а он подошел к телам. Это были крепкие мужики лет за тридцать, со щетиной на лицах, у одного сбоку на шее синяя наколка «трезуб»*.
В какой-то военной книжке читал, что солдат, впервые убивший врага, испытывает раскаяние и даже страх. Ни того ни другого в себе не чувствовал. Только ненависть. Эти пришли на Донбасс убивать мирных жителей, получив, что заслужили.
Обстрелы города между тем продолжались. Теперь в нем не было электричества, воды и газа, разбирать завалы не успевали, оттуда шел трупный запах. Гражданское население, кто мог, уезжало, отец с Юркой решили вывезти семью.
На их улице тоже разбили несколько домов, подвалов там не имелось.
Отпросившись у коменданта на пару часов, они заправили «девятку» и навьючили багажник наверху самым необходимым. Усадив мать с Оксанкой в кабину, выехали из города по бетонному мосту через Лугань в направлении Стаханова.
Рядом с ним, в поселке Ирмино, жил двоюродный брат отца – Роман. Был он на десять лет старше Николая и состоял в местной самообороне. Встретили с женой -Людмилой, приветливо. Разместив привезенных у себя в доме, поговорили.
– Ну как, удержите Первомайск? – спросил Иван на прощанье.
– Удержим, – ответил Николай. – Мы же шахтерня. Будь уверен.
Бои за город продолжались. Несмотря на регулярные обстрелы, линия обороны укреплялась, ополчение пополнялось добровольцами из других городов. Появилось больше трофейного оружия, в том числе орудий и минометов
Минометы, кроме тех, что имелись, горняки начали собирать свои. Из гидравлических шахтных стоек на ремонтно-механическом заводе под трофейные 82-х миллиметровые мины. Характеристики не уступали армейским.
К августу «антитеррористическая операция» в Донбассе, как назвали ее в Киеве, забуксовала. Более того, ополченские подразделения ДНР окружили украинскую группировку в Иловайске.
В образовавшийся котел попали националистические отряды «Донбасс», «Днепр-1», батальоны МВД «Херсон», «Свитязь»; полки «Миротворец» и «Шахтарськ» вместе с подразделениями 17-й бригады ВСУ, неся катастрофические потери. Президент Российской Федерации, в гуманных целях призвал ополченцев дать украинским силовикам коридор для выхода из окружения без оружия, что те и сделали.
Уничтожили ополченцы и формирования оккупантов, в свое время захватившие Донецкий аэропорт. Там каратели потеряли полторы тысячи человек.
Этим дело не ограничилось и в январе 2015-го силы Новороссии организовали «гэроям свиту» второй котел под Дебальцово. В него попали восемь тысяч оккупантов, включая армейские части ВСУ и нацбаты.
Помимо Донецкого ополчения в сражении приняло участие и Луганское в составе батальона «Призрак» под командованием Алексея Мозгового, а также сводной роты 1-го казачьего полка имени Платова. В нее вошел и взвод отца, в котором служил Юрка.
Таких кровопролитных боев не видал, они шли днем и ночью. Округа сотрясалась от артиллерийских взрывов, в небо уносились залпы «Градов», рвались мины, дробно стучали пулеметы. По колено в снегу, взламывая оборону противника и замыкая кольцо, ополченцы шаг за шагом продвигались к городу.
Первыми в него вошли бойцы Мозгового и казачья рота. 17 февраля над Дебальцево был поднят флаг Новороссии.
В тот день от шальной пули погиб отец Юрки.
На следующий, вместе с другими павшими героями, его похоронили на городском кладбище. Мозговой и атаман Козицын* выступили с траурными речами, обещая отомстить за смерть товарищей, выстроенные вокруг ополченцы сняли шапки. Грач стоял в первой шеренге и плакал.
За время боев они уничтожили в котле более трех тысяч украинских солдат и боевиков нацбатов, захватили на узловой станции несколько эшелонов с техникой, боеприпасами и продовольствием.
Все горели желанием полностью освободить Донбасс и идти на Киев. Не довелось. Снова в гуманных целях вмешалась Россия. По ее инициативе, согласованной с Германией и Францией, выступившими гарантами, в этом же месяце были заключены Минские соглашения.
Ими предусматривалось незамедлительное прекращение огня, отвод обеими сторонами тяжелого вооружения в целях создания безопасной зоны и еще целый ряд мероприятий, направленных на урегулирование вооруженного конфликта. Как и после Иловайского котла пришлось согласиться.
В результате часть территорий ЛДНР остались под украинской оккупацией.
С первых же дней Киев начал саботировать мертворожденные соглашения, не собираясь их выполнять. Обстрелы Донбасса и провокации с его стороны продолжились.
Бойцы сводной роты казаков на трофейной технике вернулись в Первомайск, командование предоставило им три дня отдыха, выдав часть захваченных у ВСУ продуктов.
После этого Юрка отправился в пустой родительский дом (за ним присматривали соседи) затопив печку, натаял снега и искупался в жестяном корыте. Вторым заходом выстирал камуфляж, повесив сушиться. Переодевшись в чистое белье, развязал лямку вещмешка, достав оттуда банку консервов и галеты. Поужинал, запивая кипятком, и завалился спать.
Утром, выгнав из гаража «девятку», прихватил вещмешок с автоматом, выехал за ворота. Ночью снова прошел снег, ударил легкий морозец, деревья стояли в инее.
Миновав разбитое АТП слева и сгоревший за ним рынок, выехал к жилому кварталу за ним с несколькими обугленными многоэтажками, повернул влево на дорогу к Стаханову.
Тут и там на ней встречались воронки, объезжал. Миновав окраину, въехал на уцелевший мост, под которым текла Луганка. В сотне метрах за ним виделся блок-пост, рядом стоял бэтээр, на середину вышли двое ополченцев с автоматами. Один поднял руку, Юрка остановил машину.
– О! Грач! – подошел ближе. – Куда брат, намылился?
– В Ирмино, – приоткрыл дверцу. – Навестить мать с сестренкой.
– Проезжай, – кивнул каской (вернулись обратно).
Захлопнув воткнул скорость, «девятка» осторожно заюлила меж бетонных надолбов.
Ирмино почти не пострадало, сюда украинские снаряды долетали реже. Народу на улицах встречалось больше, изредка проезжали легковые автомобили и военные грузовики. Мать с Оксанкой и родня были дома, сняв шапку, сообщил скорбную весть.
Мать охнув, упала на диван и зарыдала. К ней присоединились сестренка с женой дяди. Сам Роман побледнев, сжав кулаки, – когда это случилось?
– Неделю назад, в Дебальцево – опустил голову племянник.
Рассказал подробности, все внимательно слушали. Потом женщины, утерев слезы, накрыли поминальный стол.
У родни он пробыл двое суток, а утром третьих оставив им продукты, снова вернулся в Первомайск на службу.
Глава 5. Плен
Прошла зима с весною, наступил июнь. Зазеленели степи в воронках и посеченные снарядами посадки.
Минские соглашения украинская сторона не выполняла. Ополченцы отвели тяжелое вооружение от линии соприкосновения, а она нет, продолжая вести артиллерийские и ракетные обстрелы территорий независимых республик.
Те отвечали из стрелкового оружия, более серьезное не применялось. За этим строго следили появившиеся на передовой российские военные советники. Оттуда пошли гуманитарные конвои, угроза голода на освобожденных территориях миновала.
Одним таким днем, Дремов приказал обследовать участок «серой зоны» в селе Желобок Славяносербского района. Такими, по условиям Минских соглашений являлись линии разграничения между украинскими войсками и ополчением. Там не должно было быть тяжелого вооружения противоборствующих сторон и военных подразделений.
В полку же имелись другие сведения. Их сдежовало проверить.
К тому времени Юрка, отличившийся в боях и получивший легкое ранение в плечо, служил в разведвзводе. Он умело пользовался стрелковым оружием, мог читать карту и не раз бывал в поисках. При этом отличался сметкой, хладнокровием и быстротой реакции.
Сформировали ДРГ из трех опытных бойцов. Старшим назначили ополченца с позывным Клещ, второго звали Чечен. Грач стал третьим.
Отправились ночью, ранним утром балками и посадками вышли к селу. Оно раскинулось в низине, часть домов со строениями были разрушены в зимних боях. Заросшей кустарником промоиной на склоне пробрались к крайним усадьбам, залегли, принявшись наблюдать.
По виду они были брошенными, рядом с одной темнели сожженные «жигули», во дворе соседней валялся скарб. Все поросло бурьяном.
– Так, идем в дальний конец, – прошептал Клещ.
С автоматами наизготовку перебежали к ближайшему, стоявшему на пригорке дому. Окна в нем были выбиты, двери сорваны с петель. Страхуя друг друга, осторожно ступили за порог. В комнатах стояла пыльная мебель, ящики выдвинуты, все перевернуто. Тут явно побывали мародеры.
Из кухни на чердак вела лестница.
– Проверь, – бросил Грачу Клещ. Тот, поднявшись по ступеням исчез. Через несколько минут сверху свесилась голова, помахал рукой, – сюда.
Клещ тоже забрался наверх, Чечен остался внизу страховать.
Из чердачного окна хорошо была видна дальняя часть села. Там стояла гаубичная батарея, в садах укрывались два грузовика и танк. Рядом прохаживались часовые.
– Вот тебе и «серая зона» – нахмурился командир.
Достав из кармана мобильник, сделал несколько снимков, поочередно спустились вниз.
– Ну что там? – встретил вопросом Чечен.
– Укропы с артиллерией и бронетехникой. Возвращаемся назад.
Тем же путем отошли к склону, промоиной поднялись наверх и исчезли в посадке.
На обратном пути (решили идти днем) группе не повезло. Когда выбравшись из оврага, перебегали в степную балку, их заметили с пылившего в километре по дороге бронетранспортера с солдатами на броне. Он тут же свернул к бегущим.
– Ходу! – прокричал Клещ.
Запалено дыша, вломились в лозняк на опушке, скатились меж деревьев вниз, побежали по пересохшему руслу. А вверху уже слышался шум мотора, через минуту смолк, донеслись голоса преследователей.
Балка заканчивалась старым карьером с выходами плитняка и крутыми склонами. Время на подъем не оставалось, заняли оборону за камнями у обвалившейся штольни.
Первых трех солдат набегавших туда, свалили короткими очередями. За ними выскочили еще, завязался неравный бой. Вскоре погиб Чечен, пуля попала в лоб, через несколько минут разорвавшейся гранатой убило командира. Грач, меняя магазины, продолжал отстреливаться, затем перед глазами ослепительно мигнула вспышка, погасив сознание.
Очнулся от тряски и утробного гула, внутри бэтээра. Лежал на полу, прижатый берцами сидевших по бортам солдат.
– Ну шо? Прыйшов до тямы москаль? Н-на! – обрушился сверху кулак. Снова куда-то провалился.
Вторично пришел в себя в каком-то мрачном подвале. Из выбитого окошка наверху тускло сочился свет, лежал в углу на бетоне. Кружилась голова, тошнило. С трудом наполз спиной на стену, привалился, обвел взглядом полумрак. В нем угадывались еще люди. Хрипло спросил, – где я?
Ответом было молчание, потом кто-то сказал, – в Крымском, парень.
«Не близко завезли» мелькнуло в голове. Пошевелил руками и ногами, оказались целы.
Спустя час вверху громыхнула дверь, по ступеням спустили двое.
– Вставай падло! – подошли к Юрке, уцепив подмышки, вытащили наружу.
Яркий свет ударил в глаза, прижмурился. Толкая в спину автоматами повели к кирпичному, в два этажа зданию. Рядом стояли грузовики и бронетранспортеры. У одного, дымя сигаретами, весело гоготали несколько солдат.
Конвоиры с пленным поднялись на крыльцо, первый толкнул дверь. Прошли длинным коридором, остановились у одного из кабинетов. Старший постучал, изнутри глухо донеслось «да», завели внутрь.
В кабинете с двумя окнами, под портретом Бандеры, за столом сидел мордастый человек в камуфляже с нашивками «Айдар»*. Сбоку, на продавленном диване еще двое.
Конвоиры вышли, один из них встав, поставил перед столом табурет «сидай». Юрка выполнил.
– Призвыще та имъя, – поднял на него глаза мордастый.
– Сергей Полторак, – назвал вымышленную фамилию.
– Украинэць?
– Наполовину. Мать русская.
– Звидкиля?
– С Кировска.
– И давно воюеш за сэпаратистив?
– Недавно. Второй месяц.
Далее последовали вопросы касающиеся подразделения, его дислокации, фамилий командиров и характера выполнявшегося задания. Юрка стал врать напропалую, «азовец» внимательно слушал.
Потом грохнул кулаком по столу «брэшэш стэрво!» и кивнул подручным.
Те, встав, подошли с двух сторон, удар кулака смел пленника с табуретки. Принялись охаживать ногами. Юрка заорал благим матом, – я говорю правду!
Опять усадили, допрос продолжился. С перерывами на избиение длился час. Потом окровавленного парня утащили в подвал и спустили с лестницы. Допрашивали еще день, повторял, что сказал.
На третий, его с двумя арестантами – пожилым ополченцем с выколотыми глазами и молодой истерзанной женщиной вывели наружу. Поставили у кирпичной стены во дворе, конвоиры передернули затворы, коротко хлестнули очереди. Ополченец с женщиной упали. Грач остался стоять.
Снова отвели к мордастому. Результат был, что и раньше.
После этого оставили в покое и за все время дали кусок хлеба (раньше была только вода). Юрка съел, забывшись кошмарным сном.
Утром снова загремели запоры, – Полторак, на выхид!
Шаркая ногами и качаясь, поднялся ступенями наверх. Там уже ждал армейский «УАЗ». Запихали в багажник, хлопнули дверцы, тронулся. Ехали долго, пленного бросало из стороны в сторону, дважды останавливались на блокпостах.
Когда отъезжали от последнего, Юрка, увидел в заднее окошко бетонную стелу с метровыми буквами «Северодонецк». Миновав окраину, свернули к центру, вскоре остановились у кирпичной пятиэтажки с высокой оградой. Водитель просигналил, открылись железные ворота, зарулили на территорию.
– Выходь, – открыли конвоиры дверцу и Юрку снова определили в подвал. Только теперь в одиночную камеру, с нарами, парашей и тусклой лампочкой под потолком. В углу имелся ржавый умывальник, из крана капала вода. Смыл с лица запекшуюся кровь, утерся подолом куртки и рухнул на тощий матрац.
Двое суток никто не беспокоил. Раз в день открывалась кормушка, получал миску баланды и кусок черняшки. На третьи вывели из камеры и доставили на второй этаж. Там в кабинете сидел гражданский, чем-то похожий на учителя, задумчиво курил.
– Присаживайся, – кивнул на стул и отпустил охранника. – Жди за дверью.
Когда тот вышел, раскрыл лежавшую на столе картонную папку и прочел «Юрий Грачев, позывной Грач. Боец 1-го казачьего полка имени Платова самопровозглашенной ЛНР. В ополчении с 2014-го. Идейный сепаратист*.
– Что скажешь на это? – поднял от нее глаза.
– Юрка отвел свои и напрягся.
– Не бойся, бить не будем, – выдул вверх струйку дыма. – Знаешь кто я такой?
– Нет.
– Я майор Службы безопасности Украины Калюжный. Имею к тебе деловое предложение.
– Ложил я на него с прибором, – взглянул исподлобья Юрка.
– Не боишься смерти?
– Меня уже убивали (скривил губы).
– Так то тебя, а как насчет близких?
– Каких еще близких?
– Матери и сестры. Вот их адрес. И снова прочел «Город Ирмино, улица Косиора, дом 15». – А отец твой погиб в Дебальцево (закрыл папку).
По спине проползли мурашки. Этот Калюжный знал все.
– Ну, так как насчет предложения? – затушил в пепельнице окурок.
– Слушаю, – с минуту помолчал Юрка.
– Ты дашь подписку о сотрудничестве с СБУ и будешь выполнять наши задания.
– А если откажусь?
– В таком случае ликвидируем мать с сестрой. А тебя расстреляем. Так что думай, – и нажал на столе кнопку.
Тут же открылась дверь. Вошел охранник.
– В камеру его, – приказал майор.
– Слухаюсь. Пишов! – толкнув в спину, вывел из кабинета.
Когда за спиной лязгнул стальной засов и шаги конвойного удалились, Юрка присел на топчан и задумался. Угроза Калюжного была не пустым звуком.
В январе по дороге на Горское неизвестные из засады расстреляли коменданта Первомайска Ищенко, вместе с группой волонтеров, а в мае, близ Михайловского блокпоста подорвали автомобиль командира бригады «Призрак» Мозгового. Он вместе с охранниками погиб.
Среди ополченцев поползли слухи, что это дело рук СБУ, позже все подтвердила украинская сторона. Так что убийство его матери и сестренки для них не составит труда.
«Что же делать? Что делать?» – лихорадочно вертелось в голове. Встав, заходил по камере. Ночь не спал, в мучительных раздумьях, а к утру пришло решение.
Ближе к полудню его снова доставили в тот же кабинет. Охранник, сыто рыгнув, вышел, плотно прикрыв дверь.
– Присаживайся, – кивнул на стул напротив Калюжный. – Ну как, хлопец? Подумал?
– Подумал, – опустился на сидение Юрка. – Я согласен.
– Ну, вот и хорошо (довольно оскалился).
Затем достал из стола лист бумаги, вынул из подставки ручку, – пиши.
– Чего писать? – придвинулся ближе.
«Я, Юрий Николаевич Грачев, добровольно обязуюсь оказывать содействие Службе безопасности Украины в борьбе с донецкими сепаратистами и российскими войсками. В целях конспирации выбираю псевдоним «Крестник».
– Теперь дата и подпись, – сказал, когда тот закончил. – Ну вот, молоток, – взяв в руки прочитал.
– А почему «Крестник»? – угрюмо спросил Юрка.
– Так я тебя вроде как окрестил (усмехнулся). И чтобы помнил о матери и сестре, – определил бумагу в папку, а потом запер ее в сейф.
После этого вновь испеченного агента снова отвели в камеру, где тот получил полноценный обед, а на следующее утро доставили на машине в сосновый бор за городом. Там было что-то вроде турбазы на берегу озера, охраняемой людьми в униформе без знаков различия. На территории имелся кирпичный коттедж, десяток щитовых домов и подсобные строения. Вокруг на столбах колючая проволока.
Охранники передали Юрку под расписку начальнику объекта. С этого дня у него началась новая жизнь.
Как оказалось, здесь была школа, где готовили диверсантов из числа местного населения и ополченцев, попавших в плен. Народ был самый разный. От идейно поддерживавших киевский режим, желавших заработать на предательстве и до таких как Юрка. Согласившихся на сотрудничество под страхом смерти.
Число курсантов (так именовался переменный состав) составляло три десятка человек, в том числе несколько женщин. Занятия проводились инструкторами СБУ на территории объекта и оборудованном в лесу полигоне.
Изучали взрывное дело и стрелковое оружие, способы ориентирования на местности, тайниковую и мобильную связь. А еще с ними работал идеолог, вбивая в головы националистические идеи и превосходство украинской нации над другими
Настоящих фамилий и имен друг друга обучавшиеся не знали, при общении использовались только псевдонимы.
Тем не менее, общаясь с ними, Юрка узнал много интересного.
Например курсант Винник, родом из Старобельска, до того как попасть сюда выдавал эсбэушникам местных активистов, участвовавших в референдуме за присоединение Донбасса к России; курсанты Лютый с Осой и Шепель являлись уголовниками, освобожденными украинскими войсками из лагеря, а ряд других хотели доказать лояльность новой власти и заработать предательством на жизнь.
Запоминал он и инструкторов, проводивших занятия, систему охраны школы и возможные подходы к ней. Близко ни с кем из обучаемых не сходился, хотя был коммуникабельным. Те считали его молодым и недалеким.
Состав группы постоянно менялся. Тех, что пришли раньше после месячного обучения отправляли на задания, и они больше не возвращались. Хотя одного, с псевдонимом Крушина, как-то привезли. Избитого до полусмерти, похожего на кусок мяса.
Держа под руки, поставили перед курсантами, зачитали приговор. Из него следовало, что он во время заброски на территорию занятую ополченцами ранил одного из сопровождавших и пытался сдаться. Но был схвачен. После оглашения бумаги Крушину повесили на плацу в назидание остальным. Не снимали три дня.
В конце августа Юрку вызвали к начальнику школы. Это был спесивого вида толстяк, говоривший только на украинском и требовавший называть себя «ясновельможный пан». Курсантов он презирал, именуя «быдлом» и считал расходным материалом.
Помимо него в кабинете находился майор Калюжный, завербовавший Юрку. Вальяжно развалившись в кресле, сидел сбоку от стола начальника.
– Ну, здравствуй, Крестник, – повернул голову к вошедшему.
– Здравия желаю, – принял тот строевую стойку.
– Вот и закончилась твоя учеба, пора и за работу.
– Я готов, – вздернул подбородок.
– Похвально. Для чего и вызван. Присаживайся, – кивнул на стоявший напротив стул.
– Значит так. В ближайшее время отправим тебя в Марьинку, это под Донецком. Затем организуем переход туда. В городе займешься сбором сведений о воинских частях ополченцев, местах их дислокации и тяжелом вооружении. Ясно?
– Так точно.
Больше в казарму Юрка не вернулся, майор забрал его в Северодонецк.
Там, в течение суток, в СБУ с агентом провели подробный инструктаж. Он включал в себя изучение подготовленной легенды и карты столицы ДНР, вопросы легализации в городе, тайниковой и мобильной связи.
Далее переодели в гражданскую одежду, выдали «Сименс» китайской сборки, а еще пять тысяч гривен на расходы, получив расписку в получении.
Глава 6. Долг платежом красен
На следующий вечер, с военной колонной, майор с Крестником прибыли в прифронтовую Марьинку. Город был изрядно разбит, тут и там чернели остовы сгоревших зданий, оставшееся население ютилось в подвалах многоэтажек.
Колонна проследовала на восточную окраину, к укрепрайону, а автомобиль майора остановился у штаба, находящегося в уцелевшем здании.
Чуть позже они с агентом сидели в одном из кабинетов, где Калюжный обсуждал с украинским подполковником вопрос переброски Крестника за линию разграничения. Ее решено было провести ночью, силами диверсионно-разведывательной группы.
– Она сопроводит вашего человека вот сюда, – обвел подполковник карандашом место на карте. – Это Петровский район Донецка. От наших позиций до сепаратистских, чуть больше километра. Ну а дальше сам, – покосился на Юрку.
После этого его накормили и оставили отдыхать в какой-то комнате, заперев на ключ. На душе скребли кошки, сон не шел. Нервы были на пределе.
Когда за окном сгустились сумерки, в коридоре послышались шаги, в замке провернулся ключ.
– Выходи, – возник в проеме майор.
Юрка, встав с койки, натянул на плечи джинсовую куртку и шагнул за порог. Пройдя пустынным коридором, спустились черным ходом на первый этаж, майор отпер дверь. Вышли наружу. Ночь выдалась безлунная, небо затянули тучи, где-то далеко прострекотал пулемет и стих.
Во дворе, метрах в пяти, стоял бэтээр с включенными подфарниками и открытой боковой дверцей. Направились к нему.
– Не забывай о своих близких, – подтолкнул Калюжный Юрку в спину.
– Помню, – согнувшись, влез внутрь.
Дверца захлопнулась, заурчал двигатель, машина выехала со двора.
В десантном отсеке, с тускло горящей лампочкой, кроме пассажира находились еще трое. С автоматами, в касках и бронежилетах. На лицах балаклавы*. Бэтээр потряхивало на ухабах, в корме что-то звякало. Все молчали.
Спустя минут двадцать остановились, послышались голоса, двинулись дальше. Тряска усилилась, машина переваливалась с бока на бок, потом стала.
Так же молча выгрузились в темноте (Юрка посередине), пройдя сотню метров, спустились земляными ступенями в окоп.
– Пароль? – спросили из темноты.
– Слава Украини, – откликнулся передний.
– Гэроям слава. Проходьтэ.
Миновав часового, по изгибам, обитым досками, двинулись дальше. Миновав огневую точку с дежурным пулеметчиком, добрались до окопа боевого охранения впереди. Там, в ячейке с перекрытием, сидели еще двое.
Старший пошептался с ними и дал знак. Группа осторожно выбралась наружу, поползла во мрак. Под телами чуть скрипел гравий, слышалось сдерживаемое дыхание. Через сотню метров почувствовался запах гари, вползли в развалины.
Там старший прислушался, затем встал, остальные последовали примеру. С автоматами наизготовку, согнувшись, покрались дальше. Вскоре оказались в пустой коробке здания, спустились в подвал. Здесь он включил фонарик, узкий луч высветил кабели, трубы под потолком и запорную арматуру. Двинулись по проходу дальше. Он закончился мешаниной бетона и проломом в стене.