Всем отделениям уголовного розыска. Часть 2

– Прекрасно! – ответил он, и, взглянув на часы, добавил: – По графику движемся! -

***

Свет от керосиновой лампы тускло играл на золотом шитье погон. Фитиль почти прогорел и начал чадить. Улагай раздражённо поморщился и чуть сильнее, чем следовало, надавил на карандаш. Грифель обломился с тихим хрустом.

– Поручик! Принесите нормальный свет и карандаш! Карты не видно, невозможно работать! – крикнул Сергей Георгиевич.

Молодой офицер в мундире с аксельбантом внёс лампу со свежим фитилём и, положив рядом несколько заточенных карандашей, вышел тихо прикрыв дверь. Генерал неодобрительно посмотрел ему вслед: «Не иначе, как уже отписал маменьке, о своих геройских подвигах! Театр военных действий, а он при аксельбантах. Наверное, уже видит себя на параде в Екатеринодаре!»

Он вновь склонился над картой, отмечая линию фронта по последним донесениям.

«Бабиев молодец! Кавалерийскую дивизию под Бриньковской разбил вместе с бронепоездом. Говорил, что Левандовского19 за малым не пленил», думал он, тщательно нанося на карту красную стрелку, направленную на Тимашевск. Народ начинает подниматься. Если удастся соединиться с Фостиковым, то успех обеспечен!

– Ваше превосходительство, – раздался голос адъютанта – к вам просится на приём, – и, помявшись, добавил – офицер с той стороны.

– С той стороны? – Сергей Георгиевич удивлённо поднял брови, – что ж, просите …

Поручик расстегнул кобуру и приоткрыл дверь.

– Вы решили выступить в роли телохранителя? – усмехнулся Улагай.

– Я не прощу себе, если по моей вине Россия потеряет последнюю надежду в вашем лице, – просто сказал адъютант, – можете отдать меня под суд, но пока мы не узнаем его намерений, я вас с ним наедине не оставлю, – и не дожидаясь ответа, крикнул: – Войдите, господин есаул!

В комнату вошёл высокий мужчина с неумело перевязанным плечом. Сделав три чётких шага, он принял строевую стойку: – Командир 3-й сотни 1-го Хопёрского, Её Императорского Высочества Великой Княгини Анастасии Михайловны полка, Кубанского казачьего войска есаул Омельченко. Прибыл в ваше распоряжение для дальнейшей службы.

– Присаживайтесь, – кивнул Улагай, – расскажите, откуда вы и как вам удалось пробраться?

Когда Свят закончил, генерал задумчиво произнёс: – Значит, вы утверждаете, что красные знали о готовящемся десанте…

– Так точно, ваше превосходительство, – Омельченко вскочил и вытянулся по стойке смирно.

– Не беспокойтесь, – махнул рукой Сергей Георгиевич, – как вы считаете, можем ли рассчитывать на поддержку местного населения?

– Можете, – глядя ему в глаза, твёрдо ответил Свят, – уже везде вспыхивают восстания. Народ поднимается на борьбу с большевиками. Его высокопревосходительство поступил мудро, поручив возглавить десант именно вам. Вы пользуетесь уважением и любовью среди казаков и одного вашего слова достаточно, чтобы объявить сполох и повести за собой народ.

– Весьма признателен вам, за столь высокую оценку моей скромной персоны, – усмехнулся генерал, – что вы хотите?

– Коня и шашку, – ответил Омельченко. Улагай кивком указал на повязку, всю в бурых пятнах запёкшейся крови: – Как вы посмотрите, если я предложу вам должность офицера особых поручений. С вашим знанием области и местного населения вы можете быть полезны при штабе.

– Ваше превосходительство! – Омельченко встал, – осмелюсь напомнить, что с началом войны вы, находясь в отпуске, прибыли к театру военных действий и будучи тяжело раненым, предприняли все меры для скорейшего возвращения в строй20.

– Да… – задумчиво произнёс Сергей Георгиевич, – были когда-то, и мы рысаками, – и отогнав от себя воспоминания, спросил: – Где вы обучались?

– В славной школе!21 – вытянувшись в струну, ответил Свят и после секундной паузы добавил: – По славной училищной традиции!

Улагай встал и протянул руку: – Очень рад встретить однокашника, хотя, мог бы и сам догадаться по вашей выправке. В волчью сотню к Колкову22 пойдёте?

Омельченко щёлкнул каблуками и склонил голову: – Почту за честь, ваше превосходительство!

– Алексей Петрович! – он взглянул на адъютанта, который все это время безмолвно стоял около двери. – Пригласите фельдшера, пусть обработает рану, накормите ужином и определите на ночлег. Утром распорядитесь выдать обмундирование и направьте к Колкову.

Свят уже направился к двери, когда Сергей Георгиевич неожиданно спросил: – Скажите, есаул, Лермонтовская борозда ещё не стёрлась?

– Никак нет, ваше превосходительство! Это место в курительной комнате по-прежнему священно для каждого юнкера!

Полковой фельдшер обработал рану и сделал укол: – Вам повезло, есаул, кость не задета, – и, наложив свежую повязку, добавил, – завтра к вечеру зайдёте, сменим бинт.

– Завтра к вечеру я уже надеюсь быть в боевых порядках полковника Колкова – ответил Свят.

– Тогда вам, вернее, вашей ране повезло! У Георгия Ивановича практикует прекрасный врач, коллежский асессор Всеволод Игнатьевич Белоклинский, не затруднитесь передать от меня нижайший поклон! А я вам сейчас коечку приготовлю.

Утром, увидев в окно адъютанта, Омельченко подошёл к нему: – Алексей Петрович, доброе утро! У вас есть время заняться моим обмундированием?

Поручик, сняв фуражку, пригладил волосы и вздохнул: – Видите ли, господин есаул, Сергей Георгиевич дал распоряжение но, по всей видимости, не учёл того, что все склады остались по ту сторону пролива. Когда мы грузились, предпочтение было отдано боеприпасам. Даже фураж по летнему времени не брали, так что одеть вас будет довольно затруднительно.

– Может быть, имеются скрытые резервы, или возможны какие либо варианты?

Адъютант смущённо отвёл глаза: – Мне право, неловко вам это предлагать. Вчера в бою был убит есаул Лахно, если не побрезгуете…

– Не побрезгую, – усмехнулся Свят, – где он лежит? В лазарете?

– Да! Вернее нет, рядом с лазаретом сарай…, он там.

– Сейчас схожу, он там один? Не придётся трупы ворочать?

– Там двое, он и подпоручик Мещеряков, – ответил Алексей Петрович, и зачем-то добавил, – артиллерист.

– Для него это уже безразлично, – с трудом подавив зевок, произнёс Омельченко, – я надеюсь, что есаул не под шрапнельный огонь попал?

– Нет, нет,– адъютант замотал головой, – пулевое ранение в голову.

– Уже лучше, я потом вас найду, поможете с конём и шашкой.

– Это всё можете взять там же, ещё не успели разоружить. Кстати, жеребец у него славный, около штаба привязан.

– Ну, прямо полный комплект! – пробормотал Свят, направляясь к сараю, – осталось только жену по наследству получить.

Яркий солнечный свет, в котором весело кружились пылинки, широкими лучами пробивался сквозь щелястые стены, и в сарае было светло. В нагретом воздухе уже стоял приторно-сладковатый тяжёлый запах. Есаул лежал у дальней стены, удивленно глядя в потолок. Свят прикрыл ему глаза и бегло осмотрев тело, довольно кивнул, пуля осталась в черепной коробке и черкеска с погонами 1-го Екатеринодарского полка не пострадала. «Будем считать, что перевёлся из хоперцев в екатеринодарцы», – ухмыльнулся он про себя.

«Шаровары и сапоги мы с тебя снимем, а вот с черкеской придется повозиться. Закоченел ты, братец!» – подумал он, – «хорошо, что лето на дворе, а то бы черта с два согнул бы», – он, с силой надавив на носки, выпрямил стопы и быстро стянул сапоги.

Несмотря на жару, руки сгибались с большим трудом, но в конце концов ему удалось снять бешмет и черкеску, из которой выпал маленький сверток. Он развязал его и в ладони тускло сверкнули два потёртых временем креста: «За Порт-Артур», «За степной поход» и знак выпускника Николаевского кавалерийского училища. Свят приколол кресты к нательной рубахе покойного, а знак, со словами: – Извини, есаул! Имею право на ношение! – прикрутил на черкеску.

Сапоги слегка жали, Омельченко огляделся и, увидев лежащего у противоположной стены подпоручика, снял с него почти неношеные, хромовые сапоги, которые пришлись в самый раз.

Пружинисто покачавшись на носках, он осмотрел оружие и остался доволен. Вычищенный и смазанный наган, отлично заточенная лёгкая шашка и кинжал в красиво отделанных серебряных ножнах, были в прекрасном состоянии. Омельченко уже подошёл к двери, как вдруг позади раздался непонятный звук. Тело есаула под воздействием неведомых сил повернулось набок, ударив рукой об стену.

Свят вернулся и, оторвав от кальсон тесёмки, связал покойникам руки на груди. Придав телам благопристойное положение, он прочёл молитву «Об упокоении православных воинов, за веру и Отечество на брани убиенных». Затем перекрестился и, не оглядываясь, вышел из сарая. Взяв у фельдшера кусок мыла, Свят выстирал форму, разложил на солнце и направился к штабу знакомиться с конём. К полудню одежда высохла, и, вскочив в седло, через три часа он уже прибыл в расположение «Волчьей сотни».

***

Южная безлунная ночь чёрным покрывалом накрыла землю, в небе зажглись мириады звезд. От лиманов потянуло прохладой, и появились ранее неслышные звуки ночной жизни. Бледными зеленоватыми огоньками, под стрёкот цикад проносились светлячки. Кое-где под трухлявыми пеньками призрачно голубели гнилушки. С тихим шуршанием, не торопясь, вышла на прогулку ежиная семья. На окраину Лебедей они подошли далеко за полночь.

– Я сейчас до брата схожу, а вы здесь побудьте. Ближе не подъезжайте, а то собаки брехать начнут, – сказал сапёр и передав повод, быстрым шагом направился к смутно белеющим неподалеку хаткам. Через полчаса послышались шаги. Из темноты появились двое мужчин.

– Брат мой, Сидором величают, – представил он спутника.

Сидор молча пожал всем руки и пошёл во главе отряда, показывая дорогу. «Как он здесь ориентируется», – подумал Лавр, вглядываясь в невидимую тропку. Неожиданно она закончилась, и перед ними появилась довольно большая хата. Рядом под навесом стоял разделочный стол и сушились сети.

– Коней можно за домом, к изгороди привязать, – кивнул головой Сидор, и вытащив из петли деревянную чурку, гостеприимно распахнул дверь, – милости прошу!

Пока бойцы раскладывали вещи, он быстро заправил три керосиновые лампы и, смахнув с длинного стола засохшую рыбью чешую, начал собирать ужин.

Когда все расселись, в темноте вдруг сверкнули два зелёных огонька, и к столу тихо приблизилась чёрная кошка. Она огляделась, грациозно прогнувшись, пошкрябала когтями валявшийся на земле деревянный чурбачок и подошла к Сабельникову, который аккуратными ломтиками нарезал сало.

– Объявилась? А я думаю, где ты есть? – засмеялся Сидор и пояснил: – Это Мотя, сама с хутора сюда пришла. У меня на стане уже третий год живёт. Умнейшее животное, скажу я вам! Ну, все понимает, прям человек, только что не говорит!

Мотя внимательно обнюхала бывшего моряка и неожиданно, вспрыгнув к нему на колени, удовлетворенно заурчала, сощурив глаза. Сергей положив нож, потрепал её за ухом и протянул кусочек сала, очистив его от соли. Благодарно муркнув, Мотя взяла розовое, с мясными прожилками угощенье, спрыгнула и, не отходя от ног, стала рвать его острыми зубами, благодарно поглядывая на Сабельникова.

– Ну всё, вас выбрала, – сказал Сидор,– ночью с вами спать будет, вы уж её не гоните, – он достал бутыль с самогоном и вопросительно взглянул на Лавра.

– По три стопки выпьем, но не больше, – ответил Лавр на немой вопрос, решив не обижать хозяина.

– Это правильно, по христианскому обычаю, – удовлетворенно произнёс Сидор, – все люди взрослые, меру знают.

Первый тост выпили за хозяина, второй за победу мировой революции. Когда все закусили, Лавр сказал: – Наливайте третью и потом о деле поговорим. Кто скажет?

– Я скажу, – Сабельников, поглаживая уютно свернувшуюся калачиком Мотю, поднял кружку, – давайте выпьем за то, чтобы кошка была кошкой, собака – собакой, а люди оставались людьми!

***

Лавр никак не решался начать совещание при постороннем. «Можно ли ему доверять?» – напряжённо думал он, понимая, что пауза затягивается. Неожиданно на помощь пришёл сапёр: – Вы, Лавр Павлович, за Сидора не волнуйтесь. Он ещё в 17-м в партию вступил, и членом солдатского комитета был, а в 19-м, в артиллерийской бригаде под Петроградом против Юденича воевал, даже один танк самолично подбил!

– Да, я в общем то и не волновался, – ответил Лавр, и про себя подумал – «Чего от него таиться, если он знает где лагерь».

Закурив папиросу, он развернул карту: – До Роговской около пятидесяти верст, а до Гривенской десять. Завтра в 7.00 выдвинемся двумя отрядами. Первым отрядом командует Сабельников, вторым я. Сергей Анатольевич, ваша задача – установить численность противника. Дождаться темноты и постараться вывести из строя полевую артиллерию и технику, если таковая имеется. Моя группа направится в район Роговской. Задачи те же, но основная – это предотвратить подвоз боеприпасов.

– А как вы до Роговской двигаться собираетесь, верхами? – спросил Сидор.

– Да, через Могукоровку.

– Вам лучше сразу на Греки идти, – покачал головой Сидор, – почти девять вёрст срежете.

Лавр взглянул на карту: – Так и поступим.

Сабельников повернулся к Сидору: – Скажи, мы сможем телегу найти и товаром каким-нибудь загрузить?

– Кавуны пойдут? Их в этом году хоть косой коси, мне дружок четыре возка на рыбу сменял.

– И мы так сделаем! Завтра с утра нагрузи телегу и жди нас на въезде в хутор. Если остановят, скажем, что идём из Поповической23 кавуны на рыбу менять. Только вот я что думаю, нам всем вместе идти нельзя, шесть молодых мужиков подозрение вызовут, ещё под белые знамёна призовут. Я с двумя хлопцами на телеге поеду, а вы втроём через пару часов выдвинетесь с другой стороны. Аккуратненько походим по станице, приглядимся, а как завечереет, встретимся на Ангелинском ерике, и решим как действовать дальше, – он посмотрел на командира, – пойдёт такой расклад Лавр Павлович?

– Пойдёт, – кивнул Лавр, – а мы через Греки, на Роговскую направимся.

– Из варяг в греки, – улыбнулся милиционер, который был немного постарше.

– Единственное, что меня беспокоит, – задумчиво сказал Ермаков, – как с нашей группе с конями быть? На них мы в станицу не сунемся.

– У меня дядька из Роговской, – сказал один из бойцов, – живёт на крайней улице, как раз с той стороны, откуда заходить будем. У него большое подворье, там коней и оружие можно спрятать.

– Не боишься за дядьку? – спросил кавалерист, – если беляки узнают, враз к стенке поставят.

– Боюсь, конечно, – вздохнул милиционер, – а что делать?

Лавр вспомнил, что его зовут Трофим и произнёс: – надо риск свести до минимума, за пару-тройку вёрст где-нибудь спрячемся. Ты сам сходишь на разведку, а потом и мы выдвинемся, – он внимательно всех оглядел и добавил: – Товарищи милиционеры, одной из основных задач, поставленных Реввоенсоветом, это выявление предателей и сочувствующих белому движению. Любой из них может нанести огромный вред. Поэтому прошу помнить, что каждый из вас полномочный представитель Советской власти, действующий в тылу врага по законам военного времени.

***

По узким улицам станичной окраины ветер гнал пыль и обрывки мусора. Кое-где не торопясь, важно прохаживались гуси, которых хозяйки загоняли во дворы.

– Что птицу домой гонишь, чай, не вечер ещё, пусть травку пощиплют, – весело сказал Сабельников молодой женщине.

– Нехай во дворе щиплет, а то в солдатский котёл попадёт, – ответила женщина, внимательно разглядывая повозку, – а вы откудова будете, я бачу не наши вы?

– Из Поповической мы, приехали кавуны на рыбу менять, – Сабельников, взял арбуз, постучал по нему пальцем и протянул женщине, – угощайся, ты первая на дороге попалась, хорошо, хоть не с пустым ведром.

– Да я не глазливая, – улыбнулась женщина, с удовольствием принимая подарок.

– Если есть у тебя рыба, можем сменять.

– Рыба то есть, только как вы её везти собираетесь по такой жаре? – хитро прищурилась она, постреливая глазами в сторону кавалериста, который был помоложе остальных и явно ей приглянулся.

Парень рассмеялся: – Да кто ж за свежую разговор ведёт! Нам, душа моя, сухая нужна! Копчёную тоже возьмём, этот товар в Екатеринодаре в трактирах и пивных с руками отрывают, – и пригладив чуб, добавил, – меня Егором зовут, а вас как величать?

– Глафира, – смуглые щёки слегка порозовели, но она, не отведя глаз, добавила, – заходите, хоть чаю попейте с дороги.

Они загнали телегу во двор и сели на лавочке под большим раскидистым орехом.

– В хате душно, и прибраться не успела, – извиняющимся тоном сказала Глафира, ставя на стол горячий самовар.

Из-за угла тяжело передвигая лапы, вышел чёрный, с рыжими подпалинами, весь в репейниках старый пёс. Он полакал воды, подошёл к гостям и внимательно всех осмотрев, лег около Сабельникова, который обмакнув в варенье кусочек хлеба, протянул псу и потрепал его за ухом.

– Глянь, Анатольич, и пёс тебя признал! – весело воскликнул артиллерист, – и вчера на ночёвке к тебе кошак приблудился!

– Хунхуз хороших людей за версту чует, – улыбнулась Глафира, – старый уже. После японской муж его кутёнком приволок.

– А муж? – вопросительно взглянул на неё Егор.

– Живой у меня муж, – улыбнулась женщина, – пошёл до брата, кабанчика забивать.

– По такой жаре? – удивился Егор.

– А что, лучше чтоб солдаты забрали? – спросила в ответ Глафира.

– Откуда они взялись? – сделав удивлённое лицо, спросил Сабельников.

– Вы хлопцы чи шо24, из Америки приехали? – недоумённо спросила женщина, – нешто не знаете, что Врангель десанту высадил! На Екатеринодар идёт!

– Так он же в Ахтарях высадился! Мы поэтому на Гривенскую и пошли, чтоб с ними не столкнуться.

– Вот и пришли! У нас генерал какой-то стоит. Фамилия у него не русская, двойная какая-то. Пушки у него, кони, – вздохнула она, – только жить начали спокойно, так на тебе! Опять война! Только два дня стоят, уже у половины станицы птицу да скотину сожрали. Хорошо хоть, что мы с краю живём.

– Не свирепствуют хоть? – спросил артиллерист, которого как выяснилось, звали Анисимом.

– С народом особо не лютуют, что с нас взять, а вот активистам, кто не успел уйти, худо пришлось. Чекиста, он у нас оперуполномоченным был, зарубили. Молодой совсем хлопчик, баский25 такой! Наверное, бумаги какие-то забыл и назад вернулся, тут кавалеристы навстречу! Он двоих застрелил, а третий его шашкой достал. Милиционер у нас Спиридон Евграфович, хороший дядька, из станичных, у всех в уважении был. Повесили его и жинку плетьми отходили, чтоб под ногами не путалась, когда из дома забирать пришли.

– А что, он по форме ходил? – лениво спросил Сабельников, наливая очередную кружку чая, – видать по ней и узнали, кто он есть.

Глафира всплеснула руками: – Да он дома хворый лежал! На него Прохор показал, ещё тот гад! Ни в жисть товар в долг не отпустит!

– Лавку, что ли держит? – зевнув, спросил Анисим.

– На рынке самый большой лабаз его, – вздохнула Глафира, – и дом у него каменный, железом крытый, аккурат супротив церкви стоит.

Допив чай, они поблагодарили хозяйку и, подарив на прощанье ещё два арбуза, милиционеры поехали в центр станицы.

Когда они свернули с окраины, сразу стали заметны признаки скопления войск. Навстречу прошли два солдата, разматывая телефонный провод, в конце улицы казачий полувзвод у колодца поил коней, а неподалёку проехали три телеги гружённые снарядами.

– Запоминайте, куда провод тянут, – не оборачиваясь, произнёс Сабельников.

Около правления на земле валялась измазанная в грязи красная тряпка, в которой с большим трудом можно было узнать знамя. Рядом, на телеграфном столбе висел человек. На босых ступнях и безвольно повисших руках, уже проступили синие с прозеленью пятна. Узел был затянут спереди, голова задралась вверх, и лица, на котором сидел большой чёрный ворон, не было видно. Он раскрыл крылья, каркнул и стал перебирать когтистыми лапами, от чего повешенный начал медленно вращаться.

Егор непроизвольно потянул с головы картуз.

– Не трожь кепку! – тихо сказал Сабельников, – не разглядывая и не останавливаясь, проезжаем мимо. Он не успел закончить фразу, как сзади раздался резкий окрик: – Стоять, господа путешественники! Куда путь держим?

Молодой подпоручик, с солдатом и вольноопределяющимся26 стоял, положив руку на кобуру: – Ну так куда путь держим? – повторил он, поигрывая стеком.

– Да мы, собственно ваше благородие, уже пришли, – спокойно ответил Сабельников, – из Поповической, кавуны на рыбу менять подрядились хозяину.

– Какая к черту рыба! Что ты за чушь мелешь? – презрительно произнёс офицер.

– Никак нет, вашбродь! – хитро прищурился Сергей, – вот, сами рассудите, через неделю вы будете в Екатеринодаре…

– Мы там раньше будем, – перебил его вольноопределяющийся.

– Дай-то Бог! – покладисто согласился он, – после похода зайдёте с товарищем в ресторацию пива попить, а вам к нему рыбки копчёной или тараночки подадут, это уж на ваше усмотрение! Выпьете, закусите и нас вспомните, потому что мы, вас ожидаючи, её вперед доставили!

– Почему не в армии? – спросил подпоручик.

– Комиссованные в чистую. Я по ранению, а они газа наглотались.

– Чего-то не похожи они на отравленных вашбродь, ряшки больно гладкие, – неожиданно влез в разговор солдат.

– Так почитай пять лет прошло, – сказал Егор, – климат у нас целебный. Два года под комиссарами жили, даже ихний доктор нас забраковал.

– Разгружай телегу, – отрывисто скомандовал подпоручик. Они начали складывать арбузы на обочину. Сабельников похвалил себя за то, что предусмотрительно привязал наганы под днищем. Вольноопределяющийся лениво наблюдал, как его приятель шевелит стеком солому: – Дмитрий, пошли! Уже адмиральский час на носу! Ну, сколько можно!

Поковыряв для приличия сено ещё пару минут, он, наконец, сказал: – Езжайте! – и патруль направился в противоположную сторону.

– Анисим, садись управлять и держи в сторону, куда возки со снарядами пошли, – сказал Сергей.

– Надо будет к лабазнику наведаться, – сквозь зубы процедил Егор.

– Это перед уходом, – строго ответил Сергей, – его ещё одного поймать надо, чтоб без семьи был.

***

Сабельников шёл, держась за борт телеги, и, завидев военных, протяжно покрикивал: – Кавуны сладкие! На рыбу меняем!

– Вон, глядите, – тихо сказал Анисим, – на том берегу пушки стоят.

– Вижу, – ответил Сергей, внимательно разглядывая батарею трехдюймовок27, – надо брод искать, и поближе к ним подойти.

Они медленно пошли вдоль берега, и через полторы версты, переправившись на другую сторону, направились к позиции. Издалека было видно, что артиллеристы отдыхают и занимаются своими нехитрыми солдатскими делами. Поравнявшись с батареей, Сабельников громко сказал: – Анисим! Угости служивых кавунчиком, выбери из тех, что для я для нас отложил.

Анисим, для виду поковырявшись, взял арбуз и подошёл к солдатам: – Угощайтесь, на полчасика в речку закиньте, ещё вкуснее будет!

– Благодарствую, – ответил один из солдат, бережно принимая арбуз. Он взвесил его на руке: – Знатная фрукта. Откуда сами будете?

– Из Поповической, – сказал Анисим, – приехали на рыбу менять, у нас тарань в пивных хорошо уходит, – и почесав затылок, спросил: – Надолго стали?

– Не знаем… Говорят, по утру тронемся.

Стоявший у телеги Егор радостно хлопнул в ладоши: – На Екатеринодар пойдёте? Комиссарам фитиля вставлять? Хорошее дело! Богоугодное! Эх, будь у меня здоровье, с вами бы майнул!

Приглаживая усы, к ним подошёл старший фейерверкер: – Так давай! Вид у тебя не чахоточный.

Егор вздохнув, повторил рассказ об отравлении газами.

– А где повоевать довелось? – спросил один из артиллеристов.

– В Мозыре, по Припяти боевой катер гонял, германца вглубь России не пускал, а когда они штаб обстреляли химическими снарядами, я и траванулся. Хорошо ума хватило на дерево залезть.

– Так ты и в моторах разбираешься?

– Есть немного, всё – таки мотористом был – скромно ответил Егор.

– Жаль, а то у нас бронеавтомобиль около штаба стоит, а водитель там бестолковый.

– На броневиках бензиновые движки стоят, а у нас на катерах дизеля, – степенно ответил Егор – Я в них особо не маракую.

– Мы к вам повечерять приедем. Примете?

– Отчего не принять? Хорошим людям, да ещё, если они не с пустыми руками пришли, мы завсегда рады.

– Тогда поедем, мену сделаем, а вечером к вам? – утверждающе спросил Анисим, и после секундной паузы добавил: – Вы горилку употребляете?

Солдат степенно кивнул: – Ну если в плепорцию28, то с хорошими людьми можно и употребить.

Они развернули телегу и направились к броду.

– Давайте сначала в лабаз зайдём, возьмём самогону и еды – сказал Сабельников и взглянул на Анисима, – как пушки портить будем?

– А очень просто! Я бачу, они за матчастью не следят и стволы не банят. У них нарезы медью от направляющих поясков забиты. По полстакана масла и паре горстей песка в ствол запустим. При первом же выстреле его раздует или разорвёт, они у них сильно изношенные.