Пресвятая Троице, помилуй нас; Господи, очисти грехи наша; Владыко, прости беззакония наша; Святый, посети и исцели немощи наша, имене Твоего ради.
Господи, помилуй. Господи, помилуй. Господи, помилуй.
Слава Отцу и Сыну и Святому Духу, и ныне и присно и во веки веков. Аминь.
Здесь всё есть призыв к личной готовности для сердечного прославления Божества в Его Троичной святой экзистенции и бесконечном величии. И еще одно, главное слово во всей полноте бесконечной молитвенной повторяемости – это слово «помилуй», и неизвестно никакое другое императивное и просительное слово, настолько же обычное для повседневной религиозной обращенности. Столь милая нашему сердцу поразительная частотность этого слова в обычной личной и общецерковной практике с несомненностью свидетельствует о том, сколь необходимо вначале призывание, а за ним и действие Божественной милости – и всем, и каждому. Слишком понятно несовершенство личной внутренней и поведенческой действительности всех людей и предметных результатов такого несовершенства; следовательно, ясна и необходимость исправления, которое редко и безжизненно поддается собственным усилиям, а значит, необходимо действие высших сил – Божественной любви, милости. «Господи, помилуй!» – есть самое верное и лучшее слово неотступного обращения человека к Богу. И хорошо бы, если бы это слово на деле выражало для человека его постоянное сердечное желание. Это молитвословие может различным образом варьироваться, что следует даже из вышеприведенного молитвенного текста (например: «Пресвятая Троице, помилуй нас») и из разных других молитвенных чтений, включая все последование Божественной литургии; и как наиболее частые эти слова отмечаются в ектениях, но также встречаются и в других молитвах. (Здесь также можно отметить, что эти слова суть основные в известной Иисусовой молитве: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго!»)
Это означает, что общий, главный смысл обращенности человека к Богу, первичная цель его религиозных исканий заключается в постоянном желании заручиться милостью Божией в любом своем деле, и особенно – когда это дело имеет отчетливо выраженную духовную направленность, уж тогда-то точно без милости Божией не обойтись. Милость же Божия есть предметное выражение Божественной любви; она-то и взыскуется в действии Божественной энергии, в Божественной благодати, – как в общей всеобъемлемости, так и применительно к любой конкретности: «Господи, помилуй! Господи, помилуй! Господи, помилуй!» И эти слова направлены к Богу главным образом ради взыскания от Него прощения, очищения от греха в тайне и таинстве Покаяния.
Нельзя не обратить внимания на то, что даже и в этих самых начальных молитвенных текстах предлагаются покаянные прошения: «Господи, очисти грехи наши; Владыко, прости беззакония наша…» – в них заложена самая суть того смиренного покаянного умонастроения, которому отводится значительная роль и в утренних и в вечерних молитвах. «Очисти» – то есть сотвори так, чтобы сотворенное мною худое делание оказалось якоже не бывшим (а худое сказанное слово – якоже не сказанным). «Прости» – то есть сотвори так, чтобы не стало между нами никакого сердечного препятствия. Если же догадаться, что в этом контексте слово «немощь» употребляется в смысле нравственного знания, а «исцеление» относится к освобождению от греха («исцели немощи наша»), то исцеление и предполагает со стороны Царя Небесного совершение Им над нами предметного покаяния.
Наконец, введение и в утреннее, и в вечернее, и во всякое другое молитвенное правило предваряется молитвой Господней «Отче наш…», а самой молитве Господней предшествует первое славословие Пресвятой Троице: «Слава Отцу и Сыну и Святому Духу, и ныне и присно и во веки веков. Аминь».
К сожалению, в обычной православной практике реальный жизненный опыт покаяния, а особенно – реальный жизненный опыт славословия в целом выглядит глубоко удручающим (но в то же время может и должен быть и бывает весьма отрадным). По-видимому, сердечное состояние, относящееся к переживанию покаяния, и еще более – к переживанию славословия, далеко отстоит от того, которое предполагается соответствующими словами традиционных молитвенных текстов. Поэтому очевидно, что для тех, кто признаёт себя христианами, одной из первоначальных задач – и, соответственно, первичных установок христианского подвига – является воспитание духовного, благоговейного отношения к переживанию покаяния и славословия как важнейших аспектов духовного опыта, без которых религиозная жизнь, включающая в себя и молитву, беспредметна и иллюзорна, то есть практически невозможна.
Поэтому для многих людей очень правильным было бы начать свою духовную жизнь и молитвенное дело с самой простой молитвы «Господи, помилуй!», что означало бы: «Господи милостивый, молю Тя, научи меня любить и молиться, каяться и прославлять Тебя, ибо без этой духовной науки аз есмь ничтожество». Только постоянная готовность учиться – молить Бога о выведении нас из ничтожности к полноте духовного бытия – делает с нами все то, что сами мы оказываемся неспособными сделать.
Молитва Господня
Отче наш, Иже еси на небесех! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли. Хлеб наш насущный даждь нам днесь; и остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим; и не введи нас во искушение, но избави нас от лукаваго. Яко Твое есть Царство и сила и слава во веки. Аминь.
У многих людей нашего времени существует некоторый психологический барьер, препятствующий простому сопереживанию этой молитве, которая, казалось бы, имеет вполне очевидный и здравый смысл. Что-то, похоже, произошло в минувшем столетии – некий серьезный нравственно-психологический сдвиг. Не только слова «Отец Небесный», но и гораздо более простое слово «отец», в его генетическом и этическом смыслах, практически испарилось из современной действительности. Трудно разобраться, какая из утрат произошла раньше – религиозная или нравственная; скорее всего, обе вместе. Но все же в обычной семейной жизни теперь почти не наблюдается такого глубокого уважительного отношения, которое прежде (до ХХ века) органично вплеталось в общую систему традиционных семейных ценностей, тогда еще религиозно обусловленных, и занимало в ней подобающее место.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
