Книга Табор смерти - читать онлайн бесплатно, автор Валерий Георгиевич Шарапов
bannerbanner
Вы не авторизовались
Войти
Зарегистрироваться
Табор смерти
Табор смерти
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Оценить:

Рейтинг: 0

Добавить отзывДобавить цитату

Табор смерти

Валерий Георгиевич Шарапов

Табор смерти

* * *

Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.


© Шарапов В., 2021

© Оформление. ООО «Издательство „Эксмо“», 2021

Глава 1

– Вот гнилое это дело – людей мочить. Ну не пойму такого! – возмущался долговязый худосочный Оглобля, сжимая обеими густо татуированными руками граненый стакан с мутной жидкостью.

– А воровать – не гнилое? – Дюпель, заезжий бродяга, приземистый, широкий в кости, с низким лбом и оловянными глазами, икнул и мутно посмотрел на собеседника.

За длинным столом, заставленным закусками и бутылями с самогоном, не на шутку разгорелся околонаучный диспут о том, какая воровская масть предпочтительнее. Постепенно спор перешел в русскую мятущуюся достоевщину о слезинке ребенка, о человеке или твари дрожащей и о невинной крови. В такт словам шуршала игла патефона, проигравшего уже пластинку, но продолжавшего вращать ее, пока завод пружины не иссякнет.

– Ну, воровать – это дело святое, – с достоинством изрек Оглобля.

– А разбой? Про разбой что скажешь? – не отставал пытливый Дюпель.

– Тоже дело хорошее. Но мокруха… Тьфу. – Оглобля вдумчиво посмотрел на стакан в своих руках и опрокинул остатки его содержимого себе в глотку, с удовольствием крякнув. Загреб ладонью из алюминиевой тарелки горсть ядреной квашеной капусты и сосредоточенно захрумкал, методично двигая челюстью.

Лица гостей, собравшихся в просторном помещении с низким потолком, не внушали даже намека на доверие. Они могли иллюстрировать собой теорию Дарвина. По ним видно было с неотвратимой наглядностью, что человек произошел от обезьяны, но некоторые так и не дошли до конечной цели. Какое-то переходное звено – лбы низкие, лица иссеченные морщинами, во рту фиксы, телосложение, как правило, хлипкое или болезненно тучное. Хотя, может, и нечего на Дарвина пенять. Может, когда-то и были эти фигуры атлетичными, а лица приятными и светлыми. Но прошлась по ним тяжелым катком судьбинушка, кидая то в голодные и холодные колымские лагеря, то в туберкулезные бараки, награждая ударами прикладов от конвойных и выедая внутренности дешевым самогоном на таких вот встречах по интересам.

Да и само сборище мало походило на английский клуб. От высоких материй тут разве что была картинная галерея, да и та в виде обильных татуировок. Именовались эти посиделки в просторечии «ямой» или «воровской малиной» – кому как нравится. И располагалась эта яма в Деляновке.

Деляновка, она же Деловая Слободка, – исторически самый криминальный район на окраине Светогорска. Когда-то здесь было село, жители которого грабили купцов на большой дороге. Потом построили бараки для рабочих маслобойной фабрики. Теперь села нет, от него остались лишь развалины церкви. И фабрика сгинула. А беспокойные традиции романтиков с большой дороги и маргиналов остались.

Длинное кирпичное строение в самых дебрях Деляновки когда-то было рабочим бараком. Сегодня оно гордо именовалось общежитием завода «Знамя труда», на котором трудилось много бывших заключенных. Их и расселяли здесь. И к ним тянуло, как магнитом, жулье со всего города.

В Деляновке вора – что своего, что заезжего – всегда ждут. Помогут при необходимости деньгами, а то и приспособят к делу. Но если работаешь воровским трудом на территории, занеси копеечку ради уважения. Общак – дело святое. Зону греть надо.

Сегодня народу в яме набилось шесть человек. Фармазон, удачливый мошенник и частый здесь гость, кого-то успешно развел и притащил долю в общак. Ну и проставился перед братвой – самогончик, жратва, все по высшему разряду. Ибо для чего воровать, если не гулять на ворованное? Ну, и картишки – они так и летали, загоняя кого-то в долги, а кого-то поднимая на крыльях удачи. Как же без картишек?

Залетного бродягу по кличке Дюпель в яму привел Оглобля. Они вместе чалились на одной зоне еще в 1950 году. А сегодня неожиданно столкнулись около центрального вокзала Светогорска. Пообнимались, поохали. И Оглобля задал ключевой вопрос:

– Завязал?

От ответа зависело дальнейшее общение. Или Дюпель остался другом и братом, и потому ему нужно почтение, или стал обычным прохожим, с которым побалакали да разошлись.

– Да куда там, – отмахнулся Дюпель с досадой. – Завяжешь тут.

– К нам каким ветром? Дельце присматриваешь? – хмыкнул Оглобля, зная, что Дюпель – знатный домушник и любые двери вскрывает влет.

– Попутным ветром, – неопределенно пожал плечами вор.

– Ну, тогда давай со мной в яму. Поклонись обществу.

Вот так Дюпель оказался в притоне. И теперь вел со старым корешем философский разговор.

– Так что кровушку – ни-ни! – крякнул Оглобля.

Дюпель махнул рукой:

– Эх, жизнь тебя мало била.

– А тебя много? – насупился Оглобля.

– Много, – глаза Дюпеля стали злыми. – Поверь, что кота жирного подрезать пером за цацки, что в хату залезть – все одно. Главное – не попадаться.

Саша Циркач, невысокий, седой, мускулистый, выглядевший гораздо приличнее собутыльников и даже не слишком сильно татуированный мужчина в возрасте далеко за тридцать, слушал этот разговор, прикрыв глаза и привалившись к дощатой стене. Он упорно делал вид, что дошел до кондиции, ничего не слышит и ничего не понимает. Хотя было все с точностью до наоборот. Очень уж ему было интересно, куда этот разговор с заезжим уголовником заведет.

Особенность у Циркача была редкая и полезная – пьянел он очень медленно и никогда не терял над собой контроля. Это обстоятельство не раз помогало ему, притом по-крупному. Вот как сейчас.

– А вы не опасаетесь тут так шумно гулять? – Дюпель обвел взглядом пьяное общество и заваленный яствами стол. – Стремно же!

– Не-а, – важно протянул Оглобля. – Мент сюда боится даже нос сунуть. Так мы себя на Деляновке поставили.

– Уважаю! – поцокал языком Дюпель.

Милиция и правда сюда не заглядывала, это было предметом особой гордости местных обитателей – мол, блатота настолько сурова, что даже власти ее стороной обходят. На самом деле не трогали эту малину благодаря Саше Циркачу. Почему – это тема отдельная.

Вообще, Саша Циркач был тут теперь за бугра. Дослужился после того, как вор в законе Куцый отправился к хозяину в солнечный Магадан.

– Дюпель, как на духу скажи, ты работать сюда приехал как волк-одиночка? – вдруг резко спросил Оглобля, прояснившимся и острым взглядом вперившись в собеседника. – Замки ломать?

– Да какое там, – отмахнулся тот. – На подхвате я. Взяли меня, как знатного шоферюгу.

– Домушника шофером? – посокрушался искренне Оглобля. – Ох, времена пошли!

– Так срослось по жизни.

– И куда рулишь?

– Да несколько адресочков по области надо навестить, – поведал Дюпель. – Потрясти толстых и богатых.

– Кого трясти будете?

– Осколки темного прошлого. Попов мы щиплем. Да так, что только перья летят, – с гордостью доложил Дюпель.

– Вот оно как. Ну что ж, дело хорошее.

– Богоугодное, – хмыкнул Дюпель, которого развозило все больше, и он уже не мог остановить поток слов. – Кровососы они, попы эти. Вон, в Березах один такой пристроился. Как клоп насосался. Опиум для народа, едрить его в корень!

– Все равно непорядок, – веско объявил Оглобля. – Общаку должны доложить, что работать в наших местах будете.

– Так я винтик мелкий. А бугор у меня такой… Ему этот общак до одного места. Ох и страшный, аспид. У меня от него колики в печени. Как зыркнет, – Дюпель пьяно всхлипнул.

– Кто ж это такой сурьезный? Я его знаю? – заинтересовался Оглобля.

– Копач погоняло. Случайно нас нелегкая свела. Ему шофер-механик нужен. А ты знаешь, я все могу. Но… Сто раз раскаялся, что связался с душегубом.

– Он по мокрухам, что ли?

– Да ну, ты знаешь… – заюлил Дюпель.

– Стоп! Я в душу не лезу. Дело твое. Но запомни, бродяга. Кража – это да. А мокруха – подлое дело. За это и выпьем.

Звякнули стаканы. Старые кореша выпили и постепенно начали погружаться в пьяную дрему.

А у Саши Циркача нарисовалась проблема…

Глава 2

Колдырь сейчас походил на великомученика со старинных картин маслом. Сгорбленный, исхудавший, испитый до посинения, несчастный, он с видимым физическим и душевным усилием скорбно толкал перед собой тачку, с верхом груженную всяким барахлом. За ним уныло плелся, поскрипывая сапогами, участковый Станислав Семенович Павлюченко, ритмично постукивавший ладонью по висевшей на боку потертой офицерской сумке. Завершал шествие молодой, долговязый и огненно-рыжий оперуполномоченный Заозерного РОВД лейтенант милиции Порфирий Васин.

Глядя на воришку, семенящего впереди с тачкой, лейтенант ощущал себя отягощенным возрастом мудрецом, познавшим жизнь. Это раньше он подпрыгивал бы от радости, поймав за руку злоумышленника, и трепетно мечтал бы о скупой похвале начальства. Сейчас он уже опытный усталый опер, как-никак целых двадцать шесть годков стукнуло, и четыре года стажа оперативной работы. Четыре года – это для обычного человека немного. А для опера – как на войне – год за три, не юридически, так психологически, это целая жизнь. Поэтому надо быть степенным…

Но вот выглянуло из-за облаков майское солнышко, упало лучами на лицо. И стряхнуло с него всю степенность. И снова детская радость – а здорово он этого воришку взял. На раз вычислил… Хотя и воришка-то мелкий, и вычислить его – дело плевое. Но все же радостно.

Предшествовало этому скорбному шествию то, что Васин в то шебутное утро бегал как угорелый, проявляя, как пишут в приказах по отделу, настойчивость и оперативную смекалку. Очень уж ему хотелось раскрыть кражу и не марать ей отчетный период.

Ночью из частного домовладения на окраине поселка городского типа Заозерный, где проживала парочка пенсионеров, стащили кучу вещей – инвентарь, лопаты, грабли, какие-то тазы. Не побрезговали даже сушившимся на веревках бельем. Вроде мелочовка, но объем получился приличный, и по кошельку старых людей это сильно ударило. Пенсионерка об этом долдонила настойчиво, картинно заламывала руки:

– По миру пустили, ироды! А милиция куда смотрит?!

С участковым Васин наскоро оформил протокол осмотра, взял заявление. И встал вечный и сокровенный для опера вопрос – кто украл? Ну, тут версия одна – местные алкаши. Им вечно на бутылку не хватает. Кажется, раскрыть такое дело – проще простого. Пройтись по забулдыгам местным – кто с утра пьяный, тот и вор. Но вот только забулдыг этих в округе – как собак нерезаных, в отличие, кстати, от свидетелей ночной кражи. И обходить их можно долго.

Но зачем обходить? Васин в школе учился отлично и хорошо помнил закон сохранения вещества – если что-то где-то убыло, то в другом месте столько же прибыло. Если что-то сперли, то где-то это будут продавать. И потому главная заповедь сыщика – ищи сбыт. А сбыт у алкашей в округе один – колхозный рынок в Заозерном.

Сразу от потерпевших он вместе с участковым туда и отправился. Прошлись неторопливо по торговым рядам под дощатыми навесами, не сильно многолюдным в среду. Вслед им неслось: «купи яблочко», «попробуй капустки». Вот в выходные здесь не протолкнешься. А сейчас спад активности. Народу мало, а краденых вещей так и вообще нет.

Но Васин не унывал. Он попросил участкового походить-побродить кругами, а сам бодро направился в дощатую будку-сарай слева от входа на рынок, на котором сияла корявая вывеска «Изготовление ключей и починка всего». Под надписью еще более коряво был нарисован ключ.

Старый слесарь из башкир, который держал эту лавку, руки имел золотые и правда чинил все, что можно. А еще он был надежным и инициативным информатором: знал обо всем, что происходит на рынке.

– Физкультпривет мелким буржуям! – Васин поднял руки в спортивном приветствии на пороге хлипкого дощатого строения, заваленного металлическим хламом и инструментами, с крошечным окном.

– О, начальство пожаловало, – добродушно осклабился башкир. – И опять без портфеля.

– И без шляпы, заметь, – добавил Васин, присаживаясь на табуретку перед стойкой.

– Нет в тебе степенности, Порфирий! Тебе бы брюшко отрастить да брови густые. Тогда бы и выглядел как начальник. А сейчас вызываешь недоверие.

– И волосы бы еще черные.

– Не мешало бы.

Информатор всегда был рад языком зацепиться и болтать без умолку, хоть день напролет. Да и Васин был трепач знатный. Разговор для оперативника – это как вода для рыбы. Опер в ней не только плывет, но и добывает корм, то есть оперативную информацию. Но сейчас время поджимало.

– Ладно, довольно лясы точить, – отмахнулся оперативник. – Начальники – люди занятые. Лучше скажи, сегодня с утречка никто из пьянчуг ничего не приносил на сбыт?

– Что именно? – тут же подобрался башкир.

– Рухлядь. Скребки, тазы, молотки.

– Приходил один выпивоха. Трясся – видно, что трубы горят, как газовая скважина. Я не взял у него ничего. Мне зачем? Он татарам, наверное, сбыл на металлоприемке.

Металлоприемка была в квартале от рынка. Васин, найдя в торговых рядах участкового, направился с ним туда.

Там хозяин-татарин милицейским информатором не являлся и говорить ничего не желал. Правда, упирался недолго – секунд двадцать, пока Васин не гаркнул командным голосом, как учили, что-то типа «не потерплю» и не пообещал прикрыть богадельню. Тут и метнулся молоденький татарчонок, что на подхвате у старшего, в дебри металлоприемки. И вскоре на полу лежали тазы и прочий инвентарь.

– Оно самое, – удовлетворенно произнес оперативник. – Кто сдал?

– Пьяница принес, – пояснил хмуро хозяин. – Полчаса назад.

Приметы сдатчика он изложил максимально подробно, как портрет написал, только словом, а не кистью.

– Колдырь, – удовлетворенно кивнул участковый, узнавший по описаниям вора. – С Поймы.

Чтобы не задерживаться и не таскать на своем горбу вещи, Васин их наскоро описал в протоколе и оставил татарину на ответственное хранение.

Колдыря долго искать не пришлось. Понятное дело, он толкался в рюмочной рядом с рынком.

Это был дощатый павильончик, около которого возвышались высокие столы без стульев. Такие питейные заведения именуют «шалманами». Точка пересечения всего опойного народца с района, место их общения и духовного падения. Там вечно то драка, а то и поножовщина.

– Вон наш герой дня, – кивнул Павлюченко на облаченного в телогрейку мужичка, с красными прожилками на испитой фиолетовой физиономии. Перед ним на столе стояли два опустевших стаканчика и лежала закуска – неаппетитные рыбьи хвосты.

Увидев участкового, Колдырь зябко поежился.

Павлюченко не стал разводить политесов:

– Привет, Колдырь. Ты татарам только часть барахла скинул. Остальное дома?

– Ну да, – шмыгнув носом, кивнул мигом протрезвевший Колдырь, обводя милиционеров обреченным взглядом идущей на забой коровы.

– Ну так пошли, родной, – похлопал его по плечу Васин. – Ты свое потом допьешь. Как из тюрьмы освободишься.

И вот теперь грустный Колдырь толкал тачку с награбленным. У него дома оказались вещички и с других краж. Выяснилось, что с этой тачкой он воровал по ночам, и теперь это орудие преступления является вещдоком.

Вещи и самого задержанного разместили в просторном кабинете на втором этаже деревянного дома, который занимал РОВД. Весь угрозыск состоял из начальника и двух опер-уполномоченных и умещался в полном составе в этом просторном кабинете со столами, стульями, сейфами и портретом Н.С. Хрущева на стене.

С оформлением кражи Васин провозился добрую половину дня. Начальник райотдела Караганов – подтянутый, атлетически сложенный, в безупречной форме, весь как с плаката, службист заглянул, благосклонно похвалил за оперативность:

– Молодцы, орлы!

Сидевший в уголке на стуле Колдырь прошипел едва слышно:

– Кому орлы, а кому и петухи.

Но, наткнувшись на внимательный и недобрый взгляд Васина, тут же прикусил язык, сдулся и вернулся к увлекательному занятию – написанию с массой грамматических ошибок явки с повинной уже по третьей краже.

На стоявшем в сторонке столе начальника уголовного розыска зазвонил телефон – старый, еще довоенный, с черной тяжелой эбонитовой трубкой, которой убить можно. Начальник розыска однажды этой трубкой в сердцах приложил серийного насильника. Подействовало – признательные показания полились как из рога изобилия.

Начальник УР со вторника был в отпуске, так что отвечать на звонок пришлось Васину.

– Уголовный розыск Заозерного РОВД, – отчеканил он официальным тоном.

– О, как строго. Здоров, молодой, – послышался в трубке хорошо знакомый голос.

– Здоровее видали, – поморщился Васин.

Сперва его бесила эта панибратская манера общения и то, что собеседник его иначе как «молодой» и не называл. Его – оперуполномоченного, офицера! Но потом смирился. Черт с ним. Главное – польза дела.

– Старшой уехал, – прозвучало в трубке. – Так что тебе, молодой, мое почтение. Ну и информашка. А с тебя две копейки за телефон-автомат. Не то, что я обеднею с этих двух копеек. Но это дело принципа. Потому как я работаю на вас, а не вы на меня.

Очередной любитель почесать языком, да еще с еврейскими заходами – за одно утро многовато. Но прозвучало волшебное слово для каждого опера – «информация». Это значит, ты сейчас узнаешь о совершенном или готовящемся преступлении, как его раскрыть, где искать и кто злодей. А Саша Циркач, который сейчас говорил бодрым голосом в эбонитовой трубке, никогда ерундой не баловался. Информация его всегда была в цвет.

Циркач, агент со стажем, личность где-то даже легендарная, конечно, с Васиным вот так просто общаться никогда бы не стал. Другого полета птица. На связи он был у майора Ломова, учителя и объекта преклонения для Васина. Был период, когда Ломов исполнял обязанности начальника Заозерного РОВД, и тогда же передал Циркача на связь молодому оперативнику. Потом майор ушел в область, взял с собой агента. Но оставил его на параллельной связи со своим учеником. И теперь, в срочных случаях, когда непосредственного куратора не было в пределах досягаемости, Циркач звонил лейтенанту. А это означало одно – впереди горяченькое дельце.

– Чего там? – Волна азарта невольно стала подниматься в груди Васина.

– Банда заезжая, – доложил Циркач. – Борцы с пережитками прошлого в виде религиозного культа. Собираются повести себя недостойно и наехать на поповский дом.

– Какой дом?

– На батюшку в Березах нацелились. Вроде твой район.

– Мой, – прикинул Васин. – Самая окраина. Когда на дело пойдут?

– Один Бог знает. А мне по чину не положено. Я же не Бог. И даже не черт. И даже…

– Ну, хорош! Ближе к теме сочинения, – прервал излияния Циркача Васин и начал вытягивать из агента все сведения, какие только можно. В итоге притомились оба.

– Чего еще узнаешь – телеграфируй незамедлительно, – велел оперативник.

– Ну да, – отозвался Циркач язвительно. – Только телеграф прикуплю.

– Ну, тогда телефонируй.

– Ну да, только телефон достану.

– Голуби почтовые, сигнальный барабан, азбука Морзе – как хочешь, но чтобы о налете я знал вовремя!

– Да понял я, понял. Чего ты так кипишишь? Успокойся и знай, что я взираю с надеждой на тебя, племя молодое… Пока! Не кашляй!..

Глава 3

Васин задумался, откинувшись на скрипучем и страшно неудобном стуле. Нужно проверять информацию Циркача немедленно. Дело может быть плевое, а может и серьезное. Тут никак не угадаешь.

Ладно, хотел сегодня пораньше к семье, годовщина свадьбы с Инной. Но такая примета – стоит спланировать что-то тихое и приятное, как на тебя обрушится нечто неотложное и непременно важное.

Ну что, надо двигать на разведку.

Васин нехотя поднялся со стула. Подошел к висящему на стене мутному, неправильной формы, неизвестно когда и откуда взявшемуся в этом кабинете зеркалу. И широко улыбнулся своему отражению.

Да, прав башкир в металлоремонте – вид оперативник имел далекий от солидного. Копна рыжих волос – таких жестких, что они казались медными проволоками. Нос картошкой. На носу и щеках – конопушки. И взор вовсе не стальной, а какой-то несерьезный, но хитрый. Ну, прям на рынке зазывалой с таким лицом работать: «Налетай, покупай пирожки! С пылу, с жару! И другого товару!»

Правда, рост не подкачал – больше ста восьмидесяти сантиметров. Такая оглобля выросла – на голову, а то и на две выше сверстников. Несмотря на послевоенную голодуху, все же вытянулся, как упрямое молодое деревце, набрал силу. Хоть и худощавый, но руки вон какие жилистые и ладони как лопаты. Отличный самбист, любого злоумышленника умелым броском закинет прямо на Марс, к тамошним спрутам или кто там живет.

– Иван-дурак ты из сказки, а не майор Пронин из книжки, – прошептал Васин, отрываясь от зеркала. – Из лука по болоту стрелять и принцесс-лягушек тебе соблазнять, лейтенант Васин.

Он усмехнулся, подумав, что лягушек у него никогда не было, а вот принцесс дома аж две – двадцати пяти и пяти лет от роду.

Ладно, пора заканчивать с этим самосозерцанием и самопогружением. Вперед. В дорогу. На подвиг страна и родной райотдел зовут.

Поправив перед зеркалом модную куртку с накладными карманами, такие почему-то называли «москвичками», и нацепив блатную кепочку, Васин запер тугой замок кабинета.

Машины в райотделе сроду не было. То есть вообще никакой. Начальник не один год переписывался с областью, сетовал на большую территорию обслуживания и невозможность оперативно реагировать на сигналы. Но это был глас вопиющего в пустыне. Даже единственный мотоцикл, предназначенный для участковых, и тот сломался. Для перевозки арестованных присылали транспорт из области. А остальное – решайте сами. Стоило отметить, что после смерти вождя всех народов органы внутренних дел снабжались по остаточному принципу. Так что Васину предстояло в Березы добираться на перекладных, благо он имел право для служебной надобности остановить любую машину, только махнув удостоверением.

Внизу он задержался около дежурки и попросил:

– Передай начальнику. Я на выезд в Березы.

– Чего там стряслось? Почему не знаю? – заволновался дотошный дежурный.

– Не суетись. Просто сигнал один надо проверить.

– Оружие возьми. Положено.

– Да взял уже, – Васин похлопал по кобуре на поясе, скрытой курткой.

Он не любил носить свой «ТТ». Тяжелый, все время боишься, как бы не выронить его, – тогда хлопот не оберешься. С другой стороны, не от хорошей жизни такое указание вышло. Сотрудник милиции на службе двадцать четыре часа в сутки. А последствия бериевской амнистии до сих пор икаются.

Васин бодрой походкой направился вдоль улицы Героев Революции, единственной заасфальтированной в их поселке, да еще с многоэтажными кирпичными строениями. Здесь было управленческое ядро района. В трехэтажном каменном доме довоенной постройки расположились исполком, райком и еще какие-то районные конторы. Вдоль всего фасада красовался транспарант «Дело партии – дело народа!» А на небольшой площади возвышался на гранитном постаменте памятник Ленину с поднятой рукой. Рядом приткнулись две номенклатурных «Победы» и пропыленный деревенский «газик». Дальше – пожарная часть с каланчой. Потом аккуратные двухэтажные кирпичные домики, построенные пленными немцами.

Улица выходила на междугороднюю трассу в сторону Вяземска. Там был стационарный пост ГАИ.

На посту Васин поздоровался со знакомым старшиной. Тот остановил пропыленную могучую семитонку – «МАЗ-200», кузов которой был заполнен досками и стройматериалами. Козырнул и строго осведомился:

– Куда следуем?

Напрягшийся было пожилой водитель в телогрейке спрыгнул из кабины на асфальт:

– В колхоз имени Урицкого.

– Отлично! – воскликнул Васин. – Довезешь народную милицию до Берез.

– Садись, – без особой охоты, но и без видимого неудовольствия кивнул водитель.

Васин устроился в широкой кабине:

– Красота! Просторно. Места у тебя тут больше, чем у нас в камере для задержанных.

– Ну так! – гордо приосанился водитель и вдавил газ.

Мотор заревел, как бизон в брачный период.

– Солидно рычит, – отметил Васин.

– Машина – зверь, – с удовлетворением отозвался водитель. – Только запчастей вечно нет.

До Берез было больше тридцати километров. И Васин расслабился. День 13 мая 1956 года выдался теплый и солнечный. Машина мерно пожирала расстояние. За стеклом мягко текли колхозные поля и лесополосы, взращенные в рамках сталинского плана преобразования природы. Серебрились озера, которыми славился район. И на оперативника снизошло умиротворение. Что-то светлое и ностальгическое окутало его – из далекого деревенского детства. Вполне безмятежного, кстати, но однажды разбитого вдребезги войной и голодом.