Тайны провинции Киттери

Глава 1

Родной город принял меня недружелюбно.

«Зачем приехала?» – вопрошал пустой перрон.

«Жили без тебя все эти годы, и дальше проживем». – стучал по козырьку вокзала дождь.

Крохотная станция, на которой умещался тот козырёк шагов в десять длиной, три скамейки да будка билетера, закрытая ввиду позднего времени, была построена лет пять назад. Когда я отсюда уезжала, пришлось садиться на попутную повозку и трястись три часа до Сет-Ривера.

Прогресс потихоньку доползал даже до такой глуши, как наш Киттери.

Меня никто не встречал, но как раз это было неудивительно. Мои родные еще не в курсе произошедшего со мной, и полагают, что я храбро служу на благо родине в Лоусоне.

Служила.

А теперь вот. На почетной пенсии.

Я потянула носом влажный, горьковатый запах дождя. Надолго зарядил, стемнеть успеет. Раньше по запаху капель я бы определила, откуда пришла туча, и примерную кислотность окружающих болот. Увы, мой чуткий нюх остался в прошлом.

Там же, где и служба.

Зонтик, понятное дело, обнаружился на самом дне саквояжа. Пришлось переворошить тщательно уложенное белье, сверкнув потайными кружевами перед любопытно косившим глазом дежурным по станции.

– Если мисс нужен экипаж, могу послать сигнал на дилижансовую станцию. – благообразный, довольно крепкий для своего возраста старичок гордо кивнул на новейшую разработку артефакторов – многоцелевое переговорное устройство. Заряда хватало ненадолго, сеансов на пять, так что предложение было весьма щедрое.

– Нет-нет. – я поспешно покачала головой. Мой кузен работал в той самой транспортной компании, по последним сведениям из родительского письма – большой шишкой, диспетчером. Шансы на то, что именно он примет заказ, слишком велики.

Не хватало еще, чтобы маменька узнала о моем приезде таким своеобразным образом. Одно дело, если я постучусь в двери отчего дома. Сюрприз! Ура!

И совсем другое – девочка, бедняжка, застряла на станции, и никто ее не встретил! Ужас-кошмар, на что нам столько мужчин в доме.

Начинать визит в родное гнездо с укоризненных взглядов отца и братьев не хотелось категорически, ибо маменьке плевать будет на логику и доводы рассудка. «Ну и что, не известила. Вы должны были знать заранее, вы же мужчины!». И неделю без ее фирменного мясного пирога.

К подобным жертвам я не готова.

Так что поплотнее утрамбовав уже не очень аккуратные стопки одежды, защелкнула замки саквояжа, зонт хлопнул, раскрываясь, и я храбро ступила на размякшую дорогу.

Тут идти-то полторы улицы.

Раньше я бы и не вспомнила про зонт. Что там, я бы его и в багаж не положила. Обернулась бы, саквояж в зубы, и бегом, по лужам. Но увы – потеря зверя выливается в непоправимый ущерб здоровью, в том числе и сопротивляемости обыкновенным простудам. Так что – высокие сапоги, зонт и обязательно шарф.

Маменька будет довольна. Наконец-то я следую ее рекомендациям.

Сапоги весело чавкали по проселочным лужам. Иногда мне мерещилось эхо шагов, я трясла головой, отгоняя посторонние звуки, и внимательно следила за тем, куда ставлю ноги. Тяжелый саквояж пришлось нести на весу, колесики моментально увязли бы в весенней грязище, а силушка у меня теперь не та. Да и слух подводит.

Замерев на краю особо глубокого и широкого разлива, я задумалась, как его обходить. По обеим сторонам проход перекрывали заборы частных домов.

Как ни смешно, наш городок последнее время облюбовали богатые любители влажности. Оборотни-рептилоиды живут долго, и богатства скапливают старательно. Практически как легендарные драконы. А на местных болотах нашли лечебные грязи, которые прямо чудеса творят с кожей – как лица, так и чешуйчатой ипостаси. И глубокое захолустье, пригород пригорода, за пару лет превратился в изысканный курортный уголок для избранных.

Побочным эффектом стали выраставшие как грибы во всех уголках посёлка особняки и виллы. Участок-то им выделяли стандартный, а вот застройка шла как придётся, кроме того, любители приватности повадились отгораживаться от остальных жителей каменной, или хоть деревянной стеной в полтора человеческих роста.

Вот между двумя такими новостроями я и застряла.

Лучше бы вместо забора дорогу нормальную проложили.

Я примерилась каблуком к луже, с трудом выдернула его обратно. Лучше не рисковать.

Аккуратно, прижимаясь спиной к забору, я пробралась на другую сторону грязевого озерца.

Тут-то я его и заметила.

Фигура была явно мужской. Широкие плечи обтянуты тонкой, водонепроницаемой курткой, на лицо надвинут капюшон. Узкие бёдра, и без того обтянутые брюками, сейчас выглядели просто неприлично, ибо ткань намокла, и обрисовывала все, что можно и особенно то, что нельзя. Даже я с моим ущербным зрением все прекрасно рассмотрела.

Неплохой экземпляр.

Сапоги выше колена позволяли мужчине хлюпать прямо вперед, не замечая луж.

От всей фигуры веяло неясной угрозой. Задерживаться и выяснять, как он будет преодолевать разлив, не хотелось, так что я поспешила дальше.

Мужчина не отставал.

Несмотря на то, что время было еще довольно раннее, даже стемнеть не успело, улица была абсолютно пуста. Никого, кроме меня, и дышащего мне в спину преследователя.

Я свернула на боковую улицу. Еще домов десять, и можно начинать орать. Маменька мой голос из миллионов узнает, выскочит – маньяку мало не покажется.

Хлюпающие, уверенные шаги раздавались все ближе. Мужчина целенаправленно меня догонял.

Да что я, в самом деле, как маленькая. То, что у меня теперь нету зверя, не значит, что я стала такой уж безобидной барышней.

Я развернулась и уперлась кулаками в бока. Когда мама принимала эту позу, папа сжимался и шёл на попятный. Мой преследователь, похоже, с моей мамой знаком не был, потому что даже не притормозил, и чуть не столкнулся со мной нос к носу.

– Почему вы за мной идёте? Имейте в виду, я бывший полицейский. Взять с меня особо нечего, а вот огрести можно запросто.

Наглец приподнял край капюшона, изображая куртуазное приветствие, и смерил с высоты своего роста все мои грозные полтора метра. Лица я все равно не разглядела толком. Проклятое ухудшенное зрение, да и сумерки уже наступили.

– Счастлив слышать, что наши доблестные правоохранительные органы пересмотрели прискорбную шовинистическую политику, и начали принимать в свои ряды очаровательных девушек. – протянул преследователь чуть издевательски, но прибавил скорости изложения, заметив мой потемневший взгляд. – И хочу уточнить, что я совершенно не иду за вами, а всего лишь пытаюсь попасть домой.

Последние слова он протараторил скороговоркой, осторожно, стараясь не делать резких движений, указывая на темно-зелёный дом с черепичной крышей в конце улицы.

Я медленно, все еще настороже, опустила руки. С достоинством подобрала зонтик с саквояжа, и сам саквояж, который на время разборки поставила на чудом попавшийся каменный островок, развернулась и молча двинулась в прежнем направлении. Было несколько неловко, но извиняться я никогда не умела и не любила, зато прекрасно делала вид, что ничего не было.

Это у нас, опять же, семейное.

Уже занеся руку, чтобы постучать в родные ворота, я на всякий случай обернулась. Сосед и в самом деле оказался соседом. Поковырялся ключом в пудовом замке, просочился в приоткрытую калитку, и был таков.

А я тут мокну.

Я решительно забарабанила в толстые деревянные створки.

– Открывайте! Заснули там, что ли? – проорала для убедительности. На крыльцо, видневшееся в прорехе между досками, выскочил старший брат, на ходу утиравший рот рукавом, а в другой руке сжимавший ружьё.

Сурово они тут, в глубинке, к вечерним гостям относятся. Раньше было как-то погостеприимнее.

– Кахайя! Вот сюрприз-то! Мам, Кахи приехала! – проорал братец куда-то в глубину дома, спрыгивая с крыльца прямо через ступеньки. – Что ж ты стоишь-то, мокнешь. Сейчас, сейчас.

Он возился с засовом, приговаривая себе под нос нечто нечленораздельное, а я тихо улыбалась, не обращая внимания на стекающие на нос с волос капли.

Все же хорошо снова оказаться дома.

Глава 2

– Зря ты приехала. – огорошила меня с порога маменька.

Ну, не совсем с порога. С порога меня заобнимали, затискали, отправили мыться-переодеваться. Мою старую комнату не трогали, и на глаза снова навернулись ностальгические слезы.

Я переворошила саквояж, достала три склянки с разноцветными пилюлями и бутылочку. К бутылочке приложилась сразу, сделав хороший глоток. Избыточная чувствительность, побочный эффект от потери зверя. Так и до истерики недалеко.

А мы, Эукари, хоть и вспыльчивые, но не истеричные.

Вещей в саквояже было немного, но разобрать я их решила сразу. Пока не помялись. Шкаф был полон моих старых вещей, в добрых две трети из которых я уже не влезу. Плечи за годы тренировок раздались вширь, как, впрочем, и попа. Хотя тут уж не тренировки виноваты, а моя любовь к выпечке.

Одежда быстро распределилась по полкам, лекарства я убрала в шкафчик над умывальником. Туда мама не полезет.

У нас еще с моего совершеннолетия уговор, чтобы избежать обоюдной неловкости. Мало ли, какие у девочки бывают личные вещи. Именно в этом шкафчике я прятала сначала гормональные таблетки от гона, потом заначку на билет до Лоусона.

Так вот, пока я не спустилась и не села за общий стол, где семья уже баловалась десертом, а для меня специально быстро разогрели остатки трапезы, занявшие примерно полстола, все было мило и по-семейному. Но как только я положила в рот первую ложку таявшего во рту лукового супа, маменька выдала сию неоднозначную фразу.

Я аж подавилась.

Гунтур, сидевший слева от меня, радостно врезал мне между лопаток.

Ну, он всегда рад кому-либо врезать.

Маменька моя, Мелати Эукари, известна тем, что за своих детей готова порвать кого угодно. Отчасти, поэтому моих братьев не выгнали из первого же класса колледжа, позволили доучиться и даже диплом выдали. Боялись реакции нашего матриарха.

Я-то сама выучилась. И даже в Лоусон уехала, не побоявшись скандала.

И уж никак не ожидала, что скандал случится как раз из-за моего возвращения.

– Ты не подумай, доченька. Мы счастливы, что ты наконец дома. – зачастил отец, видя, как вытягивается мое лицо от такой любезной встречи. – Просто в Киттери последнее время небезопасно. Особенно…таким, как ты.

Вместо того, чтобы успокоить меня, эта тирада разозлила еще больше.

– Таким, как я? – обманчиво-спокойно уточнила я.

– Ты ведь потеряла зверя? Потому и вернулась. – констатировала маменька.

Такта в нашей семье ни на грош. Я уже говорила?

Суп внезапно потерял всякую привлекательность. Я положила ложку обратно в тарелку.

– Да, я вернулась провести остаток жизни со своей семьей. – спокойно отчеканила я. – Если это кого-то не устраивает, лучше скажите сейчас. Поезда ходят ежедневно.

– Доченька, ты меня не так поняла. – вздохнула мама, с сочувствием глядя на меня. Мне будто нож под дых воткнули, и медленно проворачивали. – Живи с нами, сколько хочешь, никто не против. Просто момент ты выбрала не самый удачный. Неспокойно у нас тут. Люди пропадают.

– Я не выбирала момент. – рявкнула я, комкая салфетку на коленях. – Оно, знаете ли, само получилось. Спасибо за обед, все было вкусно.

Оставив мятый шар, в который превратилась накрахмаленная ткань, около тарелки, я выскочила из-за стола.

Железное правило, вбитое в меня еще прабабушкой.

Сначала поблагодари за еду, потом вставай.

Оглушающе хлопнула дверь моей комнаты, отсекая меня от родных.

Да, перепады настроения – страшное зло.

– Ты бы как-то помягче, что ли. Пожалела бы девочку, ей и так уже досталось. – тихо произнёс отец. Мне прекрасно было все слышно благодаря дырке в полу, проковырянной еще в далеком детстве. Хуже, чем когда я была полноценным оборотнем, но все же вполне отчетливо.

– У нас тут еще тот гадючник, сам знаешь. – отрезала мать семейства. – Никто ее не пожалеет, пусть готовится.

В этом вся маменька. Бей сама, чтобы закалить, тогда другим не удастся задеть чувствительные места. Там уже нарастет защитный слой толстой шкуры.

Люблю ее безмерно, но иногда она меня все же бесит.

Вот, например, сегодня.

Голодной я не осталась. Через полчаса ко мне постучался Харт, младшенький. Сунул в руки свернутый невнятным узлом бутерброд, и просочился в комнату, пока мое внимание было отвлечено. Готовить мелкий не умел совершенно, но мясо с хлебом испортить сложно.

– Ну, рассказывай. – потребовал брат, устраиваясь с ногами на кровати. Хорошо, хоть обувь снял.

Я вгрызлась в свежий, еще тёплый хлеб.

– Что тебе рассказывать? Как меня убили? Мал ты еще. – беззлобно огрызнулась я, прожевав половину добычи. Харт насупился, чем окончательно выдал свой возраст. Так-то ему уже двадцать, выше отца вымахал, а как надуется – натуральный подросток. И реакции еще детские.

– Отдавай еду тогда! Зря добывал, рисковал, что ли? – братец шутливо бросился на меня, пытаясь отнять остатки мяса. Раньше бы я запросто увернулась, и щелкнула его по носу. К чему он не был готов, так это к моему тяжелому падению на спину. Харт едва успел подставить руки, чтобы не придавить меня всей тушей.

Остаток бутерброда я, однако, не выпустила. И поспешно запихала его целиком в рот.

– Прости. – вечно шутливый и игривый, братец посуровел и осторожно сполз с меня.

Вот этого я опасалась больше всего. Сейчас со мной начнут обращаться, как с хрустальной вазой, а в итоге поставят на полку, оградят стеклом и будут периодически сдувать пылинки.

Ну уж нет.

Я сдернула с кресла округлую вышитую подушечку и от души огрела Харта по дурной голове.

– То, что я лишилась зверя, не помешает мне надрать тебе задницу. – фыркнула я, потому что он не успел увернуться. Зато своими длинными ручищами дотянулся до подушки на кровати, а она побольше будет. Нечестно. Поэтому я стянула с кресла вторую, и перешла в наступление.

Зашедшему проведать меня и вытереть горючие слезки отцу пришлось нас разнимать.

Все, как в старые добрые времена.

Будто и не уезжала.

На ночь меня все оставили в покое. Поплакать, наверное, себя пожалеть. Ну, как бы поступила нормальная девушка на моем месте. Лично я прохрапела до самого рассвета, а на заре засобиралась. Дома оставаться не хотелось. Маменька раз уж вбила себе в голову светлую мысль, что меня надо потренировать перед встречей с местными кумушками, так и будет поливать шпильками кстати и некстати.

А у меня нервы и таблетки.

Так что лучше я тихонько отсижусь в каком-нибудь спокойном месте пару дней. А там и на работу выйду.

Мое рекомендательное письмо лежало во внутреннем кармане пальто. Чисто на всякий случай, дубликат уже давно почтой выслали в центральный полицейский участок Киттери. Пощупав приятно захрустевший конверт, я щелкнула шпингалетом и потянула раму наверх.

На кухне сейчас волшебствует маменька, и мимо неё проскочить на выход никак не получится. Придётся выбираться, как в детстве.

Еще до первого оборота.

Второй этаж – не так уж и высоко, особенно если знать, как приземляться. Я мягко спружинила ногами, опершись на одну руку, и воровато оглянулась на приоткрытую заднюю дверь. Бренчание посуды не прекращалось, значит, не заметили. Теперь быстро-быстро за калитку.

Самое спокойное место в нашем городке, понятное дело, на кладбище.

Погода, в отличие от вчерашнего дня, стояла прекрасная. Солнышко ярко светило, выпаривая лужи буквально на глазах. До лета оставались считанные недели, но природа никак не могла определиться, чего ей больше хочется, обратно в зиму или все же вперед, в жару. Поэтому мерзкие, промозглые дожди чередовались с практически визийским зноем.

Я чуть ли не вприпрыжку скакала по островкам сухой дороги, пробираясь к окраине города.

Кладбище строили на небольшом холме, единственном на многие мили вокруг. Каскад белых надгробий и статуй, ухоженные деревья, кусты, и поднесённые на могилу венки, составляли умиротворяющую композицию, которая по праву считалась одной из достопримечательностей Киттери.

Помимо лечебных грязей и бескрайних болот.

Кроме того, на холме почва была куда устойчивее к вымыванию.

Когда город только основали, умерших хоронили на другой стороне, в болотистой местности.

А что, удобно. Бросил, чавк, и нету.

Но после того, как несколько свежезахороненных трупов нашли в колодцах, жители зароптали. Оказалось, болота питают подземные реки, от которых, в свою очередь, берут воду выкопанные по всему городку колодезные шахты. Так что пришлось спешно искать новое место для погребения.

За прошедшие столетия холм разросся. Плотную, глинистую почву везли со всей округи, обязав каждую семью вместе с телом приносить на могилу свою собственную землю. Чем больше народу на похоронах – тем дешевле получалось, потому что объём земли был установлен законом, и за недостающие фунты приходилось доплачивать. Поэтому похороны в Киттери – явление массовое.

Минимум собирается пара сотен человек.

Запросто, кстати, городок маленький, все друг друга знают.

Каждый бросает по горсти земли – и холмик над гробом готов. А то, что выкопали, пока готовили яму – идёт на формирование новых территорий для захоронения.

Эдакая восполняющаяся экосистема.

Я присела на лавочку рядом с нашим фамильным склепом. Немногие семьи удостаивались высокой, и что скрывать – недешевой чести владеть собственной усыпальницей. Все-таки постройка целого здания требовала немалого капиталовложения в плане компенсации землей.

Склеп был небольшой, но уютный, если это слово применимо в данной ситуации. Округлая беседка, застекленная витражами, скрывала резко уходящую вниз винтовую лестницу. Где-то там, в глубине, рядом с прочими предками лежала моя прабабушка. Батари Эукари была человеком. Но обычным человеком ее не повернулся бы назвать ни один язык. Магом она была слабым, зато дух в ней был силён настолько, что позволил пережить даже оборотня-прадеда.

Все в семье считали, что это не дух, а банальная упёртость.

А еще, что я пошла этим качеством именно в Батари.

Я протянула руку в сторону и провела по холодной мраморной стене. Тревожить покой мёртвых из-за глупой прихоти не хотелось.

Вот на Самайн обязательно спустимся в темное, сыроватое подземелье. Всем кланом.

А пока дам знать прабабушке, что я вернулась, прямо отсюда.

– Я скучала. – озвучила я чистую правду.

Несмотря на бурную жизнь в Лоусоне, полную расследований, предательств и интриг, множество новых друзей и еще больше врагов, я часто вспоминала наше родное болото. Тихое, мирное.

Скучное.

Но такое привычное и родное.

Взгляд скользил по изученным наизусть земляным холмикам, ровным рядам надгробий и статуй.

Что-то выбивалось из общей идиллической картины. Только вот не могу понять, что.

Вот оно.

Три надгробия с краю как-то странно перекошены.

Неужели болото снова подобралось? Такие случаи бывали, но вовремя пресекались кладбищенскими смотрителями. Только на моей памяти три раза приходилось заново огораживать территорию, укреплять камнями склоны и хоронить заново вымытые тела.

Прищурившись и очередной раз помянув недобрым словом того дурня-атрефактора, из-за которого я осталась без зверя, я поднялась с лавочки и двинулась в сторону накренившихся мраморных плит.

Старые, покрытые густым слоем мха и выщербленные природой, старые надгробия всегда держали ровный строй. За этим рьяно следили смотрители. Растительность они считали за некое украшение, и не очищали, зато если вдруг что-то шаталось или выворачивалось из положенного места – тут же укрепляли и вкапывали обратно.

Погребённые под ними оборотни – не Эукари, но тоже древнего рода – умерли больше пятисот лет назад. Семейные усыпальницы начали строить всего лет четыреста как, и многие поленились переносить старые могилы на новое место.

Я осторожно, чтобы не потревожить и без того местами ободранный мох, провела пальцами по полустертым надписям.

Земля у подножия камней, влажная и будто свежевскопанная, осыпалась в сторону ограждения. Неужели недавним дождем подмыло?

Надо будет сказать смотрителям.

Глава 3

Любопытство – еще одна неотъемлемая характеристика нашей семьи. Поэтому я пересилила себя и все же спустилась к ужину.

Да и на одной сдобе сидеть надоело. Так свои собственные булки наешь сверх меры, а у меня там и так…проблемная зона.

– Я сегодня была на кладбище. – огорошила я семейство. Лучше сразу, без прелюдий. А то если маменька слово возьмёт – его уже не отберёшь.

Семейство, впрочем, не сильно огорошилось. Наш фамильный склеп, особенно после того, как умерла прабабушка, стал моим любимым местом уединения. Я там пряталась от надоевших приставал-братьев, потом и от не менее надоевших приставал-поклонников.

Породниться с кланом Эукари всегда было множество желающих.

– И как? Успокоилась? – невозмутимо поинтересовался отец, набирая на вилку верткий горошек.

– Не очень. – честно призналась я. – Даже наоборот. Похоже, одну сторону начало подмывать, а наши службы ни слухом, ни духом. Надо бы им жалобу написать.

И выжидательно уставилась на маменьку. Жалобы – это по ее части. Ее хлебом не корми, дай на кого кляузу составить. Но исключительно по делу.

Пустых разборок Мелати не любила. А вот наведение справедливости и учинение порядка – это по ее части.

На удивление, маменька не послала одного из братьев за бумагой, а тяжело вздохнула.

Это что-то новенькое.

– Вот поэтому я предпочла бы, чтобы ты сидела дальше в своём Лоусоне. Здесь такие ужасы творятся…

Не поняла. То есть, в столице с ежедневными заговорами и взрывами – безопаснее, чем на нашем болоте? Это что же здесь происходит такое?

– На нашем кладбище уже полгода что-то ищут. – прошипел загадочным тоном Харт. Гунтур демонстративно закатил глаза и отложил вилку.

– А можно мы это обсудим после еды? – предложил он.

Мы с мелким дружно пожали плечами.

– Ты уже доел.

– А десерт?

– Тихо!

Вот как отец это делает? Вроде голос не повышал, а за столом тишина, даже муха ранняя притихла за занавеской.

– Кахайя, ты должна мне прямо сейчас пообещать, что не полезешь расследовать это дело. Да и дела там никакого нет, просто какие-то залетные гробокопатели вообразили себя кладоискателями.

Так.

То есть кто-то раскапывает наше кладбище?

Несуществующие чешуйки на моем загривке встали дыбом.

Что-что, а смерть для Эукари была священной. И потревожить в последнем пристанище предков – самое страшное для нас оскорбление.

– Ничего обещать не могу. По одной простой причине.

Вот как чувствовала. Взяла с собой на мирный семейный ужин рекомендательное письмо на будущую работу.

Пригодилось.

Развернув сложенное в три раза письмо, я продемонстрировала его родичам. В руки не дала – только что Харт брал кость из тарелки без помощи вилки, или даже салфетки, и пальцы с тех пор не вытер.

Сложила заново и убрала в карман при всеобщем молчании. Чинно сложила руки на коленях.

И пояснила, если кто не понял:

– Мне приказать могут.

– И скорее всего, прикажут. Весь участок этим делом занимается. Больше-то нечем. – радостно прокомментировал мелкий, но сник под уничтожающим взглядом маменьки.

– А тебе обязательно идти на такую опасную работу…именно теперь? Особенно теперь? – выделила она голосом последнее слово. Дважды.

Вдруг кто-то не догадался, что именно она имеет в виду.

Но таблетки я свои сегодня приняла, микстурой запила. Так что ответила вполне спокойно.

– Это моя профессия. Я закончила юридический не для того, чтобы осесть дома при малейшей травме. Тем более, как ты понимаешь, женихи мне нынче не светят. Могу пообещать, что не полезу в драку, если рядом будет кто-либо сильнее меня из коллег. Больше ничего обещать не могу.

Мама открыла было рот, но тут же закрыла его обратно. Наверное, увидела в моем лице юную себя, и поняла, что приказывать и орать бесполезно. Пока сама головой не побьюсь пару раз – до меня не дойдёт.

– Не ходи пока что на кладбище. Небезопасно там. – примиряюще попросил меня отец. Я нечленораздельно что-то промычала, делая вид, что исключительно увлечена пережевыванием курицы.

Остаток вечера прошёл достаточно мирно. Маменька даже извинилась за свои непродуманные, оттого жестокие слова. Наверняка отец повлиял. Только его Мелати хоть изредка слушала, хоть и не всегда следовала его советам.

«Хорошо, что я ничего не успела пообещать», подумала я, вылезая проверенным путём из окна.

К ночи резко похолодало, так что толстая шерстяная кофта пришлась весьма кстати. Тренировочный костюм, мягко облегавший все мои выпуклости и впадины, странновато смотрелся в сочетании с крупной вязкой из толстой темно-розовой нити, но в темноте все кошки серы.