– А какое правильное? – бурчу я сквозь стремительно убегающий сон. Конечно, никакого экзамена нет, до сессии ещё два месяца – можно и дальше балду гонять.
– Как у меня. Оно правильное. Имя должно состоять из трёх частей и титула. Первая его часть – прозвище, данное на следующее утро после рождения – Пест. По достижении первозрелой сознательности и приобщения к таинству елеопомазания имя становится полным – Пестирим. А частица «-ус» – это гендерная принадлежность. Означает, что я есть муж, а не дама. Кроме того, к имени прилагается титул. Титул даётся за заслуги. Моё полное имя – Пестиримус Светоподобный. Это правильное имя. А вот твоё имя ничего не означает. Потому что неправильное.
– И как будет правильно? – будильник показывает половину шестого, про сладкий сон до половины восьмого можно забыть.
– «Ив» – так тебя должны были именовать после рождения, «Иван» – после конфирмации. А так-как ты, похоже, всё-таки относишься к мужскому полу, то твоё полное имя – Иванус. Титула ты не заслужил.
– Иванус? И ты будешь так меня называть? – вылезать из тёплой кровати мне не хочется, но с неизбежным придётся смириться.
– Нет.
– Почему? – я сажусь, свешиваю ноги с кровати и промахиваюсь мимо тапочек. Пол холодный.
– Полное имя следует заслужить. Поэтому я буду звать тебя Ивус.
Пёсик шлёпается передними лапами об пол, раздаётся цоканье когтей по паркету, и он исчезает в направлении кухни. Видимо, нам тонко намекают, что пора завтракать.
– Чем тебя лучше кормить? Косточками? Фаршем?
Про то, чем будет питаться мой пёсик, я вчера как-то не подумал. Правда, о себе тоже: полторы сардельки и огурец – всё, что имеется в наличии.
Моя утренняя последовательность: душ, газовая плита, чайник, сахарница. Мы сидим за столом, передо мной – чашка с чаем. Пестиримус Светоподобный устроился напротив, усевшись на любимый тётушкин стул, который я за глаза величаю троном, его мордочка расположилась на скатерти. Его нос с шумом вдыхает воздух:
– Самое лучшее – ничем.
– Но вчера ты же почти все сардельки слопал, причём с явной охотой.
– Не хотелось нарушать правила приличия. Тебе-же было приятно покормить гостя?
– Конечно! – Вообще-то сардельки должны были быть моим, а не собачьим ужином. – Счёл за честь.
Непонятно, улавливает-ли Пестиримус мою иронию. Скорее всего – да, потому что в его ответе сквозит явный сарказм:
– За что большое вам русское merci2. На самом деле, я сардельки не ем, у нас другие источники энергии. – Если Пестиримус говорит «нас», это значит, что таких как он, много. Мило. Стоит как-нибудь порасспросить его об этом.
– Для того, чтобы выглядеть, как собака, я могу сделать вид, что я их съел. Но после этого мне приходится их утилизовать. Спрессовать в брикет, влагу собрать в контейнер. Во время прогулки контейнер следует очистить. Мы когда гулять пойдём?
– Побегать, пописать под деревья?
– Это имитация! Так что можешь остатки своих сарделек убрать обратно – не переводи зря продукты.
Итак, проблема с кормёжкой сама рассосалась. Ладно, пойдём прогуляемся.
Ошейник Пестиримус соглашается надеть, а вот пристегнуть к нему поводок отказывается категорически. В дворе ведёт себя, как заправская собака, шуршит опавшими за ночь листьями, пытается поймать голубя, лает на соседского кота, загнав пудового лентяя Степана на ветку клёна. Ветка согнулась и грозит сломаться.
Пока пёсик резвится, я занят делом – отправляю в мусорный контейнер два здоровенных мешка, их содержимое из пустых бутылок и битой посуды предательски громыхает на весь двор. Присаживаюсь на лавку, за спиной слышу ритмичное шуршание листьев. Нет, болонка не раздвоилась, это Равиль, наш дворник – из-под капюшона на меня раскосо смотрят глаза-щёлочки, под носом щёткой топорщатся архаичные усики, что делает его похожим на татарский вариант Чаплина. На нём надет всё тот же дождевик до пят, это что-то вроде его постоянной униформы. По случаю солнечного утра дворницкая бляха сверкает, как орден, а капюшон опущен, на голове шапочка-ушанка с завязками под подбородком.
– Да ты себе собачку завёл. Шустрый, однако! Как кличут?
Со мной случается лёгкий ступор: именовать собаку полным именем, состоящим из трёх частей и титула, мне кажется не очень-то подходяще и сложновато для ушей окружающих. На ум приходит первое попавшееся:
– Дружок.
– Как меня только не называли, – слышится в голове ехидный голос. – А вот чтобы Дружком – впервые.
Посылаю мысленный сигнал про то, что встревать в чужие разговоры – не совсем прилично. Ответа не получаю.
Веник шуршит листвой: сколько я тут живу, лет двенадцать? – всё это время Равиль здесь за дворника. Наверное, он родился одновременно с построенным домом и является его неотъемлемой частью, как фундамент, стены и кровля; дворник-татарин – старинная московская традиция, ещё с прошлого века. У Равиля небольшая квартирка на первом этаже, мы дружим с тех времён, когда я играл в местной песочнице. Иногда он оказывает мне честь и приглашает попить чайку, я захватываю из дома пряники, иногда мы играем в шахматы. Раньше проигрывал я, теперь всё чаще беру реванш, хотя выигрывать у Равиля мне не нравиться – его это по-детски расстраивает.
Пёсик, наконец, оставляет кота в покое, подбегает к лавочке и садится напротив. На меня смотрят смышлёные глаза-бусинки, голова набок, язык высунут:
– Как я понимаю, ты хотел меня спросить, дружок. О чём-то важном.
Всё-таки этот негодяй подслушивает мои мысли, – у меня, действительно, имеются вопросы. Ничего не поделаешь, придётся привыкать к политике открытости – всё тайное мигом становится явным.
– Как я понимаю, ты выбрал именно меня, и выбрал не случайно, – я стараюсь думать погромче. – Тебе не кажется, что нам следует объясниться?
– Я рад, что ты всё сам понял. Хорошо. Спрашивай.
– Ты не собака?
– Правильно. Я не собака.
Логично – собаки не разговаривают и не умеют читать чужие мысли.
– Тогда кто?
– Я – существо, которое умеет перемещаться.
– И я умею перемещаться.
– Да, но ты об этом не знаешь. Но ты не безнадёжен. Тебя можно этому научить, Ивус. Ты – один из немногих. Крайне редко встречаемая среди человечьей породы разновидность. Уникум. Я могу стать твоим учителем. Если ты захочешь.
Так, разложим всё по сусекам, как говорит в таких случаях моя тётушка. Я – Иван Емельянов, студент Московского университета, исторический факультет, второй курс. Не далее, как позавчера нежданно-негаданно появляется некое существо, замаскированное под мысленно говорящую собаку, заселяется сначала в месте моего обитания, потом в голове, и оно предлагает мне стать его учеником. Вопрос: чему меня собираются учить?
– Перемещаться, – у меня в голове слышится бархатный баритон Пестиримуса Светоподобного, – перемещаться вдоль времени. Могу тебя этому научить. Хочешь?
Глава 5.
Я лежу в темноте который уже час, тупо уставившись в то место, где теоретически находится потолок, однако теперь даже в его наличии я не уверен. Уснуть не получается. Причина моей бессонницы очевидна – я узнал нечто такое, что радикально поменяло мою школьную картину мироустройства. С Пестиримусом мы общались весь вечер и у меня нет оснований сомневаться в том, что мне рассказали. Если обобщать коротко – мой мир рухнул.
Тот мир, в котором я обитал, такой обжитый и уютный, за один вечер не то, чтобы исчез, но значительно видоизменился. Засверкал новыми гранями. Ивус, дружок, как-бы объяснить тебе попроще: существует не один, а два параллельных и во много похожих мира. Друг от друга они отличаются тем, что время в каждом из них движется в противоположных направлениях. Это как два встречных и местами пересекающихся потока, при этом можно перемещаться вдоль каждого из них. Как? Не знаю, просто умею, и всё. Ты же был маленький? Сначала ревел, не переставая, сосал соску, потом ползал, следом научился ходить. Если тебя спросит, как ты ходишь, ты сумеешь объяснить?
– Ну, я двигаю вперёд одну ногу. Потом вторую – всё просто, – я задумываюсь о процессе собственного прямохождения, и прежняя простота перестаёт казаться такой-уж простой, – Перемещаю вперёд центр тяжести. И, наверное, следует поддерживать равновесие. Да, и смотреть, куда ступаешь. А в том, другом мире – в нём задом наперёд ходят?
– Хорошо, что ты не сороконожка, – в очередном телефонном сообщении, что слышится у меня в голове, сквозит явная ухмылка, – Я задал знакомой сколопендре тот же вопрос. И представь – через неделю она, бедняжка, умерла от голода.
– Почему? – Не то, чтобы трагическая судьба незнакомой мне сороконожки меня сильно волнует, просто любопытно.
– Ходить разучилась.
Наверное, со стороны это выглядит уморительно: на кухне сижу я, зовут меня Ивус-дурак, половину вопросов по-прежнему произношу вслух, а мой собеседник – высокоучёная болонка. Проводит поумнительную беседу со студентом-прогульщиком. На тему: «Век живи – бестолковым помрёшь».
– Ладно, ты расскажешь, как всё устроено? Только поподробней.
– Понимаешь, в качестве модели для описания пространства вы используете три измерения: длину, ширину и высоту, то есть в вашем представлении пространство трёхмерно, а потому описывается тремя единичными ортогональными векторами, – сообщает мне пёсик с совершенно серьёзным видом. – К этой примитивной модели вы прибавляете время и считаете себя очень умными. Для вашего мира, который вы воспринимаете с помощью ваших органов чувств, этого достаточно. Однако настоящий мир устроен сложнее. В нашей системе координат таких измерений пять: дополнительные измерения… попробуем дать названия… глубшина и виршина! В такой модели ваше трёхмерное пространство становится частным случаем от нашего, и приобретает новую характеристику – двустороннюю бесконечность. А к времени, до полноты картины, следует добавить гравитацию. Понятно?
– Ага! – я послушно киваю – это единственный способ завершить затянувшийся урок собачьей физики. Откуда у моей болонки в знакомых имеются сороконожки? – Я всё уразумел. Ну, почти…
– Я и так сильно упрощаю, чтобы тебе было понятно. Как это устроено на самом деле, понимают всего семеро, и все они не люди.
Вот и усни после этого!
Включаю свет – потолок на месте. Раз сна у меня – ни в одном глазу, я встаю и иду на кухню. Посуда немыта, ломтики хлеба, забытые на столе, начали сворачиваться в трубочку. Я завариваю для себя очередной кофейник. Пестиримус, сон которому, как акт бессмысленного храпения с закрытыми глазами, не известен в принципе, тут-же привычно располагается на тётушкином троне, уложив лохматую голову на скатерть. Пофиг, её всё равно стирать.
– Почему я? Это ведь ты меня выбрал, а не наоборот.
Я вспоминаю, при каких обстоятельствах случилось наше знакомство: «Я– бедная скотинка-сиротинка, с утра – ни маковой росинки! Люди добрые, помогите, кто чем может, мелкие купюры не принимаем». Всё-таки Пест – тот ещё манипулятор. Хитрюга.
– Тебе лучше сесть, – я так и делаю, подозревая, что на меня свалится что-то ещё такое, после чего мне не спать неделю. – Молодчина! Твоё отличие от остальных людей в том, что у тебя не одно лицо, а два. Второе лицо позади головы, на затылке. Ты – вроде Двуликого Януса. У квиритов – тех, кого вы почему-то именуете древними римлянами, имелось такое божество. Один из творцов вашей части мироздания. Мы были знакомы. Неприятный малый.
Господи, твоя воля, только этого мне не хватало! Жуткое существо с одной головой, но двумя лицами, смотрят в разные стороны. В голове всплывает античная скульптура, одно лицо бородатое, второе горбоносое – не внешность, а ночной кошмар! Я хватаюсь рукой за затылок – там вроде всё, как прежде.
– Ты просто не видишь. Это поправимо.
– Зачем мне второе лицо? – Я замечаю, что снова говорю вслух, а не думаю про себя, как о том просили. – Оно точно есть?
– Конечно, поэтому я тебя и выбрал.
– И для чего мне оно?
– Мы не совсем разные. В одном мы похожи: ты, как и я, можешь передвигаться вдоль времени. Если тебя научить. Оставь часы в покое.
Да, уж! Пусть лучше Земля оказалось-бы плоской. Как известно ещё с древнейших времён, земной диск располагается на спине четырёх слонов, те, в свою очередь, стоят на спине черепахи. А на чём стоит черепаха? Скорее всего, на спине другой черепахи. А так как вселенная бесконечна, то и количество черепах, на которых покоится эта изящная конструкция, тоже стримится к бесконечности.
Как и черепахи, собаки в новой системе мироздания уцелели. Но не совсем: оказывается, что некоторые собаки не совсем собаки, а некие существа, обладающие необычными способностями, главное из которых – умение перемещаться по времени в обоих направлениях. Сардельками они не питаются. По словам Пестиримуса, прежде они обитали в будущем, но по причинам, не совсем понятным, они переместились в прошлое, примерно на двенадцать тысяч лет. Где в настоящее время и обитают. Почему там? В те времена людей на земле почти нет и они не успели там всё изгадить и пока-что добрались только до мамонтов. Люди – это основанная на углероде двуногая форма жизни, имеющее с нынешними обезьянами общего родственника. Хочешь, навестим предка? И правильно, тот ещё неряха. Люди нам не интересны, это примитивные и агрессивные существа, мы предпочитаем держаться от них подальше. Впрочем, встречаются приятные исключения. Почему двенадцать тысяч лет – примерно? Точной протяжённости времени не существует, ваше измерение времени в годах и секундах условно, ибо время напрямую связано с ширше-глубшиной и величиной гравитации-времени, а она в разных частях вселенной разная. Поэтому галактическое время сильно отличается от московского, нет, часы переводить не обязательно.
– А будущее? Я могу в него попасть?
– Нет. Ты можешь переместиться в прошлое, а затем вернуться в исходную временную точку. Но перепрыгнуть дальше ты не можешь – тебе, как и мне, нельзя попасть в то время, которое не наступило.
– То есть дальше сегодняшнего дня одного часа двенадцать минут ночи мне путь закрыт? А тебе?
– Для тебя – закрыт. Для мня – нет, потому что я появился в будущем.
– Но я могу переместиться в любую точку прошлого?
Кто изобрёл колесо и бутерброд? Почему вымерли динозавры? Существовала ли Атлантида или это история, придуманная Платоном ради забавы? Когда, как и на кой чёрт строились египетские пирамиды? Кто придумал карточную игру в дурака? Как на самом деле выглядели семь античных чудес света? Какому богу поклонялись строители Стоунхенджа? Как выглядели Шекспир, Малюта Скуратов и Сервантес? Ваше фото, пожалуйста – смотрите сюда, сейчас вылетит птичка! От возможностей голова идёт кругом!
Меня ждёт разочарование.
– Вряд-ли. Понимаешь, время устроено сложнее. Это что-то вроде двух огромных нор, которые рыла бригада сумасшедших кроликов. При этом никакого проекта, даже более или менее осмысленного плана у них не было. Впрочем, и самих кроликов – тоже. Эти норы – сложная система тоннелей с массой ответвлений, иногда пересекающихся. Внутри нор дует гравитационный ветер, это два встречных потока. Из норы имеются выходы, но далеко не везде. Есть и тупики.
– То есть, если я начну передвигаться самостоятельно, то скорее всего заблужусь и потеряюсь?
– Наверняка. Поэтому, когда мы начнём путешествовать, лучше не отставать. А то угодишь во временную спираль. Ищи тебя потом.
– Как это?
– В тупик. Только это не совсем тупик, он спиралевидный. Каждый день будет копией предыдущего. Встаёшь, идёшь на постылую работу, на которой изо дня в день одно и тоже. Потом идёшь домой. Там ужин, жена, телевизор, дети канючат. Папа – дай! Папа – купи! Он первый начал! Утром встаёшь – всё по новой. И так изо дня в день, ничего не меняется – допускается лишь небольшие отличия, но это просто следующий виток спирали. Именно эти отличия – самый верный признак того, что ты вляпался во временной тупик.
– И как из такого тупика выбраться?
– Следует предпринять что-нибудь радикальное – это сломает временной континуум. Выключить телевизор. Сменить работу. Уехать. Или сесть и подумать.
– Ну, знаешь-ли… – отвечаю я, – Сесть и подумать – это самое сложное.
Глава 6.
– Вот не самое это удачное место для встреч, – кажется, я опять разговариваю вслух, а не про себя. – Особенно когда стемнело…
Надеюсь, я не выгляжу городским сумасшедшим, вроде тех, что, разгуливая по городу, разговаривают сами с собой: «Как здоровье? Как жена?» «Спасибо, сбежала». Будем считать, что молодой человек выгуливает пёсика и иногда с ним беседует – при одинаковом уровне интеллекта двум одиноким душам всегда есть о чём пообщаться.
– Место выбирал не я, – ворчит Пестиримус.
Похоже, он недоволен не меньше меня – погода снова портиться, на асфальте появляются первые пятна дождевых капель, а из-за порывистого ветра мой зонт низкорослую собачку не спасает. С Лубянской площади мы сворачиваем влево и спускаемся к реке по Китайгородскому проезду. Ресторан «У хромой собаки», возможно из-за исторического названия, позиционирует себя как единственное место в Москве, куда можно прийти с псом: особый уход за вашим любимцем, мы накормим его не хуже вас. Поэтому цены там соответствующие.
– Прийти туда вместе с собакой, конечно, можно, – отвечаю я. – Но так никто не делает.
– А мы сделаем. Никогда не был в этом ресторане.
Очередная новость Пестиримус – посетитель элитных ресторанов, мот и прожигатель жизни.
Место, где нам назначена встреча, находится в Зарядье. Это самый центр Москвы, однако до сего дня это настоящие трущобы, соваться туда в уже наступившие сумерки – искать приключения на самое мягкое место в анатомии человеческого организма. Кварталы между Варваркой и Москворецкой набережной всегда считались далеко не самым дружелюбным районом: юные его обитатели обычно заняты тем, что задирают гуляющих по Красной площади или по мелочи обчищают посетителей как Верхних, так и Нижних торговых рядов, хотя предпочтение отдаётся иностранцам – обычно у тех крадут их пухлые портмоне или дорогие фотокамеры. Поймать эту шпану невозможно: чуть-что – ретируются в старинные подвалы Зарядья, те соединяются друг с другом в настоящий лабиринт, куда полиция туда носа не кажет.
– И с кем мы встречаемся? – Чем сильнее дождь, тем выше моя любознательность. – С человеком или собакой?
– Неважно. Какая разница?
Мы двигаемся вдоль Китайгородской стены, огибаем бочкообразную угловую башню и оказываемся на набережной. Неоновая вывеска «У хромой собаки» видна издали, вся парковка заполнена дорогими автомобилями. Минуем арку Проломных ворот, у входа в ресторацию нас неожиданно встречает небольшая очередь – не смотря на всё усиливающийся дождь, никто не уходит. Однако нас уже ждут – сначала мне машет рукой вышибала у входа, потом, уже в вестибюле, гардеробщик кличет полового, который берёт на себя роль поводыря.
– Зачем нам с кем-то встречаться? – я не завсегдатай дорогих злачных заведений, а мой первый опыт дегустации спиртного из памяти и желудка не до конца выветрился. – Да ещё в таком месте.
– Объясню. Человек, с которым мы свидимся, когда-то сталкивался с весьма схожей проблемой и ему есть что подсказать. И тебе, и мне будет от того польза. Кроме того, он мой старинный знакомый и мне будет приятно его увидеть.
Тот, с кем мы встречаемся – не собака. И на том спасибо.
Крутая лестница ведёт на второй этаж, я беру пёсика на руки – на мою болонку никто не обращает внимания. В прошлом веке этой забегаловкой владел выходец из Германии, поэтому интерьер заведения стилизован под старинную немецкую пивную: тот являет собой эклектичную мешанину нюрнбергского с нижегородским, символизирующим представление московского люмпена о германской загранице. Меня и мою собачку проводят к столику в углу, отсюда виден весь небольшой зал. Там нас уже ждут – за столом, сгорбившись, одиноко сидит тот, кто нас пригласил в столь странное место. Сам он выглядит не менее странно: сначала я принимаю его за монаха, вероятно, из-за одежды. Наряд не совсем тот, в котором посещают элитные рестораны – на нём что-то вроде рясы, на голову накинут капюшон, из-под которого седым веником торчит борода.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
– Не помню (франц.)
2
– спасибо (фр.)
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги