Если не сегодня, то завтра
Я рывком встала с места и побежала к подъезду. Дрожащими руками открыла дверь, дождалась лифта – как назло, он ехал очень медленно, – и влетела домой.
– И что же на этот раз? – грозно взревел папа. Было совсем не страшно.
Я обогнула его и побежала в свою комнату прям в обуви. Грязные следы отпечатывались на чистом паркете как татуировки. На пути встретила маму, выглядывающую из спальни.
– Привет, мам. Как дела? У меня тоже все отлично, я потом тебе все объясню.
По ее выражению лица было понятно, что ей ничего не понятно.
Начала рыться в шкафу, выкидывая все, что плохо лежало, на пол. Наконец достав то, что нужно, я тем же ходом вышла из квартиры. Родители меня не останавливали. Они находились в состоянии полного замешательства и не знали, как поступить.
– Сейчас вернусь, – крикнула я и скрылась за дверью.
Проделав тот же маршрут в обратном порядке, я наконец-то очутилась рядом с Арчи. Он сидел на том же самом месте в той же самой позе.
– Держи. – Я ужасно запыхалась и говорила из последних сил. В моих руках находился папин свитер, который я давно одолжила у него и так и не вернула. – Надеюсь, это хоть как-то согреет тебя. Да и он такой большой, что в нем тебе точно не будет одиноко.
Арчи смотрел на меня бесцветными глазами, стараясь понять, что я ему говорю. Я положила свитер рядом с ним. Арчи молча уставился на него, а потом на меня.
– Отдашь, когда захочешь.
И не затягивая образовавшуюся паузу, я побежала обратно, напоследок махнув рукой.
– Увидимся в пятницу, – крикнула я. Ответа не последовало.
Открывая подъездную дверь, я еще раз взглянула на него. Он смотрел на небо, на котором собрались тяжелые тучи, готовые в любой момент рухнут на землю. Рядом с ним лежал звонящий телефон. Рука Арчи мягко скользила по свитеру, будто бы гладя его. Возможно, последнее мне почудилось.
Я закрыла дверь. Пошел дождь.
Наступила следующая неделя. Я стояла у порога кофейни, не решаясь войти. Сегодня была среда, Том точно должен быть там. Как выяснилось, он ушел после девятого класса и теперь вынужден работать здесь. По необъяснимой мне самой причине, мне в голову взбрело, что я должна поговорить с Томом насчет Арчи. Почему именно с Томом, я и сама не понимала. Мои действия были совершенно нелогичны и плохо обдуманы, прям как в жизни и бывает.
Когда я зашла в кофейню, то застала Тома за флиртом с двумя девушками, и непроизвольно закатила глаза. Это было нередкое явление, Том пользовался своим внутренним обаянием и внешней красотой, чтобы получить побольше чаевых. Когда он получал, что хотел, то сразу же забывал о своих недавних жертвах и, конечно же, никогда не перезванивал на номера, написанные красивым почерком на салфетках.
Звон колокольчика предательски оповестил всех о моем присутствии. Том соизволил отвлечься от «приятной» беседы и взглянул на меня, попутно приготовив дежурную улыбку для новых посетителей. На его лице отразилась нотка сомнения. Он близоруко прищурил глаза, извинился перед девушками и направился в мою сторону, попутно меняя дежурную улыбку на мягкую и живую. Девушки оглядели меня с ног до головы и недовольно фыркнули. Конечно, я была не идеалом красоты и прекрасно это понимала, но от их реакции остался неприятный осадок, который захотелось выплюнуть им в чай.
– Рей, какими судьбами? – воскликнул Том. – Мимо проходила или решила пригласить меня на чашку кофе?
Я пропустила его заигрывания мимо ушей. Для меня это стало сродни приветствия от Тома.
–У тебя есть минутка?
Том прошел за стойку и достал различные бумаги.
– Для моих друзей у меня всегда найдется время. Что ты хотела? – деловито спросил Том.
Он взял ручку и начал что-то черкать, при этом не забывая делать важный вид. Со стороны смотрелось смешно, но я постаралась сдержаться.
– Я хотела поговорить об Арчи.
Рука повисла в воздухе. Том замер, будто от внезапного громкого звука. Он медленно положил ручку и перестал заниматься бумагами.
– Так все же ты пришла не ради меня, – пробормотал Том.
Он сложил листы в аккуратную стопку, постучал ей по столу, чтобы выровнять. Готовую стопку убрал куда-то за стойку и выпрямился. Том тяжело вздохнул, на его лице отразилась усталость, недосып и еще что-то, что я не успела разобрать, так как лицо его стало прежним: счастливым и беззаботным.
– О чем ты хотела поговорить? – вкрадчиво поинтересовался Том. Таким тоном он разговаривал только с посетителями.
– Я Арчи недавно видела, мы немного поболтали. И, вроде как, я смогла его уговорить прийти в эту пятницу. Я хотела попросить тебя о том, чтобы ты не сильно злился на него. Хоть я и не знаю, почему ты так резок по отношению к нему, но прошу, не будь так придирчив. Ты сильнее этого.
Том внимательно слушал меня, слегка прикусив губу. Его большие глаза с рыжими крапинками бегали по моему лицу. Услышав мою просьбу, он рассмеялся.
– Никто не собирался его бить, если ты об этом.
Я радостно хлопнула в ладоши.
– Да? Ну и славно. Тогда я пойду.
Том наклонил голову вбок.
– Ты уже уходишь? – растерянно спросил он. – Может хотя бы кофе попьешь. Клиентов мало, я бы смог составить тебе компанию.
Он вышел из-за стойки и подошел ко мне ближе, чем позволяло приличие.
– Нет, я все же пойду. – Я невольно попятилась назад. – Еще уроки делать.
Том схватил меня за руку, когда я начала уходить. Я непонимающе взглянула сначала на руку, потом на него.
– Ты серьезно пришла только ради этого? – Том тряхнул головой, несколько прядей выбились из-под лака, но он этого не заметил.
– А из-за чего еще я могла прийти? – Мой голос дрогнул, страх медленно подступал к горлу.
Но он не ответил. Том пытливо всматривался в мои глаза, в которых можно было найти лишь растерянность и неопределенность. Я попыталась освободить руку, но цепкие пальцы крепко сжали ее, не давая мне никакого шанса. Я оглянулась вокруг, лишь те девушки поглядывали на нас. На их лицах читалось любопытство, помогать они мне не собирались.
– Т-том, мне больно.
Том перевел взгляд на свои пальцы и сразу же отшатнулся, отпустив мою руку. Он огляделся по сторонам, ища случайных зрителей, и, остановив взгляд на девушках, предупреждающе посмотрел на них, нахмурив брови. Девушки поспешно засобирались, бросили деньги на стол и испарились.
– Прости меня. – Том потер лоб. – Не знаю, что на меня нашло.
– Ничего страшного, но я все же пойду.
– Рей, – выкрикнул Том.
Но меня уже и след простыл. Я стремительно выбежала на улицу и скрылась в толпе. Краем глаза я заметила, что Том побежал за мной, но сдался практически сразу же. Меня нигде не было видно.
Я потерла запястье. Больно. Скорее всего, вылезет синяк.
***Прежде чем вернуться к работе, он долго смотрел на пальцы, которые несколько мгновений назад решили действовать по собственной воле. Весь оставшийся день Том думал лишь об одном: “Неужели и я стану таким, как он? Я буду таким же животным, как мой отец?”
Глава 4
Том
Все судят книгу по обложке. Бесполезно отрицать столь очевидный факт, потому я с точностью могу сказать, что вам мой персонаж не так интересен. Что взять с доброго парня с красивой улыбкой, у которого все эмоции написаны на лице? Таких полно. То ли дело грубый, скрытный тип, от которого непонятно, что ждать.
Я знаю, Арчи интересует вас больше меня. Как видите, Рей он тоже заинтересовал, хотя к тому моменту она видела его всего два раза. Но главы обо мне находятся здесь, а значит кому-то это нужно. Не подумайте неправильно, я не пытаюсь вызвать у вас жалость. Просто меня все так бесит. К Арчи приклеено много внимания только потому, что он ведет себя как мудак. Он не ценит свою жизнь, не ценит людей, которые заботятся о нем. У него есть все, чего не было у меня, и это жутко бесит.
Я расскажу о себе не для того, чтобы привлечь внимание или завоевать любовь окружающих из-за моей непростой жизни. Я расскажу о себе, потому что таков сценарий. Не более.
Не всегда простой означает скучный. Иногда простой означает уставший.
Мой папа – тиран. Нет, он не бил ни меня, ни маму. Папаша издевался над нами более изощренными способами. Унижения, оскорбления, смешивание с грязью – главные составляющие его воспитания. Он пытался превратить нас в половые тряпки. Мама защищала меня как могла или делала вид, что защищает, чтобы окончательно не травмировать мою и без того расшатанную психику. Не скажу, что рядом с ней я был спокоен, но она была моим единственным блеклым лучиком в те времена. Мама показала мне, что не все люди жестоки, есть те, кто готов любить тебя. Пройдет немало времени, когда я пойму, что в нашем мире нельзя быть беззащитным, найдется тот, кто захочет сломать тебя. Мягкие и чистосердечные люди либо уничтожают себя сами, либо погибают под гнетом таких людей, как мой отец. Не знаю, почему он был таким. Возможно, за счет нас он просто хотел самоутвердиться. Или у него было трудное детство, и таким способом он хотел сделать нас сильнее. Этих «возможно» может быть хоть миллион, но ни одно из них не давало ему право поступать так с нами.
Мама бросила меня, когда мне исполнилось шесть лет. Я помнил, как ее маленькая настороженная фигура скрылась за дверью: она ни разу не обернулась, не сказала: “Прощай”. Ушла к другому мужчине и больше никогда не появлялась в моей жизни. Поначалу я винил ее во всех своих бедах, хотя в глубине души понимал, почему она так сделала. Никто не хотел себе такого мужа, но она не подумала о том, что никто не хотел такого папу. Мама ушла одна, даже не попытавшись забрать меня.
Папа начал пить, его выгнали с работы, денег становилось все меньше и меньше, как и еды. Он начал винить во всем маму, будто бы из-за нее начались все проблемы. Он пытался опорочить мамин образ, вспоминая о ней каждый божий день, в его словах не было ни капли тепла и доброты. Я закрывал уши и тихо пел те колыбельные, которые мне когда-то напевала мама. Вскоре папа понял, что тратит силы не на того человека. Уж лучше обвинять того, кто находится рядом, тогда будешь чувствовать себя лучше. Его внимание переключилось на меня.
Был обычный день. Я пришел со школы, дверь была открыта. По привычке я потянулся к выключателю. Щелк. Свет отключили за неуплату. Повсюду витал стойкий запах перегара и сигарет. Прошлой ночью я никак не мог уснуть, было страшно засыпать одному в пустой квартире. Папы не было всю ночь. Скорее всего, где-то запил и отключился, а я напрасно его ждал и думал о хорошем. Будто бы он придет и поцелует меня в щеку на ночь, как это делала мама.
Чуть позже я услышал храп в зале, оповещающий о том, что папу принесли его собутыльники и после любезно прикрыли дверь. Они были хорошими людьми – зачастую интересовались моими делами и давали конфеты. Так получилось, что они внесли больший вклад в мою жизнь, чем родной отец.
Я разделся и на цыпочках прошел в свою комнату. Не хотелось, чтобы папа просыпался, когда я еще не сделал уроки. Он бы начал проверять мой дневник, спрашивать, что было сегодня в школе, а после злиться, заметив двойку.
– Да как ты посмел получить эту двойку? – взревел бы папа. – Самый неблагодарный ребенок во всем мире…
И так далее.
Да я бы и сам с радостью не хотел видеть ту двойку, но кто меня будет слушать. Двойки я получал из-за того, что не делал домашнюю работу. Дело было вовсе не в лени. Когда мой дорогой папочка напивался, он становился агрессивным и абсолютно неуправляемым. Бесполезное тело, не поддающееся какой-либо логике. Приходил ко мне, начинал изливать душу, а потом злился из-за того, что я его невнимательно слушаю, когда делаю домашнюю работу. В основном после этого мои тетрадки оказывались разорванными, скомканными, выкинутыми.
К десяти годам я научился прятать тетради, как только слышал какие-либо шорохи, похожие на шаги. Тело было постоянно напряженно и натянуто, как струна, готовая в любой момент разорваться. Но и после этого отец злился, только теперь потому, что я ничего не делаю.
Я лентяй, бездарь, тупой, недоумок, не уважаю отца, неблагодарный бездельник…
Из этого я сделал вывод: когда папа дома и не спит, то об уроках и думать не следует. Такой бескомпромиссный факт довольно сильно меня расстраивал. Я любил учиться: узнавать что-то новое, исследовать старое. Видимо, я чересчур сильно хотел сбежать от той реальности, которая окружала меня. Но у меня это плохо получалось. Каждый раз как я пытался позаниматься дома, папа портил все. Всегда. Вскоре я решил сдаться. Не осуждайте меня, без поддержки родных всегда сложно, а в моей ситуации и подавно.
В тот день двойка в дневнике появилась по вышесказанной причине, но папа спал, а мне так хотелось получше изучить тему, которую я прошел в школе. Да и вообще, почему я должен оправдываться? Меня все время оскорбляли ровесники за плохие оценки. Называли тупым, ленивым, говорили, что я ничего не достигну, будто бы они много чего знали в свои годы. А вот я знал. В тот день я решил сделать всю домашнюю работу, чтобы утереть нос всем придуркам, обзывавшим меня.
Походив по комнате, я таки нашел все спрятанные тетради. Одна лежала за батареей, вторая – под кроватью, третья – за шкафом. Тихонько сел и начал писать. Некоторые задания давались нелегко, тогда я брал учебник, усердно вчитывался в каждую строчку, в каждую буковку, и вскоре передо мной лежала всего одна нерешенная задача. В доме стояла тишина, где-то вдалеке мирно тикали часы. Я даже позволил себе представить, что я – обычный школьник. Скоро мама позовет к ужину, папа придет с работы весь уставший, но такой счастливый, ведь он пришел домой, к своей семье, а я, доделав последнее задание и быстро поев, побегу гулять с друзьями. Мне осталось доделать лишь последнее задание…
– Воды… Хочу пить, – прохрипел тихий, практически неслышный голос папы.
Мне так хотелось не слышать его.
– Принеси воды. – На этот раз голос звучал настойчивее. – Эй, мелкий, я знаю, что ты дома. Я слышал, как ты пришел.
С каждым предложение его голос становился все громче и требовательнее. Папа был не в настроении, внутри все сжалось. Сердцебиение начало учащаться. Я жаждал доделать домашнее задание, но в то же время не хотел выслушивать ругань отца. Когда ты маленький, родители святы, и их слова становятся законом. Я боялся, но не встал с места. В тот день я решил стоять до последнего, но даже не мог представить, во что это обернется.
Скрипнул диван. Детские ладошки начали потеть, почерк стал кривым и неуверенным. Я никак не мог сосредоточиться на прочитанном, голову заполнял лишь страх. Шаги направлялись прямиком к моей комнате, даже и не удосужившись зайти на кухню и взять стакан с водой. Скрипнула дверь, я не шелохнулся. Казалось, если я замру, то останусь незамеченным. Внутри меня смешались страх и детская самонадеянность.
– Я просил принести мне воды, – прохрипел папа.
Краем глаза я видел, как ко мне приближается зловещая глыба.
– Извини, я занят, – сдержанно ответил я, стараясь контролировать голос.
Руки дрожали.
Глыба замерла, удивившись моим словам.
– И чем же таким важным ты можешь быть занят, бездельник? – ухмыльнулся он. – Что может быть важнее просьбы твоего отца?
Пальцы, как лапы хищника, обвили мое плечо, готовые в любой момент напасть. Я невольно дернулся. Пальцы сжались еще сильнее.
– Я делаю уроки.
Тяжесть его руки нарастала. Я больше не мог писать и тупо пялился на стол.
– Уроки? С чего это? – удивился папа и вырвал тетрадь из-под моих рук. – И это важнее моей просьбы?
Он потряс тетрадью у моего носа, будто бы это было последнее, чем я мог заниматься в жизни.
– Сейчас я закончу и принесу тебе воды. – В голосе послышался страх, но я по-прежнему не отступал. Глупость на грани с безумием.
– Но я хочу пить, – рявкнул он. – Ты хочешь, чтобы твой отец умирал от жажды?
Я потряс головой, не осмеливаясь посмотреть на папу.
– Нет, не хочу. Можешь, пожалуйста, отдать мою тетрадь, чтобы я доделал задание, а потом принес тебе воды.
Я протянул трясущуюся руку, белую и холодную.
– Принеси мне воды сейчас же, а я, так уж и быть, верну тебе эту несчастную тетрадь.
Такие простые условия, мне ничего не стоило сыграть по его правилам, но я уже знал дальнейший сценарий. Если бы я тогда отступил и согласился, то больше не смог бы вернуться к урокам. Эта история повторялась не в первый раз, я наизусть знал ее продолжение. Но тогда что-то неизведанное перемкнуло, сменило свое обычное русло покорности и безнадеги на новое направление. Этот раз был другой, маленькие проблески смелости и безрассудства надавливали на меня. Что-то внутри меня хотело узнать, что случится, если я начну сопротивляться. Что же будет? Что же?
– Нет, – раздался мой звонкий голос по комнате.
Ответ звучал настолько твердо, будто бы я мог встать и швырнуть это слово прямо ему в лицо.
Он наклонился ко мне так близко, что я почувствовал зловоние, выходящее из его рта.
– Что ты сказал? – Он швырнул тетрадь на пол.
Чудом удавалось сдерживаться, чтобы не заплакать. Очень хотелось забиться в угол и проплакать весь оставшийся вечер.
– Я сказал «нет», – спокойно ответил я. – Могу повторить еще хоть тысячу раз.
Я старательно отводил взгляд, когда тянулся за тетрадью, но как только я ухватился за ее край, босая толстая нога рухнула рядом со мной. В моей руке остался маленький кусочек обложки.
Волосы потянулись вверх, я – вслед за ними. Было очень больно, в уши бил собственный крик. На меня уставились два глаза полные презрения и ненависти. Ко мне ли они были обращены? К моей маме? К миру? Сейчас они смотрели будто бы сквозь меня. В тот момент я чувствовал себя маленьким безвольным комком страха, через который пропускали лучи ненависти. Я был лишь передатчиком, лишь безвольной пешкой.
– Кто тебя научил так разговаривать с собственным отцом? – Липкие слюни летели в мое лицо.
Вдруг раздался щелчок рядом с носом, сопровождаемый растекающейся болью. Резко потемнело в глазах, а через секунду я потерял сознание. В комнате повисла звонкая тишина. Последнее, что я услышал, были папины всхлипы и постоянные возгласы: «Я не хотел…прости…не хотел»
Когда я очнулся, было темно. Я медленно открыл глаза и не сразу понял, что не так. Картинка была неполной. Я осторожно ощупал лицо, правый глаз был забинтован. Голова раскалывалась, в горле пересохло. Я попытался сказать что-либо, но вышли лишь хриплые стоны. В комнате послышался шорох, я был здесь не один.
–Том, – позвал сонный голос «чудовища». – Ты очнулся! Я уже и не знал, что и делать. Как хорошо.
Естественно, Он не знал, что делать. Ведь тогда бы в больнице пришлось объяснять, каким образом его сын получил такой ушиб.
Противно.
Я опять попытался выдавить из себя хоть слово, но у меня ничего не вышло.
– Ты, наверное, хочешь пить? Сейчас принесу.
Удаляющееся шарканье. Меня начало тошнить. Не из-за травмы, не от боли, а от внезапной заботы. Она была чужда Ему. Никогда мне не удавалось вымолить у Него ни ласки, ни любви, а сейчас Он резко стал играть роль человека, которым никогда не был. Тошнота подступила к горлу.
Он пришел. Помог мне приподняться, поднес стакан к моим губам и наклонил. Вода была холодной настолько, что обожгла рот. Я чувствовал, как желанная прохлада растекается по всему телу. Боль и тошнота отступили, но лишь ненадолго. После Он уложил меня обратно, придвинул стул к кровати и сел на него.
– Я не хотел делать этого, – начал раскаиваться Он. – Я и сам не знаю, как это произошло. Ты понимаешь, я бы никогда не ударил тебя.
Слова врезались в голову с невообразимой болью.
Ударил меня.
Тогда я еще не особо понимал, что произошло, но стоило мне немного прийти в себя, как я все осознал. Это осознание ощущалось как озарение, нежели что-то другое. Озарение, которое не всем дано понять. Оно протекло по всему телу и вернулось. Я наконец понял, что Этот Человек не любит меня, что я одинок. Единственный близкий мне человек ударил меня. Когда ты любишь человека, то не будешь его бить, а Он ударил. Когда ты любишь человека, то не будешь убегать и оставлять своего сына на произвол судьбы, а мама бросила. Испытывал ли я злость или ненависть? Внутри ощущалось абсолютное ничто. Я был опустошен до дна, сил для борьбы просто не оставалось. Хотелось плакать, кричать и бить стены, но мое лицо осталось безучастным.
– Ну, что же ты молчишь? – подначивал меня Он. – Скажи хоть что-нибудь. Этого действительно больше не повториться. Да, я был дураком, но теперь я все осознал…
Он говорил о пустоте в пустоту. Осознал Он. Да ничего Он не осознал. Его внезапный приступ заботы и раскаяния вызван лишь страхом. Если бы я пришел на следующий день в школу в таком виде, то учителя бы сразу заподозрили что-то неладное. Начались бы вопросы, за вопросами последовали разборки и т.д. Вот что Он действительно осознавал.
– Мальчик мой. – Он положил тяжелую руку мне на голову. От внезапной волны отвращения я сразу же вздрогнул, отчего Он поспешно убрал руку. – Ну не сможешь же ты вечно дуться на меня. Прости же меня наконец.
Мерзость.
Все это время я смотрел на потолок. Он был жалким и унылым, как человек, который сидел напротив моей кровати. Паутина, поселившаяся в углах, треснувшая краска, покрывавшая всю поверхность. Хорошо, что сейчас темно, не видно его настоящего жалкого вида. И я уже давно не про потолок.
– Тебе придется пару неделек побыть дома. Я завтра позвоню в школу и предупрежу об этом, не волнуйся.
Он сказал с таким тоном, будто бы это то, что действительно должно меня волновать. Боже, какой подлиза. Он считает, что я ничего не понимаю. Я ребенок, я глуп, я беспомощен.
– Завтра я куплю чего-нибудь сладкого. Что бы ты хотел?
С этого дня я ненавижу сладкое.
– Значит, в молчанки будем играть, – раздраженно проговорил Он. – Ну ладно. Не видать тебе сладкого.
Я мысленно хмыкнул, Он пытался меня наказать.
С неимоверным усилием мне получилось повернуться на бок. Все тело скрипело, будто я пытался покрутить старые шестеренки. Я уперся носом в стену, закрыл глаза. Голова заболела сильнее.
Мне было одиннадцать. Мой папа ударил меня в первый и последний раз, но презрение в его глазах настолько въелось в память, что изменило мое отношение к Этому Человеку навсегда. Иногда всего один поступок может решить всю твою дальнейшую судьбу. Сколько бы Он не старался, я так и не смог его простить.
Домашнее задание я так и не доделал, хотя это уже не имело смысла, ведь в школу я пошел лишь через месяц. Издевательства продолжились.
Глава 5
Смесь одиночества и мыслей
Сегодня было какое-то важное мероприятие на работе у родителей, куда они хотели затащить и меня, но в конечном итоге я пожелала остаться дома. Родители не удивились такому заявлению, так как всегда знали, что я не была любителем подобных сборищ, даже если и продолжали безрезультатно пытаться куда-то меня позвать.
– Жаль, конечно, что ты не хочешь идти, но заставлять тебя тоже не стоит, – вздохнул папа, стоя в прихожей.
– Милый, не драматизируй, – упрекнула его мама и поправила воротник папиного пальто. – Такие встречи все равно не подходят для детей, там всегда та-а-ак скучно. Но делать нечего, кто-то из нас должен там появиться.
– Да, дорогая. Я думаю, ты права. Ну все, дочурка, мы пошли.
Меня поцеловали в обе щеки. Входная дверь захлопнулась, послышались удаляющиеся шаги. Я позволила себе расслабить лицо и снять притворную улыбку.
Дома было непривычно тихо. Я лежала на кровати и смотрела в потолок. Сегодня он был слишком белоснежным и безжалостно давил на глаза. Мысли в голове метались, вертелись, а иногда ухитрялись врезаться в череп. Казалось, голова надувалась, чтобы взорваться в любой момент.
Я потерла запястье. Синяк вылез на следующий день: обвил руку как змей и не собирался исчезать. Я старательно скрывала синие следы тональным кремом, ходила дома в кофте, но ощущение тонких пальцев, сжимающих руку, никак не покидало меня. Том всегда был добрым и обходительным с людьми, приступы агрессии были просто не позволительны для него. А сейчас… Я даже не знала, как правильно повести себя теперь. Даже если его так сильно задевали разговоры об Арчи, можно было просто сказать об этом, а не набрасываться на меня.
Может, это была ревность?.. Нет, слишком глупо и самонадеянно так думать.
Я попыталась вспомнить все детали, которые могла ненароком упустить. Картинки всплывали перед глазами, мельтешили туда-сюда, не давая сосредоточиться. Было нелегко, но я заставила себя вспомнить неприятный инцидент во всех подробностях. И мозаика сложилась. Взгляд Тома. В тот момент, когда Том понял, что я пришла только ради Арчи, он сразу же изменился. В его глазах проскочило что-то такое, чего я раньше не замечала. Злость… Нет, не то, скорее, презрение. Но этот взгляд не был обращен ко мне, он был направлен в пустоту, сквозь меня. Будто бы Том пытался создать в своей голове ненавистный ему образ. Том конкретно не переваривал Арчи. Именно поэтому он вскипал от всего, что касалось нелюдимого парня. Но почему? Почему Том так относился к Арчи? Конечно, Арчи не подарок, взрывается из-за всякой чепухи, исчезает непонятно куда и появляется непонятно откуда. Но невозможно ненавидеть человека просто за то, что он существует. Ненависть не берется из пустоты, она возникает на руинах того, о чем не хотелось бы думать. Должна быть какая-то причина.