Три последних дня

Однако голос ее всегда бодр. На помощь тоже готова явиться по первому зову. Только заикнись, что соскучилась по блинчикам или надо окна в квартире вымыть, примчится мигом.

Впрочем, Садовникова-младшая (еще со студенческих времен повелось) маму никогда в свою личную жизнь не пускала. Однажды попросишь блинчиков, другой раз – суп сварить, и вот уже мать околачивается в твоей квартире ежевечерне, бесконечно зудит на тему правильного питания, переставляет по своему вкусу мебель. А главное, учит, с кем встречаться, где работать, когда рожать детей и как вообще жить.

Пусть уж лучше она свою энергию в другие русла направляет. Посещает врачей, общается с подружками-клушками. Или самому своему любимому занятию предается: с несправедливостью борется, бюрократию пробивает.

Юлия Николаевна регулярно докладывала дочери о громких победах. То по просьбе соседок-мамаш она добилась, чтоб в подъезде построили пандус для детских колясок. То исключительно ее стараниями в доме капитальный ремонт делают – с заменой лифтов и окон.

Сегодня тоже мама позвонила возбужденная, радостная. Даже вечного вопроса: «Замуж не собираешься, наконец?» – не задала. Сразу принялась хвастаться:

– Представляешь, добила я их все-таки!

– Кого? – вяло поинтересовалась Татьяна.

Она валялась на диване – книжка оказалась скучна, телевизор, как всегда, туп. Пить в одиночестве не хотелось. Пусть мамины подвиги не самая интересная тема, но все-таки хоть голос родной.

– Чинуш равнодушных! – довольным голосом доложила Юлия Николаевна. – Кому только я не писала! В Минздрав, в московский департамент здравоохранения. С главным врачом поликлиники встречалась несколько раз. В благотворительные фонды обращалась. Ну и, наконец-то, восторжествовала справедливость, – она сделала драматическую паузу.

– Министром здравоохранения назначили тебя? – хмыкнула Таня.

– Ох, дочь, все бы тебе над матерью насмешничать! – отмахнулась Юлия Николаевна. И торжественно, будто номинацию на «Оскар» объявляла, закончила: – В нашей районной поликлинике поставили гастроскоп!

Тут уж Садовникова захохотала в голос.

А мать обиженно произнесла:

– Ничего смешного. Аппаратура такого уровня обычно только в серьезных больницах имеется. А я мало что его для районной поликлиники выбила, еще и самый современный достать удалось. «Олимпус». Поле зрения расширено до ста двадцати процентов.

– Да, это сильно. – Татьяна постаралась стать серьезной. Но от вопроса не удержалась: – Только тебе от этого какая польза?

– Как ты не понимаешь?! – горячо заговорила Юлия Николаевна. – Раньше ведь приходилось на гастроскопию в диагностический центр ездить. Сначала записываться, потом ждать до двух месяцев! А диагноз иногда надо незамедлительно поставить! К тому же добираться туда четыре остановки на метро, а потом еще три – на автобусе. Многим пенсионерам это тяжело.

– Мам, ну, я ж говорила тысячу раз: если гастроскопию сделать надо, звони мне! – проворчала Татьяна. – Я тебя и в хорошую поликлинику запишу, и оплачу все, естественно.

– Спасибо, Танечка, – мамин голос потеплел. – Но ты пойми: я не о себе забочусь. О других – бабушках одиноких, им помочь некому. Не у всех ведь есть такие замечательные дочки, как у меня…

– Добрая ты, мама, – хмыкнула Садовникова. – А толку? Зарплату за благотворительность не платят, даже спасибо тебе бабки небось не сказали – они все воспринимают как должное.

– Что ж, и пусть! – патетически воскликнула маман. – Главное, я сама знаю, что людям пользу принесла!

«Вот ведь энтузиастка!» – с оттенком зависти подумала Татьяна.

Сама она никак не могла себя заставить заботиться о ближних. Помочь, конечно, рада – но как? Благотворительные вечеринки, знала прекрасно, устраиваются обычно напоказ. А деньги, что с помпой собираются для сирот, часто достаются мошенникам. Однажды она отдала малообеспеченной соседке свой старый, но еще очень приличный компьютер. А та (сама слышала!) потом жаловалась всем, кто слушать желал, что Таня одарила ее «жутким барахлом».

Конечно, Таня могла бы тоже задаться целью найти тех, кто действительно нуждается в помощи. Но как-то все дела, дела…

Может, потому небеса и наказывают ее? За эгоизм, небрежение к чужим бедам, бесконечную и бессмысленную гонку: чтоб все выше зарплата, все престижней машина, экзотичней – курорты?

Настроение окончательно испортилось. Надо же было ей в придачу к неприятностям на любовном фронте еще и начать самоедством заниматься! Голова разболелась, заснуть ночью Таня никак не могла. Вертелась в одинокой постели, считала овец, слонов, убеждала себя, что руки-ноги расслаблены. Не помогало ничего – даже секретный, «шпионский» способ, коему ее научил любимый отчим, Валерочка. К тому же под балконом, будто назло, сигнализация на чьей-то машине квакала. Монотонно, негромко, но чрезвычайно противно. А спать в кондиционированном воздухе Садовникова не любила.

Попробовала от надоедливых звуков подушкой укрыться – жарко. Все же захлопнула окно, включила кондиционер и сразу чихать начала.

Вышла на балкон, вычислила нарушителя спокойствия, не удивилась – как всегда, серая соседская «Нексия». Вечно с ней проблемы: то хозяин (джигит Арсен) на газоне свой транспорт припаркует. То встанет во второй ряд – и Танину машину запрет. Еще одна забава – явиться посреди глухой ночи и врубить на беду всему подъезду горские напевы. А сегодня вот кваканье.

– Тоже не спишь? – услышала Таня.

Обернулась, увидела: на соседнем балконе стоит соседка, пожилая тетя Валя в байковом халатике поверх ночной рубашки. Держится за виски, причитает:

– Китайская пытка какая-то, уже трясет всю! – И робко предложила: – Может, зайти к Арсену? Попросить, чтобы выключил?

– В три часа ночи? С ума сошли, тетя Валя, – вздохнула в ответ Садовникова.

Она однажды пыталась ругаться с джигитом и потерпела сокрушительное поражение. Тот орал на нее, будто бай на служанку. А ночью к нему домой заявишься – вообще убьет.

Татьяна вернулась в квартиру, грустно подумала: «Что-то совсем я никчемная… Маман, вон, с целыми департаментами воюет, и успешно. А я даже с наглым соседом справиться не могу».

Однако – какие могла – меры все же приняла. И уже через четверть часа забылась в блаженном сне.

А разбудили ее в восемь утра истеричные крики на гортанном восточном языке.

– Чтоб тебя! – простонала Татьяна.

Выскочила из постели, подкралась к балконной двери, осторожно выглянула на улицу.

Арсен метался возле своей машины.

Все четыре колеса ее были спущены (ниппели Татьяна заботливо положила на капот). На капот же она высыпала все имевшиеся в доме (с трудом добытые!) запасы гречки. Судя по глубоким царапинам когтей – их было видно даже с третьего этажа, угощение окрестным птицам понравилось.

– Узнаю, кто это сделал, своими руками зарежу!!! – Арсен, явно в расчете на проснувшихся соседей, перешел на русский язык.

– Попробуй! – прячась за занавеской, злорадно улыбнулась Татьяна.

Настроение, на удивление, было шикарным.

Каждому, наверно, свое. Мама счастлива, когда людям поможет. А она гадость сделала – и тоже довольна. Впрочем, соседи, уставшие от выходок нахального горца, наверняка будут ей благодарны.

Таня закрыла все окна, включила кондиционер, вырубила телефоны, уютно устроилась под одеялом и с чистой совестью приготовилась спать минимум до полудня.

Однако уже в десять ее разбудил звонок в дверь.

Она попыталась укрыться под подушкой, но трезвонили назойливо, требовательно, потом еще стучать начали. Неужели Арсен вычислил преступника и явился разбираться?!

Садовникова накинула халат, прошлепала в коридор, рявкнула:

– Кто?

– Таня, немедленно открой! – приказали ей из-за двери.

Бог ты мой: мама! Что ей надо в такую рань?

Таня распахнула врата и напустилась на Юлию Николаевну:

– Мам, я, между прочим, сплю! И вообще, что за манера…

Не договорила. Вдруг заметила: лицо у Юлии Николаевны выглядит нереально, просто сумасшедше счастливым. Чего еще она добилась вдобавок к гастроскопу для родной поликлиники? Томографа?

А мама триумфально провозгласила:

– Таня. Ты сейчас упадешь. Представляешь – мне выделили квоту!

– На что?

– На лечение! За границей!

– Господи, кто выделил?

– Позволь мне пройти, – царственно произнесла Юлия Николаевна.

Прошла на кухню, устроилась за столом, велела:

– Чайник поставь.

Хотя обычно сама начинала хлопотать.

Таня, ухмыляясь, исполнила приказ. Уселась напротив матери. Велела:

– Ну, колись!

И та обстоятельно начала:

– Я тебе рассказывала по поводу гастроскопа. Большую работу пришлось проделать, обращаться во многие организации, фонды. Везде, конечно, оставляла контакты свои, анонимные обращения чиновники не рассматривают. И вот из поликлиники позвонили, спрашивают, у вас гастрит есть? Я растерялась, да, говорю, но зачем это вам? А они объясняют: мне путевка выделена! Оказывается, тем, кто на учете по желудочно-кишечным заболеваниям, положено! Раз в три года, путевка социальная, не только в Кисловодск, Ессентуки – еще в Венгрию, Чехию, даже в Баден-Баден! Но путевок, конечно, мало очень, распределяют исключительно по своим. А я ж запугала чиновничью братию – вот они и решили отправить меня с глаз долой!

– Куда, в Кисловодск?

– Нет, – гордо произнесла маман. – Я же сказала тебе: за границу. В Карловы Вары.

– Да ладно! – Таня против воли заразилась ее энтузиазмом.

– Клянусь! Уже все документы передали!

– Покажи, – велела дочь.

Юлия Николаевна гордо продемонстрировала пластиковую папку. Все чин чином: анкета на получение визы, электронный билет до Праги, ваучер на двухнедельное проживание в какой-то гостинице «Village».

Таня наморщила лоб:

– Не помню, где там такая. Я, правда, в Карловых Варах давно была…

– Я посмотрела уже – Интернетом, слава богу, пользоваться умею, – похвасталась маман. – От центра недалеко, двадцать минут на машине. А до автобусной остановки – две минуты пешком.

Таня хмыкнула, потянулась за ваучером:

– Подожди, а звездочек сколько?

– Нисколько, – вздохнула Юлия Николаевна. – Это даже не гостиница – называется пансион. Но с виду чистенько. Разве, – добавила почему-то обиженно, – мне люкс на халяву дадут? Путевка-то социальная…

– Кошмар, – проговорила Татьяна.

– Таня, от государства нашего хоть шерсти клок! – назидательно произнесла Юлия Николаевна.

– Мамуль, я, правда, в Варах особенно не лечилась… но там, по-моему, воду целебную надо три раза в день пить. Все источники, естественно, в центре города. Ты что, каждый раз будешь из гостиницы на автобусе ездить?

– Ну… буду утром приезжать. Гулять по городу. А вечером – обратно.

– А процедуры? Ванны всякие, массажи?.. Тоже в городе? После них, между прочим, надо обязательно отдыхать. В постели минимум полчаса.

– А, обойдусь! Главное – вода!..

– Нет уж, мама. – Таня брезгливо отбросила ваучер. – В эту дыру я тебя не отпущу!

– Таня, дареному коню в зубы не смотрят.

– Если хочешь лечиться – езжай… езжай, допустим, в «Дом Павлова» (Таня вспомнила название гостиницы, куда возил ее Вернер[4]). За путевку я, разумеется, заплачу.

– Не возьму я у тебя ничего. Тем более ты сама сейчас без работы, – мгновенно откликнулась маман.

Лицо сразу стало упрямое, гордое.

Садовникова вздохнула – изучила уже досконально мамин характер. Одалживаться та действительно не любила – даже у родной дочки.

Но отпускать ее в пансион под названием «Деревня»?..

И Таня сама не поняла, как с языка сорвалось:

– А давай в Карловы Вары вместе поедем!

– Ты… ты… – мамины губы задрожали. – Ты шутишь?

Вместе отдыхать они последний раз ездили, когда Татьяна закончила восьмой класс. И почти все время ругались. У Тани появился поклонник – мальчик из числа отдыхающих, Юлия Николаевна постоянно пеняла, что возвращается в номер дочь поздно, и однажды – о, ужас! – от нее попахивало пивом.

– Да почему же шучу. Я пока не работаю, деньги, к счастью, есть. Желудком, правда, не страдаю, но на водах можно нервы поправить. Мне не помешает.

– Ты… ты действительно хочешь поехать в Карловы Вары со мной? – недоверчиво спросила мать.

– Ну, да! Да! – Таня уже стала жалеть о своем порыве. Однако мужественно закончила: – Естественно, с тобой. Только не в пансион «Village», конечно. Я подберу нормальный отель.

– Что же, путевка, получается, пропадет?..

– Билет твой используем. А ваучер на гостиницу отдай какой-нибудь бабке из очереди на гастроскопию.

– А как она будет дорогу оплачивать?!

– Господи, мама! Ну, отдай ваучер вместе с билетом! Я другие куплю! Да, действительно, лучше полетим бизнес-классом!.. И не до Праги, оттуда ехать еще сто километров, – прямо до Карловых Вар.

И увидела: по маминой щеке покатилась слезинка. Вечно напряженное, грозноватое лицо смягчилось. Юлия Николаевна обняла дочку, чмокнула в щеку, вымолвила:

– Танюшка! Хороший ты у меня человечек!..

И горячо заверила:

– Ты не пожалеешь! Вместе гулять будем, болтать – как болтали, когда ты маленькая была!

«Ох, не умереть бы мне в этих Варах с тоски!» – безнадежно подумала Татьяна.

Но отступать уже было поздно.

Отчим позвонил ей тем же вечером.

– Танюшка, ты не заболела? – В его голосе звучала неприкрытая тревога.

– Да нет, Валерочка, с чего ты взял? – усмехнулась Татьяна.

– Вдруг едешь на воды. Да еще с мамой.

– Ну… – мужественно ответила Таня. – Надо ж хоть когда-нибудь выполнять дочерний долг! Я просто мудрею, остепеняюсь.

Успокоила Валерочку, положила трубку, грустно вздохнула. Сама уже корила себя за порыв вывезти родительницу на отдых. Но не отступать же теперь! Тем более что мама немедленно взялась готовиться к поездке. В тот же день доложила дочери, что купила специальный дорожный чайничек – чтоб прямо в номере можно было перекусить. (Какой смысл – когда у них «все включено», да и в округе полно кафе?) А также сообщила Тане, что записала ее в пресловутую районную поликлинику на прием к гастроэнтерологу.

– Зачем?! – ужаснулась дочь.

– А как же! Мы ведь в санаторий едем. Обязательно выписка из истории болезни нужна.

– Ну, лично я лечиться там не собираюсь, – буркнула Татьяна. – И болезней – тем более с историей – у меня нет.

– Гастрит у тебя наверняка есть, – пригвоздила маман. – Сколько лет одной сырокопченой колбасой да корейской морковкой питаешься!

– Вот и буду лечиться тринадцатым источником.

Таня, еще когда с Вернером в Вары ездила, запомнила: целебных вод в городке двенадцать видов. А тринадцатым называют «Бехеровку», ядреный, но приятный на вкус ликер.

– Алкоголь с лечебными процедурами, чтоб ты знала, несовместим, – авторитетно заявила Юлия Николаевна.

Таня же тоскливо подумала: «Ох, совсем она меня за две недели-то изничтожит!»

Хорошо хоть два одноместных номера заказала. Мама, правда, попыталась протестовать: «Зачем? Лишние расходы!» – однако дочь была неумолима:

– Во-первых, я храплю. А во-вторых… вдруг у тебя на курорте начнется личная жизнь?

– Ох, не надо, – как-то слишком уж поспешно откликнулась Юлия Николаевна.

– Да, ладно, мам, какие твои годы?

– Нет, Танечка. Давай мы лучше твою личную жизнь устраивать будем, – вздохнула та.

…А когда – очень быстро – все приготовления остались позади и самолет оторвался от земли, Юлия Николаевна, словно между делом, поинтересовалась:

– Танюша, а какой ты нам отель все-таки заказала?

– «Империал».

– Да ты что! – Щеки Юлии Николаевны зарумянились.

– Слышала о нем? Там Ротшильд останавливался, Штраус, Мэри Пикфорд, – небрежно перечислила Таня.

– Значит, я была в хорошей компании.

– Что значит – была? – Девушка в изумлении уставилась на мать.

– Я тоже когда-то жила в Карловых Варах в гостинице «Империал».

– Ты что, там уже бывала? – недоверчиво переспросила Татьяна.

– Представь себе.

– Когда?

– Очень давно. Тебе тогда только год исполнился. Туристическая поездка. От моего КБ.

– Ну, мама, ты даешь! Я-то тебя удивить хотела. Думала: ты за границу вообще впервые едешь, – с некоторой даже обидой произнесла дочь.

– Танечка, – твердо произнесла мать, – поверь: ты меня очень удивила. И очень обрадовала.

Глаза Юлии Николаевны подернулись мечтательной поволокой.

– Боже, бывает же такое! – патетически воскликнула она. – Могла ли я подумать… тогда… что когда-нибудь моя дочь вырастет, превратится в красавицу и повезет меня лечиться за границу – да в тот же самый шикарный отель?!

Тут еще стюардесса явилась. Подала им – единственным пассажиркам бизнес-класса – шампанское. Мама осторожно взяла бокал. Произнесла с уважением:

– Хрустальный…

– А, в бизнес-классе всегда так, – отмахнулась дочь. И продолжала укорять ее: – Нет, мам. Ты сразу должна была мне сказать. Поехали бы с тобой в Швейцарию, Германию, мало ли в мире мест? А то совсем по-дурацки получается. Побывать за рубежом всего дважды в жизни, к тому же в одной стране и даже в той же самой гостинице!

– Ох, Таня… – задумчиво произнесла мать. – Зато какие у меня с этим местом связаны воспоминания!

– Ты там впервые увидела маленькие бутылочки с шампунем? – насмешливо поинтересовалась Садовникова.

– Я там совсем другую жизнь увидела, – задумчиво и почему-то печально откликнулась Юлия Николаевна.

Давно. Карловы Вары. Юля Садовникова

Юля подумать не могла, что заграница ее настолько ошеломит.

Прежде почти не сомневалась, что живет она в самой лучшей в мире стране. Великой, сильной. Ехала в Европу – на радость руководителю группы – убежденным скептиком. «Чехи, карманное государство, чем они могут удивить?»

В итоге именно ее зацепило больше всех. Юлина идеологическая крепость пала сразу и безвозвратно. А ведь Чехословакия страна народной демократии. Что же тогда творится там, где (как пишут советские газеты) правит капитал? Все, что в Карловых Варах есть толкового, построено до войны. Коммунисты только приспособили буржуазные достижения под себя.

Роскошь старинного отеля – он располагался на холме, словно парил над городом, – Юлю поразила. Черепичные крыши городка, чистенькие улицы, неведомые доселе яства – кнедлики, крокеты, сочащаяся соком баранья вырезка – наполнили сердце восторгом. А чего стоило пиво, ледяное чешское пиво в запотевших бутылках, что подавали на обед и ужин совершенно бесплатно? А садовник, усталый, мудрый, в аккуратном комбинезоне, – он колдовал в примыкающем к отелю саду над нереальной красоты розами? Перехватил ее заинтересованный взгляд, приветливо улыбнулся и вдруг преподнес ей цветок:

– Для вас, прекрасная пани!

«Кормят так себе. И размещение среднее», – ворчали более опытные члены тургруппы. Но Юля – ей было двадцать пять, и она впервые в жизни вырвалась за границу – радовалась, как дитя. Словно узник, приговоренный к смерти и внезапно получивший свободу.

«Юля, держи свои восторги при себе, – пугали ее умудренные соратницы по поездке. – А то недолго из комсомола вылететь».

Но ей – честно! – впервые в жизни было плевать на комсомол, моральный облик и что о ней подумают.

Еще свою роль сыграло то, что она только из декрета. Целый год безвылазно просидела дома с грудной дочкой, Танюшкой. Ребенок капризный, болезненный – к тому же никто ей не помогал. Мужа не было, бабушка работала, жила в другом городе. А чтоб няню взять, даже мысли не возникло. Во-первых, дорого, а главное – не принято. Раз сама в декрете сидишь, с какой стати? Все семьи, когда дети рождаются, одинаково живут: год из жизни, считай, вычеркнут, сплошные пеленки, уборки, ночной плач, бесконечные приготовления морковных и прочих рекомендуемых врачами пюре.

Жила, как все, не сомневалась: иначе не бывает. А здесь увидела, как можно жить. В изумлении разглядывала хорошо одетых, ухоженных, сияющих мамаш при младенцах-картинках. Дамочки воркуют меж собой за столиками в кафе, отпрыски, практически без присмотра, резвятся на ступеньках. А мамам вроде все равно, что дети на холодном бетоне попы отмораживают. Про специальное питание для младенцев тоже будто не слыхали – подкармливают отпрысков со своего стола. То кусочком ветчины, то огурцом маринованным. Прямо в грязные руки потомкам суют.

Юля сначала, как это увидела, в ужас пришла. Полная безответственность! Антисанитария! Однако присмотрелась: вид у юных иностранцев здоровенький, щечки розовые. И главное, что ее поразило: пусть дети крохи совсем, а ведь умеют уже сами себя развлекать! Перебирают машинки, кукол, родительского внимания абсолютно не требуют. В то время как ее Танюшка пяти минут не могла играть в одиночестве – начинала канючить, добиваться маминого внимания. В отпуск отпустила с жутким ревом, Юля, пока в такси усаживалась, чемодан в багажник грузила, слышала в открытое окно безостановочный громкий плач и растерянные бабушкины причитания: «Ну, Танечка, золотце! Мамочка же скоро вернется!»

Всю дорогу до Карловых Вар дочкин горестный голосок в ушах стоял, и Юля почти не сомневалась: тревога за ребенка будет снедать ее на протяжении всего отпуска.

Она и снедала – ровно до того момента, как Юлия вдохнула местного целебного воздуха. Прошлась по спокойным, мощенным булыжником улочкам. Почувствовала себя частью ухоженной, сытой, благополучной страны. Сразу все домашние проблемы, хлопоты, безденежье стали казаться ничтожными, несерьезными. О дочке Юля вспоминала лишь у витрины очередного детского магазина. Видела изящное детское платьице, начинала лихорадочно прикидывать, может ли себе его позволить, и отчаянно жалела, что гордая была. Нет бы, как другие ушлые туристы, взять с собой на продажу часы «Полет» и фотоаппарат «Зенит».

Карловы Вары городок необычный. Тут все, как сообщила экскурсовод, лечению подчинялось. В центре каждый второй пешеход обязательно нес с собой кружечку для воды. Впрочем, минералка (коей здесь приписывали совершенно чудотворные свойства) Юле не понравилась. Кислая, пахнет железом. В шестнадцатом веке, наверно, правильно делали: вместо того чтоб воду пить, просто в ней сидели.

Впрочем, их группе время на посещение источников и лечебные процедуры отвели минимальное. Во главе угла, как полагалось в те времена, была программа визита. Встреча с трудящимися стекольного завода «Мозер», посещение дома, где в конце девятнадцатого века проживал Карл Маркс…

– А если сбежать? – спросила Юля с новой, удивительной для себя беззаботностью у соседки по комнате.

– Не думай даже: со свету сживут, – вздохнула та.

Однако высшие силы Юлечке помогли.

После первой же кружки ледяного пива у нее жутко разболелось горло, пропал голос, поднялась температура. Руководительница группы сначала ее обвиняла, что симулянтка, но потом все же пощупала Юлин лоб. Нахмурилась, потащила ее к врачу – местному, он вел прием в отеле. Тот поставил диагноз: ангина, но постельного режима не назначил. Наоборот, велел: обязательно три раза в день – утром, в обед и вечером – ходить в недавно отстроенную галерею Гагарина. Там под крышей (уверял доктор) бьет некий совершенно уникальный горячий источник, способный исцелить боль в горле почти мгновенно.

– А, ерунда! Лучше отлежусь, и олететрин[5] буду пить, – отмахнулась от сомнительного совета Юлечка.

Однако соседка по номеру, пожилая дама, пожала плечами:

– Странная ты. У тебя шанс какой – по городу одной погулять! А ты в постели валяться собираешься.

Группу их сразу после завтрака грузили в автобус, пересчитывали и под бдительным контролем руководительницы, экскурсовода и непонятного человека, которого все считали куратором из КГБ, увозили на мероприятия.

Юля же оказалась предоставлена самой себе.

В постели, конечно, не осталась. Оделась, вышла из гостиницы. Медленно прошла через отельный парк к канатной дороге. Спустилась в город к источнику. Воду (раз назначено) честно выпила – мелкими глотками, чтоб не стошнило.

А дальше побрела по дружелюбному, чистенькому городку куда глаза глядят. Рассматривала дома, прохожих. С особым вниманием их наряды. Пыталась разобраться, что написано на плакатах на чешском языке (пока что усвоила единственное слово – POZOR, в переводе на русский – внимание). Поражалась величественной красоте отелей. Ее особенно впечатлило огромное, с шикарной лепниной, явно старинное строение. Занимало оно целую площадь и называлось почему-то гостиницей «Москва»[6].

Горло, на удивление, прошло под вечер первого же дня (против обычной простудной недели).

Однако Юля, вкусив самостоятельности, за ужином продолжала хрипеть и покашливать. И руководительница милостиво дала санкцию: завтра продолжить лечебные процедуры.

Снова канатная дорога, обжигающе горячая вода из источника, неспешная прогулка…