
– Чего ты стоишь, как пень? – зашептал он. – Давай быстрей сюда.
Я сошла с асфальтовой дорожки и засела в кустах рядом с Чугунком.
– До чего ж ты шпионские фильмы любишь, – покачала я головой.
– Упыря ищешь?
– Ну, ищу.
– Зря. Он из города смылся. Он и еще трое: Федька, Ромка бритый и Колян. Между прочим, все, кто был в беседке, когда Зюзя на Сенькиной фотке номер записывал. Соображаешь? Парни учуяли, что жареным запахло, и тю-тю. Зюзю кончили за этот номерок, гадом буду, и если б парни вовремя не смылись, мы б имели еще четыре трупа.
Я посмотрела на его физиономию, пытаясь убедить себя, что Васька ужасный выдумщик, а его фантазии с лихвой хватило бы для написания как минимум сорока произведений детективного жанра, причем врет он так самозабвенно, что сам себе начинает верить, а потому и боится. Именно по этой причине в его глазах в настоящий момент плещется самый настоящий страх, и все-таки я перепугалась, потому что не так давно то же самое говорил Родионов.
– По пустынным местам ходить завязывай, – вдруг заявил Чугунок. – Конечно, мы начеку, но и ты дурака не валяй.
– Вы – это кто? – нахмурилась я.
– Мы – это мы, и не придуривайся. Кто с убийцей в коридоре нос к носу столкнулся? То-то.
– А ну, марш домой! – немного похватав воздух, заорала я.
Чугунок ринулся в сторону кустов сирени, а я выбралась на аллею и… непроизвольно огляделась. А Чугунок-то прав, я ищу Синий пиджак, а он, очень вероятно, ищет меня… Тут я расправила плечи, вскинула голову, зловеще ухмыльнулась и подумала: «Ему же хуже», – после чего, печатая шаг, направилась к клубу.
В дверях стоял охранник. Когда-то он вместе со мной учился в спортшколе, правда, занимался не гимнастикой, а боксом, и был года на два старше.
– Привет, – сказал он и улыбнулся. – Своих высматриваешь?
– Ты Дылду видел? С Упырем ходит, длинный такой, похожий на карандаш.
– Здесь.
– Вызови его, только не говори, кто спрашивает.
Охранник крикнул в распахнутую дверь:
– Дылду найди, пусть выйдет. – И подмигнул мне.
Я отошла от двери и присела на корточки, оттого, наверное, появившийся Дылда не сразу меня увидел, сделал несколько шагов и теперь вертел головой во все стороны. Я тихонько свистнула, Дылда опустил взгляд и вдруг сорвался с места, но реакция у него не чета моей: я, ухватив его за руку, резко выпрямилась и на всякий случай двинула ему по коленной чашечке, чтобы он не вздумал убегать. Дылда с ужасом огляделся, потом нахмурился и спросил:
– А где менты?
– Ты что, спятил? – обиделась я. – Отойдем-ка в сторонку.
Мы прошли в соседний двор и устроились на скамейке.
– Ну? – Дылда успел прийти в себя и теперь, конечно, злился.
– Где Упырь?
– А я почем знаю? Я ему что, папа, чтоб он передо мной отчитывался?
– То, что у него ума хватило сообразить, что он рискует, хорошо. Плохо, что шаги он предпринял неправильные. В бегах деньги нужны, а где они у твоих дружков, соображаешь? Им надо идти в милицию и рассказать про машину. Убийцу найдут, и Упырь с дружками смогут жить спокойно.
– Ага, вот ты ему об этом и скажи.
– Обязательно. Передай Упырю, что я хочу с ним встретиться. Обязательно передай.
– А где я тебе его найду?
– Ты уж постарайся. И имей в виду: плохие дяди могут найти его раньше, так что торопись. Дружок твой в опасности, и я, кстати, тоже. В общем, нам есть о чем поговорить.
Дылда сидел мрачнее тучи, а я, похлопав его по плечу, отправилась восвояси. По дороге, взглянув на часы, вспомнила, что Родионов ждет меня в десять возле стадиона, и ускорила шаг.
Возле нашего подъезда сидела неизменная троица с Кузей во главе, все слегка запыхавшиеся, значит, опередили они меня ненадолго, как видно, идиотская мысль охранять меня прочно угнездилась в их светлых умах.
– Домой, – кивнула я. – Кузю в будку.
– Пусть он у нас поживет, – сказал Сенька. – У него кашель.
Кузя отвел взгляд, потому что в отличие от своих друзей врать еще не научился.
– Хорошо, – согласилась я, – будем лечить. – Все трое испуганно переглянулись, а я злорадно хмыкнула. В квартире, не обращая внимания на мальчишек и собаку, я прошла в ванную, быстро переоделась и громко заявила: – У меня свидание с милиционером.
– С участковым? – спросил Чугунок, который сидел на кухне и пялился в окно.
– Почему с участковым? – насторожилась я.
– Потому что он шастает под окнами и все поглядывает сюда… а когда мы во двор вошли, он сидел возле песочницы, увидел нас и спрятался. Вот придурок…
– Ты у меня схлопочешь, – погрозила я кулаком, а Васька расплылся в улыбке:
– Дарья, а участковый-то влюбился…
– Дурак, – не выдержала я. Сенька тоже полез в окно, поглядел немного, потом перевел взгляд на меня.
– Ты же говорила, замуж тебе еще рано… – сказал он с обидой.
– Они все так говорят, – заявил Чугунок и вздохнул: – Но участковый нам совсем не годится, правда, Сенька? Дарья, помнишь – у тебя крутой был, на «мерсе» приезжал, тот мне больше нравился.
– Отвяжись, – махнула я рукой и, прихватив прыгалки, выскочила из подъезда. Андрюха прохаживался по тротуару возле нашего подъезда.
– Добрый вечер, – заулыбался он. – На пробежку?
– Ага…
– Провожу маленько, мне как раз в сторону стадиона, с Иваном Петровичем побеседовать хотел… А в шестом доме два стекла вышибли… мальчишки в футбол играли. Стекла уже вставили. А так никаких новостей.
– Это хорошо, – порадовалась я. – Я не стекла имею в виду… В общем, ты понял.
– Конечно, – вздохнул Андрюха. – Так что участок у меня неплохой. Люди приветливые, помогают.
– Как же тебе не помочь, когда ты здесь вырос?
– Даша, – позвал он и запнулся.
– Чего? – спросила я.
– Пойдем завтра в кино?
Я сбилась с шага, а потом и вовсе замерла на некоторое время.
– В «Художке» «Звездные войны». Полная версия.
«Точно, влюбился, – прошелестело в моем мозгу. – В кино зовет». Я посмотрела на Андрюху внимательнее. Нос пуговкой, веснушки россыпью, вообще-то он симпатичный…
– Слушай, – вздохнула я. – Зашел бы ты завтра ко мне на работу. Разговор есть. Какой-то идиот додумался возле школы пустить грузовой транспорт, чтоб проспект разгрузить. И теперь мимо нас с утра до вечера грузовики гоняют. Надо что-то делать.
– Хорошо, – вздохнул Андрюха, – зайду. А в кино?
– В кино пойдем в субботу. Сенька с Чугунком будут рады, – добавила я, едва не брякнув: «И Кузя». Мысль о Чугунке пришлась весьма кстати. – Андрей, – сказала я. – На улице Гоголя, дом пять, квартира двенадцать проживает гражданка Сорокина.
– Самогонкой торгует?
– Точно. Ты ее пугни малость, чтоб из запоя вышла.
– Со мною уже Иван Петрович беседу проводил.
– Вот и хорошо, значит, ты все понял…
– К административной ответственности ее привлечь надо.
– Ага. У нее трое детей. Старшему восемь, младшему одиннадцать месяцев.
– Таких, как она, надо материнства лишать.
– Лишат, а что дальше?
– Ну… в детском доме по крайней мере сыты будут.
– Я раньше тоже так думала, – вздохнула я. – Ты помнишь, как твоя бабушка тебя в школу провожала? Ты идешь, а она следом в кустах прячется.
– А это здесь при чем? – обиделся Андрюха и даже покраснел, наверное припомнив, как над этим фактом потешалась вся школа.
– А при том, что, когда ты был маленький, тебя любили, – усмехнулась я.
В этот момент мы как раз подошли к стадиону. Я огляделась, высматривая Родионова, а Андрюха топтался рядом.
– Я к Ивану Петровичу на полчасика, – сказал он. – Могу сюда зайти…
– Ты как твоя бабушка, – нахмурилась я.
Андрюха рванул, точно ошпаренный, а я вошла в открытые ворота. На скамье справа сидел Родионов и приветливо улыбался мне. Не знаю, что он имел в виду, собираясь бегать со мной трусцой, но если в его намерения входило разжиться кое-какими сведениями, то он здорово просчитался. Говорить Родионов не мог, берег дыхание, к тому же, чтобы заговорить с человеком, надо для начала его догнать. В общем, с точки зрения следствия вечер у Родионова прошел впустую, зато для здоровья польза. После пробежки он отправился провожать меня домой и тут уж ввернул несколько вопросов, но отвечала я на них так отрешенно и даже двусмысленно, что сама с трудом понимала, что, собственно, имею в виду. Мы простились возле моего подъезда и пожелали друг другу спокойной ночи, я с тайным злорадством, а Родионов с заметной грустью.
Утром, поднявшись ни свет ни заря и выскочив из квартиры, я обнаружила в районе песочницы Андрюху в спортивном костюме. Костюм был изрядно поношенный и явно с чужого плеча. Участковый шагнул мне навстречу и со счастливой улыбкой возвестил:
– Вот, тоже решил заняться…
Если честно, мне очень хотелось ему ответить… но я вовремя вспомнила, что должна являться для граждан примером здорового образа жизни и по всем статьям мне надлежит радоваться, что участковый проникся моим примером. Я улыбнулась и предложила:
– Догоняй.
Помнится, Коломейцев в школе терпеть не мог физкультуру, да и сейчас, как видно, не очень ее жаловал; я сделала два круга по стадиону, когда он наконец там появился и устроился на скамейке с намерением отдышаться. Когда я заканчивала третий круг, Андрюха был уже не один. Рядом с ним сидел Петрович, хмурился, вздыхал и курил.
– Это что ж такое? – спросила я, тыча пальцем в сигарету.
– Ладно ругаться-то, – вздохнул бывший участковый, почесал затылок и наябедничал: – Позавчера кум был, и вчера… наверное, и сегодня придет. А где кум, там бутылка. Не доведет до добра такая жизнь. Надо в ряды вливаться, обратно то есть. Не нравится мне заслуженный отдых. – Услышав о намерении Петровича «вливаться», Андрюха загрустил и жалобно посмотрел на меня.
– Выгнал бы ты кума, – предложила я, усаживаясь рядом.
– Сказала… Он родня. Обидится.
– Тогда не пей.
– Все равно обидится. Пока я был при исполнении, так он пьяный носа не показывал, а тут… разбаловался. Говорит, ты, Петрович, теперь пенсионер и совсем для нас безопасный…
– Ты себе язву придумай. Хвати рюмашку, падай под стол и ори что есть мочи. Один раз напугаешь, и с водкой больше никто не пристанет.
Петрович задумался и вдруг разулыбался:
– А что… можно попробовать. У тебя-то как дела? – вновь посуровел он.
– Как сажа бела. Угораздило меня найти этого Зюзю. В уголовном розыске думают, это я его укокошила.
– Да не может быть, – нахмурился Петрович, поднимая руку ко лбу с намерением сдвинуть фуражку на затылок, но фуражки не оказалось, он чертыхнулся и едва не заплакал с досады. – Что ты будешь делать… Дарья, какой у тебя резон утверждать такое?
– Дарья Сергеевна не права, – робко вклинился в разговор Андрюха. – Просто товарищи отрабатывают все возможные версии…
– Ничего они не отрабатывают, – разозлилась я, – а Родионов вцепился в меня, точно клещ.
– Сашка? – обрадовался Петрович. – Он с моим Ванькой учился.
– Подумаешь, – еще больше разозлилась я. – Да со мной почти полгорода либо учились, либо крестились, либо на свадьбе гуляли.
– Я к тому, что он парень неплохой и, между прочим, головастый.
– Твой головастый парень по вечерам со мной бегать решил, думает, я ему расскажу, что ранее от следствия утаила, торт принес, иезуит.
– Торт? – Рука Петровича вновь потянулась ко лбу, он опять чертыхнулся и спросил с таким видом, точно удостоился озарения: – Может, он влюбился? Девка ты у нас видная, а ему давно жениться пора. Между прочим, и тебе пора замуж, о своих детках подумать, а не с чужими возиться.
Признаться, мысль эта меня смутила. Я посидела немного с приоткрытым ртом, соображая, возможно такое или нет. То есть мог ли Родионов в меня влюбиться? Торт принес… и улыбается всегда точно… придурок. Очень неплохо было бы, влюбись он в меня в самом деле. Если влюбится, будет довольно глупо с его стороны отправлять меня в тюрьму.
– Глупости говоришь, – опомнилась я, заметив, что оба Петровича пристально меня разглядывают. Я подхватила прыгалки и зашагала к дому, пребывая в сильнейшем гневе. Андрюха тяжелой рысью догнал меня, но подать голос не решился, только возле дома пробормотал:
– Пока.
Я кивнула и так хлопнула дверью, что наверняка разбудила весь подъезд.
По дороге на работу мое дурное настроение ничуть не улучшилось и даже наоборот. Только я миновала гастроном, как откуда-то сбоку появился Родионов и с этой своей улыбкой пропел:
– Доброе утро, Дарья Сергеевна.
– Вы что, следите за мной? – растерялась я, а Александр Сергеевич почему-то испугался.
– Нет. С чего вы взяли?
– Так. Догадки.
– Можно я вас до работы провожу?
– Можно, если больше делать нечего.
– Кто вас сегодня с утра расстроил? – заискивающе поинтересовался он. – Уж больно вы сердитая.
– Вы убийцу нашли? – в лоб спросила я.
– Нет, – вроде бы удивился он.
– А ищете?
– Конечно. Нам за это деньги платят… иногда и понемногу. А у вас есть новости?
– Ни одной, чтоб вас порадовать. А вот и моя школа. Дальше провожать необязательно.
– Я бы с удовольствием проводил вас до самого кабинета. Кстати, вон тот дом видите? – Он ткнул пальцем куда-то за мою спину. Я оглянулась и посмотрела на ничем не примечательную пятиэтажку с облезлыми балконами. – Я здесь живу, – радостно сообщил он. – Четвертая квартира.
– Поздравляю, – вздохнула я и направилась к забору, где виднелась дыра солидных размеров. Конечно, плохой пример я подаю подрастающему поколению, но напрямую идти гораздо ближе, чем через калитку.
– До вечера! – крикнул Родионов. – В десять, возле стадиона.
Я ускорила шаг. Никакой любви я в нем не заметила, сплошное коварство. Ходит по пятам, надеясь, что у меня сдадут нервы… Нет, дальше так продолжаться не может, надо что-то делать. Над этим я и ломала голову, сидя у себя в кабинете, когда зазвонил телефон. Я сняла трубку, голос на том конце провода показался незнакомым.
– Дарья? – спросили хрипло.
– Да…
– Дылда сказал, ты меня искала.
– Упырь, – обрадовалась я.
– Ну, Упырь. Чего надо-то?
– Надо в милицию идти, Упырек. И побыстрее. Без нас эти олухи никого не поймают.
– Ага, нашла дурака. Мне, может, пожить охота, я молодой.
– Как ты не понимаешь? Единственный твой шанс – рассказать всю правду.
– А я ничего не знаю.
– Тогда чего ты испугался и из города удрал?
– Я не удрал, я отдыхаю… на лоне природы.
– Послушай, что за номер Зюзя на фотографии записал?
– Откуда мне знать? Я не любопытный. – Упырь некоторое время молча сопел, но трубку не вешал, а я вдруг почувствовала, что он боится.
– Серега, расскажи, что знаешь, другого выхода просто не существует, – тихо попросила я.
– Ты вчера телик смотрела?
– Нет, а что?
– А то. Знать надо городские новости. Прощай, Дарья. Вряд ли встретимся. Уезжаю я.
– Куда?
– Далеко. Бывай. – Упырь повесил трубку, а я со всех ног бросилась в тренерскую. В это время там было малолюдно. Трое моих коллег пили чай.
– Кто-нибудь смотрел вчера местные «Новости»? – с порога выпалила я. Коллеги переглянулись, а я прошла и плюхнулась на диван.
– А что тебя, собственно, интересует? – спросил Иннокентий Викторович, мужчина пожилой и обстоятельный. Пока что я понятия не имела, что меня может заинтересовать и ответила:
– Все.
– Ну… наш губернатор незаконным путем приобрел квартиру для сына.
– Тоже мне новость, – фыркнула Светка. – Целый год рядятся и все никак не могут решить: законно или незаконно.
– А по мне, так это ужасная глупость, – заявила Марья Петровна. – Я бы для своего сына тоже квартиру получила, если б могла. А то живет в общаге с двумя детьми, зашла к ним вчера, и что? По всему этажу дым коромыслом.
– Э-э, – забеспокоилась я. – А кроме квартиры, никаких новостей?
Все трое дружно задумались.
– Дом сгорел на Спасской, – обрадовалась Светка. – Показывали, как тушили. – Дом – это уже кое-что, правда, я пока не знала, какое он имеет отношение к Упырю и убиенному Зюзе.
– А почему он сгорел, не сказали?
– Нет. Просто сгорел. А зачем тебе дом?
– Дом мне без надобности, просто я хотела узнать городские новости.
– Чего ж еще-то показывали? – Светка хмурилась, и чувствовалось, что она старается изо всех сил.
– Два трупа, – сняв очки, сообщил Иннокентий Викторович.
– Точно! – Светка аж подпрыгнула. – Показывали два трупа, нашли возле Фрязина, в бывшем скотомогильнике. Представляешь? Ужас! А еще говорят, что у нас город спокойный. Ничего себе спокойный, то и дело кого-нибудь находят. Помните, на прошлой неделе женщину на объездной дороге нашли, три ножевые раны… Скоро из дома не выйдешь без личного милиционера. Да и милиционеры…
– А что трупы? – перебила я, зная страсть Светки к пространным монологам.
– Чего трупы? – не поняла она.
– Что про них сказали?
– А чего про них скажешь? Трупы и есть трупы.
– Святые угодники, – простонала я. – Имена их известны, кто они такие?
– Вроде ничего не говорили.
– Имен точно не было, – подумав, сказал Иннокентий Викторович. – Сообщили, что мужчины были убиты выстрелами в упор.
– Вот-вот, – встрепенулась Светка. – Говорю, из дома скоро не выйдешь, вот так в упор и застрелят… А зачем тебе трупы? – нахмурилась она.
– С ума сошла? Я пытаюсь узнать новости. Еще что-нибудь было?
– Ну… может, тебе лучше сегодня самой посмотреть? Будешь в курсе…
Я махнула рукой и покинула тренерскую. Конечно, трупы подходят к сложившейся ситуации больше, чем сгоревший дом, но я не имела понятия, что с ними делать.
Я взглянула на часы и рысью устремилась в полуподвальное помещение, где размещался тренажерный зал, или попросту «качалка». Есть у меня знакомый, которому городские новости известны доподлинно, и если он не изменил своим привычкам, то сейчас я имею шанс застать его в «качалке».
Я прошла мимо душевой и заглянула в зал. Человек двадцать крепких ребят усиленно качали мышцы; я перевела взгляд на ящики для одежды и увидела, что ящик под номером семнадцать распахнут настежь. На полке лежали: пейджер, мобильник, «Ролекс» (злые языки утверждали: китайского производства) и золотые украшения общим весом килограмма на полтора. Это означало, что Паша Пельмень где-то в зале. Я свистнула, парни как по команде повернули головы, а я, вздохнув, позвала:
– Паша. – Он появился в проходе между тренажерами с гирей в руке. – Зайди ко мне, пожалуйста, после тренировки. Разговор есть.
– Ага, – кивнул он, с явным удовольствием поиграл гирей и подмигнул мне.
Ростом Паша был, что называется, метр с кепкой, зато выдающейся ширины. В округе все от восьми до тридцати лет его невыносимо уважали. Паша об этом знал и держался с достоинством, говорил мало и по делу, а если что-то обещал, то слово держал. Год назад он сильно осерчал на одного своего бывшего приятеля и в сердцах сказал: «Урою». И что вы думаете, говорят, действительно урыл, причем в буквальном смысле. По крайней мере Чугунок божился, что так оно и было. Я б, конечно, не поверила, да беда в том, что парня с той поры никто больше не видел. К нашей школе Паша испытывал самые нежные чувства, когда-то он занимался здесь классической борьбой, а теперь трижды в неделю наведывался в «качалку» для поддержания формы. Знала я Пельменя лет с десяти, когда он был просто Пельменем и прозвище это особых эмоций у граждан не вызывало. И, хотя теперь за его плечами угадывались «героические будни», поверить в это по-настоящему я как-то не сумела. В общем, можно сказать, что мы с Пельменем дружили. Школе от этой дружбы была большая польза, должно быть, потому совесть моя дремала, а еще чаще спала как убитая, когда я обращалась к Паше с очередной просьбой. Вы можете сказать, что это нехорошо, что это черт знает как плохо, а я что говорю? Конечно, нехорошо и очень плохо. А когда в большом зале штукатурка с потолка сыплется – это хорошо? Крыша третий год протекает, а властям до этого, как мне до карнавала в Рио-де-Жанейро… нет в городе Саввы Морозова, так хоть, слава богу, нашелся Паша Пельмень. Что-то я очень много болтаю, видно, совесть один глаз приоткрыла. Спи спокойно, дорогая, в душевой ремонт надо делать.
Примерно так я рассуждала, вздыхая и охая, сидя в своем кабинете в ожидании Паши. Он появился где-то минут через сорок, стукнул в дверь, заглянул, мило мне улыбнулся и спросил:
– Ты насчет душевой, что ли? Все будет. Нашел спонсоров. – Тут Паша хмыкнул и даже головой покачал; слово «спонсоры» он любил, но вкладывал в него свой, особый, неведомый мне смысл. – В понедельник придут рабочие.
– Я с понедельника в отпуске… но ничего, задержусь. Паша, я тут… у тебя десять минут найдется?
Паша нахмурился, сел на стул и с видом высочайшего внимания уставился на меня. А я стала ерзать. Одно дело – просить его помочь с ремонтом в школе, и совсем другое…
– Паша, ты Зюзю знаешь?
– Кого?
– Зюзин…
– Это его на днях нашли с удавкой на шее? Слышал.
– Извини, пожалуйста, что я спрашиваю, для меня это очень важно… Пацаны болтали, он имел какое-то отношение к Шмелеву.
– Не смеши, – фыркнул Паша. – Зюзя этот – просто наркоша. А пацаны твои любят сказки рассказывать.
– Но ведь парня-то задушили?
– Ну и что? Придушил такой же урод. Они из-за дозы родную маму почикают и глазом не моргнут.
– А в милиции говорят, убийство тщательно спланировано…
– Говорят, в Москве кур доят…
Совершенно неожиданно для себя я вдруг заревела и пробормотала, закрывая рот ладонью:
– Это я его нашла…
– Кого? – нахмурился Паша, слегка подпрыгнув на стуле.
– Да Зюзю этого. Он в шифоньере сидел. И теперь мне от милиции покоя нет. Боюсь посадят.
– Куда? – Глаза Паши полезли на лоб.
– Господи, куда сажают? В тюрьму, естественно. Они думают, это я его убила.
Паша отреагировал на мое заявление совершенно неожиданно: засмеялся, точнее сказать, заржал, как лошадь.
– И чего тут смешного? – обиделась я.
– Менты, конечно, придурки, но они же не идиоты. В нашем районе каждая собака знает, что ты… в общем, хороший человек.
– Ты это серьезно? – опешив на мгновение, спросила я.
– Насчет чего? – опять нахмурился Паша.
– Ну… насчет того, что они знают… хотя, с другой стороны, если б они всерьез подозревали меня в убийстве, то уж, наверное, арестовали бы…
– Не чуди, – хмыкнул Паша. – Пройдет неделька, и менты отыщут какого-нибудь наркошу, он и кокнул. А то, что к тебе прицепились, так у них работа такая – цепляться. – И без всякого перехода сообщил: – У Зюзи брательник серьезным пацаном был, но помер. Прошлой весной. А Зюзя никому не нужен.
Я чуть было не рассказала ему о фотографии, но вовремя прикусила язык.
Паша ушел, а я уставилась на телефон. На месте не сиделось, душа после беседы с Упырем с его таинственными намеками на городские новости рвалась к действию. То, что разговор с Пельменем ничего не даст, было ясно с самого начала: Паша не из тех людей, кто языком болтает, кроме сомнительного комплимента, я от него ничего не услышала, и его заверения меня ничуть не успокоили. Что-то такое Зюзя увидел и поплатился за это жизнью. Самое скверное, что это «что-то» видели еще четверо. Сейчас они в бегах, но если им не помочь… Все усложняет тот факт, что от милиции принимать помощь они не желают. И от меня тоже. Что за машину увидел Зюзя и почему это так важно? А главное, как связать ее со вчерашними новостями?
Я вздохнула и набрала номер Родионова. Александр Сергеевич сам поднял трубку, а я почему-то разволновалась и начала разговор так путано, что едва не заревела с досады вторично за одно утро. Для меня это было личным рекордом, и я страшно разозлилась, хотела прекратить разговор, но передумала: Родионов, чего доброго, вызовет мне «неотложку», барышня мычит невнятно, а затем бросает трубку.
«Соберись и скажи хоть что-нибудь», – гневно приказала я самой себе и заявила:
– Александр Сергеевич, я случайно узнала, что у Зюзи был брат. Вам о нем что-нибудь известно? И еще… один человек… по телефону… намекнул мне на связь между убийством Зюзи и вчерашними теленовостями.
– Упырь объявился? – ласково спросил Родионов.
– Какой Упырь? – Я покраснела и, подавив стон, добавила: – При чем здесь Упырь? Просто я подумала, может быть, вы… то есть, может, это как-то…
– Дарья Сергеевна, вы в настоящий момент где находитесь?
– На работе, – со вздохом облегчения ответила я, радуясь, что не надо завершать фразу, в которой окончательно запуталась.
– А в котором часу заканчивается ваша работа?
– Вообще-то у меня ненормированный рабочий день, и я…
– Давайте встретимся, скажем, в четыре, это подойдет?
– Подойдет.
– Отлично. Значит, я жду вас на том самом месте, где мы расстались утром.
– Ждите, – пролепетала я и повесила трубку.