Холодная акватория

Рыбаки посмотрели на него, подумали, переглянулись. Кто-то нахмурился и отвернулся, кто-то пожал плечами. Наконец один из них, видимо, пользовавшийся большим авторитетом, старый грузный рыбак, которого все называли «Боцман», махнул рукой:

– Ладно, бедолага, оставайся. Работать будешь, будешь и есть с нами. Сколько потопаешь, столько и полопаешь. А нет, так уж не обессудь. Не умеешь, так оно нашему делу всегда научиться можно. А что будет завтра, мы и сами не знаем. Видишь, что вокруг делается. А дома жены и дети. Нету мужиков взрослых. Только вот мы старики да калеки немощные, в городе остались. Ты-то хоть с руками и ногами. Голова у тебя не работает, но руки-то есть. Они вспомнят.

Наблюдать Буторин умел. И кое-что делать руками тоже. Работа разведчика научила его в свое время безошибочно играть разные роли. И сейчас, глядя и оценивая, что и как делают рыбаки, он старался копировать их действия, и у него вскоре стало получаться. Как сообща спустить сеть, так чтобы она за баркасом накрыла большую площадь, охватила косяк рыбы. Как сеть выбирать, чтобы не порвать и чтобы рыбу не упустить. Да и тяжела мокрая и полная рыбы сеть. Ее не просто выбрать из воды. Хотя за то время, что Виктор был с рыбаками в море, более или менее приличный улов у них случился только раз. И то благодаря Боцману, который хорошо знал, где и когда лучше всего брать рыбу. Сейчас вода становится холодной, пищи больше на мелководье, вот рыба и пытается подойти ближе к берегу.

Небольшое судно с крестом на борту, судя по всему, сторожевой корабль, направился к рыбакам. На баркасе все замерли. Немец шел прямо на них, и никто не мог точно сказать, остановится, отвернет сторожевик или так и пройдет, подмяв корпусом деревянное рыбацкое суденышко.

Но сторожевик все же сбавил ход. Рыбаки стояли на баркасе, мокрая сеть лежала под ногами, кое-где трепыхалась пойманная рыба. Немецкое судно подошло борт о борт с рыбаками. Через леера перегнулся немецкий моряк в сдвинутой на одну бровь форменной фуражке и закричал на ломаном русском:

– Эй, русские рыбаки! Кто есть у вас старший? Староста?

– Я старший, – шагнул вперед Боцман.

– Слушай, староста. – Немец поднял вверх указательный палец. – Мы разрешать вам ловить рыба. Но от берега отходить одна миля. Дальше будем вас убивать. Стрелять будем. Дальше нельзя!

– Понял, – кивнул Боцман. – Ловить рыбу вы разрешаете не дальше одной мили от берега.

– Молодец, – засмеялся немец. – Умный рыбак. Мы будем смотреть за вами! Ловить только свои. Чужих среди вас нет.

– Нет чужих, – заверил Боцман, бледнея. – Только свои.

Сторожевик загудел двигателями и, поднимая винтами белые буруны, ушел в открытое море. Рыбаки разом облегченно вздохнули и сели, кто где стоял. Ноги не держали. Обошлось, хотя от фашистов можно было ожидать чего угодно.

Боцман посмотрел на Буторина, но ничего не сказал. Виктор понял этот взгляд. Мол, смотри, парень, сейчас все рисковали из-за тебя. Никто ведь поручиться за чужака не может. Буторин молча принялся расправлять и укладывать свой конец сети, готовя ее к заброске. Рыбаки перекурили, поворчали и опять взялись за работу.

Вечером, когда стемнело, когда рыбаки расправляли для просушки сети, когда женщины и детвора утащили домой корзины с рыбой, Боцман подошел к Буторину.

– Так значит, ты не помнишь даже имени своего?

– Ничего не помню. – Виктор отрицательно помотал головой. – Один там, в больнице сказал, что я точно не моряк, наколок на мне нет никаких. У вас у всех вон есть.

– Так мы рыбаками-то стали потом, а сначала были моряками.

– Странно, но когда я к вам пришел, мне как-то на душе спокойнее стало. Мне кажется, я с моряками имел дело до контузии. Как-то с морем был связан.

– Вспоминается что-нибудь? – спросил один из рыбаков, чинивший сеть.

– Не знаю. То ли здесь что на берегу увидел, то ли правда из прошлой жизни воспоминания появляются. Катран знаете?

– Ну, акула это черноморская, – ответил Боцман.

– Акула? – Виктор задумчиво посмотрел на рыбаков. – Ну да, акула такая мелкая. А еще может и название судна. Может, знаю, а может, придумал сам себе. Вы не слышали такого здесь, в этих местах?

– Вон она в сеть сегодня попалась, любуйся, – усмехнулся рыбак и занялся сетью.

Боцман постоял рядом, потом двинулся к поселку.

Буторин покосился на других рыбаков. Еще человека три точно слышали его вопрос. И все промолчали. Странно, ведь это рыбаки, они каждый день выходят в море и знают все суда в округе. Примелькались им названия, это совершенно точно. А вот то, что никто не признался, что все промолчали, могло означать только одно – рассказывать о «Катране» не хотят. Почему? Что случилось с судном? С капитаном Буруном? Его фамилию Виктор не называл, он еще не придумал, как свой вопрос преподнести. Но, судя по реакции на название испытательного катера из «Лаборатории-28», спешить с фамилией капитана не стоит.

– Эй, слышь, Найденыш! – один из рыбаков дернул Буторина за рукав. – Пошли, уха поспела. Поужинаешь с нами.

Найденыш! Прилепили уже прозвище. Ладно, пусть так. Почему же не похлебать настоящей ушицы? Тем более что завтра день опять будет напряженный. А для рыбаков мне надо как-то умудриться стать своим. Ладно, пойдем есть уху, а там, у костра я им расскажу несколько баек, которые они еще не слышали. Про созвездия, греческие легенды и мифы. Поверят, что я в мореходстве что-то смыслю. В навигации, например. Мне капитана Буруна надо найти, а без них никак. Да и сам «Катран» тоже придется искать.

Стадо баранов было не очень большим. Всего голов шестьдесят или восемьдесят. Пастухов-погонщиков было трое. Все в кавказских меховых папахах, на плечах свернутые в тугой жгут войлочные бурки. Они гнали блеющих животных по дороге со стороны ущелья, что-то громко выкрикивая и помогая себе длинными палками.

Небольшая колонна немецких мотоциклистов, столкнувшись со стадом, вынуждена была остановиться. Солдаты во главе с мордастым рыжим ефрейтором начали громко смеяться, двое потянули с плеч автоматы, намереваясь подстрелить нескольких животных на ужин.

Один из погонщиков, старик с длинными седыми усами, бросился к мотоциклистам, размахивая руками. Он сорвал с головы папаху, вытащил оттуда какую-то бумагу и стал показывать немцам. Ефрейтор нахмурился, взял бумагу, пробежал ее глазами и резко одернул своих солдат. Те убрали оружие, уселись на мотоциклы и стали ждать. Двое погонщиков, молодой парень невысокого роста и другой, постарше, с выпуклыми глазами и орлиным носом, поспешили погнать стадо дальше.

– Вах, спасибо тебе, друг, – старик подошел к пастуху с большим носом. – Такой документ где хочешь проведет. Считай, что я тебе два барана должен за твою услугу. А если попадется знающий немец, если какой генерал увидит этот документ? Не прикажет расстрелять меня и сына? Не заберет нашу отару?

– А ты не показывай его больше никому, – посоветовал Коган. – Тебе до места, где тебя будут ждать и куда тебе велено перегнать отару, осталось всего километров пять. Вон до той реки. Там ты и продашь своих баранов. Я знаю, я немцам свинину два дня назад привозил. Они хорошо платят.

Дальше Борису с горцами было не по пути. Послушают они его совета или нет – это вопрос их жадности. Может, немцы и правда купят баранов. А могут и просто забрать. Но это дело самого хозяина. Если ты готов продавать еду врагам, выкручивайся сам, как знаешь. Кара Божья, какой бы ты веры ни придерживался, тебя все равно найдет. Или земная кара. Но если у старика Арслана все выгорит, то с ним лучше поддерживать хорошие отношения. Легализация в Новороссийске Когану была нужна. Таковы условия операции.

– Ну, будь здоров, Арслан. – Коган пожал его сильную сухую ладонь. – Теперь наши пути расходятся, но я тебя найду!

Взобравшись по склону, Коган оглянулся, махнул пастухам рукой и скрылся в дубовой роще. Там он стянул с головы меховую папаху и стал озираться по сторонам. Из глубины рощи раздался призывный свист коростели. Коган насторожился и посвистел в ответ. Коростель откликнулась, но теперь звук уже раздался ближе. Через несколько минут из-за деревьев, вытирая рукавом старой спецовки лоб, вышел Буторин.

– Ну, все обошлось? – спросил он, протягивая руку.

– Шею несколько раз чуть не сломал, а так все в норме, – улыбнулся Коган. Разведчики обнялись. – Ты как?

– Перешел нормально, вживаюсь. Пытаюсь заслужить доверие у местных рыбаков. Пошли, надо быстрее выбраться к городу, пока не стало темнеть. Место я тебе нашел, пока поживешь в подвале с двумя выходами в центре города.

Коган даже остановился:

– Центр города – это хорошо. Это же самое сосредоточение командования, там всегда зачищают для безопасности и жилые кварталы, и нежилые. Что ты мне там нашел, Витя?

– Помещение под кафе, как и планировали. Бывшая заводская столовая. Какие у тебя документы? Чем тебя снабдили? Знаешь, я, конечно, не претендую на лидерство по интеллекту, но я бы не стал афишировать, что ты еврей. Владелец кафе еврей – это шинкарь. Не тот менталитет у немцев, чтобы принять твое кафе как место для отдыха.

– Все нормально, по документам я грек, – усмехнулся Коган. – А греки на побережье Черного моря жили всегда и всегда торговали. Тут все продумано.

Затолкав под камень бурку и папаху, Коган и Буторин развалинами пробрались с окраины города в центр. Где-то, всего в паре десятков километров, грохотала артиллерийская канонада, по расчищенной от завалов улице проехала немецкая колонна. Жителей не видно, Буторин объяснил это тем, что близится комендантский час и многие просто не рискуют выходить из дома.

– Моя задача не изменилась? Что Максим Андреевич?

– Шелестов в городе. Прибыли все, ты, Боря, – последний. Легализуемся потихоньку. Ты будешь заниматься связями вместе с Сосновским. Ты ведь должен еще и продукты закупать для своего кафе. Через тебя связь с партизанами и подпольем.

– А они здесь есть? – Коган с сомнением посмотрел на друга. – Времени прошло слишком мало с момента оккупации. Думаешь, движение уже сформировалось?

– Шелестов перед отправкой получил подтверждение от Платова. На случай сдачи города закладывались несколько баз. Есть люди, которые оставлены в этом районе для разведывательно-диверсионной работы. Это как раз проходит по ведомству Платова. Его епархия. Все контакты у Шелестова. Там все законспирировано так, что с ходу не получится связаться. Конечно, Москва по своим каналам предупредит, что прибыла группа для выполнения задания. Но в таких случаях требуются подтверждение и перепроверка.

– Как у вас все сложно, шпионы! – усмехнулся Коган.

– А у вас, следователей, все просто! – в тон Борису ответил Буторин. – Вы на слово верите тому, кого допрашиваете? Проверяете каждое показание, устраиваете одну, вторую, третью, да потом еще и перекрестную проверку. Не так?

– Все правильно, – поморщился Коган. – Давай лучше вот о чем поговорим, Витя. Я пока добирался, много чего передумал. Знаешь, полезнее будет, если в какой-то момент мы подсунем меня как наживку.

– Ты что, Борис? В таких операциях планы не меняются.

– Я не предлагаю менять план, я предлагаю иметь в голове запасной вариант. Смотри, если вдруг вы нащупаете ниточку, если поймете, что немцы вышли на след изделия или вышли на наш след, чтобы отвести их в сторону, нужно дать ложную ниточку – придется сдать меня. Пусть клюнут, пусть заподозрят кафе как явочную точку. Пока они мной занимаются, вы успеете доделать дело.

– Лихо! А связи, что проходят через кафе? Тоже засветим?

– Надо светить только подставные связи, – покачал головой Коган. – Специально подставлять их офицеров, пособников и изменников. Пусть своих подозревают и разрабатывают. Это у них займет уйму времени. А потом вы меня вытащите.

– Ладно, подумаем. Я Максиму доложу о твоей идее, – задумчиво проворчал Буторин. – Только не нравятся мне такие эксцессы. Проще схемы должны быть и понятнее. Сложность всегда тянет за собой сбои и нестыковки по времени.

– Не ворчи, – засмеялся Коган и вдруг замер на месте. Он схватил Буторина за рукав и потянул его в развалины. Впереди по улице двигался немецкий патруль.

Оберст Клее хмуро посмотрел на носки своих запыленных сапог. Чертова страна! Это вам не Париж, это вам не цивилизованная война. Другой народ давно бы сдался, поднял руки, полностью подтвердил бы свою лояльность победителю. И пили бы мы сейчас крымские и кавказские вина, ели фрукты и купались в теплом море. Но нет! Мы вынуждены лазить по развалинам, вынуждены бомбить и разрушать, чтобы выкуривать из окопов и оборонительных линий этих обезумевших фанатиков!

Второй год войны, а я уже начал уставать от нее. С этим народом невозможно сражаться. Их миллионы, и все они готовы вцепиться нам в глотку. Просторы страны так необъятны, что начинаешь сходить с ума от этих расстояний. Это вам не Европа, где от столицы до столицы можно за полдня доехать на танке на одной заправке.

Штанге стоял рядом и ждал. Клее наконец поднял глаза на абверовского офицера. И эти еще! Разведка. Что они говорили перед началом войны? Что Советский Союз – это колосс на глиняных ногах, что его надо просто подтолкнуть, и он сам упадет. Хотя говорил это, конечно, фюрер, но информацию ему поставлял абвер, именно военная разведка убедила фюрера, что Советский Союз слаб.

– Прошу ко мне, майор! – кивнул Клее и стал подниматься по лестнице чудом уцелевшего в центре города особняка.

В кабинете, сделав приглашающий знак рукой, Клее уселся в кресло у окна, дождался, пока Штанге сядет напротив, и спросил, сложив пальцы в замок у подбородка:

– Так что вам известно об обстановке в городе, майор? Что необходимо знать войскам?

– Мы военная разведка и тайн от командования вермахта у абвера нет, – развел руками Штанге, но Клее пропустил мимо ушей его высокопарную фразу. Словоблудия в штабах и при ставке Гитлера за время своей военной карьеры он наслушался достаточно.

– Наши войска остановлены на восточных окраинах города, майор. – Оберст заговорил медленно, как будто рассуждая вслух. – Сейчас этот город не тыловой, а прифронтовой. И у нас нет возможности проводить здесь оккупационные мероприятия. Нужны иные решения, нужна защита тактических тылов армии. Мы не можем разрушить и сжечь город. Нам нужен порт, нам нужен целый город, нам нужна база для флота.

– Вы правы, герр оберст, – согласился Штанге. – Прифронтовой город требует проведения мероприятий прифронтового характера. Таких же мероприятий, которые мы проводим на месте дислокации армейских частей в местах их боевого расположения. Минимальное количество увольнительных для солдат, круглосуточное патрулирование города. Запрет на перемещение гражданских лиц из местного населения.

– Черт побери, майор, а вопросы снабжения армии? А отдых отведенных в тыл подразделений? В городе должны работать магазины, кафе для офицеров. Элементарный надзор за соблюдением санитарных норм. Нам придется или выселить все население города, или расстрелять его, или разрешить торговать, перемещаться и просто жить. Вы это понимаете?

– Конечно, понимаю, герр оберст, – заверил Штанге. – Тогда нам предстоит блокировать город целиком, чтобы контролировать перемещение населения, чтобы не допустить проникновения в город разведчиков и диверсантов. Придется выдать всем жителям города временные документы и навести учет, но, боюсь, в условиях близости фронта это невозможно.

– Вы – разведка, делайте все, что в ваших силах. Это ваша работа, в конце концов! Я подниму военную полицию. Отныне, несмотря на близость фронта, этот город будет подчиняться гарнизонной жизни. Я оговорю некоторые вопросы с командующим армией. Полагаю, что и вам есть с чем обратиться к руководству.

– Я бы хотел обратиться к вам, герр оберст, – чуть улыбнулся майор.

– Слушаю вас.

– Что здесь делают итальянцы? Я имею в виду моряков из 10-й флотилии.

– Мне сказали, что представители союзников прибыли в поисках места для своей базы. Это согласовано с командованием.

– У меня тоже есть такая информация, герр оберст, – кивнул майор и, наклонившись вперед, понизил голос. – Сегодня на рассвете итальянские пловцы потеряли трех человек. Даже учитывая, что город прифронтовой, как вы изволили выразиться, герр оберст, в черте города мы не имеем потерь среди армейских чинов. А союзники в акватории города несут потери. Что они ищут, герр оберст? И с кем они столкнулись под водой? С русскими пловцами? Вы понимаете, что все это значит?

– Все я знаю, Штанге, и все понимаю! – едва сдерживая раздражение, повысил голос Клее. – Русские диверсанты пытаются прорваться в наш тыл. Не исключено, что моряков из 10-й флотилии прислали именно для того, чтобы обезопасить нас с моря. Если у русских имеются такие же подразделения боевых пловцов, как у итальянцев, то помощь союзников нам очень кстати.

– Мы не располагаем сведениями о подобных подразделениях у русских, – покачал майор головой. – Давайте говорить откровенно, герр оберст. Это в наших общих интересах. Нужно понять, что происходит.

– А не проще вам поговорить с союзниками? – не удержался от ехидного замечания Клее. – Что мешает адмиралу выяснить этот вопрос? Это же братство моряков![2]

– Я непременно передам адмиралу ваше пожелание. – Штанге поднялся из кресла, взял со стола свою фуражку и коротко кивнул.

Сбегая вниз по ступеням, майор сосредоточенно думал о поведении Клее. Или оберст в самом деле ничего не знает, или по каким-то причинам предпочитает хранить сведения даже от абвера? Но ведь итальянцы что-то ищут? Или они прибыли, чтобы узнать, что ищут русские? Кто из них ищет, а кто пытается помешать? И какими разработками занимался Научно-исследовательский центр гидродинамики? Архив вывезен, личные дела сотрудников вывезены. Информации крохи, но все же удалось узнать, что у центра был свой небольшой флот в несколько катеров. И самый большой из них, «Катран», исчез незадолго до захвата города. Где он сейчас? Где его экипаж? Участвовал ли «Катран» в каких-то испытаниях?

«Русские обязательно будут искать то же, что и я, – подумал Штанге. – Но начали они активно – итальянцы понесли существенные потери в первой же стычке. А может, не первой? Затонувший баркас недалеко от берега в районе Анапы – там все произошло. Но, судя по всему, никто там ничего не нашел, раз итальянцы еще здесь. А может, русские взяли с баркаса все, что нужно, и ушли? Сомнительно. Нужны данные обо всех затонувших судах от Таманского полуострова до Новороссийска».

Встреча должна была произойти возле старой водонапорной башни, где образовался стихийный рынок. Здесь не было строений, нет и следов разрушений – битого кирпича и обломков строительных конструкций. Часть пустыря заросла диким кустарником. На другой его стороне сейчас расположились старики и старухи, несколько женщин с детьми, подростки, снующие между ящиками и просто расстеленными на траве газетами. Народ толпился, разговаривал, рассматривал товар, торговался. Продавали все: от старой поношенной одежды до продуктов. В основном овощи и фрукты. Кто позапасливее, выложил мясо и даже довоенные папиросы.

Шелестов в стоптанных ботинках и старом плаще посматривал по сторонам из-под козырька низко надвинутой на глаза кепки. Чтобы слиться с небольшой толпой стихийного рынка, нужно прежде всего не выделяться. Если здесь неожиданно появится молодой крепкий мужчина, это сразу бросится в глаза. Такой человек должен быть на фронте. Или, если он специалист какого-то предприятия или учреждения и имеет бронь, он должен быть в эвакуации. Иначе что такой делает в оккупированном городе? И кто он?

Максим старательно хромал, изображая инвалида. Он сутулился и делал страдальческое, усталое лицо. Связной уже должен был явиться, но Шелестов пока не видел старика с седой бородой и котомкой, на которой была пришита алая в белую полоску заплата.

А если он не придет? Максим старался не думать о плохом, но тревога в его душе постепенно нарастала. Времени на операцию очень мало, враг может узнать о торпеде раньше и успеть захватить ее. Пока есть возможность уничтожить объект так, чтобы фашисты не догадались о его существовании, нужно успеть это сделать.

Если связник от партизанского отряда сегодня не явится, то контакта не будет еще три дня. И три дня пропадут впустую. А если враг что-то пронюхал? Если советских разведчиков здесь ждут? Тогда времени нет совсем.

Связь с партизанским отрядом была нужна по многим причинам. Платов в Москве это тоже понимал. Фактически заложенные базы и подготовленные люди имелись под Новороссийском и в Тамани еще с начала этого лета. Руководство НКВД прекрасно понимало, что неудача под Москвой заставит Германию искать ресурсы для продолжения войны. А для этого им будут нужны плодородные земли, уголь, нефть и железная руда. Значит, главной целью наступления станет юг страны: Украина, Кавказ, Закавказье. И что сейчас происходило в Сталинграде, было лучшим доказательством этого предположения.

Что-то незримо изменилось на рынке. Шелестов еще не увидел ничего подозрительного, но уже почувствовал напряжение. Стараясь не делать резких движений, он попятился назад, прикрываясь кустом сирени. Вот оно что! На рынке появились четверо, нет, пятеро странных людей. Ношеные, но вполне добротные пиджаки, брюки заправлены в сапоги. Хорошие сапоги, почти новые и даже недавно чищенные гуталином. Одинаковые серые кепки надвинуты на лоб. Руки в карманах, головы крутятся, как на шарнирах, вправо и влево.

Немцы! Абвер или гестапо? Почему здесь? Что им тут нужно? Неужели получили информацию о встрече? Надо уносить ноги, пока есть возможность. Лишь бы связник не пришел, лишь бы его здесь не было. И будет ли теперь связь после такого провала, неизвестно. Не пострадал бы партизанский отряд. Да и над группой нависа угроза. Ой, неспроста тут немцы появились.

Шелестов пробрался кустами и торопливо пошел к развалинам. «А ведь я попался, – неожиданно пришла в голову страшная мысль. – Если рынок прочесывают немцы в гражданской одежде, значит, они кого-то ищут. Не исключено, что они и вокруг рынка все оцепили. И уж, конечно, развалины тоже под наблюдением».

Правая рука машинально нащупала под полой пиджака трофейный «вальтер». На душе стало чуть спокойнее.

И тут он увидел котомку. Алая заплата в белую полоску! Человек сутулился и торопливо шел через развалины. Еще секунда, и его спина скрылась за разрушенной стеной.

Шелестов замер на месте. «Не спеши, – остановил он себя. – Надо осмотреться, оценить ситуацию».

То, что он не поспешил за стариком, который наверняка был связником от партизан, спасло жизнь им обоим. Не успел Максим выйти из-за разросшейся густой сливы, как среди развалин мелькнули фигуры двух мужчин в серых пиджаках и в одинаковых серых кепках.

Идти по каменному крошеву без звука невозможно. Это вам не трава. Хруст камня под подошвой слышен на много десятков метров вокруг. Максим прыгнул на разбитую плиту перекрытия и перебежал по ней до оконного проема. Незнакомцы, прижавшись к стене, сначала наблюдали, потом поспешно двинулись следом за стариком.

Перебравшись через подоконник, майор тихо спрыгнул на пол. Здесь почти не было битого камня и можно было идти быстро, почти бежать.

Старик шел быстрым шагом, то и дело озираясь по сторонам. Но его преследователи были хитры и умелы. Вот фигура старика скрылась за поворотом между двумя зданиями. Немцы коротко перебросились несколькими фразами и разделились. Один последовал за стариком, второй перелез через пролом справа и поспешил своей дорогой. Ясно, они хотят взять связника «в клещи» на расстоянии. Хватать партизана они пока не хотят, они ждут, куда он их выведет.

Сейчас это было самым важным. О себе Максим не думал. Группа, случись с ним что-нибудь плохое, все равно задание выполнит. Виктор Буторин все сделает как надо, он опытный разведчик, справится.

Немцам нельзя давать ниточку к партизанам, а от них и к группе. Значит, сейчас любой ценой надо спасти связника, убрать слежку. Любой ценой!

Шелестов смог изучить окрестности рынка и путь отсюда до карьера, где находилась его база. Еще метров пятьсот будут развалины обувной фабрики. К ним примыкают развалины нескольких жилых домов. Потом снова начнутся уцелевшие кварталы. Там он не сможет помешать немцам следить за связником. Тем более что они вряд ли будут ходить за ним весь день. Постараются взять его, если он не приведет их на явку в ближайшее время.

Достав пистолет из-за брючного ремня, Шелестов переложил его в карман пиджака. Оглянувшись по сторонам, вытащил из ножен, закрепленных на предплечье, финку с длинным лезвием. Ступая осторожно, выбирая места, где можно перебежать открытое пространство и снова замереть, он сократил расстояние до немца сначала до двадцати метров, потом до десяти. А вот и удобное место…

Немец шел вдоль стены, поглядывая на спину старика с котомкой. Шелестов прибавил шагу и двинулся по правую сторону руин. Он рисковал опоздать или выйти одновременно со своим противником.