– Осторожно! – завопил пацан, спасая свою добычу от низвержения в море. – Рехнулась, что ли? Отцепись давай, дура!
– А куда же делась «красотка»? – чуть насмешливо поинтересовалась я, перестав раскачивать его утлое суденышко, но не убирая руку с бортика.
Часть еще вполне живых руконогих, из тех, кому повезло вывалиться, шустро шевелила щупальцами, расплываясь в разные стороны, а мне пришла одна интересная мысль. Неужели все же повезло?
– А что у тебя в других корзинах? – спросила я, дождавшись, когда мальчишка перестанет ругаться и шипеть, как котенок, которому намочили хвост. – И почем ты продаешь такую ерунду?
– Сама ты ерунда! – взвился пацан. – У меня добыча высший класс!
– Ага, вижу. Мелочь. Мелочь. Ракушки. Еще мелочь. – Я бесцеремонно и деловито подволокла его корытце к причалу, ухватилась одной рукой за веревочную обивку, а другой начала сдергивать крышки с других корзинок. Хм-хм-хм…
А это, кажется, уже интересно!
Глава 6
– Так, ракушки себе оставь, слишком мелкие, много возни и протухнут еще до обеда, – деловито выговаривала я, перебирая мелких морских тварей в корзине и перекладывая часть в наше с Кроном лукошко. – А вот осьминогов тащи сколько поймаешь, все пригодятся.
Мы уже ушли с пирса, поскольку нелегкая наконец унесла и подушкоголового градоправителя, и его опасное начальство. Люди начали расходиться, солнышко припекало все крепче, набережная опустела.
Пацана, который пытался пристроить на рыбном рынке свою всякоразную мелочь, звали Янь. Он был сиротой с двумя сестренками, сыном утонувшего этой осенью рыбака. Отцовскую лодку у него отобрала артель за какие-то там долги папаши, но зато остался дом, в котором жила семья. Хибара на самой окраине, но все крыша над головой. Жаль только, с голоду можно и под своей крышей умереть.
Ходить на настоящий рыбацкий промысел мальчишка еще не мог – мал. Настоящей лодки у него не было. Да и сестриц, одной из которых было семь, а второй три, он надолго боялся оставлять, хотя девчонки, по его словам, были на диво самостоятельные и серьезные.
Вот и выворачивался как мог – на своей самодельной долбленке обходил перед рассветом цепочку мелких островков в полукилометре от берега, выуживая из щелей и промоин все, что можно съесть.
Благодаря этому и не голодали. Беда только, что помимо даров моря обычным людям нужны и другие вещи. Хотелось хлеба, хотелось дров для печки, девчонки и сам парень росли, и нужно было как-то одеваться. Про обуваться они и не мечтали – летом и босиком нормально.
На все требовались деньги. А продать невразумительную добычу на рынке, где полно отборной свежей рыбы с ночного промысла, удавалось редко и за гроши. Кое-что пристраивали по соседям, но тоже очень дешево.
Я во всей этой истории увидела свет собственного везения. Когда мне на голову посыпались мелкие склизкие и с присосками, память как по волшебству прояснилась, подкинув мне четкую картинку из земного прошлого: набережная в Неаполе, море, чайки, певучая итальянская речь – и вдруг запах. Такой интенсивности и красоты, что меня повлекло на него как на привязи.
И притащило к лотку веселого темнокожего марокканца, на развес торгующего жаренными тут же осьминогами. Это было… невероятно. В жизни я не ела более вкусного морепродукта.
Мой тогдашний кавалер, с которым мы познакомились на большом ресторанном форуме и уже наметили было сначала прогулку, а потом и более интенсивное общение в номере отеля, ушел ни с чем, поскольку оттащить меня от марокканца и его осьминогов не смог бы даже бульдозер.
Я тусила там неделю – приходила рано утром, уходила с последними гуляками на набережной, кое-как спала в своем отеле и со всех ног мчалась обратно.
С Рашидисом мы в конце концов подружились, когда ему надоело гнать от лотка чокнутую бабу, смотревшую влюбленными глазами на его коробочку со специями. Взяв с меня слово, что я никогда в жизни не буду жарить осьминогов в Неаполе, пожилой жилистый дядька, прокопченный с головы до ног вкусным дымом, научил меня готовить панировку, правильно выбирать масло, добавлять нужное количество специй, соображать на ходу, чем заменить недостающие, если вдруг что, и главное – правильно чистить самую скользкую щупальцатую мелочь и правильно жарить ее, нанизав на рисовые соломинки.
И вот теперь я имею отличный шанс поправить свои дела благодаря случайному знакомству. Точнее, двум случайным знакомствам: на Земле в прошлом и под Картахельским пирсом в настоящем.
– И что ты собираешься с ними делать? – скептически выгнул бровь мальчишка, подкинув на ладони несколько медяков. – Самим вам столько не надо, не успеете сожрать, протухнут. А продавать… где ты такое продашь?
– Тебя это волновать не должно. – Я наконец отсортировала морепродукты и передала корзинку слегка оглушенному всем произошедшим Крону.
– Еще как должно, – возразил мальчишка, хватая меня за руку. – Сама сказала, что будешь покупать у меня постоянно и много. Я сейчас губу отсюда и аж до Белой Гавани размотаю, предвкушая барыши, а ты прорыбишь все свои денежки и сгинешь, и я останусь, как дурак, с осьминогами и без запасов девкам на зиму! Так что рассказывай!
Его выгоревшие на солнце почти до белизны лохмы смешно встопорщились, мальчишка, сам черный от раннего загара, был до смешного похож на сердитый старинный негатив.
Я хмыкнула и потянулась, разминая затекшую спину.
– Расскажу, но позже. Сам лучше подсказку дай, где недорого купить приличное платье и прочие женские… вещи. Старьевщики на нашей окраине есть? Такие, чтобы не совсем тряпье продавали?
– Угораздило меня связаться с чокнутой, – пробухтел мой первый поставщик, но потом задумался на пару минут и выдал несколько адресов, звучавших вполне в духе времени: через Ракушки до овсяного рынка и потом на закат, третий дом с красной крышей, или вдоль порта до Синей Гавани, потом свернуть у зеленых ворот и в гору, пока не упрешься в лавку старой Хульги… но там будет дороже.
– Хватит пока. – Я поняла, что больше трех таких адресов без навигатора все равно не найду, и притормозила источник сведений. – Значит, завтра с утра жду тебя здесь же, пока одной корзины хватит. Пока!
И мы ушли. Честно говоря, платье волновало меня сейчас меньше всего, важнее было решить несколько других вопросов. Понятно, самых первых своих купленных осьминогов я продавать не буду, они пойдут на эксперименты и заодно обеспечат нас пропитанием, на которое не придется тратиться отдельно.
Но чтобы их приготовить, мало самих морепродуктов. Надо еще раздобыть правильные специи, правильную панировку и самое главное: правильную жаровню!
И вот тут начинаются сложности.
Потому что мало сообразить, как выстроить печку во дворе арендованного дома, мало подобрать дрова, чтобы пламя было ровным и нужной жаркости. Надо потом еще как-то эту самую печь приволочь на пирс! Потому что торговать можно только горячими, секунду назад зажаренными осьминогами, завлекая прохожих волшебными запахами, которые работают лучше любой рекламной кампании.
И у меня есть пара мыслишек, как это все провернуть.
Интересно, сколько стоит в Картахелии работа плотника? Мне нужна крепкая тачка на двух колесах и с подпорками.
Глава 7
– Развели тут грязюку! Это что такое?! – возмущалась хозяйка дома, которую нелегкая ни с того ни с сего опять принесла проверить, как поживают ее квартиранты. Дело в том, что сдаваемые ею комнаты выходили дверьми не на «чистый двор», где обитало семейство арендодательницы, а в переулок, и каждой клетушке был нарезан малюсенький участок пыльного пустыря, вроде как мини-дворик, где я и расположилась с экспериментами.
И надо ж было такому случиться, чтобы старая карга, влетевшая в калитку, с ходу вляпалась обеими ногами в шмат глины, которую Крон уронил на дорожке, когда уделанными по плечи лапищами тащил этот хорошо вымешанный с навозом и соломой ком к моему рабочему месту.
– Не беспокойтесь, госпожа, мы все приберем, – откликнулась я, вытирая потный лоб предплечьем – руки тоже были в глине. Я творила печку, это был уже четвертый вариант за три дня, и, если честно, больше всего сейчас мне хотелось не разводить вежливость, а запустить комом грязи в крикливую старуху. Она за эти дни успела достать меня до печенок и даже глубже.
Самое обидное, что совершенно не было времени и возможности сменить жилье. Крон, дурак такой, отдал старухе арендную плату за месяц вперед, потому что в противном случае карга обещала настучать на нас своему родственнику-перекресточному.
На что именно она собиралась доносить, неизвестно, но мой бритый бармалей испугался, причем непонятно, за кого больше – за себя или за меня. Его-то, по сути, никто не искал, сочли мертвым уже три года назад, а вот я продолжала щеголять в мальчишеском наряде, потому что в юбке с глиной и тачкой не набегаешься. Чем это мне грозило? А брюква его знает. Крон представил, что нас разоблачат, и отчего-то спекся прямо до состояния вкрутую. Объяснить мне сути дела он не смог, только бормотал, что лучше потерпим, а через месяц съедем.
Я поскрипела зубами и четко усвоила: отныне все денежные дела и переговоры с другими людьми придется вести самой. Ну… тоже урок. За который приходится платить ежедневной нервотрепкой при общении с бабкой.
– Что за бордель в грязи вы тут развели? – К удивлению, бабка сбавила тон, в ее голосе был скорее брезгливый интерес, чем настоящий гнев, после которого нам грозило оказаться на улице без тех денег, что мы ей уже заплатили. – Это что?
Она прошла ближе и с легким любопытством потыкала носком потертого сапога в деревянную платформу, на которой я ваяла четвертый, надеюсь, окончательный вариант помеси жаровни и тандыра.
– Печка это будет, передвижная, – особого смысла разводить секретность я не видела.
– На телеге, что ли? – быстро сообразила бабка. Собственно, у нее было имя – госпожа Магнолия. Но из этой старой копченой селедки была такая же магнолия, как из меня принцесса. – И зачем тебе такая дурость? Печка передвижная, ты посмотри. Ума-то нету, так они грязь на колесах громоздят, вишь ты… чокнутые. А как совсем осьминог из уха-то вылезет да подожжете мне дом, блаженные, а? Кто мне за это заплатит, я вас спрашиваю?
– Когда у вас Бурый Гонт халупу снимал да по пьяни калитку снес, вы с кого плату требовали? – подал вдруг голос Крон, подтаскивая за спиной бабки мне новый ком глины. – Небось, так кривая и стоит, того и гляди пришибет какого посетителя. И будете сами виру выплачивать за увечье.
– Ах ты, поганец! – буквально взвилась бабка, проворно оборачиваясь к моему названому братцу, которому я за ее спиной показала измазанный в глине кулак и скорчила страшную рожу, означающую: ты что несешь, придурок?! Хочешь, чтобы карга нас прямо сейчас на улицу выгнала?!
Крон в ответ сделал сложное движение глазами, которое я не поняла. Но налетевшая на него бабуся-пиратка с цветочным именем была остановлена буквально в трех сантиметрах от жертвы одной фразой:
– Так я о чем… калитку-то вам починить или как? Пусть на одной гнилой петле болтается?
