Когда листья желтеют

А Михаила все устраивало. Для него ничего не изменилось, даже стало лучше и вольнее, ведь Анна ему не жена, чтоб «лечить» его. Он наслаждался своей холостяцкой жизнью и регулярным «дружеским сексом» с бывшей.

При всех этих обстоятельствах, несмотря на реальные возможности, женщина не могла начать построение новой жизни, свободной от Михаила. И она чувствовала себя цаплей, увязшей в болоте.

Анна стала задерживаться на работе, чаще ходить в спортзал, на плавание, на выходных уезжать к внуку, чтобы только не видеть бывшего мужа. Но однажды вернувшись, она нашла входную дверь открытой, чувство сильной тревоги охватило ее. Внутри никого не было, стоял затхлый запах сигарет и беспорядок, хуже, чем первозданный хаос: поломанные стулья, разбитый стеклянный стол, валялись пустые бутылки и битые бокалы.  Она пригладила красиво подстриженное каре цвета божоле, глубоко вздохнуло, но это не помогло избежать приближающегося страха.

У нее задрожали колени при мысли, что не сегодня – завтра бывший мужем вернется. Ей стало страшно, почему-то, оставаться с ним теперь с глазу на глаз. Она не чувствовала к нему ненависти, не желала ему зла, но вместе с тем не хотела и его возвращения. Стало приходить осознание, что за годы после развода ситуация, словно под каким-то наркотическим опьянением муха, застрявшая в паутине, не может уже разрулиться сама. Она знала, что, кроме зла и горя, ничего нельзя было ожидать, нужно было принимать конкретные решения. Анна позвонила дочери и сыну, и они вместе решили, что надо продавать квартиру.

Михаил спокойно принял это решение, при условии получения причитающейся ему суммы. Анна была готова  отдать все, лишь бы не видеть его больше. С этого момента Михаил перестал ночевать дома.

… Прошла летняя сессия. В коридоре на факультете было непривычно тихо и пусто. Анна любила это время года. И не потому, что длинные солнечные дни сменяются короткими теплыми ночами; не потому, что деревья в университетском парке пышно убраны в яркие зеленые одежды и повсюду трава усеяна цветастыми огоньками летних цветов. Она любила это время за тишину в стенах Альма-матер. Только один звонкий голос прерывал ее – это поющие высоко в небе или скрытые в ветвях деревьев птицы: маэстро – соловей, утренний жаворонок, веселый болтун – воробей.

А ближе к вечеру музыка лета менялась, вступал хор светлячков, который не смолкали до утра.

В день рождения Жанны с утра шел дождь: теплый и ласковый. Под шатром низких туч воздух становился горячим. Прохладные капли дождя смывали пыль с дорог и листвы, благодаря этому к вечеру ожидалось, что она заиграет еще более чистым изумрудным сиянием. Анна хорошо запомнила этот день.

Утро на кафедре началось с поздравлений, все обыгрывали ее возраст: «Было Жанне 46, можно смело было есть. В теперь ей 47- ягодка полезна всем».

Больше всего, конечно, желали счастья в личной жизни, потому что с этим у все еще красивой блондинки как-то не перло. Мужики всегда вертелись вокруг нее, она уже и со счету сбилась сколько их было, но что-то не срасталось.  Жанна молча готовила кофе для коллег, она так же молча достала из сумки бутылку шампанского и небольшую коробочку с эклерами. Она выглядела какой-то тихой и загадочно-странной.

– Что-то у тебя настрой не на день рождение, – как-то нерешительно спросил Борис, – про возраст думаешь? – предположил он.

Она обвела безучастным взглядом коллег и вдруг, в глазах заиграла какая-то чертовщинка и она, как ребенок, запрыгала и захлопала в ладоши:

– Он спросил размер моего кольца. Мы без пяти минут помолвлены.

– Наконец-то дождалась, – обнял ее Борис, – только пока кольца нет на пальце это еще ничего не значит, – как всегда, неуверенно предположил он.

– Боюсь-таки предположить, шо даже когда кольцо на пальце, это еще ничего не значит, – подлила ложку дегтя в мед Изабелла Юрьевна.

– Ну что вы такие злые, – открывала бутылку Анна, – нам же не по 20 лет. Естественно, Василий спросил не от простого любопытства. Сегодня Жанкин день рождения, он решил сэкономить, в одном флаконе будет и подарок, и помолвка.  А до кучи, Жанка сама же приготовит стол и бутылку купит, не надо на ресторан тратиться. Молодец Васек, – разливая игристое сделала вывод Анна.

– Ну вот как ты так умеешь, вроде и на моей стороне, но твои логические умозаключения бьют по-живому больше, чем прямое «фи».

Все расхохотались и разобрав бокалы и эклеры, расселись на свои места, поглощая угощения.

Вечером того же дня Жанна позвонила Анне и со злостью и обидой выпалила:

– А меня же, подруга, так опустили, что мало не покажется. Этот Васек позвонил, попросил спуститься, типа, он ждет меня в машине. Я в надежде подумала, поедим куда-нибудь и он красиво сделает мне предложение.

Женщина замолчала. Ее пауза была слишком затяжной и Анне пришлось спросить, что же было дальше.

– Эта свинья поведала мне о своей «настоящей и большой любви». Короче, у него есть другая, а со мной было так, «чака-рака».

– А размер кольца? – недоумевала Анна.

– У нее пальцы такие же, как мои. Кольцо было для нее. – Жанна не плакала, просто задыхалась от обиды.

– Да уж, – не нашла, что больше сказать Анна, – пойдем сходим куда-нибудь, все же сегодня твой день рождения, нельзя оставаться наедине с такими мыслями.

– Настроя нет, но, наверное, это лучше, чем сидеть дома и обсасывать, что, как и почему.

Анна поймала такси и всю дорогу размышляла на тему «все мужики козлы»: «Ну вот, что не так? Ладно я, некрасивая, не голливудская модель, вечно всех критикую, смотрю на вещи «с точки зрения банальной эрудиции, мы не можем пренебрегать логическими умозаключениями…», но Жанна? Она же полная моя противоположность. Всегда вокруг нее кто-то крутиться, словно пчелы вокруг баночки с медом. С кем она из-за денег, с кем из-за связей, с кем «по любви»; два раза была замужем, а тоже все не слава Богу. Счастья нет. А если оно вообще счастье, и что это такое и с чем его едят?»

Машина остановилась возле ресторана, Жанна уже ждала подругу у входа. Дальше все было как в забытьи, Жанна пила «с горя», а Анна – ей за компанию, Жанна выливала яд на Василия, Анна – была безмолвными ушами. Она не помнила, как к ним подсели два молодых человека, как она уехала с одним из них.

Утром, открыв глаза, она увидела незнакомого ей мужчину. События ночи постепенно стали всплывать у нее в памяти. Она встала, пошла варить кофе, в голове стучал вопрос: «Как я могла притащить в квартиру кого-то? А если бы здесь был Михаил, или пришел бы ночью, когда я была с другим в нашей постели? Почему в «нашей», святые угодники, мы в разводе, в конце концов. Решено, сто процентов квартира на продажу.»

Она стояла у окна и почувствовала, как сильные мужские руки обняли ее сзади. Ей вдруг стало плевать, что кто-то может увидеть их с улицы. Она не испытывала никаких чувств к этому человеку, она даже не помнила его имени, то ли Валерий, то ли Виталий, это было не важно, срабатывал какой-то животный основной инстинкт. В этот момент с этим парнем было хорошо, но она точно знала, что не хочет больше видеть его и тем более встречаться с ним.

– Дай мне свой номер, – словно прочитав ее мысли попросил молодой мужчина.Анна взяла его телефон и стала набирать свой номер. В комнате раздался звонок, женщина утвердительно посмотрела на гостя и, незаметно удалив свой номер из «набранных», протянула телефон толи Валерию – толи Виталию.

– Мне надо на работу, я провожу тебя до остановки, – выпалила она и стала быстро натягивать платье.

– Мы увидимся сегодня вечером? – искренне, заинтересованным голосом спросил мужчина.

– Созвонимся, – только и ответила Анна.

Она поспешила на кафедру увидеться с Жанной. Лаборант была абсолютно спокойна, словно ничего и не произошло вчера, только сказала тихо:

– Я все думала, за что мне это?! Наверное, это наказание за все то, что я делала с мужиками. Так сказать, бумеранг ударил по башке. И знаешь, я решила, мне не надо больше эти мимолетные встречи и какие-то призрачные отношения, которые и отношениями трудно назвать.

8 лет назад

Они знали друг друга с детства, и они были больше, чем просто приятельницы. Друзья не разлей водой – так можно было сказать про них. Сначала их знакомства Жанна видела в Анне друга – покровителя, который давал ей чувство защищенности. Она была словно маленькая рыбка – прилипала, которая сопровождает огромную морскую рыбину, чтобы полакомиться остатками ее трапезы. И сытно, и безопасно – кто же обидит эту громадину? Она уступала в любых спорах, можно даже сказать, потакала Анне, с которой, в принципе, было спорить бесполезно, слишком виртуозно и логично она расставляла все точки над и.

Со временем они стали, как две капли воды. Между ними было такое родство душ, которое и между родственниками нечасто встретишь.

Когда у Жаны резко менялось настроение, Анна старалась ее успокоить и понять. Жанна часто заглядывала в прошлое и ужасно боялась будущего. Заботливая Анна всегда находила нужные слова и даже какие-то вещи, если Жанне это было необходимо. В свою очередь, Жанна тоже была полезна Анне. Она всегда поддерживала подругу, всегда внимательно выслушивала, сочувствовала, давала взвешенный совет.

Но были у них по жизни и разногласия. Критика Анны личной жизни подруги иногда вгоняла Жанну в настоящую депрессию, и она чувствовала себя какой-то неполноценной. Но обиды быстро забывались.

У Анны всегда было стремление к развитию, неустанные поиски смысла жизни, желание постичь мир и его законы, и Жанна, слишком ленивая, чтобы в этом разбираться самой, с удовольствием слушала о «копаниях» подружки.

После очередного разрыва с «мужем» Жанна предложила подруге съездить куда-нибудь, развеяться. Очень кстати она случайно в соцсети нашла старую студенческую приятельницу Снежану, живущую в Италии, и бывшие однокашники решили встретиться где-то на Апеннинах.

Они выбрали север Италии – отворот итальянского «сапога», страну Альп, рай для горнолыжников и самый интернациональный регион страны.

Молодые женщины остановили свой взгляд на Бергамо с его средневековой атмосферой, узкими улочками и очарованием подножия Альп. К тому же от сюда одинаково удобно было добираться и до Милана, и до Венеции.

Они остановились в небольшой отеле со смешным названием «Голодный художник». Это даже не была гостиница в полном понимании этого слова. Это был жилой дом, в котором комнаты сдавались в наем. Хозяин гостиницы жил здесь же и был, и администратором, и носильщиком, и официантом.

Это был типично итальянский дом из песчаника, сверху покрытый штукатуркой и покрашенный в белый цвет, с черепичной крышей, маленькими окнами и террасами. Здание было построено в виде полого квадрата. Внутри располагалось патио, площадь которого была вымощена терракотовой плиткой, а в центре красовался фонтан и несколько огромных амфор с цветами. Женщинам нравилось вечерами сидеть во внутреннем дворике, распивая Франчакорту, было тут какое-то ощущение спокойствия, умиротворённости, романтизма, уюта и блаженства.

На следующий день они собирались поехать в Венецию и надо было уточнить у хозяина как туда лучше добраться.

– Анька, давай ты иди, ты можешь разговорить любого, и мужикам ты нравишься, – предложила Снежка.

– Ты язык знаешь хорошо, а не я. И потом кому я нравлюсь? Если кто и нравиться, то это Жанка, пусть она и идет, – парировала Анна.

– Хм, да они со мной только потому, что ты так горда и недосягаема, что куда уж какому-то среднестатистическому Ваньке дотянуться до небес, – без обид ухмыльнулась Жанна.

– Что за чушь? – возразила Анна.

– Никакая и не чушь, знаешь почему я перестала тебе показывать моих воздыхателей? Потому что они как тебя увидят, начинают о тебе расспрашивать. Знаешь, как это бесило. Нее, я, конечно, тебя люблю и всегда тобой восторгалась. И, если честно, мне было приятно что нас сестрами считают. Но это беси..ло, – улыбаясь, растянула Жанна и приподняв голову закатила глаза.

– Было б чем восторгаться? Правда, чем выше летаешь, тем больнее падать. Так и я, мордой об асфальт, и надо ж было отвергнуть положительных и состоятельных и вляпаться по самые помидоры с Михаилом.

– Да ладно тебе прибедняться, – отозвалась Снежана, – Мишка – нормальный еще, у него ж нет на стороне сына – одногодки с твоим Олегом, как у моего Дэна. Ты слишком многого от него хочешь. Правда, помнится, ревновал он тебя по-страшному, ну так это от того, скорее всего, что любит, – сделала она вывод.

– Не чувствуя я ни его любви, ни его ревности. Ну во всяком случае, я как-то представляю себе любовь немного иначе, – вздохнула Анна, – ладно, кто идет к «сеньору Помидору»?

– Ты и идешь, – хором произнесли Жанна и Снежка, и засмеялись от этого.

Анна покачала головой:

– Что вы вечно всего боитесь? Да, он хозяин гостиницы, но он – простой человек. И потом, надо же не соблазнить его, а спросить, как лучше добраться до Венеции.

И она ушла на «переговоры».

Только за ней закрылась дверь, как Снежана выпалила:

– Это ж надо так критически относиться ко всему вокруг, включая саму себя. Она что реально не видит, что мужики смотрят на нее и слюной исходят?

– А что ты удивляешься, так всегда было, – спокойно ответила Жанна, разливая «Шардоне» по бокалам, – думаю это из-за ее близорукости. Я ж всегда ее глазами была. Она ж очки когда стала носить? Лет 25 ей было, а до этого, как слепая курица ничего и никого не видела. Идет, задрав голову, по сторонам не смотрит, а что смотреть, если ни хрена не видишь, – она засмеялась, – скорее всего из-за этого и сложилось общественное мнение, что Анька – ого-го, гордая и непреступная. А еще это вечное «спасибо за вечер».

– В смысле? – Не поняла Снежана.

– Ну каждый раз, когда ее кто-то провожал, она всегда говорила: «Спасибо за вечер, было приятно». Парень у нее: «Ну так дай телефончик, завтра встретимся». Ха-ха, не тут-то было, знаешь, что она говорила? «Зачем начинать, если нет будущего». Вот и вся «любовь». А вообще она простая, только об этом знают ну очень близкие люди, – сделала заключение Жанна.

«Простая» Анна шла к апартаментам сеньора Росарио, расположенные на втором этаже отеля. Ей вспомнилась встреча с президентом страны во время его посещения университета, как все тогда обомлели и были в шоке от того, как она так спокойно, словно старые приятели вела беседу с главой государства. «Ну а что пресмыкаться и вытягиваться по струнке?! Обычный мужик только немного удачливее других» – усмехнулась она.

Дверь открыла какая-то без возрастная «латинос» и на плохом итальянском сказала, что сеньор Росарио работает в кабинете. Анна вошла в комнату.  Хозяин явно был фанатом стиля «ар-нуво». В интерьере не было ничего стандартного, только уникальность и буйство фантазии дизайнера, много пространства и ощущение простора. Ей казалось, что она попала в одну большую живописную картину, в которой гармонично сочетаются все детали. Комната воспринималась, как единое целое.

Она рассматривала одну из картин на стене. Художник создал чувственный и утонченный женский образ, украшенный сложными узорами и позолотой.

– Это Густав Климт. Оригинал, – услышала она у себя за спиной.

Женщина повернулась, «сеньор Помидор» стоял слишком близко, она даже могла слышать его дыхание.

«Как это он так неслышно подошел?», – мысленно удивилась она и посмотрела на его ноги. Он был в домашних войлочных тапочках и красивых шелковых в клетчатом узоре ланч брюках, на шее был повязан шелковый платок, руки были в карманах мягкого роскошного кардигана.

Он не был типичным итальянцем: не был смуглый, кареглазый и темноволосый.  Сеньор Росарио был итальянец с севера с лишь немого тёмными глазам и   с более бледной и прозрачной кожей. На вид ему было лет 55, удлиненные седеющие вьющиеся волосы красиво спадали до плеч, он был гладко выбрит, элегантен и окружён едва уловимым приятным ароматом.

– Я несколько не сомневаюсь, сеньор Росарио, что это оригинал, – Анна когда-то в университете изучала итальянский и сейчас была довольна представившемуся шансу попрактиковаться.

– Сеньора Анна разбирается в искусстве?! У меня в кабинете есть еще несколько полотен современных художников модернистов, – его голос был бархатистый, немного эротичный, с какими-то сексуальными нотками, что придавало и без того мелодичному итальянскому языку своеобразную томность, – не хотели бы взглянуть?

Его похотливый, многообещающий взгляд раздевал ее, наверное, так смотрел Дон Жуан или Казанова на своих женщин.

Анне стало забавно. В голове всплыл разговор с подругами.

«Интересно, это он так смотрит на меня «на меня»? Или он так бы смотрел на любую более-менее приличную «клюшку»?! А еще говорят французы ловеласы, по сравнению с «итальяшками», они мальчики в коротких штанишках».

– Я здесь не за этим, сеньор Росарио, – Анна тоже томно взглянула на него, – но, с удовольствием посмотрю. Где еще в частных коллекциях я увижу современных модернистов…в оригинале?!

Ей стало даже интересно, как далеко решится зайти «сеньор Помидор».

– Скорее, я бы назвал их постмодернистами.

Анна почувствовала мягкое прикосновение мужской руки на своей талии, другой Росарио показывал на картины:

– Это направление в искусстве, отражающее поиски современными художниками новых смыслов, сеньора Анна. Эти поиски – ответ на кризис классической культуры, понимаете, – он крепче обнял талию женщины, – что мы видим вокруг, пошатнулся религиозный фундамент, возник кризис гуманистических идей…У вас приятный парфюм, сеньора, – вдруг сказал он не к месту. – Это «Опиум»?! – утверждающе спросили он и совсем близко приблизил свой большой итальянский нос к ее уху. – Да, я узнаю этот глубокий, мощный, насыщенный запах ванильного кофе в сочетании с апельсином, но смешиваясь с вашей кожей, у него появились какие-то особые нотки.

– Да что вы говорите?! – она явно дразнила его своим бархатисто-проникновенным голосом, ее забавлял этот флирт. Она коснулась его руки, – и давно вы коллекционируете живопись?

– В спальне у меня еще есть кое-что из классики, – взгляд «сеньора Помидора» поплыл от предвкушения плотских удовольствий.

И вдруг учительский менторский тон Анны ввел его в ступор:

– Спальня слишком сакральное место, чтобы туда приглашать посторонних, – властно-механический голос женщины был словно ведро холодной воды, вылитое на разгоряченное тело мужчины.

Роковой обольститель сделал несколько шагов от Анны и смотрел на нее, моргая своими длинными черными ресницами. Он не понимал, что происходит, для него, художника по своему внутреннему содержанию, процесс обольщения представлялся абсолютно естественным как дыхание; погружаясь во флирт, итальянец в очередной раз влюблялся, и не именно в эту женщину, он влюблялся во все прекрасное, в природу и он был абсолютно уверен, что она чувствует то же самое.

В комнату вошла «латинос» и доложила о приходе сеньора Жиромо, который не замедлил тут же войти и прямиком со словами «чао, бамбино» направился к Росарио, обнял его и страстно поцеловав, осведомился о женщине. Анна, видя незадачливый вид хозяина, ответила сама за себя:

– Я одна из постояльцев отеля, пришла узнать, как добраться до Венеции? – она давилась от смеха.

– Все очень просто, сеньора, – и Жиромо, как типичный итальянец со всей открытостью, темпераментом и активной жестикуляцией стал объяснять, как доехать до Жемчужины Адриатики.

Анна возвращалась к подругам в странном состоянии. Сеньор Росарио явно оказывал ей знаки внимания несмотря на то, что он обладал феноменом человеческой сексуальности, который Анна принимала, но не могла постичь, но дело было даже не в этом.

«Ну это же был не флирт, – думала она, – это мое нормальное поведение. Но он то подумал, что я с ним заигрываю. Зачем я так? Ради чего? – стучало в голове, – ведь мне не надо было от него ничего. Но он то подумал, что я хочу его. Блин, а если бы это видел Мишка? Может Снежка права, и он действительно меня все время ревнует. Я знаю, что ничего нет, ну вопрос: что он там себе в голове придумывает. Лучше вообще разговаривать с мужиками, как просто с какой-то мебелью, по-деловому. Так будет спокойнее.»

…

Вечером Анна вернулась домой, подушка еще пахла незнакомым мужчиной. Она сменила пастельное белье, чтоб ничего даже не напоминало об одноразовой встречи.

Далеко за полночь ночную тишину пронзил телефонный звонок. Анна открыла глаза и сначала не могла понять это наяву или она все еще во власти Морфея. Звонок настойчиво требовал ответа. Женщина нащупала телефон на ночном столике, сдвинула кнопку и услышала вызывающее:

– Спишь? – тон Михаила был с издевкой. Он явно был на свидании с зеленым змием.

– Нормальные люди все спят в это время, – как можно спокойнее ответила Анна.

– А мне фиолетово с кем ты спишь, – по-хамски рявкнул бывший муж и бросил трубку.

Позабытые бабочки снова напомнили о себе, защекотав в животе. Снова она в замкнутом круге панической атаки, снова покой и гармония покинули приют ее души, снова чувство страха долбит дятлом в голове. «Сколько это может продолжаться? – стучало в висках, – когда уже он даст мне спокойно жить?»

Она зажгла лампу, спать уже не хотелось, да и не моглось. Она подумала об ароматном крепком кофе, который возможно приведет ее в чувства и о коньяке для успокоения. Дойдя до кухни, она нажала кнопку «Мое кофе» на панели кофеварки и запах молотых зерен стал медленно проникать в ее ноздри.

Она медленно пила бодрящий напиток и пыталась понять, что не так в ее жизни, почему бывший муж не отпускает ее.

10 лет назад

Анна крутилась в постели и не могла уснуть. Михаил, скорее всего, где-то завис с каким-нибудь очередным другом. Чувство тревоги, словно дрожжевое тесто, замешанное на беспокойстве о муже, сдобренное напряжением и страхом, подогретое его не отвечающим телефоном, выросло в огромный ком, который душил женщину до тошноты, до мышечных спазм, до боли в голове, в животе, в сердце.

Звонок в дверь положил конец ее навязчивым мыслям и опасению. Анна прекрасно знала, что она сейчас возможно увидит, ничего он уже не может выкинуть, о чем она не предполагает, просто уже нечем удивить. Женщина открыла дверь, Михаил переступил порог и потерял сознание. Единственное, что могла она увидеть в падающем муже, это то, что у него нет глаза. Она старалась не закричать, чтобы не разбудить детей и стала ртом хватать воздух. На кожаной куртке была грязь и пятна крови, рукав был порван. И это был ее муж, человек, которые был так внимателен к своему внешнему виду. Был, когда трезв. Анна собрала волю в кулак и стала затаскивать двухметрового здорового детину в комнату, чтобы уложить его на кровать. Она хорошо знала мужа, скорее всего он схлопотал не потому, что был пьян, а потому, что вел себя неприлично, хамил, оскорблял кого-то. В нем словно жили два человека: один – скромный, даже застенчивый трезвый парень, а другой – наглый, грубый, банальный алкаш.

«Если он потерял глаз, он не сможет работать. Если он не сможет работать, он будет пить. Если он будет пить…», – Анна строила логическую цепочку, прогнозируя будущее, но закончить ее не смогла. Врожденное чувство справедливости зародило обиду на мужа и жалость к себе. Она заплакала.

«Ну ведь он должен был измениться, должен был повзрослеть, должен был стать ответственным», – недоумевала ОНА.

«Кому он должен? ОН никому ничего не должен. И почему ты вообще решила, что он должен изменить. Это его натура, ему и так хорошо, и ты знала какой ОН», – возмущался внутренний голос.

«Знала, но надеялась», – вздохнула женщина.

«А он, возможно, считает, что ты слишком серьезно относишься ко всему.  И не понимает, как можно отказаться встретить рассвет на море, распивая бутылку шампанского в знак приветствия нового дня, или купить билет на первый попавшейся поезд и позавтракать в другом городе. Романтика!» – дразнил ее разум.

«Романтика, – грустно повторила она, – когда не надо думать за детей, за быт, за дом, а быть фестивальным бродягой… Знаю, что у всех свои тараканы».

«Главное, чтобы ваши тараканы дружили и смотрели в одну сторону», – хихикнул внутренний голос.

«Мы просто слишком разные. По молодости этого не замечали, а с годами прореха между нами увеличилась до пропасти. И не один из нас ни то, что не хочет, уже не может себя изменить».

«Поэтому, надо развестись», – сделал вывод внутренний советчик.

Так впервые за 15 лет совместной жизни промелькнула мысль о разводе. Из своего внутреннего диалога Анна стала понимать, что чувство обиды возникло не сегодня, постепенно, капля за каплей уже много лет это чувство наполняет ее чашу терпения. Обида, порожденная несоответствием ожиданий о каком-то должном, по ее мнению, поведении Михаила с тем, как он ведет себя в действительности.

Утром у Михаила было «моральное похмелье», ему было стыдно за свой вид, за свое вчерашнее поведение. Глаз был заплывший, словно у боксера на ринге, получившего нокаут. Три дня он лежал, отвернувшись лицом к стенке, ни с кем не разговаривая. Постепенно отек с глаза спадал и становилось очевидно, что глаз мужчины цел и невредим. После этого инцидента Михаил остепенился, Анна не начала разговор о разводе, в надежде, что все может измениться к лучшему…