А сам обвиняемый сидел в камере и цокал языком: «Ну Москва, ну столица, ну Москва, ну столица».
Все это было порождением системы, где на первое место ставился процент раскрываемости любой ценой. От этого зависело выплата премий, другие блага, в том числе присвоение очередных званий, а руководство отделения и района меньше критиковали. Это конечно портило сотрудников милиции, но не всех.
Территориальный принцип
За каждым инспектором уголовного розыска закреплялась своя территория, на которой кроме него работали участковые инспектора. Все, что касалась бытовухи, лежало на плечах участковых. И надо сказать раньше спрашивали с них очень жестко. Не дай бог, если на участке произошло бытовое убийство. Самое мягкое, что за этим следовало – это взыскание. А если участковый ни разу не был в этой семье, то могли и уволить.
Большую работу проводили участковые по очистке города от тунеядцев, бомжей, пьяниц.
Злостных тунеядцев пытались устроить на работу. Логика была простая – не работает, а на что живет? Значит ворует. Если тунеядец уклонялся, материалы направляли в суд и это действовало.
На моем участке жил ранее судимый за кражи Суров Валя по кличке «Валет». Нигде не работал, но всегда имел справку, что работает. При этом ни в чем себе не отказывал. Вокруг него вращались сомнительные личности. Сколько сил и времени потратили участковые, проверяя липовые справки. Но результата достигли. И пошел наш «Валет», сменив масть, на зону. Ох, и бесился он, «просто рвал и метал, рвал и метал…»
Бомжей отлавливали по чердакам и подвалам в ходе совместных рейдов участковых и оперативников. Предупреждали о выезде из Москвы по месту регистрации. После третьего предупреждения через суд изолировали в местах не столь отдаленных. Большая часть этих представителей – ранее судимые за тяжкие преступления, которым запрещено проживание в столице. После отсидки, некоторые опять возвращались в Москву. Их опять сажали. Один старожил района 9 раз сидел за «чердак».
Во время рейдов попадались уникальные экземпляры. На ул.Руставели находились дома, которые построили сразу после войны военнопленные немцы. Дома добротные, подвалы просторные. Проходящие в них теплые трубы, как магнитом притягивают бездомных. Осматривая такой подвал с участковым Федосеевым, неожиданно наткнулись на существо из фильмов ужаса. Из темного угла вышел мужчина неопределенного возраста, голый по пояс. Лицо круглое, широкое в обрамлении белых шевелящихся, наверное от сквозняка, волос. Из левой ключицы через кожу торчит металлическая спица. Жуть. Горгона, да и только. Рука невольно потянулась к пистолету. Доставили в отделение, вызвали скорую помощь.
Алкоголиков, от которых страдала семья, направляли в ЛТП (лечебно-трудовой профилакторий).
Город становился чище, на улицах спокойней.
Плохо это или хорошо – это вопрос. Сейчас сказали бы, что нарушаются права и свободы граждан. А тогда эти меры снижали преступность, спасали многих от преждевременной кончины от пьянства, болезней, обморожений.
Со мной на участке работали трое участковых – капитан Леша Наумов, старший лейтенант Николай Растунов и лейтенант Миша Шварц. Последний по национальности был немец. До службы в Армии, проживал в Казахстане (из обрусевших немцев). Если первые двое были серьезными ребятами, то Шварц относился ко всему с юмором, легко. Но работу свою знали и выполняли хорошо.
Однажды, после пятиминутки в отделении милиции, я и Наумов ехали на троллейбусе №3 на опорный пункт. На остановке «Ул. Милашенкова» в троллейбус зашел молодой парень с большим бумажным мешком. Тащил его тяжело. Переглянувшись, решили проверить. Мешок оказался полный стирального порошка с фабрики-прачечной №50, что находилась неподалеку. А это уже хищение социалистического имущества. Сроки за это гораздо больше, чем за кражу личного имущества граждан.
Беседу продолжили в опорном пункте. Отработали по всем преступлениям. Парню предложили оформить явку с повинной, в обмен на интересующую нас информацию. Таким образом, узнали, что недавно в пьяной компании житель района, так называемый «Слава-поэт» проговорился, что знает кто обнес квартиру на ул. Милашенкова. Кличку «Слава-поэт» получил за чтение стихов, которые и стихами то назвать смешно. Но собутыльникам нравилось.
Информацию решили проверить.
Раскрытие
Из всех видов преступлений, на мой взгляд, наиболее сложно раскрываются квартирные кражи. Свидетелей, как правило, нет. Никто ничего не слышал и не видел. Если в сельской местности или небольших городках все на виду, то в больших городах, а тем более в Мегаполисах – это «труба», глухой «висяк». Совершили преступление и в другой город, поминай, как звали. Рассчитывать приходилось на случайное задержание. А если случайность – это непознанная необходимость, то оперативные мероприятия (опрос жителей, составление списка похищенных вещей, информация по всем подразделениям, задание агентурной сети, проверка скупок) и есть та необходимость.
И вот в краже на ул. Милашенкова появилась первая зацепка.
Квартира была обворована на первом этаже. Сам способ необычный. Преступники выломали деревянную лесенку на детской площадке и по ней поднялись через окно в квартиру. Стекло заклеили газетой и тихо выдавили. Жильцы квартиры были на даче и когда вернулись, заявили о пропаже ковра, хрусталя, посуды, золота.
При осмотре места происшествия, сотрудники изъяли след пальца руки с разбитого оконного стекла. Но по картотеке он не значился. Дело зависло. И тут удача. «Славу-поэта» задержали в этот же день. Он жил в соседнем доме. Как всегда, машина отделения была на выезде, и я вместе с участковым повезли подозреваемого в отделение милиции на троллейбусе. По дороге начали его колоть. Чувствовалось, что он напрягся, напуган. В отделении быстро сняли отпечатки пальцев. Оказалось, след с кражи принадлежит доморощенному поэту. Слава начал давать показания. Он хорошо знал потерпевшего с детства. Одно время даже дружили. Задень до кражи, узнал, что квартира будет без присмотра. Об этом сообщил ранее судимому, в том числе и за кражи, знакомому по кличке «Учитель». На дело пошли вдвоем. Все вещи забрал напарник.
Установить, где может находиться второй подозреваемый, большого труда не составило. Его хорошо знал оперативник соседнего участка Антимонов. На задержание на ул. Фонвизина, где по агентурным данным скрывался преступник, поехали поздно вечером. На четвертом этаже горел свет. Дверь хлипкая, звонок не работает. Из квартиры доносилась музыка и пьяные голоса. Постучали, шум сразу стих, но дверь никто не открыл. Ждать не имело смысла. Дверь вышибли ногой, всех уложили на пол, а потом доставили в отделение. Никаких вещей в квартире не оказалось, успели сбыть. «Учитель» вел себя нагло. Все обвинения отрицал, ссылаясь на то, что «Слава-поэт» немножко с придурью и верить ему нельзя.
Уголовникам читать мораль, давить на совесть не имеет никакого смысла. Кроме смеха и ухмылок ничего не добьешься. Обоих задержали на трое суток. За это время необходимо расколоть «Учителя» или его отпустить.
На следующий день вопрос обсуждался на оперативке. Помочь разговорить «Учителя» за две бутылки «сухого», вызвался Моисеев Сергей. Оперативник физически крепкий. Про таких говорят – уличный боец.
Задержанного привели из КПЗ. На вопросы не отвечал, нагло улыбался. На лице застарелые следы асфальтовой болезни. Подозреваемый сидел спиной к двери. Я за столом пытался взять объяснение. Сзади подошел Моисеев. Резкий, мощный удар ногой по печени. От неожиданности я откинулся на спинку стула. «Учитель» ойкнул и стал клониться на правый бок. Сразу же последовал удар ладонью по шее. Болячки на лице как срезало ножом. Допрашиваемый засопел: «Пишите, все скажу». – Сам будешь писать! – подвинули лист бумаги и ручку.
Конечно, для меня, пришедшего в органы практически после института, такие методы допроса были диковаты. Но результат оказался очень действенен.
На следующий день вызвали следователя. На допросе следователь поинтересовалась, не били ли допрашиваемого. «Учитель» оглянулся, у двери стояли я и Моисеев. – Нет, нет, никто не бил, – заторопился он.
Субботник
Незабываемые советские времена. Демонстрации, торжественные вечера, субботники, массовки.
Ко дню рождения Ленина, собрали весь личный состав, свободный от службы в отделении милиции. Надо было привести в порядок кабинеты, отмыть окна, двери. Навести порядок в подвальном помещении. В одном закутке подвала наткнулся на портреты Сталина и членов Политбюро. Я лично против Сталина ничего не имел. Отец, участник войны отзывался о нем хорошо. Продукты дешевели, в стране был порядок.
Из-за долгого хранения, портрет подернулся плесенью, следами от мух. Аккуратно обрезал все лишнее и прибил его на стенку шкафа с торца. При входе в кабинет его не видно. Ну, висит и висит, никого не трогает. Начальство не замечает или делает вид, что не замечает. А я к тому времени был уже секретарем комсомольской организации отделения милиции. И тут неожиданно проверка работы комсомольской организации. Хорошо, перед этим, выпустили настенную газету про будни милиции и работу комсомольцев. Приехал инструктор райкома комсомола. Молодой парень «кавказской национальности», как раньше писали в сводках и ориентировках. Ходит серьезный, выискивает недостатки в работе. Проверяет ведомости.
Зашли ко мне в кабинет. Я – за стол, он с другой стороны. Начал что-то выговаривать, учить жизни. Неожиданно его взгляд упал на портрет Сталина. Ну, думаю «амба»! Но он как-то сразу просиял, заулыбался. Встреча закончилась. А через неделю, я узнал, что комсомольская организация отделения милиции заняла почетное второе место по Кировскому району. Вручили грамоту. Оказалось, что инструктор по национальности грузин. Вот так вождь всех народов из далекого прошлого протянул руку помощи.
Любовь к иноземцам
Меня всегда удивляла повышенная любовь руководителей нашего государства к жителям других стран, особенно развивающихся.
Это сказывалось и на раскрытии преступлений в отношении иностранцев. Дела такой категории сразу ставились на контроль. Создавался штаб, ежедневные отчеты, усиления.
Время двигалось к Олимпийским играм в Москве.
Однажды я дежурил по отделению милиции. Поступил сигнал, что в общежитии на ул. Образцова ограбили и избили студента из Конго. Захватив инспектора УР Ахмедова, на чьей территории произошло преступление, выехали на место. В комнате общежития сидел темнокожий студент с разбитой губой, в рваной футболке.
Выяснили, что потерпевший привез коробку джинсов на продажу. По тем временам это был страшный дефицит. Вообще-то для советских студентов это считалось бы спекуляцией. Но к иностранцам относились более лояльно. Так вот, при очередной сделке, потерпевший лишился всей коробки, получив незначительные увечья. А это грабеж, серьезное преступление.
Быстро уточнили приметы нападавшего и приступили к осмотру комнаты. Кругом беспорядок, по полу разбросаны конспекты, книги. Зацепок никаких. Опросили студентов из соседних комнат, вахтера. Информации ноль. Еще раз вернулись в комнату, провели повторный осмотр. Из-под тумбочки достали учебник английского языка, видно попал туда во время схватки. Спросили у хозяина комнаты. Ему не принадлежит. На одной из страниц – печать библиотеки МИИТа. Время уже за полночь. Решили продолжить расследование на следующий день.
С утра в институт. Девушка-методист подтвердила, что учебник института. Выяснили фамилию студента, а затем и адрес, где он проживает. Владельцем оказался студент-заочник, проживающий в городе Дмитров Московской области.
Взяли дежурный УАЗик и выехали по месту жительства подозреваемого. Начальник отделения милиции приказал взять оружие, мало ли чего может случиться при задержании. Тем более со слов потерпевшего, нападавший был здоровым бугаем.
Едем с Ахмедовым и думаем, как будем брать преступника, просчитываем разные варианты. Вспомнили, как задерживали за грабеж на Огородном проезде местного авторитета Зимина, по кличке «Зима». Ну и здоровый был малый, несмотря на то, что большую часть жизни провел за решеткой. Вчетвером еле управились, болтались на нем, как собаки на медведе. Хотя оперативники тоже не слабые ребята.
Через два часа были на месте, но подозреваемого дома не оказалось. Со слов матери, он работает испытателем на автополигоне.
Подъехали. У начальства уточнили детали. Задержание прошло, как ни странно, тихо. Одели наручники, усадили в машину. Джинсы изъяли. На лице отразилось удивление. Не мог понять, как быстро его нашли.
За оперативное раскрытие Ахмедову сняли выговор, а мне – знак «Отличник милиции
Рейд
В то время Москву замучили кражи колес, лобовых стекол, автомобильных приемников. Не проходило ночи, чтобы где-то чего-то не сняли. Связано это было с дефицитом запчастей. Чтобы купить машину, надо было отстоять на предприятии в очереди не менее пяти лет. А купить запасные части, в том числе колеса – целая проблема.
Преступники действовали группами. Один проходил и срезал резинку с лобового стекла. Следом шел второй, присосками вынимал стекло и ставил его рядом. И уже только третий подбирал стекло и уносил. И если его задерживали, отвечал, что нашел. Поэтому необходимо было брать преступников с поличным. Для этого и существовали рейды с емким названием «Колесо».
Результаты были. Во время одного из рейдов задержали молодого человека, жителя района, пытавшего снять автомобильный приемник. На следующий день, при сопровождении его из КПЗ в кабинет, он оттолкнул милиционера и выскочил на улицу. Малый оказался шустрый и если бы не случайность, на пути оказался оперативник, который его задерживал ночью, ушел бы. Прочистили мозги, предупредили дежурного отделения милиции о склонности задержанного к побегу. Но, как обычно бывает, наступили на одни и те же грабли. Дежурный не передал по смене о происшедшем, не хотел огласки. А на следующий день, при конвоировании, все повторилось. Наручники не одели, задержанный сбежал. Оперативники срочно выехали по месту жительства преступника. Вскрыли квартиру, провели обыск, изъяли автозапчасти с других краж. Оставили засаду. Через несколько дней, поняв, что деваться некуда, послонявшись по подъездам без денег и вещей, явился сам в отделение.
Были и смешные, курьезные случаи. В уголовный розыск пришел с гражданки новый сотрудник – Саша Васильев. А на следующую ночь назначили рейд. Погода стояла мерзопакостная. Слякотный снег, сырость. Март месяц. Васильев попал в группу со мной и Шварцем. Началось негласное наблюдение за неохраняемыми стоянками машин во дворах домов. Часа через три ноги промокли, стала сказываться сырость. Похолодало. Решили согреться. Выпили.