Без права на возвращение

Доктор расценил стремление своего пациента к миролюбию и безмятежно спросил, оглядывая углы палаты, будто там кто-то прячется:

– Кто? Кто вас удерживает?

– Не знаю, – пожал плечами Орлов, – выскочили у дверей на выходе из коридора ниндзя какие-то, укололи в шею, скрутили и в кровать уложили.

Он излагал события вчерашнего ночного происшествия в той последовательности, которую помнил:

– И этот, с жёлтыми снежинками. Куда он их собрался клеить? Новый год давно прошёл.

– Молодой человек, – умилительно, словно жалея его, пропел «колобок», – в нашем коридоре нет дверей на выход, сообщение между этажами только на лифте или эскалаторе для персонала и тяжело больных.

– Как это нет, вчера были, а сегодня нет? Там у вас ещё летний садик в миниатюре, – возмутился Андрей и добавил, – с водопадом. Вам показать?

– Ну, если настаиваете? – улыбнулся доктор, выставляя ладонь и пропуская его вперёд. Пока они шли по коридору, он тихо бормотал что-то про «артериовенозную мальформацию и аневризму, дефицит памяти и психическое расстройство».

Пройдя ещё несколько шагов, Орлов упёрся в стену. «Не понял, где ресепшен?» Он провёл по стене рукой, шершавая поверхность щекотала ладонь, повернувшись к доктору, спросил, глядя прямо в глаза:

– Вчера здесь стоял белый стол и зелёная зона …, где они?

– Здесь никогда не было никаких столов, и в этом нет никакой надобности. Кого тут охранять? Тупик? Может быть, Вам всё-таки задержаться у нас, хотя бы на короткое время?

Андрей, ничего не сказав, обошёл доктора и зашагал в палату.

Вечером зашла медицинская сестра, всё также молча, сложила таблетки на прикроватную тумбочку и протянула стакан с водой. Он забросил капсулы в рот, сделал несколько глотков и лёг, но как только женщина вышла, выплюнул таблетки на ладонь, у него на вечер были другие планы. Ближе к полуночи, когда движение за дверью прекратилось, Орлов осторожно приоткрыл дверь и вышел в коридор. Одно из двух: либо они успели замести следы, хотя он понимал, что это за одну ночь невозможно сделать, либо у него галлюцинации, и ему надо продолжать лечение. А как быть с Шефером? Он же ждёт его.

Всё так же призрачно отмечали его путь больничные светильники, пока Андрей добирался до злополучного тупика. Дойдя до конца коридора, он ещё раз огляделся: нет ни стола, ни двери, ни журчащего ручейка, посмотрел вверх – ничего, что привлекло бы его внимание. «Не бывает столь реалистичных видений, даже если разум затеял с ним неравную игру», – подумал Андрей и присел. В том месте, где, по его убеждению, стоял стол, он нащупал в напольном покрытии четыре явных углубления из-под стоявшего здесь ранее стола. Озноб пробежал по спине, хотя в помещении было душно, Орлов обратился к противоположной стене и провёл рукой, место неровности в штукатурке совпадало с ранее выступавшим из стены водопроводным краном. «Зачем им вводить меня в заблуждение? И как они ухитрились за столь короткий срок всё завуалировать? Надо уходить отсюда, чем быстрее, тем больше шансов на успех».

Неопределённость мучила и пугала одновременно. В противоположном крыле длинного коридора, равноудалённом от его палаты, горел слабый свет.

Осторожно ступая, Андрей двинулся туда, стараясь держаться стены, на которую не падало слабое свечение тусклых ламп.

Шкаф, стол, стул – ничего интересного, камеры слежения отсутствовали, на столе лежали папки с бумагами, перекидной календарь. На краю столешницы – органайзер: пара ручек, нож для бумаги и прилепленная к поверхности стола «напоминалка» о грядущем событии на завтрашний день… А какой у нас день завтра? Он внимательно посмотрел на календарь. Что?! Этого не может быть! Он пробыл здесь не двое суток, а две недели.

Дрожащими от возбуждения руками Орлов открыл ящик стола. Ключ! Наблюдая перед собой только одну замочную скважину, он не стал медлить. Дверца шкафа открылась. Сумка! Его дорожная сумка!

Внезапно послышались приближающиеся шаги. Стараясь не издавать шум, Андрей выхватил планшет и прикрыл дверь шкафа, возвращать ключ в ящик было поздно. Он метнулся в нишу, которая образовалась между мебелью и стеной.

Кто-то, невидимый ему, подошёл к столу, раздался скрип отодвигаемого стула. Через короткое время шелест бумаги сменился звуком выдвигаемого ящика, раздались глухие стуки. Судя по всему, в столе что-то искали, и наиболее вероятно, что объект поиска зажат сейчас в его руке. Наступила тишина, ночной гость поднялся и послышались удаляющиеся шаги, которые вскоре затихли.

Андрей вышел из своего сомнительного укрытия и, осторожно ступая, выглянул в коридор. Прямо ему в лицо глядели широко раскрытые глаза женщины, он схватил её за предплечье и рванул на себя, закрыв ладонью рот, и прижимая к стене.

– Мне нужно уйти, покажи, как это можно сделать? – Орлов ослабил хватку ладони у рта. Несмотря на приступ испуга, она отрицательно покачала головой. Продолжая удерживать её, Андрей дотянулся до стола, вытянул пластиковый нож и, приставив к горлу женщины, по слогам произнёс:

– Я вынужден буду убить тебя, если не поможешь мне, даже не сомневайся.

Его прошлый жизненный опыт позволял ему это сделать. Будучи мягким и спокойным по натуре, Орлов успел побывать в ситуации, когда цена его жизни была тождественна чьей-то смерти, и он всегда выбирал собственную жизнь. Кажется, она ему поверила, прочитав решимость в его глазах, прижатая к стене жертва, согласно кивнула головой.

Чуть позже, когда он, выпрыгнув из окна первого этажа, бежал среди деревьев, а за спиной, одно за другим, словно праздничная иллюминация, вспыхивали ярким светом окна серого приземистого здания, стало понятно, что для его невольной спасительницы долг оказался превыше всего. Возможно, это был её страх перед теми, чьё указание на его удержание было нарушено. На случай возможной погони, он резко сменил направление движения, уходя влево под прямым углом, шум города удалялся, а с ним удалялся и порт, откуда он планировал изначально отбыть на пароме…

…Ровно в шесть утра Андрей проснулся, быстро умылся и спустя полчаса стоял у стойки регистрации на рейс. В зале отлёта, сквозь стеклянные витражи было видно, как к зелёному брюху Боинга подают трап. Что ждёт его там, на родине? Его интуиция молчала.