Одержимые

В такие моменты мать прорывало: «Рубашку новую нужно, брюки, старые совсем затерлись, куртка прямо горит! Ходит как оборванец! Кроссовки, канцелярку докупить, в школу по тысяче рублей сдать».

Отец мысленно ругался, пытаясь понять, как залатать очередную финансовую дыру, появившуюся практически на пустом месте.

– Сыночка, к вещам нужно относится бережно! У нас сейчас совсем денежек нет! – пробовали объяснять родители.

Но ребенок их как будто не слышал. Он так же, как обычно, обсасывал воротник футболки или свитера. Маленькая дырочка на коленках тут же получала в свое распоряжение палец Мити и моментально превращалась в дыру, зашивать которую не имело смысла. У новых ботинок в первую же прогулку были сбиты носы, а через месяц создавалось впечатление, что этой обуви уже три года. Скомканные джинсы с сантиметровым слоем грязи на штанинах занимали свое место в углу и сиротливо ожидали подкрепления в виде рубашки, свитера, носков и других элементов гардероба.

То же касалось канцелярских принадлежностей. Обгрызенные ручки, карандаши и линейки, мятые тетради и дневник, разорванные обложки и учебники. Ранец ребенка, новенький, безумно дорогой, через несколько месяцев напоминал сумку, выкопанную на свалке, а изнутри был похож на Бермудский треугольник, в котором не оказывалось только что уложенного предмета. Искали всей семьей, ругались, плакали.

– Я ее только что туда положил, – вздыхал мальчик.

– Вспомни, куда ты ходил с этой тетрадью? – злились родители.

Злосчастная причина семейного раздора могла оказаться где угодно, в самом неожиданном месте, а иногда было проще завести новую.

– Вот смотри, сыночка, в этом ящичке будем складывать тетрадки. Здесь учебники. Вот тут ручки, карандаши, линейки, – объясняла радостная дочь, после того как мальчик получил в свое распоряжение новенький стол.

Но рабочее место ребенка за несколько дней превращалось в остров сокровищ, отыскать на котором необходимый предмет было занятием непростым. После выговора родителей Митя с воодушевлением брался за наведение порядка в комнате и мог заниматься этим несколько часов. Причин для задержки было много. Отвлечь могло все: карандаш, пробка, игрушка из киндер-сюрприза, конструктор, собственноручно проделанная дырка на обоях и, конечно же, телефон.

Ребенка снова наказывали, ставили в угол, искали новые стимулы, беседовали, убеждали, но Митя был верен себе и оставался Митей…

1983 г. Москва

Николас Фостер провел в КГБ СССР несколько месяцев. О том, что перенес разведчик за это время, судить было трудно, парень ничего не рассказал, но было видно, что он сильно сдал. Агент похудел, щеки впали, а глаза приобрели неестественный блеск. Нервная перегрузка, которую перенес Николас после ареста, сильно повлияла на его память, психику и поведение.

Сложно сказать, чем закончилось бы его пребывание в плену, но его обменяли. Противоборствующие спецслужбы иногда находят общий язык и совершают взаимовыгодные сделки. Так было и на этот раз, поэтому Николасу повезло. Он испуганно переступил порог посольства Соединенных Штатов и затравленно осмотрелся. Перед ним стояло несколько человек. Все добродушно улыбались, стараясь создать атмосферу неформальной обстановки, и только фотограф, расположившийся немного сбоку и сзади, выдавал напряжение, повисшее в вестибюле.

Фостер замер, не решаясь сделать хотя бы шаг. Ему казалось, что все это – очередной розыгрыш советских контрразведчиков. На помощь поспешил среднего роста человек в идеально выглаженном костюме. Он пошел навстречу агенту, широко раскинув руки в стороны.

– Здравствуйте, дорогой агент Фостер, наконец-то все это закончилось!

Внешне он напомнил Николасу волшебника Гудвина из страны Оз. Короткие седые волосы, большие залысины, нос картошкой и широкая обаятельная улыбка.

– Кто вы? – спросил агент.

– Посол Соединенных Штатов Америки в Советском Союзе Артур Адэр Хартман, – дипломат заключил освобожденного разведчика в свои объятия.

Фостер почувствовал доброжелательность, исходившую от посла. В нос ударил резкий запах дорогой туалетной воды, и Ник не выдержал и заплакал.

– Ну-ну, будет, парень! Все позади, ты дома! – посол по-отечески похлопал его по плечам.

С освобожденным агентом долго пытались разговаривать представители контрразведки, но добиться чего-нибудь вразумительного не смогли, уступив место врачу.

– На лицо сильнейшее психическое расстройство, – доложил он через час. – Я выписал бедняге успокоительное, но думаю самое лучшее для него лекарство – это возвращение на родину! Уверен, что там он быстро встанет на ноги.

Сопровождение Николаса домой было поручено федеральному маршалу и специальному агенту Джону Бруку. В ЦРУ умели считать деньги, поэтому вылет был организован не специальным рейсом, а обычным гражданским на борту американской авиакомпании American Airlines Group. В целом такое решение было оправдано, потому что противник интереса к Фостеру не проявлял, а сам бывший пленник вел себя в целом адекватно.

Однако после регистрации на рейс и прохождения всех формальностей Николас начал волноваться.

– Джон, они обещали увезти меня в Сибирь, – сообщил он сопровождающему, взяв его за руку.

– Успокойся, дружище! Мы летим в Вашингтон, – невозмутимо ответил Джон. – Через десять часов мы с тобой выпьем по банке пива на Капитолийском холме!

– Но ты не знаешь, насколько они коварны, Джон! – глаза Николаса заблестели пугающим светом. – Им нельзя верить! Они завезут нас с тобой в ГУЛАГ и скормят наши кости собакам!

– ГУЛАГа давно нет, ты преувеличиваешь, Ники! Посмотри вот туда, – он указал на мужчину у стойки напоминающего Патрика Суэйзи. – Это федеральный маршал, хочешь мы поговорим с ним?

Они подошли к маршалу, и через десять минут вся троица заказала кофе. Маршал оказался словоохотливым, весьма приятным собеседником и действительно был очень похож на знаменитого актера. Он быстро разобрался в ситуации и непринужденно разговорил Фостера. Николас оказался страстным болельщиком, и маршал начал рассказывать о делах в национальной футбольной лиге. Он соврал, что тоже болеет за Питтсбург, тем самым вызвав неподдельную симпатию Фостера. О футболе болтали минут десять, после чего переключились на новости в мире Голливуда, дальше о выборах и курсах валют.

Слушая их беззаботный треп, Джон успокоился и подумал, что самое страшное позади, но, едва самолет поднялся в воздух, Николас наклонился к нему и тоном заговорщика произнес: «Джон, ты обратил внимание, что здесь полно русских?».

– Это не удивительно, дружище, ведь мы летим из России в Соединенные Штаты! – ответил Брук в надежде на окончание разговора. – Не волнуйся!

– Как я могу быть спокоен, когда все они следят за нами?

– Успокойся, Николас! Все нормально, мы здесь в полной безопасности! Твой новый друг, маршал, не даст нас в обиду! У меня была крайне тяжелая неделя, и я мечтаю немного вздремнуть, ты не против?

– Да, агент Брук! – излишне громко ответил Фостер. – Поспите. Я останусь на охране и обороне и в случае чего прикрою ваш тыл. Если мне понадобится помощь, я произнесу пароль: «Откуда здесь столько мух?».

– О Боже! Что он несет на весь самолет? – мысленно взмолился Джон и добавил вслух: – Я сразу же помогу тебе, Ники!

– Но ты не спросил ответ и я уже сомневаюсь в твоей квалификации!

– Прости, Николас, я уже почти заснул. Так что я должен ответить на пароль?

– Все очень просто, ты кричишь: «Я найду на них управу!» и открываешь стрельбу на поражение автоматическим огнем, ясно? Великолепно! Спи и ни о чем не беспокойся! Я справился с газовыми камерами в КГБ, не подведу тебя и здесь!

– Он думает, что у меня автомат?! – Джон закрыл глаза в надежде, что беспокойный коллега, уймется и тоже отдохнет. – Боже, что с ним? Бедняга совсем спятил!

Агент понял, что впереди его ждут потрясающие часы полета. Тайком от соседа он взглянул на часы и с сожалением отметил, что прошло только полчаса. Шум винтов и легкий гомон человеческих голосов создавал убаюкивающую атмосферу, и агент задремал. Через несколько минут сладкого небытия он почувствовал сильную боль в мизинце правой руки. Брук выдернул палец из руки соседа, открыл глаза и увидел лицо Фостера прямо перед собой.

– Я забыл сказать, что выведал страшную тайну русских. Я хочу, чтобы ты помнил об этом даже во сне! У них каждый пятый взрослый человек независимо от пола – это штатный сотрудник КГБ, каждый третий – это агент и каждый второй – информатор. Они собрались в кучу в этом самолете и, скорее всего, готовятся к атаке. Но можешь спать спокойно, Николас Фостер не даст тебя в обиду!

– Тогда напиши обо всем этом в докладной записке! Бьюсь об заклад, что в Конторе ждут не дождутся этого документа!

Стюардесса принесла ручку и бумагу, и Николас увлеченно приступил к работе. За это время он успел выпросить у сидящей впереди пожилой женщины миниатюрное зеркальце, которое пообещал вернуть на американской земле. Время от времени он подносил его к лицу и внимательно осматривал тыловые подступы. Данная бдительность не ускользала от сидящих рядом пассажиров и выглядела весьма комично, но Фостер был невозмутим и педантично делал свою работу.

Джон закрыл глаза и снова взмолился Богу. Теперь он понял, какую серьезную ошибку совершило руководство посольства. А врач? Это же должностное преступление чистейшей воды. На лицо стопроцентная шизофрения в острой форме. Это видно даже младенцу! За такую работу обычно лишаются лицензии. С тяжелыми мыслями агент заснул тревожным сном. Он несколько раз просыпался и, увидев через узкую щелку глаз сосредоточенное лицо беспокойного соседа, занятого письмом, засыпал вновь.

Так прошло часа полтора. Николас в очередной раз поднеся зеркало к глазам вдруг сильно ударил спящего напарника по бедру и вскочил.

– А-а-а! – истошно закричал он.

Взбешенный Джон с трудом усадил напарника на место.

– Что случилось, Ник? – стараясь погасить в душе ярость, спросил он.

– Мы на грани провала! Еще минута, и они узнают меня! – продолжал кричать он. – Срочно дайте мне черные очки! Джонни, у вас должны быть черные очки, вы же не хотите завалить все дело?

Джон вышел в служебный отсек самолета и долго шептался с бортпроводниками и маршалом. Солнцезащитные очки нашлись у одного из пилотов. Фостер быстро надел их на глаза и закрыл лицо газетой. Через несколько минут он посмотрел в зеркало, потом резко вскочил и внимательно осмотрел переднюю часть самолета. Тем временем стюардессы приступили к опросу пассажиров в надежде на наличие у кого-нибудь снотворного. Оно нашлось, и весь самолет затаил дыхание в надежде на расторопность Брука. Агент с трудом уговорил Николаса выпить таблетку, и все пассажиры на некоторое время вздохнули с облегчением. Перед сном Николас передал напарнику несколько листов исписанных мелким почерком.

– Все, что здесь написано стоит больше, чем наши с вами жизни, вместе взятые!

2016 г. Москва

Василий стоял на Красной Площади. Холодный осенний ветерок обдувал излишне разгоряченное от эмоций лицо. Короткая кожаная куртка не согревала, и парень почувствовал, что совсем замерз. Но уходить не хотелось. Он с замиранием сердца в очередной раз осмотрел панораму сердца России и задумался. Мысли тяжелым молотом били по глубинам сознания и, несмотря на острое желание отвлечься от них, преследовали днем и ночью. Так продолжалось долгих полтора года, сразу после того, как он нашел возлюбленную с пулей в сердце.

С того страшного момента вся его жизнь превратилась в маленькое бесформенное облачко, которое бесцельно бродило по свету в поисках покоя и умиротворения. Однако вместо них на жизненном пути попадались грозные тучи и безжалостные ветры, стремящиеся как можно дальше отогнать бедную дымку. Парень понимал, что так нельзя и нужно как-то жить, но сделать с собой ничего не мог. Слезы, переживания и постоянная боль стали его верными спутниками.

Нужно было что-то менять, хоть немного вынырнуть из бездонного горя, в котором он оказался волею судьбы. Нужна была смена обстановки, в которой все вокруг напоминало о непоправимой трагедии. Видимо, так же посчитало и руководство ополчения.

– Ты давай-ка, Василий, в отпуск собирайся, – сказал Гиви при первой встрече, после того как ему доложили о состоянии парня.

– Нет, командир, не могу я сейчас! Сколько ведь ждал, пока эту зверюгу поймают, – с горечью ответил Рыжик.

– Ну зверь-то твой никуда не денется, видел бы ты его рожу на похоронах у бабульки, им убиенной. Я вот что решил: теперь эти твари у нас будут в похоронной команде! Всех, кого укропы угробили…, всех проводят, чтоб по ночам им снились, чтоб покоя не давали. Пусть знают, кто им в аду пятки жарить будет!

– А суд?

– Вась, ну слово тебе даю, до твоего возвращения суда не будет!

– Обещаешь?

– Обещаю, иди оформляйся на месяц, – Гиви протянул руку.

И вот, наконец, долгожданная смена примелькавшейся на Родине картинки. Вот торжественный мавзолей и смена караула в Александровском саду, конные милиционеры и шумные иностранцы на нулевом километре. Тут же ярко сизый, необычайно красивый голубь на плече у маршала Жукова, и рядом с памятником веселая свадьба с роскошной невестой и счастливым женихом.

– Молодой человек, сфотографируйте, пожалуйста!

Он обернулся и увидел веселых девчат лет восемнадцати. Василий быстро освоился с ролью фотографа и, несколько раз нажав на кнопку замерзшими пальцами, сделал довольно качественные снимки.

– Ой, спасибочки большое! А это вам на счастье, – в руке девушки было маленькое красное сердечко на шнурке. На брелке были нарисованы большие синие глаза и огромная белоснежная улыбка. От этого милого, скромного подарка в душе потеплело.

– Нужно жить! – в очередной раз сказал он сам себе, убрал сердце в карман и распахнул двери в торговый центр «Охотный ряд». – Кофе выпью, согреюсь и пойду дальше.

Парень приехал в Москву не просто так. Родной дядька, брат матери, был очень близок всей семье. Отставной полковник до выхода на пенсию служил в историческом отделе Министерства обороны СССР у последнего маршала Советского Союза Шапошникова. Он был кандидатом, потом доктором исторических наук, профессором, и при каждой встрече собирал вокруг себя большую детскую компанию. Маленький Вася с удовольствием устраивался возле дядьки и вместе с другими детьми с восторгом слушал рассказы о подвигах Геракла, Спартака или Александра Македонского. А потом после распада страны, когда украинский и российский народы перестали быть единой нацией, дядя приезжал редко, в основном ездили к нему. Еще бы, Москва – это Москва!

Георгий Степанович работал в Историческом музее, читал лекции во многих вузах российской столицы. Он был энергичным, увлеченным человеком и, едва выслушав просьбу племянника, быстро составил план действий.

– Да, времени очень мало, Вась, – с горечью произнес он. – Но если пошевелимся, то, Бог даст, успеем! Всех, кого надо, на уши поставим. Ты давай-ка ноутбуком обзаведись и выход в интернет не забудь, копать будем глубоко.

Месяц пролетел как одно мгновенье. Каждый день парень куда-то мчался, бесконечные звонки, встречи, разговоры. Знакомые Георгия Степановича встречали его радушно. Многие из них знали, что он из донецкого ополчения и относились к нему с особой теплотой и уважением. В основном это были люди в возрасте за пятьдесят, то есть круг общения дядьки, но встречались и моложе, а иногда и вовсе ровесники парня.

Особенно врезалась в душу встреча с молоденькой аспиранткой, которая помогала ему в работе в Центральном архиве МО РФ. Они, предварительно созвонившись, встретились у метро.

– Катя, – девушка протянула руку, как-то неловко наклонив голову.

– Василий, – смущенно ответил он, стараясь не смотреть ей в глаза.

Мимолетного взгляда на девушку было достаточно, чтобы парень онемел. Лицо, манеры поведения и даже наклон головы и еле заметная улыбка напомнили парню покойную невесту. От этого сердце, немного оттаявшее за время, проведенное в Москве, вновь сжалось металлическим обручем. В сопровождении Кати он благополучно миновал пост охраны, на котором у него временно забрали телефон и курительно-зажигательные принадлежности. Василий крутил головой на 360 градусов и поражался масштабности учреждения. От полученных впечатлений кружилась голова, и он, несмотря на длинные коридоры, еле успел изложить провожатой свою просьбу.

Катя профессионально разбиралась в работе с архивом, и через несколько минут новые знакомые приступили к поиску. Эта было потрясающе интересно. Девушка взяла на себя основной груз поиска, и парень понял, что без нее вряд ли бы справился даже за несколько лет. Она отлично ориентировалась в бесконечных полках, заставленных делами и без труда могла предположить, где могут находиться необходимые данные, а когда перелистанные дела откладывались в сторону, тут же предлагала новый путь поиска. Катя двигалась по архиву так быстро, что через некоторое время Василий перестал ее сопровождать и молча вчитывался в каждый документ предложенного архивного дела, не обращая внимания на стук лестницы, переставляемой помощницей.

Так прошло несколько дней. Иногда он украдкой бросал взгляд на аспирантку и всякий раз испуганно отводил его в сторону. Да, определенное сходство было, но, быть может, коварное подсознание специально проводит параллели, для того чтобы заставить снова пережить острую боль. Другой такой, как Олеся, нет и не будет никогда, к чему все это? Да и что может быть дальше, даже если признаться себе, что Катя притягивает к себе мощным магнитом? Скорее всего, это он сам тянется к давно забытому чувству, без которого человеческая жизнь просто немыслима!

– Нашла! Васенька, я нашла! – послышался радостный девичий голос.

Он бросился к ней со всех ног. Катя смотрела на него, слегка наклонив голову. Челка упала на глаза, но не могла скрыть их радостного сияния. Губы растянулись в еле заметной улыбке, немного приоткрывая белую полоску зубов, и сердце парня взволнованно стукнуло. Он четко осознал, что испытывает к этой девушке большую симпатию и больше не в силах противостоять этому чувству.

– А надо ли отвергать очевидную вещь? – мысленно спросил себя парень. – Но все это бессмысленно, бесполезно! Слишком они разные. Все разное: страны, менталитет, интересы, сама жизнь разная, что может их объединить?

– Смотрите, Вася, все сходится вот здесь и здесь, – широкая улыбка озаряла ее лицо. – Вот ссылка на 63-й том, сейчас достану. Ну сами взгляните!

Это было то, что они искали. Но он почему-то не обрадовался удаче, потому что осознал, что их совместная работа подошла к концу, а значит, мимолетная встреча, подарившая сумрачную надежду на что-то светлое и теплое, тоже приблизилась к завершению. Василий понял, что зря он признался себе в симпатии к этой славной девушке, нельзя было дарить своему сердцу этот тонкий луч надежды.

– Да, Катя, это действительно то, что нужно, – парень попытался придать своему голосу радостные интонации.

– Василий, а давайте отметим наш успех чашечкой кофе! Здесь совсем рядом есть прекрасная кофейня, готова спорить, что вы в Донецке ничего подобного не пробовали, – ее глаза светились непередаваемым солнечным светом.

– Сейчас в Донецке, Катюша, кроме прилетов попробовать нечего, – грустно улыбнулся парень.

Кофе на самом деле оказался замечательным. После него они заказали ужин и по бокалу красного полусладкого вина. Василий душевно таял от присутствия девушки и мечтал о том, чтобы этот вечер не заканчивался никогда. Он вспомнил, что может шутить и смеяться, не думать о войне, о человеческой подлости и жестокости. Ее голос потом еще долгое время слышался ему, а свет озорных глаз и милая улыбка много раз возникали во сне и наяву, заставляя Рыжика испытывать стыд по отношению к погибшей невесте.

По дороге к дому Кати он рассказал ей свою историю от начала и до конца. Ее искреннее сочувствие и понимание помогло ему пережить воспоминания без привычной душевной боли.

– Так вот почему вы совсем седой? – казалось, она вот-вот заплачет.

Они расстались как старые, очень хорошие друзья, и если бы парень был порешительнее, возможно, их зародившиеся отношения получили бы продолжение. Но Василий, впервые за последнее время преодолевший мысленно выстроенную каменную стену, отгораживавшую его от остального мира, был уже не способен ни на что.

– Можно я позвоню, на Новый год? – парень нерешительно протянул руку.

– Васенька, звоните, когда захотите! – весело рассмеялась девушка.

Документы, обнаруженные молодыми людьми, дополняли сведения, собранные профессором, его друзьями и самим Василием в других источниках. Георгий Степанович систематизировал собранный ими материал, и цель, ради которой парень приехал в Москву, посчитали достигнутой. Можно было возвращаться, но боец решил побыть в столице до конца отпуска.

Доктор наук как мог старался вернуть племянника к нормальной человеческой жизни. Они сходили на футбол, съездили на рыбалку, катались на лошадях и парились в самой настоящей русской бане где-то в Подмосковье. Дважды собирались с друзьями профессора, жарили шашлыки, рассказывали анекдоты и пели под гитару старые советские песни.

Он оттаял. Нет, Василий не забыл жестоких ударов судьбы, просто он понял, что нужно с ними смириться и жить дальше. Он очень часто брал в руки брелок, подаренный незнакомой девушкой и, прикрыв глаза, представлял или Олесю, или Катю.

– Это не предательство, милая! – обратился он к своей невесте в одну из последних ночей в Москве. – Я всегда буду помнить тебя, и ты навсегда останешься в моей памяти, в моем сердце. Если бы не эта война, мы написали бы книгу нашей любви вместе, но я не смог тебя защитить, и этот крест мне нести до конца своих дней, в которых больше нет и никогда не будет тебя. Мое сердце до сих пор разрывается от непереносимой утраты самого лучшего и светлого, что может быть на Земле, но я знаю, что ты не желаешь мне зла, прости меня, моя жизнь!

Он вышел на балкон в одной майке, но вовсе не почувствовал осеннего московского холода. Выкурив сигарету, лег и тут же заснул тревожным сном. Ему приснился снайпер, они курили и беседовали как старые добрые друзья, а потом появился размытый женский образ. Он знал, что это Олеся, но не мог рассмотреть ее лица. Василий тянулся к ней, но легкая невесомая тень ускользала и появлялась с другой стороны. А потом вдруг, как наяву, он почувствовал непереносимый жар в области груди. Он проснулся и вскочил. Грудь продолжало печь, и тепло не покидало его несколько минут.

Василий прикрыл глаза и вспомнил, как она часто подкрадывалась к нему сзади и обнимала, прикладывая ладошки к этим местам на его груди. От этой мимолетной трогательной нежности он ощущал себя счастливым. Так было всегда, когда он стоял к ней спиной.

– Это была она! – догадался парень. – Она все поняла и отпустила!

Он улыбнулся, закрыл глаза и тут же уснул спокойным глубоким сном. Василий не просыпался до самого утра и встал только после настойчивого требования будильника. Ополченец услышал на кухне шкварчание сковороды и снова улыбнулся. Он чувствовал прилив сил и запасы неиссякаемой энергии.

– Племяш, иди завтракать! – услышал он бодрый голос профессора. – Тут командира твоего показывают, я на паузу поставил.

– Где? – Василий поспешно выбежал на кухню.

– Да не спеши ты так! Сказал же, на паузу поставил.

На экране крупным планом светилось лицо Гиви. Он держал в руках сигарету и вел себя очень эмоционально. Перед ним стоял испуганный лейтенант ВСУ в гражданской красной куртке. Репортаж проводил специальный корреспондент телеканала «Россия». Съемка велась на улице Донецка. Камера не спеша оторвалась от Гиви и крупным планом обошла панораму недавних событий.

Возле автобусной остановки на боку валялся искореженный остов маршрутного такси, возле которого с разных сторон лежало несколько трупов. Оператор не подходил близко к лицам погибших, показав лишь дальний план.

– Смотри, тварь! – послышался картавый голос командира. – Два мужика, три женщины и ребенок! Смотри внимательнее, ублюдок!

Гиви держал лейтенанта за шиворот, наклоняя его к погибшему ребенку.

– Прямое попадание! – продолжал Гиви. – Где сепары, урод? Этот ребенок сепаратист? Или эти женщины? Откуда родом, осел?

– Винницкая область, – прошептал пленный.

– Громче, сука! Громче в микрофон говори! Тварь!

– Винницкая область, – громко повторил украинец.

– Видишь, сволочь, в Винницкой области так нельзя! А на Донбассе можно, да? – Гиви толкнул пленного. Тот споткнулся и упал возле трупа пожилой женщины. – Внимательней смотри, гад! Это террористы, да? Что ты наделал?

– Это не я!

– Это ты! Это такие, как ты! Зачем ты сюда пришел? Чтобы делать это?

– Я не знал, – камера крупно взяла лицо лейтенанта. – Я вам правду говорю, я не знал, что здесь происходит!